Человек по имени и отчеству Иван Петрович трудился. Он не просто трудился, а ощущал великую общественную радость от полезной значимости своего труда. Простой безработный, а когда-то инженер по технике безопасности, Иван Петрович подсчитывал бюллетени после проведения выборов. Ему, как самому опытному безработному данного избирательного участка, предложили быть членом избирательной комиссии.
Нет, не всякому предложили быть членом избирательной комиссии, ибо не каждый достоин. Вот бизнесмену Брукенману не предложили. А почему? Да потому, что все бизнесмены, а в особенности Брукенман, есть обманщики и не принципиальные. Хотя, конечно, можно сказать, что они принципиальные обманщики – то есть, обманывают в принципе. И это их главный принцип жизни: обман ради наживы – это знают почти все интеллигентные люди, изучавшие классиков. Верно когда-то говорил товарищ Ленин, что за двести процентов прибыли нет такого преступления, которого они не совершили бы - эти капиталисты и бизнесмены. А что для них подтасовать результаты выборов – результаты воли народа. Да ничего не стоит им все переиначить, чтобы воля народа стала их волей. А изменив волю народа на достижение благосостояние им же, эти подлые бизнесмены начнут обогащаться сами – и это все знают и понимают. Но, вот благодаря таким, как Иван Петрович, коварные планы капитала могут не осуществиться. Главное не поддаться на их привлекательный блеск – главное не продать свою честь, совесть и разум. И благородное чувство гордости за свою честность и неподкупность все больше и больше переполняли ум Ивана Петровича.
Он внимательно всматривался в черточки и линии, вычерченные избирателями напротив имен избранников своих – он искал нарушение искренности волеизлияния народа, хотя и желал правдивости права выбора каждого. Опытному глазу Ивана Петровича эти черточки, птички и крестики говорили многое…
Вот чья-то дрожащая рука вывела не понятный крючочек напротив кандидата от бывшей правящей партии, которой, если честно, Иван Петрович когда-то верил, потому что был ее членом. Сейчас, конечно, когда демократия победила, из газет он узнал всю правду о той партии. А из множества предвыборных листовок он узнал правду обо всех этих кандидатах и партиях нынешних. Конечно, сложно было разобраться: кто есть кто - как говорил какой-то мудрец, или не мудрец... Но Иван Петрович разобрался. Он знал, кто за интересы народа, а кто нет. И давно уже Иван Петрович определился со своими симпатиями в великой политике, и мог часами пересказывать газетные статьи и телевизионные сплетни о конкурентах своего выбора. Конечно, и его выбор не безупречный (все мы люди), но это его сознательный выбор и он верил в него. Он верил в некое светлое будущее, которое его ожидает, разумеется, вместе с народом.
Ну, нельзя человеку без веры во что-то светлое – обязан человек верить, ибо существо он суеверное. А мир наш суетный только в вере истинно упорядочен, истинно правильный. Свет веры или вера в свет – это то, что делает нашу жизнь светлой и разумом осознанной, разумом понимаемой. Выстрадал всею жизней своей и веру свою и выбор свой Иван Петрович. Увы, свой выстраданный выбор он не имел права навязывать, да и не навязывал. Хотя понимал, что эту кривую галочку вывела натруженная рука пенсионера, который ничего не имел раньше, а теперь потерял все.
«…Все, - как бы спорил с невидимым пенсионером Иван Петрович, - что вы имели тогда: колбаса по блату и хлеб дешевый, а сейчас…» Эх, сейчас жизнь началась бы, если бы… Если бы не обворовывали честных тружеников. Такие, как Брукенман или вот те, кандидаты в народные избранники, которые были противу выбора Ивана Петровича.
А вот, на бюллетене также кривыми буквами, да еще с ошибками (в четырех словах пять ошибок!) ругательства и две косые линии, перечеркнувшие весь бюллетень. Эти две линии, проведенные нервной рукой, порвали большой лист бюллетеня, окончательно испортив его. Тридцать четыре партии, тридцать четыре программы и политические силы вот так просто перечеркнуты каким-то полуграмотным хамом, да еще с этой надписью…
- Ну, Вы только посмотрите, - обратился Иван Петрович к пожилой учительнице когда-то государственного, а сейчас иностранного языка Татьяне Александровне, сидевшей рядом, также перебиравшей и сортировавшей бюллетени, - что делают, а что делают. Да, не хочешь голосовать, не голосуй, но по закону и правильно. Вот взял и испортил свой голос!
Иван Петрович негодовал искренне – ведь как по-другому относиться к несознательности масс. И он искал поддержки своей искренности в коллеге по избирательному участку - но, как ему не безосновательно казалось, не находил.
Татьяна Александровна на миг оставила без внимания свою кипу бюллетеней и мельком взглянула на дрожавший от нервного волнения рук бюллетень Ивана Петровича. Ей, учительнице с тридцатилетним опытом проверок школьных тетрадей достаточно было мгновения для прочтения гласа народного на листе государственной важности.
- Человек высказал свое мнение, - ответила учительница на молчаливый вопрос глаз Ивана Петровича.
- Ну, как Вы можете, Татьяна Александровна, Вы же учитель, вы же их не этому учили, - взволнован не полученным сочувствием, укоризненным слогом слов чувства свои излил Иван Петрович.
- Да, мы их учили не этому, - тихо задумавшись о чем-то своем, ответила мыслям своим же учительница словесности, - нужно было учить другому.
Сидевшие и сосредоточенно перебиравшие бюллетени другие члены комиссии, взглянули на Ивана Петровича и прислушались к назревающей политическим конфликтом беседе, которую с радостью бы поддержали. Но было уже поздно поддерживать кого бы ни было – очень поздно...
Члены комиссии, просидевшие целый день в холодном зале, в молчаливой гордости соблюдавшие закон о выборах, запрещавший всяческие разговоры, похожие на агитацию, хотели сказать свое слово, но… Но, им нужно было спешить. Закон суров, на то он и закон. И по закону они не имели права пойти домой после столь напряженного дня организации выборов на участке голосования за народных избранников. Им нужно было сосчитать все голоса, рассортировать их по кандидатам, составить акт и сдать все это представителям власти в опечатанном виде. И лишь тогда они могли пойти домой, получив за труд свой обещанную сумму денег. Для всех без исключения членов комиссии это был заработок. Например, для Татьяны Александровны – это была ровно треть ее месячной учительской зарплаты.
И для Ивана Петровича это был заработок. Да, заработок за честный труд на благо государства, народа и даже истории. Государство должно было людям выполняющий свой долг – вот так-то. Искренне верил Иван Петрович, отчетливо понимал и правильно думал, что это его долг. Он исполнял свой гражданский долг и за это общество, граждане были ему должны… Честность и неподкупность, добросовестность и политическая искренность должны иметь свою цену, как и другие любые качества людей – так считал не только Иван Петрович. Почему-то, спокон веков этот товар как-то мало ценился на рынке труда и капитала, скорее всего наоборот.
Но сейчас, как и многие годы тому назад, все должно измениться – ведь Иван Петрович уже посвятил себя борьбе за правое дело справедливости и верил в то, что будет по праву вознагражден. А то как же, ведь он всегда был честным. Он честно трудился и всегда открыто, в пределах допустимого, критиковал начальство. Чаще всего так чтобы оно, начальство об этом и не знало, и не слышало – в тишине, в одиночестве и мысленно критиковал начальство, руководство страны и порядки существующего строя, но не сам строй, Иван Петрович. Естественно, справедливо критикуемое дома, в огороде или в сарае начальство, не любило Ивана Петровича. Нет-нет, точно не любило, Иван Петрович был в этом уверен, хотя начальство ему никогда об этом не говорило. А то как объяснить факт того, что его честность и добросовестность не всегда честно и добросовестно отмечалось в виде повышения окладов, премий и так грамот или благодарностей с занесением в трудовую книжку. А в книжке трудовой только две записи: одна об зачислении на должность инженера по технике безопасности и другая об увольнении в связи с ликвидацией предприятия. Потом была еще запись о постановке на биржу в качестве безработного и снятие с учета. Межколхозстрой, где он был инженером по этой самой технике безопасности, ликвидировали, он не стал побираться, торгуя на базарах рыночной экономики всяким китайским барахлом. Он стал на путь политической борьбы за идеалы всего народа.
Трудный это путь. Но кто вам сказал, что счастье всего народа – это легко. Тут вот для отдельно взятого человека нельзя достичь благосостояния материального и духовного богатства, а вы хотите, чтобы так легко и для всех. Но горд был Иван Петрович пути выбранного, хотя жена его была не довольна и ушла жить к другому.
Участвовал Иван Петрович во всех выборах и предвыборных мероприятиях, знал всех партийных лидеров местного масштаба и даже здоровался за руку с лидерами столичными. Бывало, что его приглашали на мероприятия, где вкусно кормили. Но денег на жизнь катастрофически не хватало. Вот и приходилось Ивану Петровичу, как истинному революционеру, трудиться не только на благо народа, но для себя лично. Труд был этот благородным, возле земли, так сказать. Росли возле дома Ивана Петровича два больших ореха, две яблони и старый виноградник – отец увлекался еще.
Орехи собирались, очищались от скорлупы и сдавались перекупщикам. Яблоки собирались, резались и сушились под навесом старого сарая – на компот. Ну, а кислящий, одичавший виноград шел на такое же кислящее, но, как считалось, очень полезное вино. Картошка, лук, капуста – основа рациона Ивана Петровича в обычные дни. И насыщение во время послевыборных или агитационных банкетов, как воспоминание или стремление к лучшей жизни.
Есть Иван Петрович хотел всегда. И поэтому предвкушал небольшое чревоугодие после завершения выборов – должны победители чествовать своих героев – тех, кто считал бюллетени.
Немного засосало под ложечкой. Где-то в глубине возмущенного разума сформировался образ сытого и довольного пьяницы, разорвавшего ручкой бюллетень и написавшего такие безобразные слова – он то, наверное, после выпитого закусывал...
- С таким народом мы демократию и в будущем не построим, - как бы подвел итог не состоявшейся беседы Иван Петрович.
И все молча поддержали его или просто промолчали без поддержки. Поддержали как итог – всем хотелось побыстрее уйти домой.
А Иван Петрович продолжил скрупулезный подсчет голосов, кося по сторонам и отмечая про себя, что у коллег по временному государственному делу стопки проверенных важных государственных бумаг в виде бюллетеней растут куда быстрее, чем у него. Это могло означать только одно – более низкий уровень сознательности к отношению порученного мероприятия.
Разве можно так безучастно и просто подсчитывать волеизлияние народа. Палочки, циферки, какие-то метки – и все, и ради этого столько дней напряженной политической борьбы за светлое будущее своего народа… Не мог так просто относиться Иван Петрович к будущему и благосостоянию народному. Поэтому с очень внимательным раздумием исследовал каждый бюллетень прежде чем вынести окончательный вердикт в пользу того или иного депутата. Но никаких серьезных замечаний и следа происков вражеских демократии сил, он не обнаруживал. Правда, вот этот испорченный несознательной личностью бюллетень немного омрачал картину ясности государственного пути в будущее многочисленных людей.
Есть хотелось все больше, начала болеть голова, но, разумеется, не от голода – от переживаний и великого умственного напряжения. Бесплатное печенье было давно уже съедено, пакетики с чаем израсходованы, оставалось несколько кусочков рафинада. Иван Петрович встал, потер виски, сделал несколько шагов и, как бы незаметно, положил остатки выделенного на всю комиссию сахара себе в рот. Но никто этого не заметил – все члены с не очень скрываемым неудовольствием смотрели на небольшую стопку бюллетеней возле рабочего места Ивана Петровича – им все хотелось побыстрее домой.
Скорее ощущая, чем понимая, недоброжелательное отношение своих временных сотрудников на службе народу, Иван Петрович с мимолетной неохотой взял несколько бюллетеней, уже не надеясь принести ощутимую еще большею пользу общему делу.
И вот тут то ему повезло – он увидел испорченный бюллетень. И как испорченный – дважды! Вначале в глаза бросилось то, что крестики стояли против трех совсем уж не лидирующих партий. Наверное, избиратель в сомнении пребывал или не так понял правильность правил голосования. Ибо если бы он хотел испортить бюллетень, то поступил бы, как многие не сознательные избиратели – все перечеркнул или гадость какую написал. Но данный гражданин, скорее всего так и не решился к какой политической силе примкнуть, чьи стройные ряды усилить и чью веру в победу приумножить.
Ситуация сложилась неоднозначная, так сказать, сложилась ситуация совести и повышенного уровня гражданской ответственности. Да, можно было зафиксировать бюллетень, как испорченный и это вполне соответствовало бы инструкции, но… Но оставалось еще незыблемое право выбора. Ну и что с того, что партии не лидирующие – они, как все, имели право быть выбраны своим народом. Иван Петрович взволнованно вскочил с места, а затем опять сел, и так несколько раз. Такое поведение Ивана Петровича вызвало некий настороженный интерес членов комиссии – никому не хотелось неприятностей, неожиданностей и нервозности ответственного процесса. И может быть, Иван Петрович поступил бы не по совести, а по инструкции, но вдруг… Ну, почему все в мире случается вдруг, почему? Почему, вдруг ни с того ни сего оторвался кусок плазмы от какого-то светила и через энное количество тысяч или даже миллионов световых лет этот кусок плазмы, превратившись в громадный метеорит, уничтожил где-то жизнь, разум…
Вдруг Иван Петрович заметил, что на бюллетене нет индивидуального номера. Две буквы и шесть цифр – неповторимый номер бюллетеня, как неповторимый номер на руке узника концлагеря, как неповторим рисунок роговицы глаз, линий рук – его нет… Бюллетень без неповторимости, без индивидуальности – бездушный бюллетень, что может быть ужаснее. Но Иван Петрович ощутил не страх, а радость – он нашел. Он нашел нарушение избирательного права – самого демократичного права в мире!
- Номера нет, - выдохнул он распиравшими его противоречивыми чувствами радости, гордости и вдохновенного труда жизни, - нет номера, бюллетень без номера…
Все члены комиссии одновременно посмотрели на Ивана Петровича и его совершенно бледный вид. И так же, на едином выдохе спросили: «Что?...»
- Вы понимаете, нет номера, - Иван Петрович обостренным чувством долга заметил, что бюллетень не такой, как все. И страшная догадка, как молния осенила мысли его мозга, - бюллетень фальшивый.
Руки Ивана Петровича затряслись мелкой дрожью, лоб стал влажным. Он поднес бюллетень к глазам, посмотрел на свет от грязной электрической лампочки, но мощностью в 500 ватт. Бумага бюллетеня была обычной – без водяных знаков и полос защиты. Как в тумане, как во внеземном измерении восприятия действительности Иван Петрович услышал чье-то: «Да и хрен с ним…» Но Иван Петрович силой долга победил искушающий голос извне.
- Будем составлять протокол, - с твердой решительностью безапелляционной истины высказал он свое решение.
* * *
Сонные члены комиссии небрежно, с желанием поскорее покинуть избирательный участок, подписывались под протоколом, даже не обращая внимания на выводы и статистические данные. Никого уже не интересовал результат волеизлияния на отдельно взятом участке, хотя по инерции все говорили, что так и думали. И никого, из членов комиссии, в шесть часов утра не интересовал фальшивый бюллетень. Никого, кроме тех, кто в нем был заинтересован.
Брукенман Арнольд Францевич, владелец пивзавода, мясокомбината, легального и подпольного казино, а также по совместительству председатель той самой лидирующей партии, за которую отдал свой неповторимый голос Иван Петрович, лично пожал руку внимательному члену комиссии. Он привез деньги всем членам комиссии за выполнение ими почетной обязанности правдиво отображать волю народа. А еще он лично вручил ему литровую пластиковую бутылку пива с такой знакомой надписью «Жигулевское», а в придачу еще и палку колбасы из собственного мясокомбината – это, как бы премия за революционную бдительность и гражданскую ответственность.
- Молодец, старина, - похвалил и панибратски похлопал по плечу лидер местных бизнесменов обычного члена комиссии, - благодаря тебе мы выведем их на чистую воду.
Кого их, Брукенман не уточнил, но ясно было Ивану Петровичу, что речь шла об общих врагах партии и демократическому развитию, ведущему в светлое будущее.
И светло и ясно стало на душе Ивана Петровича – преисполненное чувство исполненного долга овладело им. Гордо зажав в руке бутылку с пивом и палку колбасы, Иван Петрович вышел из здания сельского клуба, сутки служившего ему местом упорного труда во благо своего народа. Утро свежей прохладой наполнило легкие Ивана Петровича, напомнив, что начинается новый день, а может и новая эра – партия Ивана Петровича набрала большинство голосов. По крайней мере, на их участке победа выбранной партии была очевидна.
Возле клуба стояло два джипа, возле них стоял Брукенман и еще несколько влиятельных бизнесменов их района. Они громко о чем-то говорили и весело смеялись, хотя и представляли разные политические силы.
- … А тебе говорил, Колян, что найдется мудак, который обнаружит твой бюллетень. Так что косарь с тебя, - говорил Арнольд Францевич своему политическому противнику, панибратски похлопывая его по плечу…
Услышал эти слова Иван Петрович, но не взволновали они разум его. Он подумал о колбасе, пиве и о том, что жизнь на сегодня удалась...