Может быть, это наивно, но мне кажется, что чем больше мы будем думать и говорить об этом замечательном актере и человеке в трудные для него дни, тем больше надежды на то, что он поправится. Очень хочется верить в чудо...
***
…С утра он играл в большой теннис с военным атташе российского посольства – интервью пришлось перенести на полдень. «Как игра?» - спросила я его. «Продул», - улыбнулся он.
О Николае Караченцове говорили, что жизнь он ведет вполне светскую – каждый сезон отправляется играть в теннис не куда-нибудь, а в Уимблдон. Последнее оказалось враками. Николай Караченцов был в Уимблдоне всего один раз («Я давно мечтал посмотреть знаменитый турнир живьем»), и этот праздник для него устроили друзья. Сам он впервые взял ракетку в актерском доме отдыха. Учителями были актеры, которые сами этому научились чуть раньше него. («Играю я довольно средне, как говорят «больше люблю, чем умею». Теннис для меня отдушина.»).
- Кто ваши партнеры?
- В Израиле – военный атташе российского посольства и мой друг из Ташкента – тренер, мастер спорта. Я думаю, ему со мной не интересно играть, но он играет. А в России партнеры самые разные. Поскольку у меня всегда плавающий рабочий график, всякий раз приходится договариваться о встречах на корте. Звоню одному из своих партнеров, спрашиваю, свободен ли он в такое-то время, если да – начинаем искать корт. Кто-то мне так же звонит - приглашает поиграть.
- Вы популярный актер. Ваше имя на слуху. Вас не пытаются ангажировать люди, далекие от искусства – те, что занимают достаточно высокие посты, и для которых престижно провести вечер с любимцем публики?
- Благодаря теннису я знаком с очень многими людьми, которые занимали или занимают высокие посты в нашем государстве, с некоторыми из них я на «ты». Понимаете, теннис – как баня; не важно, кто генерал, - погоны-то в раздевалке. И здесь, с однйо стороны, как бы братство, с другой – каждый понимает «who is who». У нас есть такой турнир «Большая шляпа», для знаменитых (в самых разных областях) «чайников» или VIP – политических деятелей, серьезных бизнесменов, актеров, депутатов Госдумы… И вот мы встречаемся и играем как будто бы всерьез, но при этом существует своя, очень добрая атмосфера, мы все друг с другом на «ты».
- Эти контакты продолжаются и за пределами корта?
- У кого-то да. А кроме того, парные соревнования предполагают, что я должен со своим партнером встретиться и потренироваться перед турниром. Все мы люди занятые, и общение происходит от случая к случаю. Вот я приглашаю кого-то в театр, после спектакля можем немного посидеть. Но подобное общение никого ни к чему не обязывает – люди в этой компании достаточно тактичные.
- Вы бы стали играть в паре с человеком, который вам несимпатичен? Скажем, вы не разделяете его убеждений или высказываний…
- Вряд ли.
…За кулисами Николай Караченцов оказался милым, приятным человком – без какого-либо «звездного» налета. Интеллигентен, прост, обаятелен.
Он не из актерской семьи, как думают многие. Отец – художник, мама – балетмейстер.
- Поскольку я рос с мамой, то с детства мечтал о балете. Все балеты Большого театра видел по сто раз. Мама везде таскала меня с собой. Но вот когда пришло время поступать в хореографическое училище – брали туда детей определенного возраста – мама выступила категорически против этого. Была бы девочка – отдала, а мальчика не хотела. Я рос на Чистых прудах, развивался, как обычный московский мальчик. Но получилось так, что наша школа попала в сеть педагогической части Центрального детского театра. Мы дежурили на спектаклях и пересиотрели весь репертуар. А еще при этом детском театре был такой клуб искусств для детей – лекции нам читали Эфрос, Филиппов, Макаров, а при клубе работала самодеятельная детская студия. Я в нее поступил, а вскоре – вслед за одним знакомым мальчиком – еще и в детскую студию при Доме кино. Потом была школа-студия МХАТ, откуда я попал в «Ленком», где служу до сих пор, так что вся моя театральная биография умещается в одну строчку.
…Известность пришла к нему после роли Тиля Улиеншпигеля. Как сказал об этом Марк Захаров: «На следующее утро он (Караченцов-Тиль – Ш.Ш.) проснулся знаменитым». Николай Караченцов и до Захарова играл в этом театре много главных ролей, но сам «Ленком» в те годы был непопулярен. Заговорили о театре с приходом Захарова. В первом захаровском спектакле «Автоград-21» Караченцов бегал в массовке, которая называлась «хор». Следующим был «Тиль» с Караченцовым в главной роли, который произвел в театральной Москве эффект разорвавшейся бомбы. Спектакль шел 17 лет. («Потом пришел момент, когда я перерос свою роль. Что касается пластики - это легко давалось, но внутри я был уже гораздо старше. Я говорил Марку Анатольевичу: «Ну давайте вводить на эту роль кого-то из молодых», а он мне: «Нет, станете лысым, стареньким, будете ходить с палочкой, но все равнво играть Тиля будете только вы». А тут в театре случился пожар, во время которого сгорели все мужские костюмы, вот под это дело спектакль и сняли. И я был очень рад, хотя «Тиля» любил).
- Это ваша самя любимая роль?
- Понимаете, актер должен влюбляться в каждую роль, иначе у него ничего не получится. При этом невозможно предугадать, какая из них выстрелит.
- В «Юноне и Авось» ваша роль, бесспорно, выстрелила. Спектакль идет много лет, и зритель по-прежнему идет «на Караченцова».
- Когда Захаров ставил «Юнону», звезды светили всем – Вознесенскому с его замечательными стихами, Рыбникову с его удивительной музыкой, Владимиру Васильеву, работавшему над пластикой спектакля, мне, и в первую очередь – Марку Захарову. Недавно мы играли «Юнону» в Риге – огромный успех. Хотя, казалось бы, сколько лет прошло, новое поколение зрителей выросло…Но, кстати, если бы не было спектакля «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты», наверное, не было бы и «Юноны».
«Звезда и смерть» был первым спектаклем, построенным по музыкальным законам. Каждый спекталь Марка Захарова – это движение. Поставив «Тиля», он мог бы оставшуюся жизнь копать эту жилу и иметь неизменный успех. А он вдруг ставит чеховского «Иванова» с Евгением Павловичем Леоновым в главной роли – спектакль, совершенно непохожий на прежний, - такое впечатление, что его поставил кто-то другой. После «Юноны» - «Три девушки в голубом». Этот спекталь так тонко соткан, и все актрисы – Татьяна Ивановна Пельтцер, Инна Чурикова, Люда Поргина, Елена Александровна Фадеева – сыграли в нем настолько мощно…Так что дай ему Бог здоровья – Марку Анатольевичу. Кстати, профессия главного режиссера отличается от профессии простого режиссера – тут надо быть и хозяином, и отцом.
-…и диктатором.
- И диктатором. Я недавно прочел одну спортивную анкету. Судя по этой анкете, спортсмены предпочитают иметь тренера-либерала, а не тренера-диктатора. Но вот по числу побед соотношение было 1:4 в пользу тренера –диктатора. В театре происходит примерно то же самое.
- Как в таком неоднородном театре как «Ленком», уживаются «звезды» и зеленая молодежь?
- Спасибо Марку Анатольевичу – он очень за этим следит, и мы гордимся, что к нам не относится то, что часто говорят о театральных коллективах – «клубок друзей»… У нас удивительная атмосфера в театре. И еще я в какой-то момент понял, что не обязательно закадычно дружить с кажлым актером – порой это даже вредит. Вроде, ему простишь, как другу, а не должен бы…
- А если вы ловите на себе чей-то недоброжелательный и завистливый взгляд?
- Тут уже надо собирать все в одну кучу – и то, чему тебя учил театр, и то, чему тебя учил институт, твои педагоги, что вложила в тебя мама, и книжки, которые читал. С одной стороны – нельзя задирать нос и надо быть контактным, демократичным, с другой – не расшлепаться по плечам, не растранжириться, не измелочиться, не излизаться. Я помню, когда мы снимались с Евгением Павловичем Леоновым в «Старшем сыне», то на площадке спорили на равных до хрипа, но в то же время после съемки никто не мог хлопнуть его по плечу и сказать: «Пойдем, Женя, чайку попьем». Вот это соединение абсолютной демократии в профессии и в то же время ощущение собственного достоинства и есть, наверное, то, что отличает интеллигентного человека и чему стоит учиться. Не знаю, насколько у меня получается, но я пытаюсь соответствовать.
- Как сложились (или не сложились) ваши отношения с Захаровым-кинорежиссером?
- В фильме «12 стульев» я сыграл у него ма-а-ленький эпизод. Когда Остап Бендер приходит в театр, там играется фрагмент спекталя «Женитьба», где я – в роли Подколесина. Но поскольку у спектакля было супер-современное решение, на меня надели какие-то шкуры и я бегал и орал песни. А следующая была роль Лилипута в фильме «Дом, который построил Свифт». Я там тонул в стакане. А дальше как-то не складывалось – просто не было для меня роли.
- С другими кинорежиссерами у вас, судя по всему, сложилось удачнее.
- В общем, да. Я сыграл в кино более ста ролей. Первая моя картина прошла тихо-назаметно, и называлась она «Единожды-один». Ее поставил Геннадий Полока (постановщик фильмов «Республика Шкид» и «Интервенция» - Ш.Ш.). – не только талантливый режиссер, но и педагог. Кинематограф – особый вид искусства. Там иная эстетика, нежели, в театре, другие приспособления, свои законы актерского существования. И вот Полока вводил меня в мир кино, учил всей этой специфике, за что я ему крайне благодарен. А сразу после этой картины был «Старший сын», который получил много призов. Вот с тех пор у меня в кино «пошло» - до сих пор снимаюсь.
- Как вы воспринимаете себя на экране?
- Раньше видел только собственные зубы и уши. Теперь смотрю профессионально: тут сыграл верно, здесь недотянул, там ракурс не тот.
- Хорошо помню вашу работу в фильме «Батальоны просят огня».
- Мне был интересен этот характер, он неординарен, он какой-то непричесанный. Один человек сказал, что его сын, посмотрев фильм, прибежал в слезах, спрашивая: «Ведь Орлов не умер. Ведь не показали же, как он умер, показали только его папаху». Значит, получилось.
- На каком фильме со своим участием вы бы выключили телевизор?
- «Белые росы», «Старший сын», «Человек с бульвара капуцинов», «Чокнутые», «Криминальный квартет»…
- Вы снимались на Западе?
- В американской картине «Осколок времени», которую снимал наш бывший соотечественник.
- А есть фильмы с вашим участием, которые еще не вышли на экран?
- «Тихий Дон» Бондарчука. Я сыграл там белогвардейского офицера.
- А что в планах?
- Буду сниматься в картине «Цирк сгорел и клоуны разбежались» - на самом деле эта история не про цирк, а про всю нашу жизнь. И еще мне предстоят съемки в историческом фильме «Тайны дворцовых переворотов» Светланы Дружининой, где я буду играть Петра Первого в его последние дни. Мне это очень интересно.
- И при таком темпе жизни вы еще успеваете записывать пластинки…
- У актера всегда есть тяга к смежному жанру. Артист балета мечтает сыграть драматическую роль, трагик – комическую, комик – трагическую. Я прекрасно понимаю, что у меня нет никаких вокальных данных, и стараюсь не столько спеть, сколько «сыграть песню». Этот жанр не нов – вспомним Леонида Утесова, Марка Бернеса, Клавдию Шульженко. Из нынешних - Алису Фрейндлих, Мишу Боярского… Ну а у меня это началось благодаря театру, когда в «Ленкоме» появились музыкальные спектакли, педагоги по вокалу, и нам пришлось учиться работе с микрофоном. Потом была картина «Собака на сене», где Геннадий Гладков предложил мне спеть самому, и не что-нибудь, а серенаду, которую, как мне показалось, надо бы исполнять тенору. Я ему говорю: «Гена, я не могу петь своим хрипатым голосом. Я способен только проорать». А он: «Для этой роли именно так и надо». После этого пошли музыкальные фильмы, где мне волей-неволей приходилось петь. И вдруг разные композиторы стали предлагать записывать их песни.
- Вам ставили голос?
- Я его несколько раз срывал, и в результате возникла такая индивидуальность, что меня трудно с кем-то спутать, а это немаловажно в нашей профессии.
- Вы не пробовали писать тексты сами?
- Дилентатизм сегодня настолько пролез во все сферы нашей деятельности – от управления страной до чего угодно, - что мне не хочется пополнять эту армию дилетантов. От того, что человек сумел сложить в рифму два слова, он еще не станет поэтом-песенником. В прошлом веке, когда не было телефонов и телеграфов, люди, простите, писали друг другу письма в стихах и это было нормой общения. Писались эпиграммы, подравления в стихах, и далеко не каждый автор был Пушкиным. Если сегодня кто-то пишет кому-то рифмованное поздравление ко дню рождения, то пусть это останется в домашнем кругу – не для широкой публики.
- Только что закончился огромный сериал «Королева Марго» с вашим участием. Вы когда-нибудь отдыхаете?
- В отпуске я уже не был шесть лет. Понятия «выходной день» у меня тоже нет. И вообще я живу не по дням недели, а по числам: скажем, 15-го я выезжаю на съемку, 16-го у меня спектакль, 17-го вечером я записываю песню, а днем встречаюсь с режиссером. Я понимаю, что нужно, наверное, и отдыхать. Мне 52 года. Но я рад, что жизнь моя идет так, а не иначе. Спасибо судьбе, не хочу сглазить, - стучит по краю стола.
- Вас устраивает такая гонка?
- Артист, он вроде, всегда голоден: ролей, которых он хочет сыграть, больше, чем его возможностей. Перед ним всегда одна задача: лучшая роль – несыгранная роль. ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО ТЕБЕ ГОСПОДЬ ОТПУСТИЛ ЖИТЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ и хочется это успеть сделать, и то…И потом неизвестно, что хуже – гонка или покой, когда ты выпадаешь из обоймы, телефон молчит, и ты от всего этого лезешь на стенку.
- С вами такое случалось?
- Пока нет. – снова суеверно стучит по краешку стола.
- Насколько вы избирательны (или всеядны?) в ролях?
- С одной стороны, можно очень беречь себя, отказываясь от всего во имя единственной главной роли, но если ты получишь ее лет через 10, что тоже еще под вопросом, то уже не сыграешь, потому что потерял форму. Как найти ту золотую середину, чтобы с одной стороны, не растранжирить себя, не израсходовать, не изболтать, не стать повторялкой штампов, не носить одно и то же из роли в роль, а с другой – не потерять форму?
- Вас легко вывести из себя?
- Пытаюсь держать себя в руках, хотя это не всегда получается. Я человек вспыльчивый, могу завестись. Потом себя казню.
- Кто вы по Гороскопу?
- Скорпион, это же ясно. Да еще Обезъяна. Так что тут все нормально.
- Какие качества вы цените в других?
- Быть верным своему слову. Оставаться самим собой, что самое трудное, потому что у нас много лиц, мы подстраиваемся под компанию, обстоятельства, начальника, партнера… Сохранить себя бывает подчас нелегко.
- Вы способны впасть в отчаяние?
- У каждого бывают такие моменты, но сама профессия обязывает меня держать себя в руках. Если я выбит из колеи, значит, вечером не смогу сыграть спектакль. И надо как-то заставить себя сыграть его, как бы худо тебе ни было. Наш театр - модный, в него не попасть, люди годами мечтают о каком-то спектакле. И я не имею права разочаровать их. Тут пролегает «красная черта», которую я не могу переходить. Планка, поднятая «Ленкомом», достаточно высока.
- А то, что «Ленком» в последние годы ударился в коммерцию, этой планки не снижает?
- К великому сожалению, театр никогда, даже на пике своего успеха, не в состоянии себя окупить. Во всех цивилизованных странах давно пришли к выводу, что государству нужно поддерживать театр. Например, в Финляндии, не имеющей таких колоссальных театральных традиций, как в той же Англии, по закону на каждые 150 тысяч зрителей полагается театр. Артисты там получают по нашим меркам фантастические зарплаты, Театр оснащен великолепной световой и звуковой аппаратурой. Финны понимают, что культуру нации определяет ее искусство. А у нас в России театры дотируются по остаточному принципу, когда вообще уже ничего не остается. Поэтому появлаются спонсоры, богатые люди, театр вынужден сдавать в аренду какие-то свои помещения. С одной стороны, без этого трудно выжить, с другой стороны, в душе все восстает против, потому что есть определенная атмосфера театра, его аура – то, что существует помимо нас, создается по миллиметрику от наших взаимоотношений, от тех нервных бурь и потоков, которые в конце концов выкристаллизовываются на сцене. И каждое появление новой коммерческой структуры (клуб, тренажерный зал) - это разрушает, более того, есть какие-то пределы, за которые нельзя заходить. Театру нужны деньги? Так давайте откроем секс-шоп и будем торговать презервативами. Тоже прибыльное дело…
- А как складываются ваши отрошения с бизнесом?
- Я об этом думал, но ни разу этим не занимался. Во-первых, у меня нет коммерческой жилки, я лопух, меня завтра же и облапошат. Ко мне обращались с разными предложениями не самые близкие люди, я не знаю, насколько они честны и чисты. Я понимаю, что им нужно мое имя, но мне важно, в какие руки оно попадет. Одним словом, я ни разу не занимался ни рекламой, ни коммерцией. Я не умею делать деньги. Я умею их зарабатывать своим актерским трудом.
- Расскажите о вашей семье.
- Обычно я не отвечаю на этот вопрос, но – хорошо, отвечу. Жена – актриса нашего театра Людмила Поргина, а сын наш – Андрей Николаевич, ему 18 лет – студент второго курса МИМО, учится на факультете междунаролдного права.
- Животных любите?
- У нас дома есть собака.
- Мне рассказывали, что однажды был такой эпизод – поклонницы собрались под балконом вашего номера и громко скандировали ваше имя.
- Было.
- Как вы к этому относитесь?
- Не шибко радуюсь и не зацикливаюсь – я человек суеверный. Но, с другой стороны, моя профессия – она прилюдна, я работаю для того, чтобы воздействовать эмоционально, чтобы о моей работе говорили, обсуждали ее. Когда зрительские симпатии проявляются тактично и благородно – это приятно, когда бесцеремонно и назойливо – это трудно вынести, и тут я могу поставить кого-то на место, жестко отшить. С одной стороны, приятно, когда тебя все узнают, с другой – ты не можешь побыть один, на тебя все время кто-то пялится. Это раздражает.
Шели Шрайман, опубликовано в приложении «Окна», «Вести» в 1997 году
PS …Когда интервью подошло к концу, Караченцов вдруг спросил меня: «Вы не торопитесь? Я бы хотел попросить вас об одном одолжении. У моей жены сегодня день рождения, хочу дать ей телеграмму. Почта здесь, рядом. Вы не могли бы мне помочь объясниться на почте?» - «Конечно». Мы отправились на почту, Караченцов заполнил бланк латинскими буквами и протянул мне: «Посмотрите, пожалуйста, так пойдет?» Я исправила буквы в двух местах, и мы встали в очередь к окошку. Запомнилась смешная подпись под текстом телеграммы – «Колясик».