«В тот миг, когда я увидел тебя, я не почувствовал ничего. Мы были лишь друзьями, но в один миг всё изменилось. Я вдруг увидел тебя по-другому, я увидел в тебе женщину. И в этот миг я понял, что я не могу жить без тебя…»
Это письмо я написал в девятом классе, девушка, получившая его, была ветрена и не любила серьёзно задумываться над жизнью. Мы были молоды, очень молоды. Мы гуляли вместе, целовались на лавочках в парке, и почти не разговаривали… Хотя нет, мы болтали, не помню о чём, да это и не важно. Говорила она, я слушал, ей нравилось, что я это делаю, и она могла не закрывать рот часами. Я не любил тишину, она меня угнетала и поэтому, когда она вдруг умолкала и смотрела мне в глаза, я доставал из кармана плеер, давал ей один наушник, брал себе другой, и мы целовались. Через некоторое время она мне наскучила, я устал молчать и слушать трескотню её голоса. Всё это длилось примерно три месяца, которые запомнились мне немного по другой причине. Именно в это время я начал увлекаться прыжками с парашютом.
Отпрыгав десять прыжков, я почти потерял чувство прекрасного, которое поразило меня в первый раз. Но оставался адреналин, охотником на который становился я. Я прыгал и прыгал, и нашел друзей по увлечению.
Его звали Макс, это был плотно сбитый парень, отпрыгавший пятьдесят прыжков и любящий запаздывать с открытием парашюта. Однажды, совершив прыжок, он как обычно с задержкой дёрнул за кольцо, но парашют не открылся. Он опешил и запаниковал, стал бегать руками по костюму в поисках другого. Он стремительно приближался к земле. И вдруг он почувствовал ещё одно кольцо и дёрнул за него. Упав, он сломал себе ногу. Я встретил его, когда он уже почти оправился от травмы и делал первые прыжки после вынужденного отдыха.
Другого звали Антон, в противоположность Максу, он был высоким, худощавым и очень осторожным. Мы звали его Лучом, или бессмертным, так как с ним ещё никогда ничего не случалось.
В тот день я принёс новоприобретённую камеру, и мы договорились, что я засниму прыжок. Первым прыгнул Макс, за ним помчался навстречу земле Луч, следом сиганул в бездну я. Это было ужасающе, я снимал падающего Антона, за ним летел Макс. Макс поймал его и дёрнул за кольцо, но было уже слишком поздно, они были чрезвычайно близко к земле. Антон сложился пополам под тяжестью Макса и скончался мгновенно. Макс выжил, но у него отказали ноги.
С тех пор я больше не прыгал. Я пытался стереть у себя из памяти события и лица.
Но спустя десять лет, я вдруг встретил две личности из моего кошмарного прошлого. Макс сидел в инвалидном кресле, она шла сзади и везла его. Она окликнула меня, мы разговорились, и я пригласил их к себе. Мы старательно обходили всё касающееся вопроса падения, я слушал их рассказы из жизни, и вдруг ко мне обратился Макс, он спросил, сохранилась ли та запись. Я подключил камеру к телевизору. Появилась картинка. Она положила руки ему на плечи, Макс вцепился в ручки кресла. Он был бледен, по щекам его текли слёзы. Они сдержанно поблагодарили меня за гостеприимство и ушли. А я долго стоял в дверях и думал о жизни.
В этом безумном мире ничего не проходит просто так, мир диктует нам свои правила и требует от нас постоянной готовности к потрясениям, и страшнее всего потрясения, догоняющие нас, держащие нас в напряжении всю жизнь, постоянно напоминающие о себе. Они как недвижимые ноги, которые постоянно при тебе, постоянно напоминающие о том, что ты ходил. Они как память о не спасённом тобою друге висят на тебе тяжестью всего мира, прижимая к земле и не дающей покоя даже в минуты забытья виной, от которой невозможно избавиться. Именно такие потрясения убивают нас.
Я слышал, что Макс умер, но не пришёл к нему на похороны, мне было больно и тяжело, но я хотел жить дальше. И я хотел бы, что бы от тех трёх месяцев осталось лишь красивое письмо.