среди зимы ты походишь на наст
теплоты
слежавшаяся и никому не нужная нежность, сцепившись буквами с теплотой, свалялась внутри...
превратилась в корочку... которая режет тебя самого гаммой поступков, о которых следует сожалеть...
но ты внутри на терочке депрессии истираешь наст в порошек, чтобы не потерять себя самого...
женщины, как мотыльки, гибнут в твоем свете, падая в ноги, ударяясь лицами о твой свет, льющийся
из нутра...
и ни одна не знает тебя настоящим, цельным и семейным... даже я собираю твой образ по крупицам,
когда ты разрешаешь залезть в нутро пьяными вечерами, когда говоришь мне: лю... на прощание в разговорах...
ты такой же как я, ты режешься о кромки и края своего внутреннего, сваленного, даришь другим тепло,
чтобы не задохнуться в нем, чтобы не пораниться еще сильнее...
неиспитое нутро задыхается и дохнет в безсемейности вечеров и дней, которые погружаешь в работу,
чтобы только меньше думать и меньше тосковать по той, что вырвет тебя из этого вечного
водоворота, который и есть ты сам, не рассекающий колесами город, шаркающий ботинками по его дорогам...
по дорогам чужбины, к которой так и не привык вопреки всему...
ты - черно-белая фотография, которой надо придать цвет... и хочется... но не получается... ни у меня...
ни у твоих женщин, проходящих через глаза сквозь, зацепившись, но изрыгнув назад...
я смотрю на тебя... и... не понимаю... за что... и как... и почему...
у меня нет ответов на вопросы больше. как нет желания не знать... я научился ошибаться с ней,
меняя ход и ритм... останавливаясь на пике синусоидных вибраций... я боюсь потерять тебя,
изрезавшегося и задохнувшегося... помоги протянуть тебе руки...