Шесть допросов с пристрастием
Вечер шестого дня допросов свидетелей. Гостиная в старом, заброшенном особняке. В центре комнаты стол с двумя стульями, на столе графин с прозрачной жидкостью, стакан и несколько предметов: зимняя удочка, флеш-память, карманное зеркальце и баллончик с лаком для волос. Лицом к прихожей (к двери справа) за столом сидит Лукин – шеф Отдела расследований, мужчина 55-60 лет. Из прихожей в гостиную входит Тесленко, худощавый, жилистый, простоватого вида мужчина за пятьдесят. Не доходя шаг до стола, останавливается с
нерешительным видом, осматривается.
Лукин (усталым голосом). Не стойте, садитесь. Да смелее! Мне нужно принять еще кучу народу!
Тесленко осторожно присаживается на край стула.
Номер квартиры?
Тесленко. В восьмой мы живем.
Лукин. Фамилия?
Тесленко. Тесленко, Коля Тесленко.
Лукин. Профессия?
Тесленко. Чего, не понял?
Лукин. Кем работаете?
Тесленко (улыбается). А-а, экскаваторщик я.
Лукин. Копаете, стало быть?
Тесленко. Ага, копаю. (Ухмыляется.) Кого хошь закопаю, ха-ха! А могу по желанию на небо забросить. Я ведь еще крановщиком умею. На башенном кране то есть.
Лукин. Так это вы, Коля, забросили на крышу труп контролера?
Лукин внезапно хватает со стола удочку и цепляет ею Тесленко за верхнюю губу и вынуждает его привстать. На миг оторопев от такой выходки, Тесленко быстро приходит в себя и
ловко освобождается от удочки.
Тесленко. Бог с тобой, дядя, ты что несешь? Он меня даже похвалил, контролер то есть, сказал, что радость у меня в норме, даже чуток план перевыполнил, так я ему за это водки налил, но он не стал, мол, на службе я…
Лукин. А с какой это стати вы такой радостный? (Встает со стула, обходит стол и встает за спиной Тесленко.) В чем секрет, поделитесь.
Тесленко (торопливо оборачивается). Да какой там еще секрет! Никакого секрета. Как-то оно само собой… Не люблю я ныть, короче. Потому мне и радостно.
Лукин (возвращается на свое место). Принимаете стимуляторы?
Тесленко. Тьфу, что за бред! Выпью водки, пивом залью, потом с Веркой своей покувыркаюсь – и счетчик аж пищит от радости!
Лукин. Слышали, наверное, как взорвали квартиру в вашем подъезде?
Тесленко. 14-ю, что ли? Там где Рябцевы жили?.. Да как я могу слышать, где что взрывают или затапливают! Я ж целыми днями на стройке пропадаю.
Лукин. Все копаете?
Тесленко. Ага.
Лукин (упирается удочкой Тесленко в грудь). Как относитесь к президенту Войновичу?
Тесленко. А что, мировой мужик. Я ему даже письмо написал. Чтоб перевел меня в прорабы. А то, понимаешь, суставы начинают побаливать. (Пауза.) Так президент до сих пор не ответил. Слушай, не в службу, а в дружбу: может, у тебя какая связь с ним есть?
Лукин. Ждите, президент вам обязательно ответит. А пока идите, копайте.
Тесленко. Да невмоготу мне. Если б ты только знал, как ломят суставы.
Лукин (морщась, щелкает удочкой по столу). Идите, идите!
Поднявшись, Тесленко плетется к двери в прихожую. Лукин идет следом и исчезает в
дверном проеме.
Голос Лукина. Следующий!
Со стороны сада входят почти одновременно Яна – детектив Отдела расследований, девушка 25-30 лет, и Пятаченко, высокий, стройный, лет 25. На пути к столу Пятаченко вручает
девушке букетик незабудок. Молодые люди заводят разговор.
Яна (нюхает цветы). Из какой ты квартиры?
Пятаченко. Из 26-й.
Яна. Как зовут?
Пятаченко. Пятаченко Андрей.
Яна. А ты ничего… красавчик. Где работаешь?
Пятаченко (чуть смутившись). В компьютерном магазине.
Яна. Менеджером? (Подходит к столу, берется за спинку стула.)
Пятаченко (останавливается возле второго стула). Продавцом-консультантом.
Яна (пренебрежительно). А-а, понимаю, впариваешь железо.
Пятаченко. Вовсе нет. Помогаю подобрать корм для ноутбуков.
Пауза.
Яна (ошеломленная неожиданным ответом, резко опускается на стул). Как ты сказал?
Пятаченко (с невозмутимым видом садится). Я могу подобрать корм для любой марки ноутбука, исходя из объема его винчестера, оперативной памяти и параметров материнской платы. В основном предлагаются корма синтетические, но два дня назад завезли впервые четыре вида натуральных кормов.
Яна. И что, ноутбуки хавают эти корма? Как коты "вискас"? Черт, ты решил развести меня, да?!
Пятаченко (спокойным, уравновешенным тоном). Если корм подобран верно, ноутбук охотно его съедает.
Пауза.
Яна. Ты – псих?
Пятаченко (тихо). Я нормальный.
Яна. Если ноутбуки у тебя жрут всякую дрянь…
Пятаченко (упрямо). Я предлагаю только качественные продукты.
Яна. …значит, и ты должен, как ноутбук.
Пятаченко. Что – как ноутбук?
Яна (берет со стола флеш-память и протягивает Пятаченко). На, ешь.
Пятаченко. Но это же флешка?
Яна (кричит). Ешь!!
Пятаченко кладет флеш-память в рот, раздается громкий хруст; с минуту Пятаченко
покорно жует.
Яна. Ты – псих.
Пятаченко. Я нормальный.
Яна. Теперь я поняла, почему у тебя счетчик радости частенько зашкаливает.
Пятаченко. Что вы хотите этим сказать?
Яна. Принято считать, что у некоторых психов избыток положительных эмоций.
Пятаченко. Ерунда, я радуюсь совсем по другой причине.
Яна. По какой же?
Пятаченко. Когда рассматриваю свою коллекцию монет.
Яна. Хм, ты вдобавок еще и коллекционер.
Пятаченко. С большим стажем.
Яна. Это ты поджег квартиру №21?
Пятаченко. Нет.
Яна. Кто может доказать твою непричастность к этому преступлению?
Пятаченко. Мой ноутбук.
Яна. Кончай туфту гнать! Придумай что-нибудь оригинальней.
Пятаченко. Той ночью, когда у Девяткиных вспыхнул пожар, мы вместе пили чай и рассматривали монеты.
Яна. С Девяткиным?
Пятаченко. Нет, с моим ноутбуком. Он снял меня на видео.
Яна. Ты точно псих.
Пятаченко. К тому же мне жаль по-человечески Сан Саныча.
Яна. Он тоже коллекционировал монеты?
Пятаченко. Нет. Сан Саныч покупал гномиков.
Яна. Девяткин собирал гномиков?! Этот плешивый старикан?
Пятаченко. Он еще не старик, ему всего 57. А жена Сан Саныча, кстати, на 19 лет моложе его. Правда, злая очень, я бы ни за что не стал жить с такой. У Сан Саныча было уже 16 гномиков, когда его жена-мегера покидала гномиков в мешок и спалила перед домом.
Пауза.
Яна. Ты бы хотел убить жену Сан Саныча?
Пятаченко (порывисто вскакивает со стула). Еще как! Но какая-то сволочь опередила меня! Никогда не прощу этого гадам!
Яна. Ну-ну, потише. Горячий же ты, как я погляжу. А вначале подумала: тюфяк тюфяком и несет что попало. Надо ж было такое придумать: ноутбуки кормить! Вискосом, небось? (Берет Пятаченко под руку и ведет к двери в прихожую.) Пойдем-ка, покажешь своих гномиков.
Пятаченко. Я коллекционирую монеты.
Яна (ухмыльнувшись, хватает Пятаченко ниже живота, увлекает к двери в сад). Вот мы и поглядим, что у тебя там за рубль.
На пути к двери Яна и Пятаченко замечают Веру, второго детектива, девушку 19 лет, – она входит из прихожей. Пятаченко и Вера обмениваются любопытными взглядами. Заметив это, Яна чуть ли не насильно тащит Пятаченко к выходу из гостиной. Недоуменно пожав плечами, Вера опускается на стул. Уже на пороге Яна и Пятаченко сталкиваются нос к носу с третьим свидетелем – Анной Пинчук, полной, некрасивой женщиной лет 35. Пинчук бесцеремонно отталкивает Яну в
сторону и, грузно ступая, решительно направляется к столу.
Пинчук (без приглашения усаживается на стул). Здравствуйте! Это вы разыскиваете тех бесстрашных патриотов, что расправились Бойко?
Вера (немного растерявшись от такого напора). С Бойко?
Пинчук. Ну да, семья Михаила Петровича Бойко из квартиры №48. Отщепенцы и уроды, каких еще свет не видывал! Ух, мало их газом траванули, надо было на мелкие шмоточки покромсать, чтоб другим не повадно!
Вера. А вы сами-то кем будете?
Пинчук. Анна Васильевна Пинчук, 34 года, библиотекарь.
Вера. Вы говорите, что вам знакома семья Михаила Бойко?
Пинчук. А то! Разумеется, знакома, в одном ведь подъезде живем… Чтоб глаза мои никогда их не видели! Диссиденты! Снобы! Тунеядцы!
Вера. Успокойтесь, Анна Васильевна, теперь уже мало вероятно, что вы их снова увидите… (Пауза.) Позвольте узнать, а за что вы их так невзлюбили?
Пинчук. А за что их, скажите, любить, барышня? Я, к примеру, день в библиотеке, среди пыли и дурацких книг просижу, при этом едва отобьюсь от этих приставучих посетителей, что лезут и лезут, как тараканы, и вечно спрашивают бог знает о каких книгах, заместо того чтоб пахать на работе и в огороде…
Вера. А вы пашете?
Пинчук. Где?
Вера. На работе или в огороде.
Пинчук. А то! Тебе и не снилось, как я пашу! Да ты, как я погляжу, вообще белоручка, маменькина дочка. А у меня нет и никогда не было такой матери или отца, который пристроил бы меня в тепленькое местечко. Вот я и вынуждена сызмальства пахать как проклятая. Зато в доме у меня идеальный порядок, ни пылинки, ни соринки, люстра и кастрюли блестят, борщ кипит, холодца два ведра вчера наварила, а мужу, скотине, все мало; белья гору проутюжила, цветы в новые горшки пересадила, голубой кактус отцвел – знать, скоро буду гнать своему идиоту домашнюю текилу; шторы поменяла на жалюзи, два дня назад новую стенку заказала, так, представь, привезли придурки совсем не то, пришлось в шею гнать уродов; а какие у меня салфетки-вышиванки, если б ты только видела, сколько они мне радости приносят; а дом в Белополье – это ж хоромы, а не дом, вдобавок сорок соток и все надобно засадить, да так, чтоб соседи, собаки, лопнули от зависти; и ни единого сорняка, а в доме пять котов, и, скажи, до книг ли мне после этого?
Пауза.
Вера. Так у вас пять котов?
Пинчук. А то! А у этого врага народа, у Бойко, представь, всего один кот, двое детей-лоботрясов, жена все строит из себя модницу-недотрогу, а поглядишь – коза козой; сам Мишка, слышь, типа писателем заделался, книжки, умник такой, подрядился писать и, говорят, даже деньги немалые получает за них, а куда ему книги, кретину, писать, когда у меня в библиотеке, на работе моей, и без его писулек книг тьма тьмущая, и на каждую, зараза, пыль садится, и надо ее тряпочкой протереть, а у меня после того, как я чистоту дома наведу, картошку окучу, котов и мужа-придурка накормлю – руки потом отваливаются!
Вера. Значит, это не вы убили двух контролеров и семью Бойко?
Пинчук (доверительным тоном). Я бы с радостью, да рук не поднять.
Пинчук принимается всхлипывать. Вера наливает из графина в стакан и протягивает
Пинчук. Пинчук делает глоток и вдруг с шумом выплевывает.
Пинчук (тяжело дыша, смотрит испуганно на стакан). Что там за отрава?
Вера (злорадствуя). Уксус!! А ты думала, я тебе мартини налью?!
Вера сталкивает Пинчук со стула и, хлеща ее по спине удочкой, гонит к двери в прихожую. Они исчезают в двери. Со стороны сада входит Яна. Она едва ли не вталкивает в комнату пожилую, лет 60, женщину с хозяйственной сумкой. Это – Косых. Яна усаживается за стол, а Косых стоит напротив, растерянно переминаясь с ноги на ногу. Минуты две Яна не обращает на Косых ни малейшего внимания, она занята собой: взяв со стола зеркальце и баллончик с лаком,
она поправляет волосы и поливает их лаком.
Яна (бурчит себе под нос). Черт, на кого я стала похожа! И что это стукнуло мне в голову с ним переспать? (Отрывает взгляд от зеркала, видит перед собой Косых.) Чего молчите, словно воды в рот набрали? Фамилия!
Косых продолжает мяться, теребя ручку сумки.
Отвечай, тетя!
Косых. Косых Лидия Ивановна. На пенсии, поди, годков уж 18.
Яна (дурачась, с издевкой). Что, это вам восемнадцать?
Косых. Господь с тобой, дочка. Было б мне 18, ты б не заманила меня сюда никаким калачом…
Яна. Соседи видели, как вы выходили из квартиры 14.
Косых. Небось, за солью ходила.
Яна. Спустя минут десять, как вы ушли, в квартире раздался мощный взрыв.
Косых. Ну что ты, дочка! Скажи мне, бога ради, на кой резон мне было взрывать Надю Рябцеву? Ну, увела у меня моего Пашу, было дело, так почти 30 годков с того злополучного дня прошло. Вдобавок, пригнись, че скажу по секрету (Косых перегибается через стол), я в тот час, когда Надьку, бедолагу, взрывали, самогонку с полу вычерпывала. Не веришь? Вот те крест!
Косых садится напротив Яны, начинает быстро рассказывать. Никто из них не замечает, как в гостиную из прихожей входят Вера и красивая, ухоженная молодая женщина лет 28, несколько развязного, вульгарного вида. Вера и женщина останавливаются в нескольких шагах от
стола, прислушиваясь к рассказу Косых.
Я ведь на втором этаже, в 4-ой квартире живу, а Семка Мишин прям подо мной. Так вот, я в тот вечер самогон гнала, а он у меня добрый, самогон-то, – я грешным делом подумала, что ты из-за него меня вызвала – и надо ж было такому случиться, прям черная магия какая, что засмотрелась я на сериал – да ты знаешь, там еще такой молодой и чернявый играет, – и самогон мой побежал через край. Затопил, родимый, поначалу пол, а потом Мишина. Семка вскоре нагрянул ко мне, пьяный и красный от злости, руками машет, а крикнуть ничего не может. Глянула – а из его языка три занозы торчат. Ха-ха, до чего же непутевый мужик!.. После Семка рассказал, когда я те занозы вынула, – вот умора, дочка! – что когда самогон закапал с его люстры, он вначале стал как вкопанный, а потом бросился самогон с полу вылизывать, вот занозы и загнал… (Пауза. Ловит насмешливый взгляд Веры.) Но Надьку Рябцеву я не убивала, вот те крест! (Заводится.) А надо было воровку хоть бы раз за волосы потягать, чтоб неповадно ей было в другой жизни чужих мужей уводить. Это она, стерва, довела моего Пашку до могилы! Живьем взорвала и ничегошеньки мне не оставила – ни кровиночки, ни воспоминания. А все в доме талдычат – вот дурачье! – что мой самогон его погубил, так ты не верь этому, дочка, не верь! А хошь, я и тебе налью, у меня как раз с собой фляжка…
Косых вынимает из сумки бутылку, хочет налить в стакан, но Яна отталкивает ее руку. Бутылка падает на пол. Вскрикнув, Косых хватает Яну за верх майки, пытаясь ударить девушку. Яна прыскает в лицо Косых из баллончика с лаком для волос. Вера бросается на помощь Яне, с трудом оттаскивает от нее разъяренную женщину. Незнакомка садится на стул и с брезгливым ужасом наблюдает драку. Вбегает Лукин и помогает Яне вывести Косых в сад. Уже на выходе из
комнаты Косых оборачивается, обращаясь к Вере и незнакомой женщине.
Косых. Зачем мне было Надьку-то убивать? Ведь она, считай, как родственник мне… была. Последняя ниточка с моим Пашечкой… и та порвалась. (Уходит.)
Проводив Косых взглядом, незнакомка презрительно качает головой.
Незнакомка. Зачем меня вызвали сюда?
Вера (с трудом переведя дыхание). На вопросы будете отвечать вы, а не я. Вас подозревают в убийстве…
Незнакомка (вскакивает со стула как ужаленная). Что-что?!
Вера. Поэтому не вздумайте юлить, отвечайте прямо на поставленные вопросы!
Незнакомка (в истерике). Я никого не убивала! Милиция, на помощь! Я вам не верю, вы – самозванка!
Вера (сует в лицо незнакомки удостоверение). Младший детектив отдела расследований Вера Северина. Документы настоящие, не сомневайтесь.
Незнакомка (с обессиленным видом падает обратно на стул). Но я в самом деле никого не убивала. Поверьте, у меня на это просто нет времени.
Пауза.
Вера (насмешливо). Что, так уж и заняты? Наверно, много работы в библиотеке?
Незнакомка (презрительно фыркает). Какая еще библиотека? Вздор! У меня дома нет ни одной книги. Читают книги только полные неудачники или женщины, которые абсолютно за собой не следят.
Вера. А вы, выходит, следите?
Незнакомка (фыркает). Хм, обижаете, как вас там, младший детектив… Утром непременно бассейн, днем у меня фитнес и массаж, вечером ужин в фешенебельном ресторане или номер в кардибалете, а ночью тоже массаж, у папика, только, хи-хи, внутренних органов.
Вера. Чего-чего?
Незнакомка (все более загораясь). Вы сами посудите, когда мне после этого убивать? Возвращаюсь утром – не женщина, а мочалка! Одно спасение – бассейн. Однажды вот так же приползла домой, вся помятая и измученная после бессонной ночи, но только, черт, нырнула, чтоб откиснуть, – звонок в дверь. Ну, я без задней мысли, то есть совершенно голая, вылезаю из бассейна…
Вера. Погодите, так у вас бассейн прямо дома?
Незнакомка (с превосходством). Дошло наконец-то. А я тебе о чем толкую!
Вера (с сомнением). Бассейн в однокомнатной квартирке?
Незнакомка. Не перебивай, раз вызвала сюда. Бассейн у меня вместо кухни… Короче, вылезла я из воды, ни халата, ни полотенца, ничего не стала на себя набрасывать и пошлепала к двери. Глянула в глазок – а там этот, высокий, с синими глазищами. Короче, контролер. Я его, конечно, впустила, а он меня, хи-хи, сразу за ляжку – хвать! Говорит, типа успокаивает меня, что если мой счетчик показывает радости недостаточно, то он, контролер, готов сделать так, чтоб счетчик показывал то, что надо… Но все и так обошлось. После того как он трахнул меня в третий раз, я так завизжала от радости, что стрелка в счетчике чуть с оси не слетела!
Пауза.
Вера. И что потом?
Незнакомка. Ничего. Папик, как обещал, купил мне "Бентли", а синеглазого контролера через четыре дня якобы нашли мертвым. (Задумавшись.) Нет, наоборот – вначале труп контролера, потом "Бентли". Или все-таки… Тьфу, не помню!
Вера. И где же нашли убитого контролера, что вас трахнул?
Незнакомка. Известно где – на крыше. Но я туда не лазила. И вообще мне некогда, я – женщина деловая. (Бросает взгляд на наручные часы.) Вот, мне пора на массаж.
Вера (язвительно). Внутренних органов?
Незнакомка. Завидуешь, дура!
Вера. Так это ты, шлюха, затопила 19-ю квартиру?!
Вера, налив в стакан из графина, выплескивает уксус на незнакомку. Та, взвизгнув, бежит к выходу, Вера преследует ее. Они исчезают в двери, ведущей в прихожую. Из сада в гостиную входит Лукин, постукивая по правой ноге, точно стеком, зимней удочкой; следом шагает Демьяненко, крепкий, кряжистый мужчина лет 50 с добродушным, открытым лицом. Лукин
садится на стул. Демьяненко продолжает стоять, с любопытством оглядывая комнату.
Лукин. Присаживайтесь. (Пауза.) Не стойте, садитесь.
Демьяненко садится близко к столу, подперев рукой голову, мечтательно смотрит на
Лукина.
Ваше имя (заглядывает в бумаги) Степан Андреич… Демьяненко. Так? (Пауза.) (Снова читает.) 49 лет, из них семнадцать вы один живете в квартире №31. Мастер-трубопроводчик: замена сантехники, установка ванн и душевых кабинок, отделочные работы различной степени сложности… (Подняв голову, кричит в сторону входной двери.) Что за галиматья, Северина?! Демьяненко проходит в качестве свидетеля или как сантехник?
Демьяненко (встрепенувшись, отстраняется от Лукина). Че сразу как "свидетель"? Я, начальник, могу и плитку покласть…
Лукин (бьет удочкой Демьяненко по руке). А человека можете убить?
Демьяненко (отдергивает руку). …Напольную плитку, к примеру, или того… стены облицевать…
Лукин (бьет удочкой Демьяненко по второй руке). Признавайтесь, убийство жильцов из 21-квартиры – ваших рук дело?
Демьяненко (отдергивает вторую руку). …Еще, начальник, никто не жаловался…
Лукин (пытается ударить Демьяненко по голове, но тот уворачивается). Так это вы их убили или похитили?
Демьяненко. …А могу счетчик вам поставить – на воду, на газ…
Лукин. А счетчик радости – сможете?
Демьяненко (выхватывает у Лукина удочку и ломает ее пополам). Не пробовал. Да к тому ж за это могут больно наказать. (Пауза. Смотрит изучающе на Лукина.) Но специально для вас, если очень надо…
Лукин. Вижу, вы мастер на все руки. (Пауза.) Признаюсь, Демьяненко, только вам. (Манит Демьяненко к себе рукой.) Этот месяц я проболел, депрессия, знаете ли, – одним словом, мало радости испытал за месяц. Вот счетчик и отмерил мне всего 42 смеха.
Демьяненко (укоризненно качает головой). Маловато будет, начальник.
Лукин (заговорщическим шепотом). А ты можешь хотя бы до 80 смехов поднять?
Демьяненко (подскакивает со стула). Что вы, начальник! К чему вы меня подбиваете?! Пять лет назад Войнович за такие махинации со счетчиками к стенке ставил!
Лукин (холодно). А как же ты, Степан Андреич – одинокий, скучный, заурядный человек, которых у нас хоть пруд пруди, овдовевший 15 лет назад и, по всему виду, не имеющий ни одной веской причины для радости, – как ты умудрился добиться такого завидного показателя: по 85-90 смехов на протяжении последних трех месяцев? (Пауза.) Отвечай! (Пауза.) Ну, будем говорить? Или я сейчас же решу, что ты мухлюешь: регулярно подкручиваешь свой счетчик радости!
Пауза.
Демьяненко (неохотно). Не мухлюю я, начальник. Отмухлевался уже, за что и поплатился в свое время. Отсидел шесть лет, а когда вышел – зарекся.
Лукин (теряя терпение). Ты пьешь, принимаешь наркотики, дрочишь? Чем ты, черт тебя подери, заряжаешься?! Кто тебя вдохновляет: плитка, санузел, душевая кабинка? Откуда в тебе, Демьяненко, столько радостных чувств, что не каждому весельчаку дано их испытать? Отвечай!
Пауза.
Демьяненко (понурив голову, едва слышно). Гриб.
Лукин (торжествуя). Что – гриб? Так я все-таки прав: ты – наркоман?!
Демьяненко (вертит отрицательно головой). Гриб этот мне кум подарил, Колька Шевкун. Кажись, с полгода назад. Я тогда сильно кашлял, даже кровью плевался. Вот Шевкун и впарил мне тот гриб, мол, гриб типа чайного, вмиг с меня хворобу снимет и от кашля избавит. Я сильно не сопротивлялся. Таблетка ни одна не помогла, микстуры – хуже помойного пойла; короче, я молча взял тот гриб, бросил в банку и залил водой. Поздно уже было, часов одиннадцать ночи, я как раз от кума только вернулся… А на утро гляжу: в кухне на полу осколки стекла повсюду разбросаны, и гриб среди них лежит. Нет, не гриб – грибище! В десять раз больше прежнего! Я, конечно, в первый момент офигел, думаю, что за хрень мне кум подсунул. Затем пригляделся к грибу, а он весь шевелится, дрожит, вздыхает, словно помощи у меня просит.
Лукин (язвительно). Ну ты его, конечно, спас?
Демьяненко. А что мне оставалось делать, начальник?.. Но вы не перебивайте меня. Потерпите чуток, раз хотите знать, откель у меня радости столько берется… Кинулся я, стало быть, спасать гриб, наполнил ванну водой на три четверти и поспешил опустить в нее гриб. А пока поднимал его с пола и нес в ванную, гриб вдруг прижался ко мне…
Лукин (с нарочитым удивлением). Как прижался? Он что, баба?
Демьяненко. …Скользкий, мокрый, холодный, как жаба, – тьфу!..
Лукин (искренне сплевывает). Тьфу!
Демьяненко. …Я хотел было оторвать его от себя, но не тут-то было. Гриб впился в меня, точно пиявка!.. Но вот, что удивительно, начальник: пока гриб висел на моей груди, словно приклеенный, я вдруг испытал такую вспышку радости, будто… Будто моя покойная Маша ожила, и я снова не один. Я прямо расхохотался и такое тепло внутри ощутил, что мигом от души отлегло – и кашель, и дурные мысли. И гриб как-то сам собой от меня отпал. Я опустил его в ванну, чтоб поплавал. И пошел к Федоровым унитаз ставить. (Пауза.) А когда вернулся, их было двое.
Лукин. Кого их?
Демьяненко. Гриба. Однако они и не грибы вроде, а больше на меня смахивают.
Лукин (в ярости). Что ты мелешь, дурак! Пьян?! А ну-ка дыхни!
Демьяненко (качает головой с понимающим видом). Тут и вправду, начальник, без бутылки не обойтись. Я сам, когда их впервой увидел…
Лукин (хватается за голову). Кого их?
Демьяненко. Да грибы эти, мать их! Они ведь на меня как две капли воды похожи! Точно два близнеца стоят и рожи мне корчат.
Пауза. Вконец ошарашенный, Лукин откидывается спиной назад, забыв, что он не на
кресле, и едва не падает со стула.
Лукин (упавшим голосом). Как рожи корчат?
Демьяненко. Вот так. (Показывает.) Но, знаешь, начальник, я быстро отошел от их дурацких шуточек. И даже привык к ним. (Пауза.) Просидели втроем ночь напролет, чаи гоняли и травили байки.
Лукин. Постойте, Демьяненко, но это же полный бред, что вы мне рассказываете!
Лукин протягивает руку к графину, наливает в стакан, делает глоток – в следующий миг
Лукина словно выворачивает наизнанку: он яростно отплевывается и кашляет.
Демьяненко (сочувственно наблюдая за Лукиным). Э, начальник, я сам в это долго не мог поверить. Чтоб вот так, по-простому сидеть среди двух мужиков, до безобразия похожих на меня, будто мы вместе из одного яйца вылупились… (Пауза.) После я прочел в одном научном журнале, что этих близнецов клонами называют.
Лукин. Так откуда они взялись у тебя, эти клоны?
Демьяненко. Из гриба.
Лукин. Из гриба? (Нервно смеется.) Выходит, ты научное открытие совершил: создал грибных клонов?
Демьяненко (смеется). Ха-ха-ха, вот и я с той поры смеюсь. Бывает, начинаю ржать как лошадь. Вы бы видели, начальник, какие рожи они мне корчат.
Лукин (визжит от злости). Шутить изволите! Да вы знаете, Демьяненко, что я вам за это!
На крик Лукина в гостиную из прихожей вбегают Яна и Вера, но, увидев, что их начальник продолжает допрос, вежливо замирают. С любопытством прислушиваются к разговору Лукина и
свидетеля.
Демьяненко (перегнувшись через стол, кладет Лукину руку на плечо). Да вы не кипишуйте так, начальник. Зато счетчик мой в норме, и радости на нем хоть отбавляй.
Лукин (косится подозрительно на графин). С ума можно сойти.
Демьяненко. С ума? Так это еще не все. (Заговорщически понижает голос.) К концу пятого месяца их было уже четырнадцать.
Лукин (истерично всхлипывает). Четырнадцать!!
Демьяненко (торжествуя). Да, начальник, четырнадцать грибных клонов! От меня ни за что не отличишь! (Пауза. Смеется.) Ха-ха, а теперь представь себе, начальник, когда эти четырнадцать оболтусов начинают строить мне рожи. Ухохочешься! Резь такая бывает в животе, что иногда уже не до смеха… Даже счетчик не выдерживает. Случалось, крупной дрожью покрывался, точно лихорадка у него, а стрелка на счетчике в красную пимпочку упиралась. Тогда, думал, кранты счетчику, еще миг и разнесет его вдребезги…
Лукин. Это немыслимо, чтоб счетчик радости – вдребезги!
Демьяненко. …Но, по правде сказать, мне его вовсе не жаль. А жалко мне тех четырнадцать придурков, что смешат меня по ночам. Ведь они, начальник, так к счетчику привыкли, что и дня без него не могут прожить. (Пауза.) Ведь они, грибные мои клоны, над счетчиком потешаются. Понять никак не могут, какой мудак придумал эту хрень.
Лукин (вконец разъяренный). Вон!! Ты, видать, сам один из них – грибной клон!
Демьяненко поднимается и, ни слова не говоря, выходит из гостиной в сад.
Лукин (кричит вслед Демьяненко). Кретины! Какие же все эти люди кретины!
Занавес.
февраль 2008 г.