Ты. Спасибо, что ты есть.
Ты. Мы смотрели на две черты на тонкой полоске теста, и совершенно не представляли, что за ними – ты.
Ты. Когда ты зашевелилась во мне, я побежала звонить ему на работу, тогда еще не было мобильных телефонов.
Когда еще не было видно живот, соседи знали, что я беременна. («Она идет, словно пава, сияет, а Сергей вокруг нее так и вьется»).
Ты. Ты уже была, и в моем кармане появился всегдашний кусочек лимона в пакете. В который я зарывалась с головой, скрываясь от окружающих запахов.
Ты. Ты росла во мне, ворочалась, слушала папины песни и мои сказки, любила нас. А я круглела день ото дня, и впервые в жизни радовалась этому.
Ты. Ты помнишь, как мы с тобой безумно любили манную кашу – именно больничную, полусинюю :)? И как мы ее наконец смогли есть :)
Ты. Ты была с нами.
У меня появилась новая походка. Мягкая, сияющая я, и железная рука перед животом – перед тем, как нырнуть куда-то, где есть люди: в магазин, в маршрутку, в переход.
У меня впервые появилась железная рука одновременно с всепоглощающей любовью. Но я еще не знала об этом.
Ты. Каждое слово врачей вызывало во мне взрыв тревоги, пока наш врач, наш ангел, не велела слушать ее. Только ее. И никого, кроме нее.
Ты. Когда ты надумала рождаться... Дяденька, который слушал твое сердечко, еще в моем животе… И укоризненно кивал (красавец, будто истерию беременных не знает), причмокивая – ай-ай-ай…
Ты. Не помня ног под собой, я ворвалась в кабинет к Елене Николаевне, срывая совещание и захлебываясь в слезах.
Ты. Мы, вернее, она, приняла решение: сейчас мы будем тебя рожать.
Ты. Как мне потом было жаль, и до сих пор жаль, что я не внесла в процесс идейность, что ли, осознание, что я сейчас даю жизнь малышу… Я просто считала вдохи-выдохи, вдохи-выдохи и стралась делать все правильно…
Ты. Твой папа массировал мне спинку и терпел мои грубости.
Ты. Становилось все невыносимей, хотелось просто на минуту остановиться, но нельзя было, нельзя было, нельзя было, нельзя…
Ты. Какая-то тетка заорала на меня, а я, привыкнув к заботливой Елене Николаевне, набросилась на нее, мол, нельзя на меня орать, не смейте. Елена Николаевна смеялась потом: у нее ребенок вот-вот выскочит, а она права качает.
Ты. Раздирающая, невозможная боль. Крик. КРИК!
ТВОЙ КРИК.
Чьи-то слова: поздравляю папу, копия папина. Через мгновение тебя кладут на живот мне, у тебя синие, пронзительно синие, невозможно синие глаза. У тебя вздувшаяся жилочка на правом височке.
Я в тот момент приняла решение еще рожать.
ТЫ! Это ты. Ты плачешь. Я глажу твою крохотную спинку, захлебываюсь счастьем, моментальный переход от дикой боли к всепоглащающему счастью. Какая чепуха любая боль по сравнению с этим…
Ты. Я тебя узнала. Я знаю, как тебя зовут. Глажу спинку, самое родное в мире тельце и приговариваю: «Дашенька, Дашенька, наша Дашенька, не плачь, Дашенька…»
Ты умолкаешь… И смотришь своими невозможно синими глазами.
Ты. Мне колят наркоз.
Ты. Я очнулась, вижу его, он держит тебя, завернутую в какую-то синюю штуку. Я понимаю, что столько счастья не бывает одномоментно. А значит, у меня просто бред, галлюцинация.
Ты. Я спрашиваю совсем нового твоего папу: «Сереж, это правда, что ты сейчас сидишь возле меня, держишь на руках Дашеньку, это правда? Или мне это мерещится?» Как потом оказалось, раз 30 он ответил на этот вопрос.
Ты спала, он держал тебя на руках, и вы были со мной.
Он отвечал. Я спрашивала снова, он опять отвечал, я снова спрашивала…
Ты. Ты родилась в 1ч40, ночью. Утром тебя принесли. И ты все время дальше была со мной. Мы выбрали палату «вместе».
Ты. Я одномоментно повзрослела. Научилась отвечать за кого-то. И увидела в слове «должна» прекрасный смысл, которого никогда не постичь просветлятелям, кричащим: «Я никому ничего не должен».
Ты. Я сказала себе: я должна. Любить, быть, заботиться. Быть счастливой, улыбаться, мочь. Я должна - и это самое прекрасное, что со мной могло случиться.
Ты. Ты. Ты.
Ты есть. И это самое большое счастье на свете. Спасибо!
Три дня назад ты заявила, что я плохая, и ты от меня уходишь, и пусть я дам тебе свой чемодан, потому что игрушки ты тоже забираешь.
Ты. Сегодня утром ты сказала, что я лучшая на свете мама.
Ты.
Я тебя просто очень люблю.
Пожалуйста, будь счастлива, моя зая.