Утро вечера мудренее. Какой умник это выдумал? Мое утро началось с сомнений. Впрочем, это как раз-то не новость. Почему-то все сомнения приходят ко мне утром, а храбрость – вечером. Вот и сегодняшним утром храбрость ушла, оставив за собой тоскливое болото. Из болота вылезали наружу вопросы. Откуда Максим знает, кто я и где учусь? Откуда он вообще обо мне знает? Хорошо, читал мои работы, но как он меня узнал? Видел на кладбище? Но ведь на мне не было написано – кто я и откуда?
В этот день способность мыслить логически казалась излишней для моей бедной головки. Почему я не могу легко, как и большинство девушек моего возраста, напялить розовые очки и просто ждать! Чего? Чуда!
Несмотря на сомнения, я положила в сумку дискету. Ту самую, оранжевую, которая выпала из последнего письма профессора. Впервые мне пришло в голову, что и я в чем-то виновата. Не нашел бы Максим тех листов, ходила бы я к Александру до сих пор, и был бы жив психолог...
Впрочем, в чем моя вина? Откуда мне было знать, что мое дело для Александра настолько личное? Я думала, что ходила к психологу, а не соучастнику, а все остальное мне кажется какой-то глупостью, попахивает фантастическим романом с плохим сюжетом. А фантастику я не люблю. Как можно любить что-то, не имеющее отношения к реальной жизни? Из сказок я выросла, о добрых феях, бедных Золушках и Деде Морозе больше и знать не хочу, как же меня угораздило хоть на секунду поверить в эту чушь со снами?
Через мгновение я вспомнила о более важных вещах. Сегодня меня ждал экзамен. А вчера, вместо того, чтобы повторять, я сидела и писала. К чему такие жертвы? Ранее я не отличалась комплексом Матери Терезы.
Но экзамен я сдала неплохо. Видимо, добрые поступки и в самом деле неплохо оплачиваются удачей – мне повезло с билетом. Все, что там было, я знала неплохо, преподаватель остался доволен, вывел в зачетке круглую девятку, и я, гордо задрав подбородок, вылетела из аудитории. Вылетела, на время забыв про Максима.
За дверью меня обступила толпа студентов со стандартными в этих случаях вопросами:
– Как там профессор, режет?
– Что вытянула?
– Он билеты назад ложит?
– Вопросов много задавал?
– Где ты сидела?
– Списывать дает?
– По материалу гоняет?
Попав в водоворот, я не сразу заметила, что меня ждут. Максим стоял у стены, на расстоянии нескольких шагов, со скромным на вид букетиком. И один вид сына Александра мгновенно испортил мне настроение. Рассеянно болтая с однокурсниками, я изредка бросала в сторону нежданной помехи короткие взгляды. Увидев, что его заметили, Максим замялся. Он явно размышлял – оставаться ему на месте или все же подойти? Замялась и я. Оставаться здесь или подойти? Улыбнуться или сделать вид, что ничего не произошло?
Решила за меня подруга, потянув в конец коридора в направлении туалета. Максим растерялся еще больше, наверное, испугался, что я исчезну, и пошел следом, догоняя нас с каждым шагом. Подруга, заметив погоню, остановилась, явно заинтересованная.
– Я ждал тебя, – прошептал Максим вместо приветствия, отрывая у несчастного букета зеленые листочки.
– Я знаю, – ответила я, пытаясь улыбнуться. Мне не удалось, зато подружке! Такой улыбки я у нее давно не видела, с тех пор, как наша скромница Катя отбила парня у красавицы Анжелы. Душевное тебе, Максим, спасибо! Сплетен теперь не оберешься... И это после того, как начал затихать скандал с Александром... – Мусорить не надо!
– Что? – рассеянно переспросил он. – Ах да, это тебе. Сдала?
– Сдала, – прошептала я, принимая цветы. Куда я их дену? Воды нет, домой не скоро, а букетика жалко: хоть и скромненький, а на столике у динозаврика-компьютера смотреться будет неплохо.
Спрашивать, как сдала, он явно не решался. Подруга незаметно растворилась в толпе, однокурсники поглядывали на нас с интересом, о чем-то тихонько перешептываясь. При этом парни перешептывались не менее охотно, чем девчонки.
Максим улыбнулся, вроде не зная, что сказать, как себя вести, что делать, и посмотрел на меня, ожидая спасения. А я что, доктор?
– Пойдем в столовую, – нашлась, наконец-то, я, – только мне надо...
– Понимаю, – оживился Максим. Это ему было знакомо. – Дай, подержу сумку.
Вышла из туалета я немного более уверенная, чем вошла. Виновник моих неприятностей стоял у окна в конце коридора, такой странный и рассеянный, с женской сумкой, стоял и почему-то улыбался. Улыбка у него была красивая – добрая. На душе у меня просветлело, и я уже уверенней повела Максима по лестнице вниз, в столовую. Как он меня нашел, спрашивать не хотелось. Да и зачем? Он был рядом, экзамен сдался неплохо, жизнь продолжалась!
Максим, видимо, сильно проголодался. В столовой он набрал целый поднос, и среди блюд мне сразу бросился в глаза суп, который заставил меня инстинктивно поморщиться. Тот самый суп, в котором я недавно обнаружила таракана. С тех пор я в столовой довольствовалась чаем с конфетами. Конфеты я приносила с собой, а чай наливали прямо в кружки из специального аппарата на пакетик. Таракан должен быть уж очень хитрым, чтобы попасть в чай на таких условиях. С тайной тараканьей вылазкой по чайным пакетикам приходилось мириться под угрозой голодной и холодной смерти в дебрях института. Потому что без чашечки горячего чая мой организм жить и, тем более, думать отказывался.
Портить аппетит Максиму я не стала. Парень ел с таким удовольствием, будто год еды не видел, ни один врач о вреде тараканьего мяса еще и не заикался, тайванцы этих тварей живьем не едят, и кричат, что в насекомых много полезных вещей, поэтому я и промолчала. Хотя вид жующего Максима мне самой аппетита не прибавлял... Все мерещились те скорбно сложенные тараканьи лапки...
Решив, что Максима полезно приглашать в столовую для поддержания диеты, я, под недовольным взглядом служащих, развернула пронесенную контрабандой конфету “Осень”, запила кусочек конфеты чаем, осторожно растопляя сладкое удовольствие на языке. Какое наслаждение! Вообще конфеты с чаем это целая церемония, которую надо производить не торопясь... Пока я доела одну конфетку, Максим уже расправился с супом и принялся за второе.
– Ты написала? – решился, наконец, он, когда я принялась за вторую конфету. Я кивнула.
Максим расслабился и вновь принялся за картошку с подливкой. Я невольно восхитилась – столько ест и такой худой! И как в него только лезет!
– Дискета? – вновь спросил Максим, не узрев у меня папки.
Наблюдательный! Сумка действительно была слишком мала для папки, и виной тому была современная мода. Кто придумал ввести в моду для студентов этих карликов сумочной индустрии, я не знаю, но, как настоящая студентка, от своих подружек не отставала, лишних возмущений не высказывала, и при необходимости носила с собой папку.
Отвечая на вопрос Максима, я вновь кивнула, но за дискетой не полезла, жуя конфету. Доведя паузу до нужного драматизма, я сказала:
– Информация за информацию. Не получишь дискету, пока мне не расскажешь.
Максим поперхнулся чаем. С картошкой он к тому времени расправился и перешел к зеленому чаю без сахара с цельнозерновой булочкой.
– О чем рассказать?
– О своих снах, – невозмутимо ответила я, допивая чай, бросив в пустую кружку желтые фантики. – Проблема в том, что я так и не знаю, говоришь ли ты правду. Все, что произошло при нашей последней встрече, слишком похоже на бред, не находишь?
– У меня все похоже на бред, – сказал Максим, вытирая губы салфеткой. Хоть эти вещи у нас в столовой имелись в достатке. – Видимо, я привык. Прости. Отвык, смотреть на свою жизнь с чужой точки зрения.
Он выжидающе посмотрел на меня, и я открыла рот, чтобы спросить, почему это Максим так странно на меня уставился, но не успела: за наш столик подсела Ленка:
– Привет, – бросила она, косо посмотрев на Максима.
Ленка тоже любила ходить в столовую, чтобы хорошенько поесть. И тоже не толстела. Мало того, поставив перед собой полный поднос, она принялась за тот же “тараканий” суп.
– Как экзамен? – спросила Ленка, деловито откусывая кусок хлеба.
– Очень хорошо, – ответила я, кисло улыбнувшись. Вообще-то обычно я не была против ее общества, но теперь мне не терпелось продолжить разговор с Максимом, а Ленка мешала. Очень мешала.
– Я за тебя рада, – продолжила подружка. – Бореев сволочь еще та, мог бы зарезать.
Я недовольно поджала губы, и разговор о сволочизме Бореева перевела на другую тему: любопытных ушей здесь много, институт маленький, могут и передать... А мне оно надо?
– Друга представишь? – показала взглядом на Максима Ленка.
– Максим. Лена, – без особого желания ответила я.
– Он у тебя иностранец? – неожиданно сделала вывод Ленка, расправившись с первым. Во пулемет! И с чего она взяла, что Максим... – А имя-то наше... По-нашенски не варит? По-моему он из Испании, угадала? Смешно говорит...
– Не варит, – ответила я, наконец-то сообразив – Максим говорил на том же языке, что и Дал! Говорил без малейшего единого акцента!
Заметив, что Максим закончил есть, я взяла кружку, помогла ему поставить все на поднос и извинилась:
– Нам пора! Пока!
– Жаль, – пожала плечами Ленка. – Парниша смазливый, только глуповатый. И жадный. Мог букетик и покрасивше купить. А девушку, вместо столовой, в ресторан сводить. И заодно заказать что-то посолиднее чая.
Максим криво улыбнулся, слегка покраснев, но Ленка этого уже не видела – она улыбалась присевшему за ее столик Мишке. Мишка косо посмотрел на Максима, кивнул мне, и принялся о чем-то болтать с Ленкой. Не слишком-то весело болтать, скорее наигранно, видимо ему с билетом повезло не так, как мне...
– Спасибо за букет, – сказала я, отойдя на приличное расстояние, а Максим покраснел еще больше. – Не права Лена. Мы же оба понимаем, что ты не должен... Ты мне ничего не должен.
– Рита... – прошептал Максим, немного отходя от шока.
Я порылась в сумке и достала дискету:
– Держи. И прости меня, прости, пожалуйста. Прости, что не поверила тебе сразу... испанец...
Впервые Максим улыбнулся, и мне вдруг подумалось, что хорошая у него улыбка, душевная. И до боли знакомая, будто на себя в зеркало смотришь. Почему-то впервые заснуло во мне чувство юмора, не хотелось спорить, язвить, не хотелось смотреть на все философским взглядом, а просто стоять вот так, протягивать ему желтую дискету и смотреть на его улыбку. Но мгновение прошло, Максим взял дискету, немного нехотя взял, и улыбнулся мне теперь более натянуто.
Я вдруг подумала – а он ведь прочитал всего несколько страниц. Каких именно? Вдруг остальное его разочарует? И почему-то от этой мысли по коже пробежали мурашки, стало тошно. Все же душу ему отдаю. По сути, чужому человеку. Что мешает Максиму вернуться к Ленке, обнять ее за тонкую талию, и вместе посмеяться над моими глупыми снами? Что?
– Максим... – начала, было, я, но он прервал.
– Я знаю, – прошептал мой собеседник, ложа дискету во внутренний карман куртки. Маленький оранжевый квадратик моей жизни. – Я больше не смогу тебя найти в институте?
– Нет, у меня каникулы, – прошептала я.
– Завтра я жду тебя... на площади у рогов... В полдень...
“Рогами” в народе называли симпатичный памятник защитникам нашего многострадального города, к которому все испытывали должное почтение, ходили фотографироваться, возле которого встречали праздники и который в первую голову показывали гостям, но которому почему-то дали не очень почетную кличку.
– Пойдем в ресторан? – почему-то усмехнулась я.
– Нет, гулять... по берегу. Я же жадный! До завтра.
Он ушел, а я долго стояла на ступеньках, сжимая в руках внезапно опустевшую сумку и все тот же букетик. Почему-то захотелось глупо улыбнуться и задумчиво сорвать пару листиков... Ах, Максим, Максим, как же ты все запутал... И облегчил... И почему наши разговоры всегда такие глупые?