Старик и мина

       
       Ну и денёк выдался сегодня: целый день без отдыха! Идём по следам банды Чапакара. Кишлаки словно вымерли – повсюду наследила эта банда. У душманов, наверняка, есть наводчик, «свой» человек из местных. Иначе вряд ли им удавалось бы так долго уходить от нас… Если бы найти этого человека – задача стала бы попроще…
       И вот, наконец, поступила команда: «Перекур!» Можно выбраться из душного «бэтээра», пропахшего гарью, и перевести дух на свежем воздухе. Какое блаженство – растянуться на пожелтевшей от зноя траве или просто на земле, расслабить измученные члены – и смотреть на искрящееся голубизной небо! Естественно, предварительно глотнув до отвала из фляжки!
       Солдаты высыпали из бронетранспортёров, расположились вокруг деревца – и принялись за нехитрую походную пищу. Мы с афганским комбатом тоже проголодались и устроились прямо на броне: прятаться от солнца всё равно негде. Комбат достал командирскую сумку, подстелил её – иначе долго на раскалённой броне не высидишь. Открыли консервы, ели молча. Каждый думал о своём. «Третий месяц нет писем от Светки», - тревожно забилась мысль. Раньше письма приходили каждую неделю, а теперь такая заминка. Правда, я и сам уже больше недели на операции – может, письмо за это время и пришло. Но как узнаешь? Неизвестно, сколько ещё протянется эта операция…
- Слушай, рафик тарджоман, - обратился ко мне комбат, - как ты думаешь, где бандиты могли окопаться? Вот здесь? – и он непроизвольно ткнул штык-ножом, которым ел консервы, в тёмно-коричневые горизонтали походной карты. – Или, может быть, здесь?..
- Шайтан их знает, Ахмад рафик. Покажутся – вот тогда и узнаем…
- Важно не упускать инициативу. Искать, искать, искать, - задумчиво повторял он. И тут же решил:
- Местные жители помогут. Кто-нибудь да остался – не все же ушли.. Пусть солдаты немного отдохнут, и нужно походить по дворам.
       Консервы только усилили жажду. Я отвинтил фляжку, плеснул в рот почти горячую воду, горькую на вкус. Да и той оставалось на пару глотков… Комбат, заметив мою досаду, успокоил:
- Где-то здесь должен быть колодец.
Он ещё раз взглянул на карту, потом достал биноклю и вгляделся в местность.
- Ну, как, нашли? – спросил я, закуривая сигарету.
- Вон там, - комбат передал мне бинокль.
       Я взял у комбата его командирский бинокль – и стал разглядывать местность. Честно говоря, ни разу в жизни не приходилось иметь дело с биноклем. Но в детстве я немного увлекался фотографией, и знал, что, прежде всего, нужно навести резкость. Так я и сделал. Осмотрелся вокруг – вроде ничего подозрительного. И тут неожиданно стеклянное око бинокля упёрлось в небольшую возвышину, поросшую растительностью.
- А колодец ли это? Больше смахивает на обыкновенную бочку.
- Колодец и есть очень глубокая бочка, на дне которой – то, что мы ищем, вода. Давай сходим. Как это у вас говорят – попытка не пытка, - он сказал это по-русски. – Я ведь четыре года учился в Москве, кое-что помню. Конечно, это не задача командира батальона. Но хочется немного размяться – а то затекли ноги. Да и недалеко это. Не опасно.
- Насрулла, - обратился комбат к солдату, - собери с десяток фляжек. Пойдём за водой.
А вот и колодец. Что-то не так: на досках, окольцовывающих площадь круга, толстый слой пыли. Сразу видно – к колодцу давно не притрагивались. Рядом лежал черпачок с короткой верёвкой.
       Я отвернул дощечки колодца и заглянул. Скважина была глубокая, вода в этих местах не подходит близко к поверхности.
- Насрулла, принеси кабель, - сказал комбат, - верёвки явно не хватит. В звонкой и гулкой тишине послышался удаляющийся цокот сапог Насруллы, синкопированный мерными ударами автомата о пустую фляжку.
- Тарджоман саиб, Вы слышали историю с Абдулом? – спросил меня комбат.
- Ребята как-то упоминали, но подробностей не знаю.
- Абдул Джаффар был у меня командиром роты. Очень способный парнишка, всё схватывал на лету. Любил я его, как сына родного… Однажды под Пагманом мы случайно набрели на такой же колодец. Тогда, помню, было попрохладнее – но пить всё равно хотелось. Подходим ближе – он чуть спереди, а я сзади. Только Абдул наклонился, из глубины – очередь. Хорошо ещё, что пуля срикошетила и попала в плечо. Оказалось, колодец пересох, и душманы использовали его как склад боеприпасов. Не знаю, почему им вдруг захотелось показать зубы, ведь они могли спокойно переждать. Вряд ли мы стали бы изучать дно.
- И что, так и не удалось их захватить, - поинтересовался я.
- Мы бросили в колодец гранату. Потом, когда дым рассеялся, удалось спуститься вниз, в котловину. Но душманы, отстреливаясь, ушли через другое отверстие. Это было так неожиданно для нас, что погоня запоздала.
- А где сейчас Абдул Джаффар? Удалось его спасти?
- Лежит в кабульском госпитале, известном как «Четыреста коек». Ничего, скоро поправится.
       Пришёл Насрулла с бухтой кабеля, начал прилаживать его вместо негодной верёвки. И тут послышался слабый голос: «Не пейте, вода отравлена!» Мы оглянулись. К нам подходил старик с глубокими морщинами и почти чёрным лицом – от многолетнего труда на солнце.
- отравлен? Кем?
- Чапакар со своими людьми. Пришли и начали хозяйничать…
- Чапакар?!- перебил комбат. – Мы же за ним целую неделю охотимся. Вот так новость! А как они вооружены, не заметили?
- Было какое-то оружие…
- А сколько их было, ака?
- Человек десять-двенадцать.
- Всего?
- Говорили между собой ещё о какой-то группе.
- Да, не густо. По нашим сведениям, бандитов около двухсот. Неужели все разбрелись по окрестностям.
- И давно они вас навещали?
- Ещё в месяце сауре.
- Комбат аж присвистнул.
- В сауре? И что, с тех пор не показывались?
- А что им показываться? Кишлак пустой. Есть нечего.
- И как же Вы обходились всё это время без воды – с тех пор, как они испортили Вам колодец?
- Почему без воды? Хожу за водой в Чархун.
- Так далеко?
- Ближе нигде её нет, так что приходится…
- За что они Вас так?
- У меня сын в правительственных войсках служит. Под Кабулом. Не знаю даже, жив он или нет.
- А как его зовут?
- Ахмад Лаек.
       «Ахмад Лаек! Тот самый, который грудью защитил комбата в бою под Пагманом, а сам погиб. Как тесен мир! Не хотел бы я в этот момент оказаться на месте комбата. Но на его лице не дрогнул ни единый мускул.
- Да Вы не волнуйтесь. Жив, наверное, Ваш сын. Подумайте сами, зачем ему сейчас приезжать домой? Когда у него заканчивается срок службы?
- Уже закончился. Три месяца назад.
- Значит, остался на сверхсрочную службу. А по дороге на Чархун ничего не замечали подозрительного, - комбат поспешил перевести разговор на другую тему.
- Ничего. А, совсем забыл! Неделю тому назад рядом со своим домом нашёл мину. Иду по дороге – и вижу: бугорок, да ещё сверху усики торчат. Знаете, старику уже ничего не страшно! Правительство обещало за каждую найденную мину двести афгани. Так вот, приношу её домой, а сам думаю: кому бы её сдать – так, чтобы денежки свои не потерять. Гляжу – идёт колонна. Ну, я прямо к вам. Сейчас принесу её.
- Не торопись, ака, - сказал комбат, - вызовем минёров, пускай сперва обезвредят. Мало ли что, мина всё-таки. А откуда Вы знаете, что колодец отравлен?
- Пришёл Чапакар и с ним ещё люди, спрашивали про сына, не вернулся ли. «Нет пока» - говорю им. «А зря, - говорит Чапакар, - я бы с ним поговорил по душам! Но ничего: мир тесен, как-нибудь встретимся. А вот что с тобой, старик, делать, не знаю. Пулю жалко тратить…» А потом они какого-то зелья из красивого пакета в колодец насыпали. Сказали: без воды и сам подохнешь.
- И что же, Вы с тез пор и не подходили к колодцу?
- Подходить-то подходил, а воду брать не отважился. Постою-постою – и отойду. Было бы на ком проверить… На Чапакаре, например… А осла жалко, единственная животина…
- Не волнуйся, ака. Проверим. И минёров вызовем.
- Что? – переспросил старик.
- Говорю, вызовем минёров.
- Стар я стал, плохо слышу. Ладно, пойду.
Ни мне, ни комбату даже в голову не могло прийти, что старик не расслышал и не понял: надо ждать минёров. Именно это обстоятельство чуть не сыграло с нами злую шутку.
- Пойду, свяжусь с минёрами, - сказал я комбату, когда сухощавая фигурка старика исчезла за калиткой полуразвалившегося дома.
- Волну знаешь?
- Знаю.
В раскалённом нутре «бэтээра» я включил рацию и надел шлемофон. Начал вертеть ручку настройки. Но дойти до нужной волны не успел. Внезапно треск в рации прекратился.
- Берёзка, Берёзка, я – Тополь, я – Тополь, приём.
- Я – Берёзка. Это ты, Серёжа? Как меня слышишь?
- Слышу еле-еле.
- Кто съел?
- Я говорю, слышно еле-еле. Елена – Леонид – Елена. Ни хрена не слышно. Люба, погоди, я настрою свой ящик.
«Они друг друга не слышат, а я, находясь в другой стране…»
- Ну, как, Люба, теперь слышишь?
- Теперь – да. Давай сходим в пятницу вечером на «Жестокий романс»!
- Наверняка какой-нибудь слащавый индийский фильм, где песни длиннее, чем разговоры?
- Что ты! Наш! Рязанов поставил! Варя ходила утром за билетами – взяла и нам с тобой. Начало в шесть часов. Придёшь?
- Любочка, милая, не могу я в пятницу! Завязли мы тут по уши с этими арбузами. Тут ещё, как назло, дожди, машины только грязь месят – а в горку идти не хотят. Горят премиальные… Прости, дорогая, но не проси, а то я не выдержу и сбегу. Не отдавай никому мой билет, может быть, и подскочу. Чем чёрт не шутит? Одна серия?
- Две.
- Ну, тогда точно должен успеть. Хотя бы ко второй. Ты только скажи Петровне, чтобы меня пропустила. Обязательно скажи. Договорились?
       Интересно, где это нынче арбузы собирают? Внезапно снаружи донёсся топот ног. Не снимая шлемофона, я выглянул из люка: комбат и командиры рот, испугавшись чего-то, со всех ног бежали в сторону моего «бэтээра». «Душманы!» - первое, что пришло в голову. Рука машинально нащупала затвор автомат а. Но почему они бегут – и не отстреливаются? Тут что-то не так. И тут раздался истошный крик:
- Бросай мину! Взорвёмся!
И тут я разглядел среди мечущихся фигур невозмутимого старика, с которым мы только что беседовали у колодца. Он бережно, как сокровище, нёс в руках мину – и не мог понять, чем же так напугал матёрых бойцов. Снизу у мины болтался детонатор. Несмотря на броневую защиту «бэтээра», я вжался в сиденье и замер. А в эфире, как ни в чём ни бывало, звучал всё тот же весёлый голос Берёзки:
- Серёга, а Серёга, хочешь посмеяться? Варька каждый раз удивляется, как это мы с тобой целый год встречаемся – и ни разу за всё это время не поссорились. Говорит, что так не бывает. И ты знаешь, что я ей ответила? Говорю, люди часто ссорятся, когда всё время хотят что-то доказать друг другу и ни в чём не собираются уступать…
       Старик с миной неумолимо приближался. Все успели отбежать на безопасное расстояние – и только Насрулла, водитель комбатовской машины, почему-то задержался и стоял, как вкопанный. «Эх, Насрулла, - думаю, пропадёт ни за что парень! Надо как-то вывести его из оцепенения!» Я вскочил на сиденье, чуть высунулся из люка и крикнул:
- Насрулла! Ко мне! Быстрее!
- Кто насрал? – послышался голос Берёзки, - ты о ком говоришь? Чудно…
- Да это не я. Кто-то вклинился в разговор. Ну ладно, я тебя целую. Свяжусь-ка я с нашими механизаторами, как там у них…
И тут комбат поступил нестандартно. Он словно бы опомнился от испуга, рванулся наперерез, выхватил у опешившего старика мину, швырнул её в кювет и так прижал деда к земле, что у бедняги, наверное, хрустнули кости.
- Ложись! – крикнул я для пущей убедительности.
       Через несколько секунд прогремел взрыв.
- Никак гроза у вас? – спросила Берёзка. - Гром гремит. – А у нас ни облачка. Странно – рядом ведь…
Я бросил рацию и выскочил из машины. Тут же где-то рядом просвистела очередь. «Свои стреляют, - догадался я, - видимо, подумали, что это духи что-то у нас взорвали».
- Насрулла! – крикнул я, - передай нашим, чтоб не стреляли . Всё в порядке.
Комбат, ближе всех находившийся к месту взрыва, медленно поднимался с земли и стряхивал пыль. Дедушки почти не было видно – казалось, он накрепко сросся с землёй. Я подошел и осторожно потрогал его за плечо. А он вдруг как чихнёт! Ну, думаю, всё обошлось, все живы-здоровы.
- Ну, как, дедушка, - спрашиваю, - боевое крещение? Небось, душа в пятки ушла?
- В моей практике это первый такой случай, - сказал комбат. – Ума не приложу, как это могло произойти. Вы что, не расслышали меня, ака?
- Что? – потихоньку дед приходил в себя. Всё я слышал. Вот денежек своих жалко…
- А жизни своей Вам не жалко? – возмутился комбат. Да и нас запросто могли прихлопнуть! Ладно, что тут говорить, - махнул рукой комбат, - мину всё равно бы взорвали. А насчёт денег, ака, не обессудьте, у нас их нет. А бумагу мы вам дадим. Подождите, ребята принесут вам расписку. Сходите за деньгами в местные органы.
- У русских есть такая поговорка: «Хорошо всё, что хорошо кончается» - вставил я.
- Не надо мне вашей расписки. Спасибо, переживу как-нибудь, - сказал дед, видимо, на что-то обидевшись, попрощался и ушёл.
       А меня так и подмывало немножко попудрить мозги болтушке Берёзке.
Я вернулся в «бэтээр», надел наушники, застегнул шлемофон и вышел на связь с позывными:
- Берёзка, Березка, я Боец, ответь Бойцу.
- Я Берёзка, - послышался знакомый голос. Это не вы, случайно, всё время к нам влезали? – догадалась она.
- Мы. То есть я.
- А вы откуда будете?
- Да из гор мы, милая барышня. У Вас такой милый, приятный голос, что мне даже, каюсь, свидание захотелось Вам назначить. У стога сена. Вот только, чувствую, с Вашим парнем выходит маленькая незадача. Кому-то из нас может сильно не поздоровиться. Как Вы находите моё незамысловатое предложение?
       Берёзка аж прыснула со смеху.
- А чем вы там занимаетесь в ваших горах?
- Душманчиков вылавливаем.
- Кого? Кого? Тушканчиков?
- Да нет, душманчиков, зверьки тут такие, по горам ползают, - пошутил я.
- Так бы и сказали сразу: лесное зверохозяйство!
       Честно говоря, не хотелось пугать девушку тем, что здесь чаще не до шуток, что здесь идёт настоящая война, часто гибнут люди. Да и разве поверила бы она мне? Наверное, сочла бы ужасным болтуном и задавакой. А как хотелось попросить её позвонить родным в Москву, на Чистые пруды! Всего три слова: жив-здоров, работаю, служу. Ваш Саша. Да что там!
- Рафик тарджоман! Вылезай! Есть до тебя дело! – Спешно позвал меня, как по закону подлости, комбат.
- Ну что, Берёзка. Извини, зовут меня. До встречи у стога сена! – пошутил я и начал вылезать из бронемашины.

Когда всё благополучно завершилось, страсти улеглись, и я мог, не вызывая
подозрения, вернуться на своё привычное место возле рации, некий змей – искуситель вновь завладел моими желаниями. Почему бы опять не поговорить с Берёзкой?

       Поплотнее пристёгиваю шлемофон, чувствую, как бешено колотится сердце.
- Берёзка, Берёзка, я Боец, как меня слышишь?
Долгие секунды ожидания ответа. Повторяю свой запрос.
- Берёзка, берёзка, я Боец, ответь мне, Берёзка…
И вот, сначала на другом конце «провода» раздаётся невообразимый шум, а затем, чуть погодя – весёлый ёрнический смех Берёзки:
- Ха – боец! Видала я таких бойцов – арбузы погрузить не может!
- Какие арбузы?
- Какие, какие? Нешто не знаешь? Ты, чай, уже весёленький, дозу принял?
- Обижаешь, Берёзонька! Хошь, стихи про тебя прочитаю?
- Какие ещё стихи?
- Есенина. У него много стихов про берёзку.
- Ну, ещё чего выдумал. Стихи… А я и не знала, что ты стихи можешь. Ну, ничего, как-нибудь почитаешь, а то мы тут с тобой… этот… как его? эфир засоряем. Ладненько?
Я выглянул из люка. Комбат продолжал разговаривать со своими командирами рот. Можно было ещё чуть-чуть поболтать.
- Ну что ты молчишь, - опять заговорила Берёзка, - заснул, что ли?
- Да вот обдумываю, где бы тебе свидание назначить.
- Ой, Серёженька, давай возле того большого стога сена. Там так хорошо!
И тут у меня промелькнуло в голове, что она принимает меня за своего парня. Вот странно: любит человека, привыкла к нему, а что голос изменился – не заметила! Не зря говорят – любовь слепа… Она придёт, а его там нет! Что там говорить, я просто обязан теперь раскрыть себя!
- Берёзонька, это страшно от меня далеко. Боюсь, что мне до тебя даже на волшебном ковре-самолёте не долететь!
- Ты шутишь… Выходи пораньше, Серёжа, успеешь. Ладно уж, подожду тебя. Чем там сейчас твои занимаются?
- Я же тебе уже говорил. Душманчиков вылавливаем. Они попрятались тут в горах, а мы за ними охотимся.
- Слушай, или ты действительно пьяный, или шутишь. Никак не пойму.
- А чего тут понимать? Не Серёжа я. Саша. И говорю с тобой из Афганистана. Провинция Кабул.
- Не может быть. Перестань фантазировать! Юморист! Там люди гибнут, а ты… Ну, договорились насчёт стога. Только не пей больше. А то какой из тебя после этого мужик?
- Хошь, я тебе докажу, что не вру. Скажи мне, пожалуйста, знает ли твой Серёжа персидский язык? Вот я тебе скажу по-персидски, а ты уж сама рассуди.
И я произнёс длиннющую фразу на фарси.
- Вот так загнул! И ты думаешь, я поверю? Я же слышу, как ты заикаешься!
Какой-нибудь чучмек написал тебе русскими буквами… Я бы тоже так смогла!
И тут на броне показался комбат.
- С кем это ты так мило беседуешь, - спросил он по-персидски.
- С девушкой – своей, советской, из Ставрополья, - ответил я, - они там арбузы собирают. Много-много уже собрали. Не верите?
       Комбат улыбнулся и замолчал. Я молча наблюдал за ним, и тут в наушниках послышался слабый, виноватый голос Берёзки. Оказывается, ей всё было слышно.
- Прости меня, Саня, я не могла поверить. Не вмещалось в моей глупой башке, что вот так можно запросто говорить по рациии через тысячу километров. Мы ведь как – держим связь с соседними сёлами, а дальше – ни-ни.
- Я ведь тоже не сразу поверил, что говорю с Родиной. Да мало ли на свете вещей, в которые трудно, а то и невозможно поверить! Вот и у нас с тобой – маленькое чудо. Тебя как звать по-настоящему?
- Света. А что?
- Слушай, Света, мы с тобой должны обязательно встретиться – мы ведь с тобой теперь побратимы. А у меня скоро отпуск. И я очень хочу к тебе приехать. Я ведь страшный гурман по части арбузов! И это тоже будет чудо, если мы встретимся. Как называется твоё село?
- Ставропольский край, село Смолокурка. А ты, Саня, откуда родом?
- Вообще-то я москвич. А пока работаю здесь, в Кабуле. Переводчиком.
- Там у вас страшно?
- Да как тебе сказать? Не так, чтобы очень…
- Можешь не продолжать, я всё поняла.
       Возникла небольшая пауза. Я впервые узнал, что можно одновременно молчать и… разговаривать. Наконец, наушники наполнились нежным и взволнованным голосом Берёзки:
- Саш, у вас там, небось, вовсю солнце светит…
- Ты даже не можешь себе представить, как оно мне надоело! Хоть бы дождик капнул!
- А у нас льёт, как из ведра. Арбузы попортятся.
- Наверное, в природе всегда так: в одном месте чего-то избыток, а в другом – не хватает. Скажи своему дождику: «Похулиганил немного – и хватит. А ещё лучше – пришли его сюда к нам!»
- Обязательно пришлю. Скажи только, куда отправлять.
- А, город Кабул, Афганистан, до востребования. Я буду очень ждать.
- И я буду ждать. Тебя. До востребования.
И тут я зачем-то вспомнил Есенина. И тихонько начал читать.
- Белая берёза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром…
- Сань, я – чёрная. Чёрная берёзка. Смешно, да? Как белая ворона…
- Нет, Света, не смешно. Радостно. И немножко грустно. Ты часто работаешь на этой волне?
- Сейчас каждый день. Страда у нас. Наши арбузы – почти как астраханские. И величиной – хоть куда, и вкусные – пальчики оближешь.
- Тогда завтра в это же время, если ничто не помешает, жди моего «звонка». Договорились?
- Ладненько…
- Целую, Света! До свидания!
Я вылез из люка. Солнце по-прежнему неистовствовало в вышине. Мне захотелось немного побродить, я закурил сигарету, чуть-чуть спустился вниз по тропинке – и сразу очутился в благодатной тени. Я думал о Берёзке. О том, как завтра позвоню ей, о том, что ей скажу. На душе было легко и радостно, даже не верилось, что рядом – совсем иная реальность. Когда я вернулся к «бэтээру», там сидел комбат и работал на рации. И только тут до меня дошло, что я не потрудился запомнить волну, на которой работала Берёзка. Я снова и снова крутил приёмник, но голос Берёзки словно растаял среди пульсирующих шумов неспокойной планеты.
       Потом ещё не раз я пытался возобновить диалог с Берёзкой. Но тщетно. Волна ушла. Да и, честно говоря, ничего удивительного в этом не было. Согласно техпаспорту, наша рация не должна работать больше, чем на триста километров. Всё, что сверх нормы – уже из области чудес.