Ты – проглотивший меня удав с застрявшей у тебя в глотке добычей. Сейчас, если хочешь остаться в живых, надо либо выплюнуть меня, либо все-таки съесть. Но я не даю себя съесть, стараясь выжить и остаться, хоть и с поломанными костями. А ты за счет меня вдруг стал таким пузатым и большим, что не хочешь становиться снова тощим и маленьким. Мы - в состоянии войны: ты борешься за власть надо мной, я – за себя.
Вижу себя ползающей по твоему телу, ласкающей, целующей пупок, соски, живот, плоть, ноги, волосы, губы, глаза, нос. Чувствую мягкость и нежность твоей кожи, аромат мужской плоти, налитой силы, готовой взорваться во мне, твою покорность, как бы прислушивающееся к себе тело и боязнь потревожить и вспугнуть мое. Потом – тишина-замирание начинает постепенно в замедленном ритме и молчании отзываться на мою нежность: ты начинаешь ласкать, поворачивать меня своими теплыми нежными ладонями: на бок, на спину, на живот, ложишься на меня, целуешь грудь, губы, медленно ласкаешь мое лоно. Я не выдерживаю, ввожу твою плоть в себя, начинаю дышать блаженно и ритмично, закрываю глаза, чтобы полностью почувствовать тебя, ощутить твой ритм, дыхание. Вскрикиваю от поднимающегося по ступенькам возбуждения, прижимаю тебя к себе, воображение придает скорость и темп наслаждению. Ты все делаешь молча, медленно, боясь вспугнуть мою страсть. Я меняю позы, подсознательно продлевая и одновременно усиливая свое желание. Ты становишься послушным инструментом моего тела и страсти, подчиняешься мне и повторяешь линии моего движения, как в танце, мы выписываем один рисунок, мы становимся одним существом. Вдруг – полустон, полувздох. Я остаюсь одна. Ты как бы не выдерживаешь молчания, тишины и меня. Испугавшись, что не успею, начинаю судорожно цепляться за еще не остывшую и не упавшую плоть, подключаю вместо тебя себя другую, себя-мужчину, меняя нас в воображении местами. Ты, как можешь, помогаешь, но слабеешь, и я остаюсь окончательно одна. Иногда мне удается доплыть до берега, блаженно растянуться после бурного плавания. Если не удается, готова утащить тебя в бездну зла, неудовлетворенности, смерти, агрессии, садизма, ненависти, в которой меня бросил. Ты начинаешь ритуальный танец извинения, всплытия, заканчивая все предательским признанием слабости и бегством с места поражения. Остается ждать следующего прихода…
Тоска – ощущение неполноты, неполноценности, недостаточности окружающего мира. Тоска – когда мне тебя не хватает, скука – когда мне с тобой не хватает всего остального. Тоска – когда без тебя свет не мил, когда все – нереально, потому что реальность становится реальностью только с тобой. Я не могу общаться без тебя с миром, могу с ним вступать в контакт только через тебя и с тобой. Когда происходит «без» - иллюзия, нереальность, видЕние... Ты – пуповина жизни. Ты даешь ощущение настоящего. Любовь. Она есть, если, когда ты исчезаешь, то вместе с тобой - и я, и мир, и все остальное. Ты начинаешь обретать реальные черты, если могу видеть тебя – все, конец любви!
Неравенство – когда существует заведомо нечестное, привилегированное положение, асимметрия, как у не влюбленных в сравнении с влюбленными, у богатых в сравнении с бедными. Первые МОГУТ «играть», т.к. у них всегда есть «запасной ход» в случае проигрыша: жена, семья, друзья, работа, наследство. Вторые ДОЛЖНЫ, т.к. у них есть только один выход. Первые могут жить бесконечно и безразлично, вторые – только с любимыми, потому что для них это не игра - жизнь. Здесь - моя Анна Каренина. Игра предполагает возможность нескольких вариантов, игра безвариантная – цунг-цван и неизбежность. Вот так и мы с тобой: ты играешь, я – выживаю. Ты легко жертвуешь мной, бравируешь своей возможностью уйти в любой момент. Я – в безвыходном положении. Но все эти годы я строила свой запасной выход, запасную площадку, чтобы могла уйти. Наконец появились ее очертания, и я тоже начала играть. Мы - на равных. И мы оба – азартные игроки.
Ты – внутри меня. Даже страшно, если снова окажешься снаружи. Тогда тебя не будет внутри. Сейчас я люблю глубже, спокойней. Твой смех, говор, жесты, голос стали моими, частью меня, не внешними, к которым присматриваешься, привыкаешь, потому что они чужие, новые, другие, не твои. Их еще надо «разносить», приладить к себе, чтобы не тёрли, не мозолили, не мешали, не чувствовались, не замечались, потому что они и есть ты. Для других ты приходишь и уходишь, для меня - пришел и не уходишь никогда, потому что нельзя уйти от своего голоса, я не могу отделить себя от тебя. Раньше ты приходил и уходил, боялась, что навсегда, боялась отпускать, думала, что больше не придешь. А сейчас – ты здесь, даже если тебя нет, ты никогда не уходишь. Что-то изменилось во мне.
Вчера было ощущение «пьяная от счастья» в буквальном смысле. Шла, покачиваясь, от твоего дома до своего. Улыбалась, вспоминая наше отражение в зеркалах. Ты стеснялся своего возбуждения, а мне ты нравился именно таким. «Тебе хочется при всех заниматься со мной любовью, тебе этого не хватает! Тебе хочется, чтобы все видели, какая ты счастливая в эти мгновения - Да! – Я проговорил твое ощущение, а на самом деле – сам хочу всем говорить, какой я счастливый. – Ты – самый счастливый из своих друзей! Ни у кого из них нет такой женщины. – Но я этого не знаю. – Я знаю! Я видела Ю. – Она у него всегда болеет. – С. не видела, но знаю, что не так. – Т. говорит, что ей нужен внутренний массаж. – А у нас – счастье, радость, нежность, массаж души, тело – только инструмент. – Наше общение не в словах - в душевных движениях. Мой язык – косноязычный. Наши отношения – в интонациях, ощущениях, вздохах. - В Париже я тебя не любила. Как женщина я была счастлива! Невообразимо! Непередаваемо! Но это не было любовью. – Скажи, почему ты меня любишь? Чем лучше других, расскажи, тогда у меня исчезнет комплекс. Ты же знала многих мужчин. – Я ждал ее, мучился, злился. Она приходила, я начинал ее ласкать, ложился на нее голый, хотел возбудить, а она говорила: болит голова, устала, хочет спать… - Ты насиловал ее? – Никогда! Я скатывался с нее и говорил: «Я могу спустить и в простынь, но когда ты захочешь, я не захочу». Я отомстил ей! – Установился новый ритм: 1 раз в три месяца. Я дошел до своего пика. Это не зависит от меня. – Не надо было ехать туда! Это была авантюра! Я плачУ за нее Богу. За счастье, которое ты мне дала. – Я живу маленькими радостями: купил блок сигарет дорогих. Она говорит: «Будешь курить вперемешку с дешевыми». Я согласился. – Как в жизни: я и она, дорогие сигареты с дешевыми вперемежку. – Приди завтра. – Неохота. – В среду буду целый день занята. – В четверг приду. На обед! – Хочу домой. Жены нет, надо варенье по банкам разложить, ужин приготовить. – Почему ты не принесешь мне ягод? – Я сам их не ем. – Три таза клубничного варенья сварили. – За апрель дадут всем, за май – неизвестно. – Тебе надо купить кроватку для маленького. – Я тебя почти не зову по имени. – Из какой это теории? – Не поминай Господа Бога Твоего всуе. Библия. – Ты понимаешь Библию? Я не понимаю. – Я тоже. - Я все соки из тебя выжал, совсем довел. Зачем же быть еще грубым! – Мне жалко бегать, искать что-то, уменьшая время, которое трачу на тебя. Я не так выразился. Ты сейчас будешь думать, почему сказал «трачу». – Я сейчас не в себе! Я больше люблю, когда ты кончаешь. Потому что чувствуешь себя мужчиной. – Да, наверное, потому что мужчина тот, кто может удовлетворить женщину. Иначе он – что-то другое. – Зачем муссировать эту тему? Кому это нужно? …»
Вернувшись в Россию, ты делал все, чтобы уничтожить лучшее, что было там, что было со мной, с тобой, чтобы никогда не вспоминать, что можно жить по-другому. «У меня не хватило духа и сил измениться», - сказал ты. А мне надо перемолотить все, что там было, нарастив на этом новую рамку жизни. Париж дал мне веру и надежду на другое, которое значительно важнее, чем все события, происходившие там. Тогда ты прервал начинавшую только обозначаться новую линию моего движения, идущую от музыки, природы, уединения, размышлений. Ты меня начал таскать по магазинам, постепенно включая в орбиту своих жлобско-мещанских интересов и ценностей. Я проговаривала свою усталость от тебя со слезами и в полном отчаянии: «Оставь меня! Уйди от меня!» Тогда ты был ошарашен: «Я думал, что это по обоюдному согласию!» Ты стал обижаться, а я не смогла противостоять...
Ты – мой Бог. Я готова целовать твои ноги, ступни, живот, всё-всё... Это наслаждение! Чувствовать себя женщиной! Лежать под тобой, отдаваться тебе, чувствовать, как вливается твоя жидкость, вдыхать ее запах и потом ждать, вдруг из этого что-нибудь получится! Никогда не думала, что это так прекрасно! И мне не стыдно быть такой. Это не животное, может быть, идущее от страсти, но не от любви, но только с тобой я испытала до конца наслаждение близости с мужчиной. Твои глаза бывают разными. Когда вдруг скажу что-нибудь для тебя неожиданное, они застывают, как будто вдруг наткнулся на то, что никак не ожидал увидеть. Столбенеешь от неожиданности и незнания, как реагировать, чтобы или меня не обидеть или чтобы самому дураком не выглядеть. А у меня – перехлесты, перепады: то люблю, то ненавижу, то хочу видеть, то не хочу слышать даже по телефону. Но стоит только тебе не давать о себе знать продолжительное время, начинаю сходить с ума. Потом ты понял: не звонить, не приходить, не замечать, чтобы потом прибежала, просила, умоляла.… Сейчас все не так. Все внешнее ушло, остались только нежность и благодарность за то, что было, за любовь, страсть, блаженство, радость и муки.
Когда отношения становятся незыблемыми или появляется сверхуверенность в себе, перестаешь ощущать необходимость и потребность в близком человеке. Кажется, что все так и должно быть. И замечаешь, что это – не естественное положение, только когда теряешь. «Она не пришла: так ты что – не доволен? Ты же хотел от нее избавиться, и вот, она не пришла, не позвонила, так ведь даже лучше! Именно отсутствие ее звонков сделало ее реальностью. Я понял, что обречен либо скучать с ней, либо страдать без нее. Я желал расстаться с ней, но не с той, которая меня не любит, а с той, которая меня любит. Та, что меня любила, казалась мне скучной, как бы не существующей, а та, которая меня не любила, обретала в моих глазах черты реальности, потому что исчезала и давала основание постоянно чувствовать ее нехватку. Я хотел, чтобы она позвонила первой, потому что, сделавшись доступной, она стала бы для меня, как и прежде, несуществующей. Если бы позвонил я, то мне пришлось бы думать о ней, как о реальной, т.к. в этом случае все становилось ускользающим и проблематичным, т.е. несуществующим становилось все, кроме нее. Или она несуществующее, а остальное – реальное, либо наоборот: она существующее, тогда все остальное – проблематично и несущественно» («Скука»). Муки любви: разрыв и невозможность быть вместе, т.к. перестаешь существовать для другого, и не быть вместе – тоже, потому что мир рушится и перестает существовать, существуешь и существенен только ты. Все, что доступно, перестает обладать тайной. Но только тайна может быть привлекательной.
Ты сделал все, чтобы навсегда остаться недоступным, сохранив тайну любви; я сделала все, чтобы скука и тоска не покидали меня спустя и 15 лет жизни.