Поступил сигнал: через два часа выезжаем на операцию. Операция…Термин какой-то – хирургический. Соответственно и выезд – оперативный. Неожиданно для нас, неожиданно и для душманов. Правда, дорог в Афганистане немного, по пальцам можно пересчитать. А бронетранспортеры – штуки заметные. Вот если бы у них были шапки-невидимки! А так приходится брать в союзники темноту, действовать под её покровом… Главное, теперь эта козырная карта – внезапность – в наших руках. Неплохо бы и помыться перед дальней дорогой. Но некогда. Приходится утешать себя тем, что чистым долго не останешься: пыль на дорогах стоит столбом. И товарищи, которым посчастливилось вымыться, тоже скоро станут грязными!
Разъезжаемся по своим подразделениям. Нас с советником афганские командиры пригласили на ужин. Угощают афганской водкой – по лучшим законам русского гостеприимства. Вот только закуска показалась нам не совсем обычной – хлебные лепёшки, которые следует макать в сметану. Оказывается, афганцы, вопреки сухому закону, тоже научились не брезговать этим напитком. Водка, в умеренном количестве, не только поднимает боевой дух, но и служит внутренним обогревателем: ночью температура воздуха резко снижается – и даже тёплый свитер, поддетый под форму, не всегда справляется со своими прямыми обязанностями – согреть окоченевшего воина… А после ужина часок можно вздремнуть.
К началу движения тоже надо готовиться. Бронетранспортёр – машина капризная: двигатель остывает, рация иногда барахлит – всё нужно проверить, подогнать, наладить. Но вот всё, как говорится, на мази, и колонна начинает движение.
Звучит команда. Значит, вещевой мешок за спину, и – по машинам. Забираюсь в «бэтээр». Рядом устраивается Насрулла. Просит рассказать о Москве, о России. Я, в свою очередь, расспрашиваю его о житье-бытье.
Насрулла из бедной семьи. Его отец батрачил на богатого землевладельца, который был связан с душманами. Главарю бандитов приглянулась сестра Насруллы. Бандит пришёл к феодалу и сказал:
- Я хочу, чтобы девочка стала моей.
- Хотеть нынче мало, - ответил богатей, набивая цену. – Давай калым, тогда поговорим.
- Я тебе покажу калым! Шепну своим молодцам, и посмотришь, что от твоего кишлака останется! Пепел! Ты думаешь, ты хозяин? Как бы не так! Хозяин тот, за кем сила. Где она у тебя? Ты думаешь, все твои работнички пойдут за тобой? Дай им волю, они первые тебя прикончат. А ты – калым! Давай лучше по-хорошему: ты мне девушку, а я тебе – безопасность. Подумай до завтра.
Богач думал недолго, вызвал отца Насруллы:
- Хочешь работать у меня? Приводи свою дочку. Не приведёшь – выгоню, как собаку.
Насрулла замолчал. Я хотел спросить, что было дальше, но тут меня позвали наверх, на броню.
Задание батальону обычное – прочесать местность. Тщательно обследовать каждый дом, каждый сарай, каждую постройку. Дело непростое. Душманы могут отсидеться, переждать опасность на женской половине дома, где-нибудь в замаскированном подвале, погребе, а могут и напасть, если решат, что перевес на их стороне. А могут притвориться радушными хозяевами. Попробуй, разберись, кто есть кто! Всё время ждёшь выстрела в упор или в спину.
Душманы молчат – и тогда за них начинают говорить вещи: оружие, боеприпасы, ссадины на плече – следы сильной отдачи при стрельбе… Всё это помогает опознать врага.
Маршрут хорошо известен – район Пагмана. Сказать, что район хорошо известен – ничего не сказать. Излюбленная цитадель духов. Цветущий оазис, выдолбленный природой в горах. Видимо, поэтому бандиты так упорно не желают с ним расставаться. Было несколько экспедиций в этот район, довольно-таки успешных, много банд изловлено и уничтожено – но душманы, как сказочные чудовища, у которых на месте отрубленной головы вырастает новая, продолжают терроризировать местное население.
Колонна движется неторопливо, изредка останавливаясь. Темно. Тревожно маячит свет впереди идущей машины. Клубится светящаяся пыль. Красивое зрелище, но смотреть почему-то не хочется. Замерзаю. Лезу в кузов «бэтээра» и пытаюсь согреться. Есть у колонны и места слабые, уязвимые, как ахиллесова пята. Это – голова и хвост колонны. Именно их атакуют духи в первую очередь. Когда бандиты внезапно нападают на колонну, они, как правило, подбивают первую и последнюю машины. Образуется пробка, а спешившиеся солдаты не всегда успевают прийти на помощь своим товарищам, подвергшимся нападению. Духи об этом знают и действуют как умные боксёры, которые держат соперника на расстоянии и не вступают в ближний бой: нанесут удар – и отходят.
Афганский комбат держит радиосвязь с подчинёнными подразделениями:
- Сафид, Сафид, что там у тебя?
- Пока ничего. Обнаружили дот. Валяются гильзы от патронов. Отсюда прямой наводкой можно бить по дороге.
- Понял, конец связи.
- Конец связи.
Комбат выходит на связь с соседним батальоном. Там есть великолепный минёр, «мастер по порче», как его называют афганцы. Если не уничтожить этот дот, душманы могут его использовать и в дальнейшем. Следует запрос на место, сколько понадобится взрывчатки. Командир роты определяет на глаз и сообщает. Дожидаемся подрывника и с ним отправляемся на место.
Небольшие глиняные хибарки тянутся навстречу. А вот и двухэтажный «небоскрёб». То-то душманам со второго этажа удобно – даже бинокля не требуется. Путь лежит через сад. Прямо райские кущи после пыльной дороги! Даже яблоки растут. Я не удержался от соблазна – сорвал яблоко и попробовал. Вкусное! Заложили динамит. Проверили, чтобы никого не было поблизости, отошли. Ещё секунда – и столб глины, дыма, огня, и гари взметнулся в воздух, застыл на мгновение – и стал распадаться на два потока: газы, образовавшиеся при взрыве, уходили в вышину, в небо, а твёрдые частицы стремительно падали вниз. Все точно по законам физики. И я вдруг подумал, как всё-таки причудливо сложен мир, если красота в нём бывает спутницей разрушения. А сверху на меня невинно смотрели яблоки, и я порадовался, что, несмотря на мощный взрыв, они остались целёхоньки на своих ветках.
Пока мы занимались «пиротехникой», батальон прочесал кишлак. Никаких следов присутствия «духов». Выдвигаемся на следующий рубеж. Если бандитов в деревне нет – значит, они в горах.
Дорога серпантином уползает вверх. Останавливаемся: дальше техника идти не может. Оставляем машины – они нам теперь не помощники – и цепочкой выдвигаемся к маячащей впереди вершине. На всякий случай снимаю автомат с предохранителя – мало ли что… Издали кажется, что гора легко преодолима, не страшнее тех, с которых в детстве на санках спускался – но это только видимость. Воздух сильно разреженный, и дышится трудно, протяжно, с усилием. Кроме автомата наизготове, в руке у меня увесистая сумка. В сумке – тёплая куртка, ботинки на меху, ведь ночевать придётся под открытым небом, а температура ночью доходит до минус двадцати. На всякий случай мысленно приготовился не оплошать при внезапном нападении противника: брошу сумку под себя и одновременно упаду; сумка будет служить прикрытием и опорой для стрельбы. Это чтобы не быть застигнутым врасплох. Страшно – не то слово! Это какая-то гремучая смесь из страха и адреналина. Неожиданно вспомнились пушкинские строки: «…всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…». Но пока всё тихо. Даже горное эхо, знакомое по песням Высоцкого, безмолвствует…
Забираемся всё выше и выше. Сердце то замирает, то начинает бешено стучать, иду, словно на стреноженных нервах. Тревожно. Внезапно ловлю себя на мысли о том, что думаю, но думаю ни о чём. Первые признаки шизофрении… Усталость так расслабляет, что ли?
Наконец, останавливаемся. Но что это? Вдруг замечаю, что от батальона осталось немногим более десяти человек. Куда же девались остальные? Только тут до меня доходит: ушли на задание. А здесь – командир и солдаты из взвода обеспечения.
Беру бинокль. Оказывается, наблюдать – тоже задача не из простых: складки гор – отличная маскировка. Но, значит, душманам тоже непросто нас обнаружить. К тому же, роты идут в обхват горы, навстречу друг другу. Если душманы находятся именно там, то они неизбежно попадают в кольцо: путей отступления только два, и оба они плотно перекрыты. Лишь бы только наши случайно не приняли своих из другого подразделения за душманов!
Комбат поглядывает на связистов. Пока никаких новостей. И мы на время оказались не у дел. Остаётся только ждать – и жить. Сажусь на огромный валун, рассматриваю окрестности. Внизу расстилается зелёный ковёр. Почти посередине ковра сияет голубой овал. Это одно из немногочисленных горных озёр. Ох, и рыбы там должно быть! Вот бы посидеть часок-другой с удочкой! Говорю об этом комбату. Но ему, видно, не до моего юмора.
- Что ты! Нельзя. Опасно! – восклицает он. – В прошлом году послал двух солдат к озеру за водой. Как ушли – до сих пор не вернулись! Сбросят тело в воду – вовек не сыщешь.
Я с завистью смотрел на это озеро, отхлёбывая из канистры вонючую воду, пахнущую бензином. Вода в Афганистане на вес золота. А тут – такие залежи…
Поступило экстренное сообщение: поймали пятерых бандитов. Взяли без единого выстрела. Так неслышно подкрались к ним, что «духи» и не заметили. Но это оказалась только дозорная группа. Основные силы банды, отстреливаясь, стали поспешно отходить. Что делать? Подойти к бандитам вплотную невозможно. Комбат решает подключить к операции артиллерию. Один выстрел, другой… И вдруг – крик в наушниках: «Прекратите стрельбу!» Оказывается, уже стреляем по своим!
Наконец, стрельба замолкает. Приводят пленных. К моему неописуемому удивлению, почти все они – в национальных одеждах, пёстрые, как на разноцветных ярмарках. Сразу видно – не профессиональные военные, даже о маскировке не позаботились. Волнуюсь: может быть, придётся допрашивать. Но переводчик не нужен. С бандитами беседует сам комбат. Вопросы обычные: где находится склад с боеприпасами, сколько человек в банде и т.п. Беседа длится недолго.
- Боятся, запуганы, - говорит комбат, - надо будет потолковать с каждым отдельно. Будут упираться – расстреливать по одному на глазах у остальных. По законам военного времени.
Смеркается рано – горизонт проходит здесь по вершинам гор. Остаётся полсолнца, четверть… Такое ощущение, что горы воруют у нас источник света и тепла. Впрочем, до наступления темноты ещё есть время. Сейчас бы поужинать! Полевая кухня давно дымит. И вот приносят рис с мясом. Несмотря на аппетит, есть не хочется: рис изрядно поднадоел. Картошечки бы!
- Будет картошка, - весело подмигивая, - говорит комбат, и вскоре появляется превосходная жареная картошка. В домашних условиях – вкусно, а в полевых – просто объедение. Это афганское начальство, заботясь о себе, не забывает и о нас, русских.
У костра сидят солдаты и офицеры. Лица усталые, но возбуждённые. Обсуждают события прошедшего дня. Подсаживаюсь к говорящим. Все улыбаются, улыбки дружеские, доброжелательные. Чувствуют, что мне сейчас непросто: впервые на операции. Понимают, подбадривают. Говорят, военным переводчиком трудно работать только первые сорок лет. Потом – проще. И я благодарен им за это.
Пора позаботиться о ночлеге. Складываем из камней большие гнёзда. Воздух в горах быстро остывает, а вот камни будут греть нас всю ночь. «Врёшь, не возьмёшь!» - мысленно говорю я надвигающемуся холоду знаменитые чапаевские слова. Утепляюсь: натягиваю куртку, меховые ботинки… Теперь и на Северный полюс не страшно. Афганские товарищи приносят одеяла. Можно и под себя подстелить, и накрыться. А над головой – совсем рядом – небо. Сплошь из звёзд! Просто загляденье. А вот и Большая Медведица! Романтика! Если бы не эта проклятая война…
- Намучился я сегодня с Салманом, - говорит мне комбат, - у него душманы всю семью вырезали, как только узнали, что он служит в народной армии. Он несколько раз подходил ко мне, просил разрешить ему лично отомстить за своих братьев и сестёр. Он рвался расстрелять пленных «духов». Но я вынужден был отказать. Самосуд – это не метод борьбы. Да и чем чёрт не шутит, вдруг они нам ещё расскажут что-нибудь интересненькое…
Мы пожелали друг другу спокойной ночи – и, устроившись поудобнее, задремали. А наш покой охраняли часовые и звёзды. Это был первый день боевой операции, растянувшейся впоследствии на целый месяц.