Революция девяностых ввела нашу жизнь в возможность мыслить и выбирать, значит - в общемировой философский контекст. В этом - ее ценность. Не в рынке и товарно-денежных отношениях, а в том, что она расширила горизонты порождения абсурда, при наличии которого можно начать жить осмысленно.
Неумение жить в условиях абсурда – главное, с чем не смогло и не может справиться поколение советских интеллигентов, а справившиеся – утратили интеллигентность, превратившись в средний класс. Отсутствие опыта жизни в условиях неопределенности и неспособность находить смысл в неопределённом мире – основная беда поколения, выросшего в условиях тотальной определенности. В ход идет все: религия, самоубийство, водка, наркотики, блуд, деньги, власть. Лишь бы забыться и обхитрить…не смерть - жизнь. Свобода превратилась в самое большое наказание.
Абсурд - это отсутствие логики и рациональности, данной извне. Абсурдно с человеческой точки зрения многочасовое стояние, многодневные посты, ночное бдение, добровольное отшельничество и молчание. Абсурд значим только для био-человека, только он им мучается. Монах не мучается абсурдом. Он для него критерий истины. Нет абсурда, нет жизни. Абсурд – обязательное условие и критерий истины. В нем - парадокс мышления и жизни.
Закон – новый инструмент введения определенности, с которой при советской власти рождались и умирали. Очередная попытка увести от абсурда как критерия истины, сути и правды жизни в искусственный рай законности и порядка. Закон - заменитель истины и любви. Одно исключает другое. Есть закон, значит, нет любви. В любви – нарушение законов: разбойник становится праведником, блудница – святой, мытарь – апостолом, слепой – зрячим, хромой – стройным, больной – здоровым. По вере, по благодати, по любви. Корни нелюбви русского к закону – в его религии. Насаждение юридизма означает отказ от веры отцов (как бы и кто бы не клялся в любви и преданности православию) и, что еще хуже, отказ от шанса научить жить и преодолевать абсурд жизни наших детей.