Удивительное дело, пройти по Вятской земле. Вот уже, наверное, лет пять я собирался это сделать. Но не романтика, с гитарой у костра, влекла меня, хотелось другого.
Каждое лето Господне, идёт по Вятской земле Крестный ход. Каждое лето. Но едва ли мне до этого было дело, вот только однажды что-то переменилось – с начало неявно, как бы из-под спуда, пробилась ростком мысль, и через некоторое время вытянулась, окрепла в настойчивое желание.
Суета. Жизнь – как суета. Множество красивых и хороших желаний утопают, умирают под грудой поводов и причин, мы отступаем, предаём сами себя и плывём в мутном потоке повседневности, не находя сил сопротивляться. Так было и со мной – светлые порывы души оставались лишь благими намерениями. Каждый раз что-то мешало, вновь и вновь я отказывался от своего желания.
Меня отправляют в командировку. За пять дней до начала Крестного хода, меня отправили в командировку! Словно стена стоит перед моим желанием. Но, вот, работа выполнена, можно возвращаться домой!
Очередь: касса железнодорожного вокзала. И через десять минут почти вышибает дух объявление – поезд отменён! Чтобы успеть, нужно мчаться на перекладных домой. Почти на ходу вскакиваю в проходящий автобус Рузаевка – Нижний Новгород, и время прогнулось. Но лишь оказавшись в Нижнем, обретаю спокойствие и понимание – уже ничего не сможет помешать осуществлению давней цели. И вот, электричка везёт меня домой, электричка везёт меня туда – куда я хочу. Дремлю, рваные куски сна и яви. Поздним вечером вымотанный, опустошённый дальней дорогой, без сил валюсь на постель. 2 июня, начало дня – сегодня необходимо найти палатку и собраться в дорогу. Беспокойный день, неожиданно очень скудные финансы, но всё же самое необходимое уже есть, и к вечеру рюкзак собран. Вот оно – раннее утро 3 июня. Пора, пора в путь. Зевающее, почти пустое здание автовокзала районного городка, на платформе малолюдно. Посадка в автобус. Через час я в Кирове.
Обычное воскресное утро – только во множестве встречаются странные люди разных возрастов, чем-то похожих на пеших туристов и в тоже время разительно отличных. Но все вокруг знают, кто это такие. Знаем и мы, для чего променяли свой воскресный покой на дорожную маяту. Наши глаза веселы, а в сердцах расцветает радость – сегодня мы паломники.
Вот и двор старого, когда-то единоверческого, храма Серафима Саровского: великое множество народа с рюкзаками, котомками, есть и дети, и немало. У многих на груди висят иконки с образом Николы, кто-то читает акафист, кто-то в раздумье молчит, но все в ожидании главного.
В храме идёт служба, но туда через центральные ворота войти невозможно. Прислонив рюкзак к стене здания церковной лавки и оставив его, прохожу, пробираюсь через левые врата. Собственно литургия уже окончена, акафист прочтён. Священник рассказывает об обретении иконы Николая Чудотворца Великорецкого, о перенесении её в град Хлынов и возникновении Крестного хода. Пусть то, что слышу, не вполне отвечает моим представлениям, но это мелочь и никак не касается важнейшего – я здесь затем, чтобы участвовать в этом деле, добром деле. Я пришёл сюда для того, чтобы исполнить древний долг жителя Вятской земли. И, наверное, не обошлось без провидения – когда-то моя бабушка, крестила своего годовалого внука именно в этом храме, по полному старому обряду.
Началось. Перед центральными вратами народ раздвигается. Плывёт на человеческих плечах образ. Плывёт на плечах образ, качнувшись, замирает, и после опускается, и ставится на землю. Ни криков, ни давки, ни религиозных истерик. Люди спокойны, терпеливо ждут. Лишь малая часть пытается тут же приложиться к ней.
Через короткое время икону вновь поднимают на плечи. В сложной церковной иерархии выстраивается головная группа – крест, хоругви, певчие, икона. И Ход начинается. Всё пришло в движение.
Первый переход мал и краток. Поворот, улица, поворот, ещё немного и – Трифонов монастырь, Успенский собор. Колокольный звон. Какие-то церковные процедуры, молебны, так проходит, наверное, полчаса – не меньше.
Довольно свежо, зябко. Выбираюсь на газон справа от храма. Я уже порядком замёрз и ловлю любую возможность погреться в лучах играющего в прятки солнышка, которое то скроется за частые облака, то выглянет вновь.
Время идёт, и там, у собора, что-то произошло. Появилась икона. Её проносят мимо меня. По деревянным ступенькам широкой лестницы спускают к источнику. Водоосвящение. Священник кропит, брызги летят во все стороны. Смех и радостные крики, и кто-то уже почти сырой, да и мне кое-что попало. Тело и душа в нетерпении. Всё это хорошо, но я и так бодр: хочется, хочется двинуться в путь, знаю – рюкзак и дорога согреют меня.
Наконец-то. Узкие ворота Трифонова монастыря, старые улицы, новые улицы, подъёмы, спуски. Человеческая река течёт, и не охватить её взглядом – теряется глаз, нет ей конца. Река встречается с рекой. Старый больной мост – движение ограничено: ему по частям назначен ремонт. Нас понемногу – малыми группами – пропускают на него. Голова колонны с иконой уже на правом берегу Вятки, и всё – оковы города позади. Впёред!
Первый привал в Макарье. Свято-Троицкий Александро-Невский женский монастырь. Старый монастырский двор полон людей, паломники и за оградой. Молебен с акафистом. Перекус. Отдых. Туалет.
Время. В путь. Всё снова пришло в движение. День в полном разгаре. Колонна сходит с асфальта и впереди долгая дорога среди полей, лугов, лесов.
Какой длинный день. Дорога как молитва. Дорога и молитва. Дорога-дороженька. Нет, она не тягостна для меня, но необычна. А рядом идут взрослые люди и не очень, пожилые и дети. Старушки – божьи одуванчики – перетирают ногами километры. Дети, в городе, наверное, давно бы устроившие истерику, идут, умудряясь играть. Цветёт, пенится, бушует прибоем сирень. Топ-топ. И ещё, и ещё километры. Привалы, молебны, и снова километры и километры.
Солнце валится за горизонт, но ещё светло. Нас встречает Бобино – обычное неустроенное вятское село. Поселяне высыпали на улицы. Что значит этот Ход для местных жителей? Отдушина в цепи обыденных забот, возможность раз в году увидеть «карнавал» или всё же сопричастность чуду, соучастие в нём, со-работа в милости Божьей, кто чем может – холодной водой и горячим чаем, кровом и ночлегом?
Вечерний молебен под открытым небом. Бездонной синью распахнутым небом. Весь горизонт по кругу затянут облаками, а здесь – огромная опрокинутая голубая чаша, свод небесного храма. Лишь два прозрачных облачка проплывают, пересекая этот лазоревый океан.
Молебен окончен. Тьма быстро сгущается, окутывая землю. Пора устраиваться на ночлег. Кого-то пустили к себе местные жители, кто-то располагается в здании школы, многие ставят свои палатки. Ставлю и я. Среди раскинувшегося «кочевья» полыхают огненными цветами костры. Прошусь к огню. Скраешку, на угли, пододвигаю, пристраиваю кружку из нержавейки. Горячий чай на ночь и отбой. Мой старый верный друг – тонкий верблюжей шерсти спальник. Сразу засыпаю.
Ночь быстро остывает. Температура резко опускается. И тело моё уже дрожит как в лихорадке. Хочется в туалет и страшно вставать. Но за палатками уже начинается движение. Два часа. Быстро поднимаюсь, задевая головой тент, и сверху ледяным душем обрушивается дождь. Зажигаю свечу, весь полог в мерцающих в колеблющемся свете каплях. Осторожно надеваю кеды, куртку, стараясь не встряхнуть палатку, выбираюсь наружу. Снаружи всё заиндевело, хрустит под ногами трава. Очень холодно, колотун начинает бить меня всё сильнее. Подхожу к ближайшему костру, пламя согревает один бок, поворачиваюсь другим. Озноб проходит. Ну всё, жить можно.
Утренний туалет. Умывание – скорее споласкивание лица студёной водой. Зубная щётка и паста – от холода зубы аж ломит, но ничего, всё окончено. Сельский магазин в этот ранний час уже открыт, для паломников в нём есть самовар с крутым кипятком. Моя палатка скатана, рюкзак уложен и закинут за плечи. Стаканчик с горячим чаем в руке. Не успеваю отпить, отхлебнуть, принять внутрь немножко тепла, как ход начинается.
Быстро, большими частыми глотками, допиваю остатки обжигающей жидкости и вхожу в колонну. Брезжит едва-едва сквозь темноту свет. Икона где-то впереди, вокруг меня шагают такие же, как я – поднятые ни свет, ни заря люди. Хочется спать, но надо идти. Там, позади, остались домашние заботы, рабочие проблемы, прелести цивилизации: телевизор, горячая вода из крана одним движением кисти, электричество и тёплый санузел. Молчит, выключен и закинут подальше в рюкзак мобильный телефон – никчемная в таком деле вещь, ненужная помеха.
Ещё темно. Надо идти вперёд. Перебираю в голове какие могу вспомнить молитвы. Необходимо занять свой праздный ум: здесь, вдалеке от электричества и асфальта, для него мало пищи. Нет, я неправ, именно здесь для него приготовлена пища, другая пища, нужно только заглянуть в себя, и – время исчезает из обзора, останется только дорога, дорога как молитва, душа и молитва. Жду ли я спасения – не знаю, жду ли я откровений, мистических ответов – нет. Наверное, это попытка увидеть себя ещё с одной стороны и понять – кто же я, «тварь дрожащая, или право имею?» – право называть себя человеком? Каждый ищет свой ответ на этот вопрос.
Это уникальное явление – многодневный Крестный ход. Становясь его участником, ты невольно прикасаешься к Душе, к Душе народа. Идут разные люди одной крестной дорогой, обычные люди, как я, у которых так много в обыденной жизни слабостей и грехов. Но здесь они тянутся к идеалу – к Нему; пытаются примерить на себя главные заповеди любви – не велики ли они им, доросли ли они до них? Ответ не всегда бывает приятен.
Но всё же взаимопомощь, незлобие, несуетность, вера – сопровождают идущих. Сопровождает людей и молитва, молитва личная и общая. Да и сам крестный ход есть молитва, молитва о Царствии Небесном на земле. Люди слабы, грешны, падки на соблазны. Но здесь они другие, насколько это возможно; пусть немного, но другие – честнее, добрее, отзывчивее. Мы идём по пути жизни. Это школа, где учатся быть людьми – сынами и дочерями Человеческими.
Третий день идёт Ход по родной земле. И вот он входит в сгинувшее в пронёсшиеся лихолетья, заросшее бурьяном и поглощённое лесом село. Горохово – история писала тебе некролог, но видно поспешила – подаёт признаки возрождения старый храм, в нём вновь совершаются службы. К привычному уже молебну с акафистом добавляется водосвятие на Казанском источнике: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа… О еже освятится воде ей, силой и действом, и наитием Святаго Духа…». При роднике устроены большие купели.
Когда ты намёрзся ночами, вымок по пояс в утренних росах, испытал зной днём. Когда твои губы обветрели, распухли и уже изрезаны трещинами, а подошвы ступней начинают гореть от постоянных переходов. Тогда, когда пыль дорог, дым костра и пот покрыли тело и пропитали одежду; а обгоревшие на солнце, лицо, шея, плечи, руки начинают шелушиться и облезать. Как приятно, перекрестившись, бросить испуганную, измученную плоть в криничную воду. Выйдя, почувствовать жар и бодрость, разливающиеся по жилам, жилкам, жилочкам, опускающиеся в каждую твою уставшую клеточку, и найдя – что это хорошо, сделать это ещё и ещё раз.
Выйдя из купальни, оглянувшись вокруг, видишь среди сосен и елей не толпу – Народ. Народ народившийся и окрестившийся. И приходит понимание: это не просто купание людей в купели – это крещение в Народ. И сами собой приходят на память слова Поэта – Здесь русский дух, здесь Русью пахнет. В этом и есть соль, которая даёт нам вкус быть единым народом, народом с Богом, с Богом в душе.
Сходите. Обязательно сходите! И вы поймёте всё счастье быть Русским.
Ни кемпинги, ни облагороженные дорожки тут не нужны, они здесь просто противопоказаны. Совместная работа (а Крестный ход это работа) сплачивает и закаляет идущих в христианнейший народ. Крестный ход – как выбор, выбор кому работать, выбор между Богом и Мамоной. Великорецкий Крестный ход, безусловно, чудо. Чудо восстановления нравственности народа, и способ приближение каждого идущего к Богу. А за это стоит отдать несколько дней комфорта и суеты.
Ну а чудесные знаменья? Разве человеку нужны костыли из сомнительных чудес, чтобы верить в Бога? «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет». Кто-то говорит, что здесь, на храме Казанской иконы Божьей Матери, сам собой из года в год всё чётче проявляется образ Богородицы. Не знаю. Думаю, все вещественные чудеса происходят не без помощи людей. Мне думается – настоящие чудеса не вещественны, происходят они с нами и внутри нас.
Вы спросите: «А как же чудотворная икона?»
Да не в иконе дело. Не для икон, мощей и плащаниц пришёл в мир Спаситель.
Моё Эго упорно, несмотря на все старания быть внимательнее, отзывчивее, невзирая на молитвенный труд, на то, что делю палатку, хлеб и тепло, с другими паломниками – оно всё же временами берёт с меня мзду. Порой случается проявлять необъяснимую чёрствость и равнодушие к чужим просьбам. Хотя потом, отойдя несколько десятков шагов, понимаешь, что мог помочь, это было вполне по силам. Или ты мог отдать жаждущему немного оставшейся во фляге воды, а сил с избытком хватило бы, чтобы потерпеть переход или два до колодца или источника.
Господи, даруй ми зрети моя согрешения.
Отдых окончен, до Великой совсем ничего. Мы шагаем вперёд. Яркое солнце иногда занавесит кучерявое облачко дающее передохнуть опалённой коже и чуть погодя уже мчится вдаль по своим делам, покачивая кудряшками, а солнышко вновь льёт расплавленное золото с небес. Приглушенный аромат сирени. Луга изумрудно-жёлтые от трав и цветов. Прозрачнейший, как горный хрусталь, воздух. Уже видны купола монастырских церквей.
Предпоследний привал перед Великорецким. Включаю телефон, чтобы позвонить друзьям, на машинах приехавшим на реку Великую, и тут же настигает суета – звонок оттуда, из мира. Меня вызывают на работу – срочно и неотложно, приходится согласиться, в пятницу обещаю быть на рабочем месте.
Жаль. Что ж, Бог даст, в следующий раз с Крестным ходом пройду от начала и до конца. Но пока впереди ещё дорога, дорога к жизни.
И вот мы входим в село. Радостно встречают паломников стоящие по обочинам люди, вдоволь поят жаждущих ключевой водой. Празднично поют колокола. Ещё чуть-чуть, ещё немного. Но в кедах стало сыро и липко, это прорвались созревшие за последний день волдыри. Выхожу из колонны, валюсь на рюкзак, перевожу дух.
Страшного, в этом ничего нет, достаю аптечку, обрабатываю ранки спиртом, заклеиваю лейкопластырем. Глоток воды. Обуваюсь – и в путь.
Пришли. Никольский собор, отстояв благодарственный молебен, расходимся. Теперь можно устраиваться и отдыхать. Вокруг, на монастырской земле, тесно от множества народа, священников и прочего клира, больших армейских палаток, походных кухонь, общих столов. Здесь остаётся большинство паломников. Но мне немного дальше: на машине я приезжал сюда много раз и знаю прекрасное место, где можно поставить палатку. Оттуда, с краю крутого обрыва, отличный вид на реку, и можно будет вдоволь полюбоваться закатным солнцем. Там же, под откосом, внизу, святой источник со сладкой от своей прозрачности водой. При роднике устроена купель, в которую лучше окунуться сегодня ночью, ибо завтра к ней не подойти, да и вода от тысяч и тысяч купальщиков больше будет напоминать тёплый суп.
Палатка поставлена. До всенощной ещё есть время, делюсь с друзьями своими впечатлениями от пройденного пути. Свечерело. Короткое наслаждение отдыхом и теплом костра.
Поплыл колокольный звон над рекой – это приглашение. На лугу у реки стоит необычный храм, точнее даже алтарь, а храмовым приделом становится: луг, река, заречные дали, небо – вся Вятская земля. Молебен в полном разгаре. Несколько священников исповедуют паломников, что ж, и мне пора.
Обожжённое солнцем лицо, обветревшие и потрескавшиеся губы. С трудом подбираю слова. Исповедь моя коротка. И вот уже с губ слетает – «Господи Боже, а исповеданные мной грехи прости, яко Благ и Человеколюбец».
Служба окончена, но ещё долго и далеко над округой разносятся слова акафиста Николаю Чудотворцу.
А за рекой, на западе, во всём великолепии разгорается заря. Наше место в партере, на краю обрыва, у могучих старых сосен с обнажёнными корнями. Закат…
Ночное небо дрожит звёздами. Холодает. По реке пополз седой туман. Как ни хорошо у костра, пора спать. Ко мне в палатку приходят попутчики. И очень хорошо, что палатка поставлена высоко над рекой, всё будет чуточку теплее. Можно поспать подольше, эта ночь для отдыха, первая литургия начинается утром в шесть часов.
Пять утра. Знобит. Все ночи в нашем походе сопровождаются заморозками. Но костёр уже горит, можно согреть своё измотанное холодом тело.
Паломники уже стягиваются на луг перед храмом-алтарём. И мне туда. Праздник. Праздник веры. Солнце медленно, но неуклонно поднимаясь над горизонтом, начинает сначала скупо – горстями, затем всё щедрее, уже как из ведра, разливать вокруг тепло и свет. Солнце весь сегодняшний день будет сиять в высоком небе, над Великой.
Вот и закончился для меня Крестный ход.
Собрана моя нехитрая поклажа. Стоит на стоянке автобус до Кирово-Чепецка. Я сижу на траве около него, навалившись на свою ношу. Лёгкая грусть: так хотелось пройти весь путь! Но вот автобус заурчал мотором. Пора домой. Встаю. Оглядываюсь.
Я ещё приду, даст Бог.
До свидания, Николай.
P.S.
Кто-то спросит: «И зачем автор нам рассказал о холодных ночах, утреннем туалете, волдырях и прочем, где здесь чудо, божественное озарение ради которого нужно, необходимо идти в Крестный ход?»
Смогу ли я ответить – и да, и нет.
Вряд ли об этом можно рассказать словами, это надо прожить, прочувствовать лично, не полагаясь на чужие рассказы. Чтобы понять то, что о чём я хотел сказать, нужно это пережить. Без этого опыта всякая попытка понять несовершенна. Также как понять, через канувшие в прошлом тысячелетия, библейских израильтян, каждую весну шедших в Иерусалим. А здесь то, что более Израиля! И всё же я попробую повторить для вопрошающих – это крещение в народ. Вот оно – таинство! Таинство исполнения крещения народа, повторяющееся из года в год, таинство обретения себя как частицы и вместе с тем целого, таинство смерти и воскрешения. Пусть божественные озарения и прочие чудеса ищут другие, а мне достаточно холодных ночей, дождя, рюкзака, волдырей и студеной водицы святых купелей, с сияющим солнцем на пронзительно голубом небе Вятской земли, шагающих рядом людей, таких же, как я. И может, даст Бог, мне право называться человеком, русским человеком.