Вот говорят: "Красота спасёт мир". Навряд ли. Ведь и немцы красоту ценили.
Если что и может спасти, так это - водка!
Да.
Узнал я это от Маноскина. Вообще-то, я и раньше слышал эту историю, но как-то она не так звучала.
Акцентов нужных не доставало.
А тут стою я, опираюсь на забор, Витьку Емелина поджидаю, а из глубины палисадника выходит ехидный человек и спрашивает:
- Ты не Степана ли Андреича сын будешь?
- Точно, говорю, ево.
- Узнал, похож. А мы с ним работали.
С отцом многие работали и неизменно отзывались тепло и хорошо.
- Мы с ним на Финскую чуть не попали. Он и ищо Колька Баранкин.
Вернулис мы с поески, а тут нам всем троим и приносят повески.
Прямо в душ принесли. Мы - голые, моимса, копоть смываем, а нам повески.
Ну, мы, конешно, устроили проводы. Вечером вся родня собралас, отмечаем себе.
Степан запевал всё. Громко. Особенно эту: "Распрягайте, хлопцы, кОней".
До утра так сидели. А мы с поески-то и не спамши вовсе. Ну, выпили маленько, конешно.
А уж итти надо. Сидели-то у Баранкиных, возле КладбИщ.
А к военкомату-то надо через всю станцию и через город переть. Километра четыре-то всяко будет.
И как-то наши пути разошлис. Не помню, и никто не знат, как так вышло, тока я шёл по путям: так короче.
...Очухалса чуть не под вечер. Возле переезда, между двумя штабелями шпал. Знать, сморило по дороге.
Думал, ищо успею. Кое-как добралса до военкомата, а там один дежурный. Никово нет.
Говорит, всех ищо до полудня отправили. Эх, думаю, попал! Што же делать-то?
А тут, смотрю, вроде, Колька идёт. Он в пальто был. Гляжу, а пальто-то всё в глине.
- Где это ты так?
Он и рассказыват, што решил итти вдоль Сергачки. Не надеялса на себя-то.
Сергачка-то она хоть и петляет, но зато почти до самово военкомата подходит.
Не помнит как, тока свалилса в берега и скока ни пыталса выкарабкацца, ничо не вышло.
Там скользко, глина после дождя раскисла. Сапоги по колено в красный ил затягиват.
Один вытащиш - другой утопнет. Намучилса, пока не протрезвел.
Хорошо, воды не было. Одно тока название - "речка"!
- А где же Степан-то? Неужто успел?
...Маноскин помолчал, вспоминая.
- Посидели мы, покурили, да пошли обратно. Шли уже, как все люди - по дороге.
Идём мимо вашей избы. Ну, дай, думаю, зайдём, спросим. Зашли. А Степан-то, оказывацца, дома!
Как так?
- А так! - Ксеня-то нам и рассказала:
- Шёл он, видно, через город. Тока потом проходят люди, говорят, видали твово-то,
спит он там ни можахом, возле церкви (ну ты знаш, там и тогда был склад мучной - напомнил Маноскин).
- Позвала Шурку. Одной-то тяжело. Кое-как растолкали. А он в новых сапогах ушёл.
Смотрим, обе подмётки-то срезаны. Сначала шлёпал в одних голенищах. Спотыкалса, пришлось снять.
Жалко. Толстые были подмётки. Настоящая кожа! Там вить холодно.
- Да, было бы нам по самую катушку, да тока у Кольки родственник в военкомате работал.
Как-то сумели нас перевести в другой список. Да тока уж больше призыва не было.
А потом и всю компанию тихо свернули.
А уж к немецкой-то войне нам броню дали. Нужно было поезда кому-то водить - с оружием, с солдатами, с рудой.
Маноскин что-то ещё говорил, а мысль моя уплыла...
Думалось, вот если бы и в Отечественную все перепились и не попали бы к военкоматам и призывным пунктам!
И Иваны, и Гансы.
Так и Войны бы не было. Сколько бы детей родилось от тех, кто так и не вернулся?!
А вы - "красота"!...