Автор благодарит Александра Малого за иллюстрацию
Иногда я чувствую, что умираю.
Мало - помалу, день за днём. Я исчезаю словно слеза на чьей-то щеке, словно день на пороге ночи.
Ничего не жаль. По большому счёту ведь ничего и не было, так… только странные дни моей жизни. Зачем её кто-то придумал?
Кому, какая с этого была польза?
Уж точно не мне, окончательно запутавшемуся во времёнах года.
Лето-зима, весна-осень…
Правда, так было не всегда, когда-то давно, я жил совсем по-другому. Тогда нельзя было иначе. Мои дни были до краёв наполнены чувствами, и я точно знал, что этот мир для чего-то создан. В то время у меня было много дней, весёлых и не очень, солнечных и дождливых, мне было безразлично, сколько их ещё растворится в небе без остатка. Они весело сменяли друг друга, и я совершенно не задумывался над их количеством.
Но как-то раз я понял, что когда-нибудь они кончатся, и у меня останется только ночь. Чёрная, как смола, в ней не будет ни луны, ни звёзд. Эта ночь проглотит меня, и я уже ничего не буду чувствовать, потому, что стану другой стороной мироздания.
«Может там, что-то прояснится?» - с надеждой спрашивала душа, - «Может тогда ты, что-то поймешь?»
«Вряд ли»,- недовольно ворчал ей в ответ разум, - «если при свете солнца ты оставался дураком, что может быть ясно ТАМ, где нет ни чувств, ни красок?»
Мой дядя, всегда считал, что ТАМ - ничего нет. Он говорил, что человек просто заканчивает своё существование и превращается в прах. Возможно, по-другому он сказать и не мог, потому, что был материалистом с партбилетом в кармане. Он любил жизнь, хотя она, в конце концов, не отплатила ему взаимностью.
Два года назад у него случился инсульт. Его парализовало и он, пролежав в больнице несколько месяцев - умер.
Я приходил к нему незадолго до его смерти. Он уже ничего не говорил - не мог, просто смотрел на меня и держал мою руку в своей широкой ладони. Наверное, это было нужно ему- чувствовать кого-то рядом. Интересно, что он думал в тот момент, остался ли он, до конца верен своему материализму?
Не знаю…
Вскоре он уже лежал в своём тесном гробу и никак не реагировал на пришедших с ним проститься.
Его жена, то плакала, то забывалась, затем вдруг сказала, что у её супруга больше нет обручального кольца. Я не обратил на это внимания, подумал, что она снова в забытьи, но минуту спустя, увидел, что кольца действительно нет. А ведь он никогда его не снимал - просто не мог. Кольцо почти вросло в безымянный палец, и он решил, что это весьма символично. Он говорил, что при жизни ему уже никуда не деться от своей жены.
Наверное, работники крематория тоже были в курсе его философии и просто решили, что теперь кольцо ему уже без надобности.
Впрочем, моему дяде было уже действительно всё равно. Казалось, что всё это ему ужасно надоело: больничная кутерьма, переодевания в тесный костюм и холодное декабрьское солнце за окном. Он молча лежал и ждал, когда его оставят в покое.
Помню, мама стояла рядом с его женой и ничего не говорила. И лишь когда все простились с ним, и гроб сам собой поехал в тёмный отвор крематория, она мелкими шагами пошла вслед, еле слышно повторяя: - «Серёжа, Серёжа…»
Через мгновение гроб скрылся в пасти неизвестности, а ведущая похоронной процессии сказала, что теперь земля будет ему пухом.
Она соврала, моего дядю ждал огонь и уже через две недели тётя забрала из крематория урну с его прахом.
Мама снова плакала, говорила, что всё произошло очень быстро, что вся его жизнь пролетела в одно мгновение, оставив от дяди только ворох пепла, да кучу пожелтевших фотографий.
Тогда, я подумал, что моя ночь сделала ещё один шаг навстречу мне.
Помню, мы сидели в его квартире, было непривычно пусто, на кухне из крана капала вода. Дядя смотрел на нас с маленькой фотографии на столе, совершенно не понимая, почему перед ним горит свеча. Её пламя еле заметно качалось из стороны в сторону и мне вдруг захотелось проснуться, как в детстве, после страшного сна, увидеть как солнечный свет заливает комнату…
Но ничего не менялось, на кухне по прежнему капала вода.
Я не помнил такой тишины в дядиной квартире. Скорее всего, её тут никогда и не было. Но теперь, она медленно, по капле, вытекала из крана и наполняла квартиру.
Мама время от времени утирала слёзы, тётя, что-то еле слышно шептала, а я снова думал про ночь, которая прошла рядом со мной.
Сколько же ей осталось до меня, что я почувствую, когда она придет за мной? Успею ли я вообще, что-то почувствовать? Может это всё случится внезапно?
Да, наверное, так было бы лучше. Чтобы не цепляться за жизнь, за осколки дней, за края снов. За всё, что мне так дорого и без чего моя жизнь не имеет никакого смысла…
Хотя, кому это все интересно? Все мои дни, мечты, надежды...
Однажды все это просто исчезнет… словно выключится телевизор. И в лучшем случае, я превращусь в маленькую точку в центре экрана, которую можно будет видеть какое-то время.
Но это должен быть очень старый телевизор...с кинескопом... сейчас такие уже не делают...