Посвящается таксисту, который подвозил меня 14 февраля 2008-го года.
Глава первая. А на полу баночки, скляночки, бумажки с формулами, какие-то огрызки, остатки, ошметки, тряпье…
--Слушай, я видела такой странный сон..
Мы лежали с ней валетом на кровати её родителей. Стоял август. Жара валила с ног. Сквозь розовые занавесочки в спальню падал солнечный свет и марево, через которое мир за окном казался пылающим, а очертания окрестных домов расплывчатыми, как отражения в воде.
--расскажи..
Мы лежали на спинах и разглядывали потолок. Обе в одних только трусиках. Жара.
--я видела, как убила двух женщин. Я стреляла в них столько раз, что будь это наяву, от их тел остались бы лишь кровавые лохмотья, но на них не оставалось ни следа. Потом я занималась с ними сексом.
--с мертвыми?
--нет, они ожили.
--одновременно?
--по очереди.
--странный сон..
Она тронула браслет на моей щиколотке.
--обожаю твои ноги и этот браслет. Это сочетание для меня—символ лета. Особенно ноги.
--ахаххаха.. странно да? Рустам тоже обожает и браслет и ноги..
Она приподнялась на локтях и посмотрела на меня с ухмылкой, которую я обожала.
--ну, он же не видел тебя только в нем, верно?
--верно..ахаха..
--значит, он ничего не знает о твоей красоте.
Я промолчала и продолжила изучать потолок. Тикали часы на тумбочке. В детстве мне казалось, что на ритм, который отбивают часы, ложится любая мелодия.
--он тебя не любит?,--Самира прервала молчание, все также глядя в потолок.
--угу.
--а ты его?
--тоже.
--ты ни одного мужчину не любила?
--а про Эльмара ты забыла?
--ааа, ну это же давно было..
--любила же!
--а думаешь, Рустама сможешь полюбить?
Я молчала. Прикрыв глаза, наблюдала за пляской цветных пятен. Розовый, зеленый, розовый, зеленый, розовый..
--А почему тогда встречаешься с ним уже полтора года?
Розовый, зеленый…вот синее пятнышко, желтое..
--Ладно, расскажи тогда что-нибудь про Эльмара? Только то, что никому не рассказывала.
--Сэмик, прошло столько лет..
--расскажи!
--Ну ладно.. Есть одна история, ну очень смешная! Это был такой же август, жара страшная. Мне семнадцать, ему чуть больше. Я влюблена—ну по уши! Родители с братом уехали на дачу к друзьям. Но без ночевки, просто в гости. И я…нет, ты прикинь, какой риск, сейчас бы ни за что так не поступила …вобщем, позвала его в гости. Кино смотреть. Он приехал моментально! А дальше—настоящая молодежная комедия. Я открываю ему дверь. Представь, до сих пор помню, в чем он был—льняные светлые брюки, рубашка в клетку. А я в шортиках коротких и розовой майке. Открываю дверь. Он шагает на порог, я протягиваю руки к его рубашке и тащу его к себе. Ахахаха.. так смешно вспоминать. Мы даже «привет» друг другу не сказали. И вот так, непонятным кубарем, странной четырехрукой фигурой, на ходу снимая шмотки, мы с ним почему-то движемся, спотыкаясь и ударяясь о стены, в коридор... После всего, я опускаюсь по стенке на пол и вдруг задаюсь вопросом: «Где?!».
--где?!,--спрашиваю я у него, заливаясь смехом.
Он оглядывается с таким растерянным лицом, ох, если бы ты видела! И тоже начинает ржать. Мы с ним, умирая просто от смеха, ищем, ищем, ищем. И тут я вижу пятно в противоположном конце коридора. Еле живая от хохота, бегу в спальню, беру папин платок и прибегаю обратно.
--на! Ахахахахаха..
Он дрожащими руками—это уже истерика какая-то была—вытирает это с пола. А она тянется, платок ни фига не впитывает, естественно. Вобщем, кое-как справляемся с «уборкой» и тащимся на балкон, унося остатки истерики и платок. Усаживаемся на корточки на полу и курим его сигареты. Вот я сейчас ржу, а тогда—такая идиллия и единение, знаешь? Будто во всем мире долбанном лишь он, я и наш платок...аахха…честно. Вобщем, сидим мы с ним полуодетые на балконе, пригнувшись, чтобы не видели соседи, и курим. И тут он говорит, что голоден. Я обрадовалась—я была счастлива для него что-то приготовить—и мы отправились на кухню. Ну, как ты понимаешь, я ничего не приготовила… вобщем, опять пригодился платок. Ну и так раза четыре. Слушай, дальше самое интересное! Валяемся мы теперь бессильные в гостиной. И просто смотрим друг на друга. Как вдруг, я слышу звук машины Рауфа во дворе. Ну, я всегда узнаю брата по мотору. Я матом ору, мол, хватай свои вещи и беги. У нас опять истерический смех. Он натягивает брюки, хватает рубашку, кроссовки…аахаха…ну, эти смешные его кроссовки, беленькие, до сих пор, когда вспоминаю их, смеюсь…да, и бежит в подъезд. Я на бегу сую ему платок в карман и захлопываю дверь. Он взлетает на три пролета вверх. В эту секунду заходит домой Рауф.
--а что был за диск?
--какой диск?
--который вы должны были посмотреть.
--а с ним другая история. Это было «Последнее танго в Париже». Столько лет прошло, а я так его и не посмотрела. Задавшись каким-то внутренним зароком, что посмотрю его лишь тогда, когда полюблю кого-то сильнее, чем любила Эльмара. Он до сих пор лежит где-то на полке и ждет своего звездного часа.
--клёвая история. Я от души поржала.
--угу
--слушай, а ты ведь с Рустамом не спишь, да?
--неа.
--а почему? Не хочешь?
--смешная ты что ли? Я его хочу, знаешь как? Вот представь если наешься лимона, как у тебя сведет скулы?
Сэм поморщилась.
--вот также у меня все сводит, когда я о нем думаю.
--а почему не даешься?
--таинство!
--чего?
--у нас с ним такие чистые отношения, мне с ним так хорошо. Я не хочу, чтобы между нами было что-то пошлое. Я буду с ним только в первую брачную ночь..
--ты что замуж за него собралась?
--ну, это я так, в перспективе. А что? Тебе можно, мне нельзя?
--ну, извини, дорогая, но я с Орханом уже сорок тысяч лет, я его люблю и мечтаю иметь от него детей. Кстати, ты придумала, что оденешь на мою свадьбу? Времени-то в обрез!
--да ладно, Сэмик…найду…
Мы опять умолкли и уставились в потолок. Я подняла вверх сначала одну ногу, потом вторую, нарисовала носками в воздухе сердце.
--он тоже тебя кошкой называет?,--Сэм прервала молчание.
--угу
--за что?
--наверное, за то, что мяукаю. Ну и за походку.
--конечно, он же не знает, как ты по-кошачьи царапаешься, кусаешься и кричишь..
--ахахха…нда, чего не знает, того не знает.
--слушай, я хотя бы ради того, чтобы трахать тебя…ну, коли мужиком была бы… женилась бы, клянусь, клянусь, чем хочешь!
--не все, такие как ты, Сэмик..
Мы посмеялись и опять умолкли. Через пару минут Сэм опять нарушила тишину.
--Мил, а ты скучала по мне, пока в Лондоне была?
--ты такая разговорчивая сегодня…
--ну, ответь!
--Сэмик, я о тебе ни на секунду там не забывала. Все началось в самолете ещё. Я смотрела фильм “My summer of love”, такой чудесный. И я, наконец, поняла на кого мы обе так похожи—на Эмили Блант. Что когда мы целуемся, я, будто целуюсь со своим отражением.
--а о чем фильм?
--про лето двух девочек, которые вдруг влюбляются друг в друга. Вторая, оказывается, играет, но это не важно. Главное, сам ход сюжета прелестный. Эмили там такая чудненькая, просто кукла, Лолита…
--представляю, надо посмотреть…
--да, и потом весь месяц в Лондоне думала о тебе. Так что, Сэмик, ты моя Натали Пресс..
--кто?
--да, неважно. Прочитаешь мне ещё раз стихотворение, которое написала, когда я была там?
--сейчас.
Она поставила пепельницу мне на живот и вытянула сигарету из пачки, лежащей на тумбочке. Затянулась.
-- Я беспринципная очень, ты беспринципна до ужаса
В желчи своей и циничности мы проживаем дни
Мы с тобой очень похожи, при этом друг другу не нужные
А, может, немного нужные, но все равно одни.
Тебя одиночество губит, кормит унынием с ложечки,
Меня оно кутает мыслями, пустыми как пустота.
Ты собираешься с силами прожить эту ночь по-божески,
Я собираюсь забыться, как досчитаю до ста.
Нас разделяют, как минимум: дорога, ворота, молчание,
При этом сближают мобильные с мыслями на двоих.
Они научились выгодно нивелировать расстояния,
Оставив объятья и запахи для отношений живых.
Ноябрь—отступник осени, устало плетется по городу,
Внимая арии ставень, бросая песок в стекло,
Он будет, желтея листьями, Баку угрожать холодом,
Понурым лицом отчаяния заглядывать мне в лицо.
Тоска заплетает волосы и ласково мне улыбается—
Давай, мол, заварим чаю, поговорим за жизнь.
И мне пререкаться скучно и не очень-то получается,
И я по тебе скучаю, а как же иначе быть…
--красавица ты моя!
--знаешь, Милк, если ты когда-нибудь изменишь мне с другой женщиной, я выжгу тебе глаза и исполосую все твое тело опасной бритвой, я плесну той женщине в лицо серной кислотой, я все дома в ваших окрестностях испишу надписями: «Мелек шлюха!» и твой номер телефона под этим, я..
--ты же шутишь?
--шучу, но про то, что выжгу глаза—серьёзно!
--ахаххахаха..
--сказать тебе правду? Не нравится мне твой Рустам..
--почему? Ты просто ревнуешь..
--нет, это другое. Я просто опасаюсь за тебя.
--он никогда не причинит мне зла.
--но он же не любит тебя! а не любящий человек может причинить тебе боль случайно, просто потому что не относится к тебе с тем трепетом, с каким относятся любящие тебя люди!
--он хороший..
--Хорошо. Давай логически мыслить? Ведь он говорит тебе, что не спит ни с кем все то время, что вы вместе, да?
--да. Я ему верю. Он сказал, что воздержание при таком отношении, как у него ко мне—не проблема.
--ты больная? Он взрослый мужик и воздерживается? Ты подумай получше, Милк, окей?
--странно ты как-то говоришь, дорогуша..
--а вот скажи, ты же ему фактически изменяешь, сейчас?
--слушай, давай одеваться, он скоро за мной уже приедет..
--ты не ответила!
--это другое, Сэм, совсем. Ты тоже получается своему Орхану изменяешь, да?
--неа
--видишь!
--а думаешь, твой Рустам подозревает?
--нет. Он думает я маленькая и беспомощная девочка без какого-либо опыта отношений, тем более таких!
--каких?
Я перегнулась и поцеловала её в губы.
--вот таких!
--ахахха…
--вот-вот.. тебе только бы шутки шутить!
--ахахаха. Обожаю тебя!
--ну, хоть кто-то!
--неужели он не любит тебя?!
--неа. Не любит.
--это невозможно. Все мужики в твоей жизни сходили по тебе с ума, сохли, дохли, самовозгорались!
--нда…а вот он такой, непробиваемо-огнеупорный. Не нужна я ему, Сэмик, честно. Я уже подумываю расстаться с ним. Полтора года—ни чувств, ни предложения.
--ну и ну.. что я слышу? Ты же говорила, что у вас идеальные отношения, вы такая замечательная пара, он такой хороший… Ты почти сказала, что задумываешься о браке с ним!
--странно да? Думаю и о браке и о расставании. Мы с ним вообще не говорим об отношениях. Он в этом молчун. Чуть касаемся этой темы—сразу в кусты. И вообще, он толстокожий. Вот, когда тебе или мне плохо, что мы делаем?
--несемся друг к другу! Ну, или минимум, висим на телефоне, пока не разберемся в чем дело..
--а он? Знаешь, что он делает? Представь ситуацию, мы ночью говорим по телефону, мне на душе так погано, что слезы сами собой льются, но он, конечно, этого не замечает. Я ему говорю, что, мол, на душе так тяжело, так больно, так плохо, пытаюсь объяснить почему. Он говорит мне два-три ласковых слова, что-нибудь утешительное. Потом повисает короткая пауза и меня разбирает смех сквозь слезы. Потому что я знаю—вслед за такой паузой он обязательно скажет: «Ладно, родная, я пойду спать, такой тяжелый день был сегодня»..
--да ну?
--угу
--и когда про отношения тоже?
--да после любой темы, которая ему не по душе. Его душевное равновесие нельзя нарушать, понимаешь ли… И вообще, он должен рано ложиться! За исключением тех случаев, когда он с друзьями тусуется до двух-трех часов ночи! Он-то думает я не знаю.. Или не понимаю. Или не обращаю внимания…
--ладно, не нервничай. В конце концов, ты можешь бросить его в любой момент… А ты, кстати, уверена, что он с друзьями, когда он говорит, что с друзьями?
--Да. У меня никогда не было поводов его подозревать..
--ты никогда не звонишь ему первая?
--неа
--никогда не заглядываешь в его телефон?
--неа
--если он кому-то дал отбой, не спрашиваешь, кто это был?
--неа
--никогда не наводила справок о его знакомствах?
--неа
--спрашивала ли у него, а где ты был сегодня, дорогой?
--нет!
--ты дура, Милк, просто ДУРА!
Я встала с кровати и стала одеваться.
--а подарки он тебе дарит?
--нет, блин! Зачем ты все это спрашиваешь?!
--конечно, такие мужики как он одаривают лишь тех, с кем спят.
--хватит, Сэмик..
--я просто не понимаю, зачем ты ему? Что, аппарат для доверия? Красивая девочка, которой можно похвастаться перед знакомыми? Статусная штучка, как дорогая машина? Средство от одиночества? Хороший собеседник? Кто, а?!
--ты делаешь мне больно этими вопросами!
Я застегнула джинсы. Она поправила волосы и одернула майку.
--я не хочу тебя обижать, Мил, окей? ты просто подумай на досуге обо всем этом, ладно?
Она обняла меня.
--и вообще, знаешь, я с ним так плохо знакома, позови его наверх, чай попить. Он же у тебя такой общительный вроде бы, вот и пообщаемся.
--ой, не знаю даже… это так пошло, нет?
--смотри, легок на помине.
Мой телефон зазвонил саундтреком из «Красоты по-американски», одного из наших с ним любимых фильмов.
--ало?
--привет, спускаешься?
--слушай, у нас с Сэмиком прекрасная идея—напоить тебя чаем в девичьей компании!
--звучит заманчиво.
--поднимайся тогда. Третий этаж, дверь слева.
Я положила трубку.
--идет…лифчик поправь.
Сэм заржала и поправила лямку.
--блин. И спрячь сигареты! Он не любит, когда я курю!
--ещё чего! Я буду выдувать дым ему в лицо!
Я скорчила ей рожу и отвернулась. Раздался звонок в дверь. Сэм побежала открывать. Я пошла на кухню и поставила чайник. Он вошел, слегка смущаясь. Сэм мило улыбнулась ему и показала рукой на кухню: «милости просим».
--привет, дорогой,--я чмокнула его в щеку,--как прошел день? Вернее утро?
--ничего, бегаю как всегда. Работаю в отличии от вас—творческих барышень.
--ахахаха
--ахахаха
--а вы чем занимались?
--секыс..
--хаха
--чем мы могли заниматься? Говорили о предстоящей Сэмиковой свадьбе, о платье, украшении зала, списках гостей и прочей девичьей бурде
--Борисе Бурде?
--именно!
--я говорил вам, что вы похожи?
Сэм встала, чтобы разлить чай по чашкам.
--ой, нам все говорят..ахаха..
--кстати, Самира, поздравляю с предстоящей свадьбой.
--спасибо, Рустам. Вы следующие!
Я подавила в себе смешок, Рус промолчал.
--кстати, я вас вместе пригласила.
--ой, нет, Сэм, я приду с Рауфом!
Рустам удивленно поднял брови: это почему?
--ну, понимаешь, там будет много знакомых общих, семейные друзья—мне неудобно появляться там с человеком, с которым у меня нет официальной связи. Не обижайся, пожалуйста. Просто завтра мои родители могут узнать об этом…Город маленький .
--итак все всё знают, Мелек.. ладно, оставим этот разговор на потом..
Самира разложила чашки, я сделала глоток.
--смотри, Сэмик всегда разбавляет мне чай, потому что помнит, что я не пью кипяток!
--я тоже запомню
--ну-ну,--я обняла его за шею и улыбнулась Самире.
Мы посидели ещё около получаса, поболтали о том, о сём. Он был как всегда мил, учтив, остроумен. Вобщем, джентльменский набор из рук не выпускал. Два раза подряд у него звонил телефон, и он давал отбой. Сэм многозначительно глядела на меня. В моей душе нарастало что-то противное и липкое, какое-то странное предчувствие. Отчаянное и четкое, будто где-то во дворе сработала сигнализация и ты понимаешь, что это твоя, именно твоя машина, но проверить не можешь... Такое со мной в последний раз происходило перед землетрясением, 25 ноября 2000 года. Когда мы спустились и сели в машину, он сказал, что вспомнил про срочные дела, и мы не сможем пообедать вместе.
--все в порядке, Рус. Дела так дела..
--не обижайся, маленький..
--я не обижаюсь,--я улыбнулась и чмокнула его в щеку,--привычка—хорошая штука.
--ну ладно иронизировать
--да нет, милый…можно спрошу?
--угу
--как же ты все-таки справляешься без секса эти полтора года, а?
--я же человек, а не животное. Это животные ведомы своими инстинктами, а люди, маленький, подавляют их на благо более серьёзных вещей.
--например?
--например, отношений с одной хорошей девочкой.
--какой?
--мяукни, скажу!
--мяу
--вот такой,--он поцеловал меня,--а ну-ка быстро обняла меня!
Я рассмеялась и исполнила его желание.
--землетрясение что ли будет?
--что?
--да нет…забудь.
Остаток дороги до дома мы ехали молча.
Глава вторая. Перебираю вас как четки, двадцать три…Как леденцы под языком катаю. Нанизываю, комкаю, кромсаю, но ни один из вас не упускаю, мои родные, важные мои..
Когда Рауф в Казахстане, я часто беру его машину. В тот день, мне нужно было забрать пару вещей из химчистки и взяться, наконец, за поиски платья на свадьбу Сэма. Я выехала со двора и поехала в центр. Рустам ещё утром предупредил, что у него будут дела в банке, потом пара деловых встреч, а вечером—день рождения друга, так что увидеться мы не сможем. Раньше, в самом начале отношений, меня это очень задевало, а потом я привыкла—работа есть работа. Не могу же я его привязать к себе и так таскаться повсюду? Может быть, поэтому наши отношения и сохранили до сих пор какую-то свежесть. Надо признаться—мне с ним было очень хорошо, комфортно и спокойно. Мы понимали друг друга идеально, доверяли безоговорочно. Проще говоря, мы были идеальной парой. И хотя без вопросов о будущем, любви, отношениях меня и преследовало ощущение подвешенности, но жилось все же спокойно. А для человека с такой мятежной душой, как моя, спокойствие—одно из высших благ.
Я ехала мимо банка, того, что сбоку от Садика Двадцати Шести, когда вдруг увидела его, спускающимся вниз по лестнице к машине. Сердце радостно забилось. Я сразу стала искать место, где бы притормозить, чтобы выбежать ему навстречу, поцеловать и поехать по своим делам. Вот он обрадуется! Я уже собиралась завернуть в, приготовленное будто для меня на обочине место, как вдруг увидела, что в машине не пусто. На переднем сидении сидела женщина—моя полная противоположность. Смуглая, крашенная, круглолицая… так… Деловая встреча? Я пыталась сообразить, что делать. Тем временем, он тронулся с места и я, недолго думая, двинулась за ним, пропустив вперед другой автомобиль, чтобы Рустам меня не заметил. Он ехал по знакомому мне маршруту—к себе домой. Сердце колотилось все сильнее. Деловая встреча дома—это круто! Это супер! Так держать! Я вдруг стала превращаться в злую и при этом сентиментальную дуру, одновременно представляя себе сцены его сожжения и кастрации и все те моменты, что были у нас за эти полтора года. Он заехал во двор. Я остановила машину и пошла пешком. Скрытая стеной дома, смотрела, как они поднимаются и исчезают за лестничным пролетом. Руки затряслись. Что делать? Я присела на какой-то камень и закурила. Было плевать, видит ли меня кто-то в этот момент. Если бы я была самой обыкновенной истеричкой, я поднялась бы к нему и постучала в дверь. Он открыл бы. Я бы сказала: «Сюрприиииз!» и дала бы ему по лицу. Потом вошла бы в квартиру, увидела бы её. Подумала бы: «Она ведь и ногтя моего не стоит, мать твою!». Она была бы уже полураздетая, наверное. Или рано? Ну, не важно. Он бы влетел вслед за мной со словами: «Это не то, что ты думаешь!». Я бы сделала серьёзное лицо и сказала бы: «Да? А я думала, вы тут в лото будете играть, хотела присоединиться…А что у вас тут? Кружок анонимных любителей кройки и шитья?». Та, другая, что-то вякнула бы, типа, «что происходит, кто это?!». Я бы махнула ей рукой, мол, заткнись, дура, а то получишь в лицо серной кислотой. Рустам тоже махнул бы ей рукой, и попытался бы уволочь меня на кухню, чтобы «все объяснить». Я бы вырвалась, расхохоталась бы ему в лицо и, пожелав счастья и долгих лет полноценной сексуальной жизни, убежала прочь. Но, к сожалению, я не самая обыкновенная истеричка и не могу ворваться к нему домой. Хотя, все эти изощренные мысли так и лезли мне в голову. Я вернулась в машину и стала ждать. Решила—подожду час, если они не выйдут—уеду. Я просидела так около двух часов. Потом набрала Сэма.
--Сэмик..
--что стучилось?!
--Сэмик, он кого-то трахает. Я около его дома. Что мне делать? Где ты?
--стой, стой…как? как ты узнала? Ладно, стоп. Я в кафе недалеко, где старая мельница, приезжай!
Я завела мотор и поехала. Они с Орханом сидели за столиком в углу. За тем, за которым мы обычно садились с Русом. Орхан первый заметил меня.
--эй, Милк, привет! Что с тобой? Ты плакала?
--привет, Орик… Можно мне Сэмика на пару минут? Я быстро, честно.
--конечно, конечно…
Я подняла её со стула и потащила в туалет. Толкнув дверь, я оперлась о раковину руками и разрыдалась. Попыталась дрожащими руками достать сигарету из пачки и не смогла. Самира достала, прикурила и протянула мне.
--Сэм, я их видела, представляешь? Он лживый. Лживый! Я ведь столько раз у него спрашивала, спит ли он с кем-нибудь, чтобы не было сюрпризов для меня. А он лжет! Подонок! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Сэм обняла меня. Меня колотило как в ознобе. Почему мне было так плохо? От страха, разочарования, боли? От незнания? От знания? От никчемности ситуации? От унижения, что пришлось пережить в этом преследовании?
--я почувствовала себя жалкой азербайджанской бабой, ревнивицей, следящей за мужем-изменником.. Как погано, Сэмик!
--стоп! Стоп! Подожди секунду!
Она выбежала, хлопнув дверью, и вернулась через минуту. Меня она нашла, сидящей на полу, отчаянно присосавшейся к сигарете.
--я отправила Орика. У него все равно были какие-то дела. Так что давай мы успокоимся, вернемся в зал и там поговорим, ок?
Она стала отрывать мое отяжелевшее тело от пола. Отряхнула меня, умыла. Обняла, потушила сигарету и потащила в зал.
--нам два черных кофе, пожалуйста.
Официантка отошла, и Сэм опустила глаза в стол.
--я должна была тебе сказать, наверное..
--что?
--обещай, что не осудишь? Это был тяжелый выбор для меня.
--говори…обещаю.
--к тому же я не могла говорить тебе что-то, не проверив информации…
--говори, Сэм..
--помнишь, мою подругу Свету? Ну, не подругу, знакомую?
--рыжую?
--угу
--помню..
--он к ней клеился..
--как?
--ну, как обычно клеятся? Подкатывал, номерок совал, предлагал подвезти..
--****ь..
--хотя она не особо честная, практически мифоманка…
--это меня не особо успокаивает. Она, минимум, знает его, раз говорит о нем тебе..
--ну, его половина города знает, причем, большая половина..
--и это тоже говорит не в его пользу… ну и что дальше было?
--она отказала
--хех..
--знаешь, почему?
--почему? Из-за меня? Она же меня не знает почти..
--да нет. Из-за своей подруги Наты. Помнишь её? Мы видели их вместе пару раз в городе? Я вас знакомила. Такая, типа, привлекательная..
--ну да… Это та которая «почти нимфоманка»?
--да..
--ну и? причем тут Рустам?
--они спят.
--кто?
--Ната и твой Рустам! Не я же!
--что?! Что!!!!!!
--да. Она рассказала Свете, что они трахались в ноябре. Перед твоим отъездом в Лондон.
--как?! Этого не может быть! Я всегда знаю, где он и с кем..
--это было на даче у её друзей. Они отмечали какой-то день рождения. Она была очень пьяная. Практически ничего не помнит.
--хорошее оправдание для «почти нимфоманки», мать её..
--нда…
--постой…день рождения его друга.. он тогда ещё остался там ночевать. Но там же должны были быть только мальчики?
--а ты уши развесила, дура!
--Сэмик, я не могу поверить!
--он, наверное, трахает её периодически. После того, как я это узнала, я, честно говоря, забеспокоилась и решила покопать дальше. И накопала много интересного. Ты знаешь, что он перетрахал полгорода?
--ну, мне многие говорили, что он был бабником..
--был?
--есть?
--есть..
--****ь..
--лучше и не скажешь
--кого ещё?
--пока был с тобой?
--ну, хотя бы..
--говорят…ну я опять-таки повторяю тебе—ГОВОРЯТ, что парочка у него всегда есть про запас—этих он по Интернету знает. Они готовы дать, когда ему захочется. Кстати, я слышала, что по субботам он не всегда с друзьями. Вернее, почти никогда не с друзьями. Что он там тебе плел? Мужской клуб? Мальчишники? Света сказала—***ня. Ты можешь это запросто проверить. Спроси где он, просто так, невзначай, и поезжай туда.
--как она узнала?
--Она видит его постоянно в каких-то «левых компаниях».
--Сэмик…как плохо.
У меня закололо сердце. Я опустила голову в руки.
--Милк, я же пыталась тебя предупредить, намекала тебе. Хотя, разве это измена, если ты не спишь с ним?
--а как это называется? Когда тебе лгут каждый вечер?
--Мил..
--когда тебя с ног до головы одевают в обман?!
--Милочка…
--Знаешь, я была такая чистенькая до этого…такая хорошая. А сейчас меня будто заставили опустить руку в чужое говно, и я не знаю, как от этого отмыться. Я его ненавижу, но он мне так дорог. Веришь, я сейчас сижу, слушаю все это, а перед глазами тот день, когда он забрал меня от тебя, его профиль, его рука, сжимающая мою, щетина на щеках, его слова... Как же ***во, Сэмик! Неужели, кто-то умудрился разбить мне сердце? А то я все бахвалилась—не родился ещё такой мужик.. Родился, ****ь, тридцать четыре года назад..
Сэм протянула мне руку через стол, сжала мою ладонь.
--Милочка, ты же очень сильная девочка. К тому же, давай честно? Если ты его не любишь, почему тебе так больно?
--я его пустила так близко к своему сердцу. Я так ни одного мужика не пускала..
--после Эльмара?
--даже Эльмара!!!
--правда? Прости, что я сказала тебе все это.. прости, я такая дура..
--что за чушь! Ты что с ума сошла?! А кто если не ты?! Дед с ***вой горы мне скажет?! С ума посходили… завтра окажется, что все мое окружение знало и молчало..
--ну, честно говоря, получается, что так и было, Мил, ты одна не знала..
--охуительно, Сэмик, просто охуительно. Прости мне мой французский…
--ну что ты, ты с утра только по-французски и говоришь..
--ахха..да.. а я теперь не могу иначе. Это теперь мой любимый язык…Боже, ну что я несу.. Что мне делать?! Чтооооооо?!
--не кричи, люди вокруг.
--пусть все знают, что этот подонок мне жизнь поломал!
--ну, скажем, он ещё не успел сделать что-то конкретное в этом направлении.
--давай без философии…А что он мне абстрактно поломал жизнь? Да, я кроме него ни одному мужику в жизни не верила! Мать его…вот тварь. И он ведь знал об этом, знал! Хоть бы постыдился! Как он мне в глаза смотрит?! Как он спит по ночам?! Лживый, лживый мерзавец… Я же младше него на столько лет! Да дети возрастом в нашу разницу уже Монтескье читают!
--ну, с Монтескье ты переборщила, но Дюма, думаю, почитывают..
--хватит смешить меня.. мне не смешно!
--ты же улыбаешься
--это по инерции. У меня мозг на юмор независимо реагирует!
--стой, успокойся. Давай подумаем, что с этим делать.
--кастрация или линчевание? Кастрация?! Кто «за»? Думаю, все его бабы будут согласны, принято единогласно! Поехали, как раз застанем его орудие в интересном положении… Официантка, накалите-ка нам хлебный нож на огне! Эта деловая встреча ему надолго запомнится!
-- Ты можешь бросить его хоть сейчас. Ты же не любишь его. Две-три недельки пострадаешь и пройдёт…Мил, ты же ему сама изменяешь со мной… ты рассуждай логически! А вдруг он узнал бы?
--ты не понимаешь что ли? Во-первых, я тебя люблю, ты женщина и у нас дружба такая, непонятная, духовное единение. И я не изменяю ему с мужиками! И второе—меня не факт траха его бесит, а то, что он мне лжет и смотрит при этом в глаза, и лжет, что я у него одна, единственная и неповторимая, что он ни с кем не был, плетет эти сказки про воздержание… И что вы все заладили: «Ты его не любишь! Ты его не любишь!». А какая разница? Если я так верила ему?!
--успокойся.
Официантка положила перед нами две чашки кофе. Я сделала глоток и обожглась.
--ну, ****ь..
--не плачь, Милк, он самый обыкновенный кобель, он не стоит твоих слез! Он и мизинца твоего не стоит!
--полтора года, Сэмик, полтора года…Он меня держит за девчонку, за глупую дуру, понимаешь?
--так, созрел план.
--а?
--теперь скажи мне правду. Только честно. Ты готова сейчас с ним расстаться? Честно!
--правда меня тревожит: он мне в эту секунду дороже, чем когда-либо. Черт знает почему..
--ясно. Значит—не готова. Смотри, что мы делаем: ты назначаешь ему свиху на завтра. Ну, вы по любому встретитесь, вы же через день встречаетесь?
--ага.. а остальные дни у него «деловые встречи»
--так, не будем отклоняться. Ты хочешь правду от него, так? Приходишь на свиху, красивая, как Афродита и начинаешь разговор. И чтоб плакать не смела!
--ещё чего—перед мужиком плакать?!
--молодец. Говоришь ему, мол, милый, дорогой, мне птичка в клювике принесла, что ты изменяешь мне с некой Натой, скажи мне правду. Коли всю правду выложишь, быть может, прощение моё и заслужишь.
--он не скажет, Сэм. Он боится меня потерять.
--ты же говорила, что он честный такой. У него, видите ли, гражданская позиция, взгляды. Такой он неформал.
--ну и что? На деле—лжец и предатель. Он не скажет! Спорим на бутылку текилы?
--спорим. Ну, ты все равно так и скажи, хорошо?
--хорошо. А что тянуть? Давай спросим.
Я взяла трубку и набрала его номер. Такой простой и легко запоминающийся. Я запомнила его после первого свидания. Он не помнит моего до сих пор.
--привет, дорогой. Как ты?
--ничего, родная. Что-то случилось? У тебя странный голос.
--а у тебя запыхавшийся. Ты бегал?
--да нет... работаю, сладкий.
--извини, что отвлекаю. Но это очень важно. Скажи-ка мне, пожалуйста, ты случайно не потрахиваешь одну небезызвестную Наточку? Ту, чернявенькую, которую мы часто видим в городе?
--что?!
--такая странная информация. Но все же?
--кто тебе эту чушь сказал?
--разве это важно, если это бред?
--это полный бред! Я даже не понимаю, о чем ты говоришь! Пораскинь своими девчачьими мозгами, разве это возможно?!
--да, извини..
--нет, постой! Ты выливаешь на меня ушат грязи и сейчас просто говоришь «извини»?!
У меня из глаз брызнули слезы от его наглости. Я замолчала, не в силах что-то сказать. Сэм одними губами сказала: «пусть поклянется!».
--Рус..
--что?!
--Рус, милый, сделай одолжение, поклянись моей жизнью, что ты говоришь мне правду. Скажи, что клянешься, что ты за эти полтора года, ни разу мне не изменил.
--я никогда не поступаю так, Мелек, но если ты настаиваешь, я клянусь. Надеюсь, это последний раз, когда мы касаемся этой темы, хорошо?
--да, дорогой. Извини, что от работы оторвала.
Он дал отбой мне в ухо.
--ты поняла?
--поехали ко мне, купим текилу по дороге.
--сейчас, я тогда позвоню маме, скажу, что останусь у тебя, что ты одна боишься, пока родители не вернутся.
Я поговорила с мамой и, выключив телефон, вдруг осознала, что он сделал. Он, такой честный и принципиальный, взрослый мужик, поклялся моей жизнью.
--нда, милая… взрослый мужик, говоришь..
--пошли, машина за углом.
Мы остановились около магазина, Самира купила бутылку текилы голд и мы поехали к ней. Пока её родители оставались на даче, а она якобы, готовилась к каким-то экзаменам в городе, я часто оставалась у неё с ночевкой. Мы оставили машину в её дворе и поднялись домой.
--нет, ты поняла, он поклялся!
--где-то у меня был лимон. Достань соль, а? Ага, там, наверху.
Телефон сообщил мне, что получена смс-ка.
--кто?
--он…вот, наглый…
--что пишет?,--Сэм слизнула лимонный сок с пальца и нагнулась к телефону.
--«моя родная!»,--вот что он пишет..
--вот сука..
--нда, сучее некуда.
Мы разлили текилу. Сделали подряд пару шотов. Он писал и звонил весь вечер. Я не отвечала и не поднимала трубку.
--Давай музыку, Сэмик! Что-то охренительно веселое врубай. Никакого джаза. Я сегодня не интеллектуально настроена!
--давай брутальненькое что-нибудь… А, вот, Орик оставил свой диск 50 cent!
--подходит!
--мы танцевали и пили, пили и танцевали. Потом обе поплакали—две пьяные дуры. Потом диск закончился, и я стала орать стихи. Все свои самые любимые—Вознесенского, Евтушенко, Бек, Павловой, Есенина, Рождественского, Пастернака—всех смешала в одну кучу.
--обычно пьяные поют, а ты стихи читаешь…оригинально..
--умолкни! Я тебе прочитаю своё любимое из Евтушенко!
--хорошо. Ты только не ори так, а то соседские дети уже всю программу старших классов по литературе изучили.. да и новых матерных слов немерено, если будем откровенны…
Я забралась на табуретку и громко сказала название стихотворения: «Не надо». Сэм захлопала.
--Не надо...
Всё призрачно -
и тёмных окон матовость,
и алый снег за стоп-сигналами машин.
Не надо...
Всё призрачно,
как сквер туманный мартовский,
где нет ни женщин, ни мужчин -
лишь тени женщин и мужчин.
Не надо...
Стою у дерева,
молчу и не обманываю,
гляжу, как сдвоенные светят фонари,
и тихо трогаю рукой,
но не обламываю сосульку тоненькую с веточкой внутри.
Не надо...
Пусть в бултыхающемся заспанном трамваишке
с Москвой, качающейся мертвенно в окне,
ты, подперев щеку рукою в детской варежке,
со злостью женской вспоминаешь обо мне.
Не надо...
Ты станешь женщиной,
усталой, умной женщиной,
по слову доброму и ласке голодна,
и будет март,
и будет мальчик, что-то шепчущий,
и будет горестно кружиться голова.
Не надо...
Пусть это стоит, как и мне, недёшево,
с ним не ходи вдвоём по мартовскому льду,
ему на плечи свои руки ненадёжные
ты не клади,
как я сегодня не кладу.
Не надо...
Не верь, как я не верю,
призрачному городу,
не то, очнувшись, ужаснешься пустырю.
Скажи: "Не надо!",
опустивши низко голову,
как я тебе сейчас
"Не надо..."
говорю.
--Эээээ, Сэмик, не плачь!
--смотри, какого черта он опять тебе звонит?!
--не знаю.. я ведь тоже стану усталой умной женщиной, да? А пока я маленькая девочка, которой холодно в августовскую жару… Я леденела в этот летний зной, я в мареве Бакинском замерзала, а потому что видела с другой того, которому всю душу доверяла..
--ахахах… прям рифмоплет!
--нда…рифма-плетка…чушь собачья. Скажи мне что-нибудь хорошее? А то я сойду с ума..
--моя хорошая, моя золотая, моя гениальная. Ты самая лучшая женщина на Земле. Тебе говорили об этом тысячу раз. Столько мужчин валялись, корчась у твоих ног, моля лишь об одном твоем взгляде, и так всегда будет. А этот—наверное, ты и выбрала его лишь потому, что он не корчился. Это был эксперимент. А эксперименты—временные явления, они ненадолго. Этот был на полтора года и все. Кончился. Так ты же будешь без него счастливее. Ты встретишь такого мужчину, который будет носить тебя на руках, сдувать с тебя пылинки, обожать тебя. И ты будешь его любить. Всю жизнь. А о Рустаме даже вспоминать не будешь.
--но я с ним хочу быть…
--не глупи, это остаточное явление, вызванное перенесенным тобой стрессом.. Или в тебе включилась обычная женщина, которая как у Пушкина?
--что?
--«чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»
--я бы сказала «чем больше женщин мы имеем, тем больше мы потом болеем»
--тоже неплохо..аххаха..
--а хорошо, что я ему не дала, да? У него же ЗПП, наверное.
Я положила голову ей на колени. Сэм погладила мои волосы.
--правильно. На фиг он тебе такой—больной, старый, бессердечный бабник? Прожженный холостяк? Он никогда ни на ком не женится. А ты неужели собиралась встречаться с ним двадцать тысяч лет? Нет-нет.. Это не дело. Ты бы все равно с ним рассталась, когда тебе надоело бы это. Ваши отношения превратились бы в рутину, тебе было бы с ним скучно. Ты очнулась бы, но поздно. Глядишь, уже скоро тридцать, а у тебя ни кандидата в мужья, ни детей, ни нормальной жизни. Потому что всю себя ему отдавала.
--и понахватала Венеру от него
--точно. На фиг он нам такой? Извини, что отклоняюсь, но тебя слишком сильно беспокоят его возможные заболевания..
--ахахах
--да, о чем этот я…Ты встретишь настоящего принца! У нас все будет хорошо! Будем вчетвером ездить летом отдыхать. А через пару лет ты созреешь для ребенка, родишь. Он будет похож на тебя—такой же талантливый, красивый, умный. Ты, знаешь, какая будешь счастливая?! Оооо, ни в сказке сказать, ни пером описать!
--мы пьяные, Сэмик. Какой ребенок?! Ахахаххахаххаа.. Какой ещё прынц?
--на белом лексусе!
--ахаххахахахха…хватило, спасибо, ешьте сами!
--ладно. С конем разберемся. Главное прынца найти.
--зачем он так со мной, а? Он мне жизнь поломал!
--ты пьяненькая, поэтому так говоришь! Ты же не любишь его, а он тебя. Ты теперь свободная. Дыши глубже. Все к лучшему, милая!
--мне больно. Я плакать хочу.
--ну, плачь.
Телефон вновь заиграл мелодией из «Красоты по-американски».
--Ненавижу его!,--я швырнула телефон об стену,--ненавижу, ненавижу, ненавижу!
--добьем бутылку? Там мало осталось..
--давай. Утопим горе в мексиканской водяре!
--Водяра—водка, Вадим—сковородка!
--за них!
--за кого, мать?!
--за Вадима!
--дай Бог ему здоровья.
Опустошив бутылку, мы поговорили на невнятные темы ещё около часа и уснули. На утро я чувствовала себя погано. Самира, естественно, тоже. Голова трещала по швам, глаза не открывались. Мутило—страшно.
--слабачки мы, один литр на двоих—и такое нечеловеческое состояние организма.
Я посмотрела на неё сквозь спутанные волосы и надела на голову красную шляпку от бутылки текилы. Мы заржали из последних сил, после чего Самира побежала обниматься с унитазом. После душа обеим стало чуть легче. Звонил Орхан, узнавал, как у нас дела.
--хороший он. Я за вас рада. Знаешь, что Рустам мне написал? «Я не понимаю, почему ты веришь не мне, а кому-то», а потом «Как же тебя легко настроить против меня, жизнь моя..».
--Боже, как это грязно и пошло, Милка..
--очень. Видишь да, он меня за дебилку держит… Он потерял меня. Он потерял меня.
--а ты уверена, что принадлежала ему? Чтоб он ещё терял тебя?
--знаешь…я не знаю, принадлежала ли я ему эти полтора года, но парадокс в том, что как я принадлежала ему те часы, что прошли от того момента, как я увидела его с другой, никому другому я так не принадлежала. Он будто девственности меня лишил, понимаешь? Он разбил мне сердце.
--только ему об этом не обязательно знать.
--ага
--и, несмотря на те великие выводы, к которым мы пришли, пить больше не будем, хорошо?
--ахахаххаа…хорошо..
Сэм включила телевизор, и мы долго и молча смотрели какую-то передачу про животных и делали вид, что не замечаем, как я плачу, заливая слезами майку и подтянутые к лицу голые коленки. Потом Сэм заварила чай и мы пили его, обсуждая повадки и особенности куниц и ласок, будто в моей жизни не произошло только что, что-то настолько важное, что я даже сама не особо этой значимости понимала. До самого вечера мы занимались непонятно чем и говорили о всякой чуши, смотрели глупые реалити-шоу и обсуждали знакомых. Часов в восемь я засобиралась домой. Сэм не стала меня удерживать. Она поняла, что мне нужно побыть одной. Рустам не звонил. Я села за руль и поставила Sade. Она запела, что «It's about trust, it's about faith». Я выругала её матом и поехала домой, рыдая под «Not ordinary love».
Придя домой, я проскользнула в свою комнату и долго сидела перед включенным монитором, пытаясь сделать хоть одну заметку в записках, которые веду уже много лет. Курсор моргал и не двигался с места. Потом я тихо встала и пошла в гостиную. Нашла на полке пыльный диск, вернулась в свою комнату и поставила его. Из фильма я помню лишь либертанго, трепещущее на кончике смычка, и то, как дрожала моя обожженная душа. И больше ничего, просто потому что плакала от начала и до титров. Выключив компьютер, легла спать. Чтобы окончательно проснуться ото сна, в котором пребывала полтора года.
Утром пришла Сэм. Она накинулась на меня полная решимости переубедить.
--знаешь что!? Увидься-ка с ним!
--зачем?
--а возьми и скажи ему все! Мне интересно, что он будет делать, столкнувшись с фактами?! Как он посмотрит тебе в глаза после клятвы?
--он выкрутится, Сэм.. Прекрасненько. Он знаешь, какой хитрый? Ты глаза его видела?! А ещё смел меня ревновать к друзьям-мальчикам.. Вот неблагодарный.. Боже, он меня в грош не ставит.
--а ты пойди! Сейчас нарядим тебя—глаз не оторвать. Надень юбку джинсовую.
--он её любил.
--а как же. Я тоже её на тебе люблю. Попу еле прикрывает. Так…маечку попроще. Сланцы. Волосы уложим. Подкрасим глазенки твои заплаканные. И ты—королевна! Родители где?
--Понятия не имею. Я не хочу его видеть. Мне тяжело.
--надо, мать! Слушай меня! Назначаешь встречу где-нибудь неподалеку, куда сможешь дойти пешком. Приходишь. Спокойная, даже ласковая. Садишься за столик. Смотришь на него нежно. Ну, ты так умеешь. Ага, вот так. И говоришь, мол, дорогой, милый, смысла лгать нет. Я хотела дать тебе шанс сказать мне правду, но ты солгал. У нас есть два выхода—либо мы ставим крест на наших отношениях, и я ухожу от тебя навсегда. Либо ты сейчас с самого начала, не пытаясь меня обмануть, выкладываешь мне все, всю правду о всех твоих трахах с первого дня наших отношений: как ты мне врал. Как изворачивался. Где на самом деле бывал. И с кем на самом деле бывал. Можешь ли ты изменить свой образ жизни или же твоя полигамность--это патология. А далее, спрашиваешь в лоб, мол, и вообще, какие у тебя на *** планы по поводу нашего будущего!
--он мат не любит… и, милая, я не хочу никаких планов на будущее с этим человеком.
--эээ, этот момент не принципиален. И зачем тебя сейчас должно беспокоить, любит он мат или нет?!
--да я так просто.. знаешь, я кажется…
--когда кажется, креститься надо. Усекла основные тезисы своей речи?
--угу
--тогда марш одеваться!
--сначала позвонить надо?
--ааа, ну да... упустила
--аххаха.. я не хочу ему звонить.
--звони! А что тебе кажется-то?
--не важно..
Я набрала его номер
--алло? Мелек, куда ты пропала?! Я чуть с ума не сошел! Ты в своем уме?!
--я у Сэма была, а телефон забыла в машине. Хочу тебя видеть, давай?
--где?
--в том кафе, где мы в последний раз сидели.
--хорошо. Через полчаса буду.
Я положила трубку и вздохнула.
--знаешь, Сэмик, я-то заранее знаю, что будет..
--и что?
--он взрослый мужик, он не станет передо мной отчитываться. Я встану и уйду. Он напьется виски, вернется домой пьяный, завалится спать. Пару дней будет бухать и отключаться. Потом все вернется в колею. И он начнет вспоминать меня как смутное пятнышко в череде своих воспоминаний. В конце концов—кто я? Всего лишь Маленькая Девочка. Так, приятный сон. Сны заканчиваются. А я выйду из кафе и буду идти. Сначала медленно, тая дурацкую надежду, что он догонит меня и начнет, перебивая свои мысли, все выкладывать, наваливая одно на другое. Чтобы я плакала. И голова трещала и звенела бы от боли. И мы начали бы все с нуля. Но я буду идти и понимать, что этого не будет. За моей спиной не раздадутся его шаги. Ему легче надраться в жопу и уснуть, чем признать свою вину передо мной, ему легче сбежать от разговора, чем «отчитываться» перед девчонкой, ему легче потерять меня. И чем глубже я буду это понимать, тем быстрее буду идти, и, в, конце концов, перейду на бег. Я буду бежать, подгоняемая этой страшной болью в груди и страхом больше никогда не увидеть его…
--Милка, я, конечно, понимаю, что ты писательница, но давай мы не будем заранее тут драму разводить, а?
--придется идти что ли?
--ага. А потом звони ко мне! Или сразу приезжай!
Я со вздохом опустила голову, и мы вышли из дома.
Глава третья. Почему так много страданий, в чем причина? Я тебя очень, ты меня очень…невыносимо! У нас на двоих один диагноз, одна пуповина. Только мы порознь--ты идешь мимо, я иду мимо..
Я к тебе сердцем, ты ко мне телом--несовместимость.. В формулах наших столько ошибок--мы погрешимы?! В схемах запутанных мы затеряться себе разрешили--я не пойму как мы с тобой так намеренно жили? Я обесточена, я обесключена, я обездушена... Свет не потушим? Волосы, плечи.. как все запущено... Я твоя Герда, разве что старше и пораспущенней. Только подумай, сколько любви нами глупо упущено! Скажи мне, хороший, что-нибудь главное, что-нибудь путное. Только смолчи, что циничные, смолчи, что распутные. Давай делать вид, что мы не потеряны, а зачарованы, играя влюбленных людей, не пороками скованных. Давай притворяться, что мы с тобой любим друг друга? Я буду примерной женой, а не лживою сукой. Давай притворяться, давай делать вид, что иначе умеем. Я буду стараться, и, может быть, даже поверю, возьму и поверю...
Я шла, абсолютно не отдавая себе отчета в том, что происходит. Шла на свидание с человеком, с которым уже знала, что расстанусь, но расставаться с которым мне жутко не хотелось. Я шла, ощущая на плечах тяжесть всех слоев атмосферы, давление силой в миллион паскаль. Но, параллельно с ощущением грязи и пошлости, в моей душе происходило что-то странное—распускалось какое-то неведомое мне, нежное, тонкое, многосложное чувство. От его рождения моей душе было больно и страшно, она дрожала, заставляя меня мерзнуть в августовскую жару. Он ждал меня, сидя за столиком лицом к двери. Я остановилась около окна и смотрела на него. Почему-то только в тот момент я начала осознавать, насколько дорог мне этот человек. Я вздохнула и толкнула дверь. Увидев меня, Рустам встал.
--здравствуй, родная,--с присущей ему галантностью, пододвинул стул. Он пытался скрыть нервозность. Но я всегда чувствовала её по тому, как он дергает ногой под столом и прикасается к своему лицу,--ты такая красивая сегодня.
--спасибо.
--я очень соскучился по тебе за последние три дня..
--да?
--ты меня очень напугала.
--правда? И что же ты подумал?
--сначала, что тебя украл один из твоих конвульсирующих поклонников.
--а потом?
--а потом, что ты просто не хочешь говорить со мной.
--а ты был прав..
--да?
--да..
--что случилось, Мелек?
--Рус, когда я спрашиваю тебя что-то вот так в лоб, как про Нату, это не значит, что я просто любопытствую. Это значит, что я знаю правду и хочу, чтобы ты реабилитировался в моих глазах, ответив честно на поставленный вопрос.
--я тебя не понимаю! Ты все усложняешь.. у нас ведь все было так хорошо..
--было! Не лги мне сейчас. Не хочешь говорить правду—я встаю и ухожу навсегда. Если хочешь меня удержать, будь добр, расскажи все по порядку. С кем, когда, как был за эти полтора года. Не хватит пальцев пересчитать? Я располагаю сегодня как раз достаточным временем, чтобы тебя выслушать.
--я убью того, кто это тебе наплел
--ааххахаххахахахаххахахахахххахахх!!!
--я что-то смешное сказал?
--да! Да! Да!!! Ты смешон! Ты продолжаешь изворачиваться! Ладно, кончаем этот балаган. Говоришь—говори, нет—я ухожу. Финита.
--ты глупая и маленькая девчонка. Ты ничего не понимаешь!
--ответ достойный тридцати четырех летнего мужика. Кстати, милый, я видела тебя с той крашенной блинолицей чувихой позавчера. Вы поднимались к тебе домой. Наверное, в лото играть.
--Мелек…позавчера я привозил домой только двоюродную сестру..
--я не верю тебе..
--тебе что фотографии семейные показать?!
--я не верю..
Повисла пауза. Он сидел, откинувшись в кресле, явно пытаясь собраться с мыслями.
--ладно,--я прервала затянувшееся молчание,--будь здоров. Я только не понимаю, зачем ты держал меня рядом все эти полтора года..
--ты можешь смеяться, но я не хочу изменять тебе..
--почему?
--не хочу
--почему? Почему? Почему?! Хватит лгать!
Он встал со своего кресла, подошел ко мне и взял моё лицо в свои ладони. Его руки были холодны, как лёд.
--потому что я люблю тебя..
В этот момент в моей душе запели сотни церковных служек, под куполами носилось долгое и высокое «Ааааааааааааааааааааа», а хор в фиолетовых атласных одеяниях под хлопки прихожан затянул своё «Алиллуя!».
--с Натой, о которой ты говоришь, спит мой друг, а не я. Я не хотел выдавать его, он женат. Не молчи. Пожалуйста, не надо молчать. Я люблю тебя. Я не изменял тебе и не буду. Я хочу быть только с тобой.
Моя рука безжизненно лежала в его руке. Было такое ощущение, что я нахожусь под наркозом. И то неведомое «что-то», что распускалось в душе, вдруг обрело самые обыкновенные очертания—я люблю его. Я люблю его. Я подняла на него глаза.
--а ты нет, да? Я боялся именно этого. Поэтому так долго молчал… Наверное, это и правда бессмысленно.
--мне нужна была эта драма
--что?
--я так счастлива, что все случилось именно так, а ты?
--ты опять издеваешься надо мной?
--да нет. Я, правда, самая счастливая. Немного отупевшая от наркоза и мыслях о куницах, но счастливая.
--я плохо понимаю, что ты сейчас говоришь, но я могу воспринимать это, как «И я тебя люблю»?
--ты можешь попробовать…
ЭПИЛОГ
Я выхожу на маленькую деревянную сцену своей собственной души, такая, какой я была 26-го февраля 2008-го года, в кожаной курточке, джинсах и сапожках, с огромной кожаной сумкой через плечо. Я улыбаюсь. Веду рукой по тяжелому бархату бордовой портьеры, я, такая, какая есть—немного со странностями, но вроде хорошая, пусть и не без греха, но зато любимая, и говорю всему миру с поклоном:
«КОНЕЦ» (1)
(1)--ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВЫЙ И ОЧЕНЬ НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ)))