Лена сидела и думала, за что ее любят. Не шьёт, машинку швейную в последний раз в школе видела на уроках с названием «труд». Это и правда был адский труд; нитки не желали приспосабливаться, от натяжения рвались. Вместе с ними рвалось маломальское желание достигнуть высот тряпичного искусства.
Вышивание, как ничто другое, с точки зрения тётушки - золотошвейки призвано было облагородить девиц. А нет. Оно несло монотонность и смертную тоску вместе с нарядами семнадцатого века. Музей с его тяжелыми сводами и каменными ступенями, где каждое прикосновение не могло не дышать историей, не внушал доверия, как не внушала доверия судьба самой тётушки.
Не лежала у Леночки душа к тишине и покою. Маялась и металась.
- Девка должна быть разборчивая, отзывчивая и глупая. Знать, с кем спать и как, - говорила мама, просвещая. – Конечно без любви это обычное бля..во.
Леночка не любила, когда мама выражалась языком трактирщиков и бунтарей. Папа себе подобного не позволял, а мама - вполне.
- Слушай, чтобы быть счастливой, Лена. Выходишь замуж, получаешь статус. Даёшь мужу всегда. В любое время дня и ночи. Если хочешь, чтобы он был твой. Столько, сколько ему надо. Забудь два слова в своей жизни «болит» и «голова». Даже не произноси их вместе. Давай везде. Слава богу не обидела природа. Никаких ссылок на критические дни. Ты же не дурочка у меня. Есть же рот и задница.
Лена краснела и слушала…
Замуж не хотелось.
- 08.08.2008 по-моему подходит, - заявлял Роман Игоревич.
- Угу, - отвечала Леночка, опуская глаза.
- Символично. Восьмерки - бесконечность, - продолжал мужчина, обнимая любимую за плечи. Он зарывался носом в волосы, вдыхая запах миндаля, и опускал руки на девичьи бедра. Леночка лениво уворачивалась, подыгрывая.
Она не любила ссор и обходила скандалы стороной. Считала, что лучше погладить, поцеловать, приласкать, только не ссориться.
Роман Игоревич, старый бесстыжий ловелас, захотел домашнего уюта. Встретив мягкую милую Леночку, что была на двадцать лет его моложе, внезапно понял, где его счастье и кто явился подарком судьбы.
- Ну что, 08.08.2008?
Молчать было как-то неудобно, потому женщина, не глядя в глаза Роману Игоревичу, улыбнулась самой кроткой улыбкой.
- А может, 09.09.2009?
- А потом 10.10.2010! Конечно! У нас же времени – завались. Между прочим, твоя мама так не считает.
Роман Игоревич обиделся. Он искренне не понимал, почему его женщина не хочет за него замуж. На дуру она походила мало, значит, что-то было не так в нем самом. Это он избегал отношений с другими, он не хотел жениться, он желал оставаться свободным и ничего не обещать.
«Что бы сказала мама?» - подумала Леночка и поставила крест на ладони.
Она не понимала, зачем жениться и выходить замуж, если все равно разводиться? – Это как регистрироваться в квартире. Знаешь, что через несколько лет будет новая, а стой в очереди, отпрашивайся с работы.
Первый муж Леночки был неприлично красив. Здоровенный детина с наивными голубыми глазами и улыбкой Юрия Гагарина. Натиском брал Леночкину душу, не пренебрегая телом и очаровывал с восемнадцати до двадцати одного ноль ноль.
- Порода, - говорила Леночкина мама, поправляя прическу у трюмо. Мама троилась, троились и шептавшие губы и слова.
Лена не очень хотела замуж. Славик же встречал ее каждый вечер с работы и всякий вечер она отвечала, что подать заявление они не смогут, не успевают по времени.
Мужчина взывал к природе и в конце концов настоял на своем. Иного развития сюжета Славик по душевной своей организации позволить не мог. Будучи человеком поступка и любивший свою Лену странной отчаянной любовью, он хотел довести их отношения до логического конца. Тот пришел. Надломленный и странный.
Тихо и банально падал снег. В шубке из далекого китайского козлика Леночка смотрела на удаляющуюся Славикову фигуру. Свет желтых фонарей и медленно падающие снежинки врезались в память железным огарком, рванувшим из-под наковальни. Колени дрожали, холодели руки, и жизнь, еще пять месяцев назад красивая как конфетти – теперь на глазах превращалась в ледяную горку.
-Мама, не волнуйтесь, - сказала Леночка свекрови, ступив на порог. – Мы с Вашим сыном расстались абсолютными друзьями. Давайте пить чай.
Совсем скоро Славик исчез полынью под тяжелыми снегами родины, оставшись чужим письмом к чужому человеку.
Второй Леночкин муж прошел головной болью.
- Яков Соломонович очень хороший, - повторяла мама. – Он тебя любит и это становится очевидным. Тебе нельзя оставаться одной. Это неприлично в конце концов. Какая поза нравится Якову Соломоновичу?
- Мама! – возмущалась Лена, уходя от разговора.
- Вот и я говорю, главное, чтобы у него стоял, а у него кажется стоит, когда ты рядом. Это не счастье что-ли? Лена, я твоя мать и знаю, с кем тебе будет хорошо. Ты что, Ваню-алкоголика хочешь, может быть? Так и скажи – мама, я хочу Ваню-алкоголика, и я отстану уже навсегда. Но ведь ты этого не хочешь, надеюсь?
Лена впервые разбила чашку, чтобы прекратить бессмысленную беседу. А через месяц вышла замуж.
Яков Соломонович оказался через раз импотент, потому отменно терпелив и изобретателен. И действительно любил Леночку. Но он хотел в Израиль, а Лена не родилась еврейкой.
Спустя время, вспоминая тоскливые глаза, тяжелые набухшие веки и лысину, Лена загрустила. Она услышала в телефонную трубку родной низкий голос, умно и интеллигентно объяснявший, что на чужбине Леночке будет не хуже, чем на родине.
- Бывает, - сказала мама. – Зато он был щедрым, что тоже нонсенс. Лена, есть мужчины, похожие на кометы. Пройдут ярко по небосводу, вые..т, но одно сгорание в твоей атмосфере чего стоит. Зрелище!
- Мне не нужно зрелище, мама, - отвечала Лена устало.
- Дурочка моя, - мама заботливо наливала дочке кофе с рижским бальзамом и успокаивала, отводя глаза. – Ты вырастешь и все поймешь. А пока имей, что можешь.
Это было похоже на то, как по бревнышку развязывают плот, ты видишь дно и все-таки спокоен.