Бесконечно длинная и невыносимо нудная лекция. Тем более нудная, что в аудиторию проникает запах жарящихся в столовой котлет.
- Как по-французски «Я не ел шесть дней»? – толкает меня в бок Васильева. – Ну, помнишь, Киса Воробьянинов в «Двенадцати стульях» милостыню просит.
- Же не манже па сис жур, - отвечаю я.
Желая меня отблагодарить за столь ценную информацию, Васильева спрашивает:
- А ты знаешь, куда исчезают настоящие мужчины?
И сама же отвечает:
- Они женятся.
Мы не успеваем обсудить сие великое географическое открытие, потому что дверь аудитории распахивается и входит замдекана. Радостно потирая ручонки, он начинает с гнусных намеков:
- Вы знаете, что скоро комсомольская аттестация…
При слове «аттестация» у Васильевой пропадает аппетит. К сожалению, не навсегда.
Меж тем замдекана, развивая свои мысли, доходит до пролетарского интернационализма. По его мнению, этот пресловутый интернационализм мы должны выразить своим присутствием на вечере в объединенном артучилище, где учатся курсанты самых невообразимых национальностей. Вечер посвящен Восьмому марта, будущие военные старались, готовились, а где взять зрительниц? Ясное дело, на филфаке.
Аудитория гудит, причем вовсе не радостно. У всех какие-то планы, и у этих планов есть одна общая черта: они никоим образом не связаны с объединенным артучилищем. А уж на пролетарский интернационализм там и вовсе никаких намеков нет.
В моей голове появляется куча разнообразных отмазок – начиная с больной бабушки и заканчивая гипотетическим выходом замуж. Но эти жертвы бесполезны, потому что уже две недели Васильева живет под девизом: «В жизни надо испытать всё». В рамках этого проекта мы уже ходили с ней в морг, на творческий вечер Ярмольника и на экскурсию по кондитерской фабрике. Судя по маниакальному блеску в глазах Васильевой, посещение объединенки обещает быть жемчужиной её коллекции.
Так что деваться мне некуда, и мы идем демонстрировать пролетарский интернационализм.
Интернациональный вечер проходит увлекательно и не без драйва. Песни и пляски одних народов мира сменяются песнями и плясками других. Васильева немного снисходительно поглядывает на этот Клуб кинопутешественников. Я знаю, почему снисходительно: никто из выступающих не сможет исполнить корякскую народную песню «БалагИм балагО». Эту песню Васильева импортировала из своего родного Петропавловска-Камчатского, и она пользуется неизменным успехом на наших попойках.
В это время начинается конкурс джентельменов. Джентельмены занимаются самым типичным джентельменским занятием – чистят картошку. Юноша в белом костюмчике, априори считающий себя главным претендентом на звание Самого Что Ни На Есть Джентельмена, явно проигрывает в этом раунде. Да это и понятно. Судя по его внешнему виду, он играючи справился бы с чисткой авокадо, кокосового ореха, банана, наконец. Но картошка…
Картофельный тур закончен, Белый Костюмчик в следующий тур не проходит. Ему предлагают покинуть сцену и присоединиться к зрителям в зале. Но Костюмчик мысленно уже победитель, он уже на пьедестале, он не хочет к зрителям. Тем более что следующий тур конкурса – завязывание галстука. О, в завязывании галстука нашему герою нет равных!
С какой любовью он вешает галстук на шею, как тщательно завязывает узел, как призывно смотрит на зрителей, предлагая им оценить свое джентельменство. Зал буквально очарован им, потому что все эти действия он совершает в то время, когда его буквально выпихивают со сцены – конкуренты, преподаватели, куратор и даже часть зрителей.
Мы с Васильевой глядим на это шоу, разинув рты, и совсем не жалеем о нашем присутствии здесь. Что ни говори, а от деканата не только зло исходит.
Наконец, официальная часть вечера позади, из столовой доносится модная этой зимой «Сюзанна», а столы скромно, но со вкусом сервированы.
Наши соседи по столу – двое курсантов из Конго. Одного зовут Мишель, другого – Оливье. Последнее обстоятельство приводит Васильеву в прекрасное расположение духа, и она благосклонно вступает в светскую беседу. Пару раз, правда, она называет Оливье Винегретом, но в основном полет проходит нормально.
В процессе беседы выясняется, что государственный язык Конго – французский.
- О! – говорит Васильева. Она очень уважает всё, что связано с Аленом Делоном.
- Вы говорите по-французски? – радуются Мишель и Оливье.
- Немного, - небрежно бросает Васильева.
Я понимаю, что события выходят из-под контроля, но уже поздно. Васильева, гордо взирая на присутствующих, сообщает:
- Же не манже па сис жур.
Пауза. Минуту Мишель и Оливье смотрят на Васильеву. Потом друг на друга. Потом молча и торопливо начинают придвигать к Васильевой все стоящие перед нами тарелки. Этого кажется им недостаточно, и они бросаются опустошать соседние столы. Раздаются недоумевающие возгласы. Мишель и Оливье горячо объясняют что-то, с тревогой оглядываясь на Васильеву. Вся эта суматоха, наконец, привлекает внимание малозаметного человека в костюме и галстуке, к гадалке не ходи, кагэбешника…
Больше нас с Васильевой демонстрировать пролетарский интернационализм не пускали.