Война
Я не буду описывать причины войны, ее авантюристических планов, составленных фашистами, ход событий. Все это довольно хорошо и правдиво описано историками и мемуаристами.
Конечно, нам, советским людям, было обидно за столь неудачное начало военных действий и громадные потери. А все могло бы быть иначе, если бы «гениальный» и «прозорливый» Сталин был немного гениальнее и прозорливее на деле. Он страшно боялся войны, не хотел слышать о ее приближении ( от Зорге и других), а сам не смог предвидеть ее сроков, не говоря уже о направлении главного удара гитлеровцев.
Сталин считал, что главный удар враги нанесут на житницу страны Украину, а «бесноватый Гитлер» направил его на Минск-Смоленск-Москву. Расположение войск и мобилизационные планы нашей страны отражали дух прозорливости «Кормчего». Расплата не замедлила ждать: наши войска отступали вглубь страны, потери были колоссальные. В оправдание валим все на внезапность. Для Тимошенко, наркома обороны, и Жукова, начальника ген.штаба, ее не было. Внезапность была лишь для Сталина.
Я здесь в виде примечания напишу о той информации, что имел Сталин, и о его реакции.
...10 апреля 1941 года Сталину было доложено о беседе Гитлера с югославским принцем Павлом, в которой фашистский диктатор заявил о своем решении начать военные действия против СССР в конце июня.
... 5 мая Сталин получил новое сообщение о подготовке Германии к войне с СССР. Военные приготовления в Варшаве и на территории Польши проводятся открыто, и о предстоящей войне между Германией и СССР немецкие офицеры и солдаты говорят как о решенном деле. Война должна начаться после весенних полевых работ.
...в мае 1941 года Сталину передали сведения от Рихарда Зорге. Он докладывал, что Гитлер сосредоточил у границ СССР 150 дивизий. Его информация сообщала точную дату начала войны и общий план ведения военных действий.
...6 июня 1941 года Сталин получил новую информацию о том, что у наших границ сосредоточено около 4 млн немецких и румынских солдат и офицеров.
...11 июня 1941 года Сталину доложили, что немецкое посольство 9 июня получило приказ эвакуироваться в течение семи дней и сжигает архивы в подвалах.
...17 июня 1041 года органы безопасности и командование пограничных войск известили Сталина о том, что нападение фашистской Германии на СССР произойдет 21-22 июня.
Эти факты приведены в Пятом томе «Великая Отечественная война».
Теперь из книги Г.К.Жукова.
Ф.И.Голиков 20-го марта 1941 года (начальник разведки управления армии) предоставил руководству доклад о созданных немцами трех группировках на границе СССР и о количестве войск в группах, то есть о плане «Барбаросса». Даже назвал примерную дату наступления на СССР - 20 мая 1941 года. Так и планировалось в начале, затем помешало волнение в Югославии.
«13 июня С.К.Тимошенко ( нарком обороны) в моем присутствии позвонил Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия.
«Подумаем», - ответил Сталин. На другой день мы снова были у Сталина и доложили ему о тревожных настроениях в округах и необходимости приведения войск в боевую готовность. «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет? Не во всем можно верить разведке».
Вечером 21.06.41 мне позвонил начальник штаба Киевского округа генерал-лейтенант Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы. «А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?» – спросил Сталин.
Все же после этого Сталин дал команду о директиве в приграничные ВО о боеготовности. Передача этой директивы была закончена в 0 часов 30 минут 22 июня 1941 года и до войск не дошла из-за диверсий на линиях связи.
Я в основном коснусь темы войны с колокольни подростка, которым я пережил это событие.
22 июня 1941 года в 11 часов по радио выступил министр иностранных дел В.М.Молотов и объявил народу о том, что фашистская Германия вероломно без объявления войны напала на Советский Союз. Закончил он речь словами: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Но как оказалось, до свершения этой оптимистической фразы потребовались огромные усилия всего советского народа.
Город Белополье быстро начал перестаиваться на военный лад. Кто подлежал призыву, были призваны в ряды Советской Армии. Я наблюдал не раз в городском саду сборы и проводы новобранцев и провожающих со слезами их жен. Мужчины вели себя достойно, с гордостью. Вспоминается такой случай. Стоит строй новобранцев, и один рослый «кацап» (так называли на Украине русских) в лаптях вслух произнес: «Мы Гитлера побьем. Лаптем как навернем!» Весь строй дружно расхохотался.
Отец получил винтовку и по ночам ходил охранять объекты военного назначения, а днем уходил на работу. Винтовка была образца 1890 года без патронов. Отца на войну не взяли, так как на начало войны ему пошел 56 год.
Мы, мальчишки, часто участвовали в маскировке нашей отступающей техники: таскали ветки и прикрывали ее от немецкой авиации. Наши войска отступали, и это сразу стало ощущаться. Радио приносило тревожные сводки Совинформбюро: «После упорных боев был сдан...было сдано...» 20 июля была первая бомбежка города и разъезда невдалеке от станции Ворожба. Мы еще спали, как город содрогнулся от взрыва немецких бомб. Бомбы попали на разъезде в эшелон с военным имуществом и боеприпасами, направляющимися на фронт. Начали рваться патроны и другие боеприпасы. В городе поднялась паника.
Мы втроем, дети Романики, после первого взрыва выскочили из дома и побежали, куда глаза глядят, а зарево от взрывов все увеличивалось. Кто-то из нас призвал к благоразумию, мы очнулись и вернулись домой. С тех пор город бомбили часто, бросали по машзаводу «зажигалки», но завод продолжал делать боеприпасы для фронта, а с «зажигалками» научились вести борьбу – брать их специальными щипцами и относить в безопасное место.
В сентябре-октябре в г.Белополье установилось безвластье. Наши отступили, очевидно боясь окружения, а немцев еще не было. Вскоре они появились, а за ними финны. Само слово «немцы» наводило ужас на жителей, а тут они появились и привели несколько десятков наших пленных. Мирные жители, видя изможденность пленных, начали передавать им еду, но немцы выходили из себя и жестоко пресекали попытки.
Через час после прихода фашистов был варварски взорван памятник Ленину. В городе начались грабежи, разбой, расстрелы жителей под предлогом борьбы с партизанами. Даже лыжи у нас были отобраны под видом военного имущества. Мне пришлось другие лыжи, поменьше размером, припрятать. Так мы попали под оккупацию. Отец было предпринял попытку эвакуироваться, но, как он потом оправдывался, иждивенцев в семье много, а кошелек его был пуст.
Перед семьей, особенно перед отцом, встала сложная проблема, как кормить семью, где брать заработки. То зерно, что он достал в одном из колхозов, было перемолото на муку и было нашей единственной поддержкой. Кто был более богат, кинулся в села менять вещи на продукты. Нам же менять было нечего, лишней одежды мы не имели.
Помню такой эпизод. Мать испекла две буханки хлеба и положила, чтобы они остыли. Мы, дети, жадно смотрели на них и ждали, когда мама разрешит есть хлеб. В дом неожиданно ворвался немец. Он уловил запах свежего хлеба, схватил по-хамски одну буханку, промолвил «корошо» и скрылся. Матери стало обидно до боли, а мы вздохнули, что все обошлось, и мама не накричала на фрица. Беды были на каждом шагу.
Хочу отвлечься от хронологических событий и выразить следующее: слово «немец» стало нарицательным для каждого жителя нашей страны, а мальчишки и по ныне играют в войну, в которой ведут беспощадную битву с немцами. Слово «татарин» отошло на задний план.
Я встретился с немцами в Монинской академии уже будучи офицером. Правда, то были немцы из ГДР, но мне, пережившему ужасы оккупации, они казались такими же, как в войну. У меня не поднималась рука для отдания им воинской чести. Их речь, лица, манеры, высокие тульи фуражек были, как у оккупантов. Мы даже спрашивали у преподавателей, как они рассказывали им про Великую Отечественную войну? Немцы из ГДР отвечали обычно, что воевали не они, а фашисты.
С большим трудом отец устроился на работу и стал получать скудный хлебный паек. На работе он с болью видел, как немцы грабили народ. К зиме 1942 года мы решили уехать из Белополья в село Боромля на нашу родину к родичам и заняться там хлеборобскими делами. Наш скарб был погружен на трое саней, и мы совершили переезд. Перед отъездом отец купил лошадь, он ее прозвал Буланая, он надеялся, что в деревне с лошадью не пропадет. Две остальные лошади он нанял за соль. К слову, отец оказался прозорливым и запасся солью до прихода немцев, когда она была еще дешевая. Он знал цену соли, не даром пережил Первую империалистическую и Гражданскую войны.
В дальнейшем выяснилось, что в Боромле нас никто не ждал. Кому нужна такая обуза? У родичей были свои семьи, заботы и нужды, и кормить даром нас, конечно, никто не стал. Чтобы выжить, нам пришлось трудиться всем пятерым.
Отец кидался с одних промыслов на другие, но мы жили беднейше. Вскоре подохла наша надежда – Буланая, потому что зимой ее кормить было нечем. Как я потом добавлял комментарий, она оказалась неподготовленной к жизни в труднейших условиях оккупации.
Мне пришлось с 13 лет косить, молотить, таскать из лесу большие санки с дровами, копать огороды и выполнять массу разных работ. На меня смотрели как на мужчину, опору семьи. По-моему, я эти надежды оправдывал. А чем только отец со мной не занимался! Мы косили сено, молотили хлеб, чинили кожи, варили мыло, делали для продажи санки всех калибров. Я сам выращивал табак и изготовлял его для продажи на базаре. Как поняла потом мать, табак в эти тяжелые годы был самым ходовым товаром. Для того, чтобы чинить кожи, требовалась измельченная дубовая кора. Я заготавливал ее и толок в ступе. Что это за труд, не опишешь, чтобы понять, его надо испытать самому.
Несмотря на тяжкие честные труды, мы жили бедно. Корову мы так и не заимели – телки дохли. С детством я простился. Трудился порой непосильно, недоедал, поэтому, считаю, остался малого роста. Труд затормозил мой рост. Я не догнал по росту отца, а родню по материнской линии и говорить нечего – у нее в роду все были высокие. Правда, работы меня закалили. Я неплохо боролся с пацанами, был крепок, вёрток и никогда не болел, поэтому и попал в последствие в летчики. Но об этом разговор ниже.
После приезда в Боромлю отец повстречал бывшего директора школы Буденного, и тот порекомендовал, чтобы я ходил в школу в 5-й класс, хотя уже был конец года. И отец заставил меня учиться. Я выкручивался, чтобы не ходить, как многие дети в этом возрасте недооценивал науки. Проходив 13 дней в пятый класс, я сдал экзамены и перешел в 6-й класс.
Школу в период оккупации создали наши учителя. Они собрали детей и начали их обучать. Учителям выплачивались скудные пайки, они кормились, и стало быть, жили. Были они в основном далеки от предательства и политических событий. Но были и предатели. Директор школы Буденный был оставлен в тылу вести борьбу с фашистами, так как он был коммунист. Он же продался немцам с потрохами и занялся нашим воспитанием, в том числе идейным, заявлял нам, что ему разрешают нас бить, ставить в угол, запирать в чулан. Он и преподаватель немецкого языка этим и занимались. Я не запомнил фамилию этого преподавателя, но помню его звериный облик. За малейшее непослушание он брал детей сзади за воротник и вышвыривал прямо в дверь.
Я не знаю, понес ли наказание Буденный, знаю только, что он уезжал, а лет через десять вновь появился в Боромле в полном здравии.
Те же учителя и директор организовали в Боромле так называемое сельскохозяйственное училище. Мне и там довелось учиться два-три месяца на первом курсе: немного восполнил пробелы пятого класса и научился считать на счетах.
Летом 1943 года мне пришлось пасти коров. Это был очередной заработок. Утром, угоняя коров, я заявил отцу, чтобы он записал меня в школу в пятый класс, так как тринадцать дней учебы в этом классе мне ничего не дали. Вечером, когда я пригнал коров и зашел в хату, отец сказал, что записал меня в 6-й класс. Он убеждал учителей, но они заявили, что Романика М. учился нормально, поэтому пусть идет в шестой. Итак, я был поставлен перед фактом. И хотя в шестом классе я учился на «хорошо» и «отлично», но пробел в русской грамматике остался и поныне.
Меня мои продолжатели рода на законном основании упрекнут, почему я и мои сверстники не вели борьбу с фашистами. Я оправдаюсь здесь следующим. Все мы, советские люди, ненавидели фашистов всеми фибрами своей души. Они поломали нам детство, принесли горе и страдания. Но мы не знали, с чего начать, в нашей среде не нашлось вожака-организатора, а школьное воспитание было слишком однообразным, так же, как и песни тех лет. Все в них было просто: если враг нападет, то он будет разгромлен «малой кровью и могучим ударом», и война обязательно будет вестись на территории врага, а там рабочий класс будет за нас, то есть учили шапкозакидательству. О том, как себя вести в тылу врага, никто нас не научил. Отец же мне часто говорил, что он отпускал продукты партизанам, делал он это вполне сознательно, так как в создавшейся обстановке разобрался больше, чем я. Он знал, что власти немцев скоро придет конец, тем более, что после февраля 1943 года фронт – Курская дуга – был от нас км 40-50. Я, работая в поле, не раз слышал артиллерийскую канонаду.
Перед приходом наших войск в Боромлю в феврале месяце 1943 года ночью прибыл партизанский отряд. В школе в центре села базировались эсэсовцы, человек сорок. Как мы узнали позже, они отбили атаку партизан и утром на мотоциклах уехали в с.Чернещину, поскольку считали, что партизаны были оттуда. Немцы подожгли село, забрали всех мужчин (33 человека), в том числе Эскимосова, который сидел со мной за одной партой в сельскохозяйственном училище.
Утром на следующий день в Боромлю вступили наши регулярные войска. Эсэсовцы расселись по центру и вели упорное сопротивление. Во время боя они вывели пленных мужчин и под шум перестрелки расстреляли тридцать трех человек из Черещины. Только один человек выжил: он был ранен и упал в кучу убитых.
Наши войска разделались с отрядом немцев. Был проведен в селе митинг, и затем мы участвовали в захоронении наших убитых.
Видел я в то время много убитых и немцев, и наших. Эсэсовцы стреляли разрывными пулями, поэтому раны были ужасные.
Через 24 дня наши отступили, и оккупация вернулась. Немцам донесли, что немецкие трупы лежали, как правило, голые и в таком виде были зарыты. Люди, в основном из числа мародеров, раздевая убитых, доставали себе одежду. Немцы начали искать таких и нашли несколько человек. Трое были демонстративно расстреляны и оставлены на три дня лежать в центре села.
Были массовые угоны в Германию на работы. Моя старшая сестра Вера провела не одну ночь в сарае в яслях лошади. Это место для прятания определил отец. Под конец оккупации начала прятаться и Люба. Ее убежищем было специально сделанное углубление на печи. Таким путем сестрам Вере и Любе удалось спастись от угона в Германию.
Мощное контрнаступление наших войск на Курской дуге проходило блестяще. Несмотря на упорное сопротивление врага, в начале августа 1943 года была освобождена и Боромля.
Бои в Боромле длились десять дней. Это были самое страшное время. Немцы, отступая, заняли выгодный плацдарм – на высоком месте. Часто спускались в село, отбив атаку, и безбожно, без необходимости, поджигали хаты. Потом наши атаковали снова и загоняли немцев назад. И так 10 дней.
Многие жители бросили село и скрывались по лесам и оврагам. Наша семья все ночи и дни вынуждена была сидеть в окопах или погребе. В итоге немцев, на мой взгляд, вышибла авиация. Мы ночевали с отцом в окопе на огороде и наблюдали мощный налет нашей авиации. Она применяла светящие бомбы, и на фоне освещенной местности поражала фрицев. Наутро наши войска двинулись дальше.
Желание громить ненавистных фрицев осталось в душе у каждого мальчишки моего возраста. Делали и мы попытки попасть в армию, но везде нам был один и тот же отказ: «Сначала надо подрасти». И лишь одному парню с нашей улицы – Ивану Притуле – повезло (ненадолго). Он заявил нам, что его берут, и он идет на фронт. Мы верили этому, так как он был высок ростом. Три дня Иван отсутствовал в селе, но потом появился. Вид у него был усталый. Позже он рассказал, что попал в обоз, но когда начальники узнали, что ему лишь 15 лет, его отправили назад домой.
Наши войска погнали немцев на запад, а у нас появились другие заботы: учеба и восстановление разрушенного хозяйства колхоза...
P.S. Годы жизни автора мемуаров: 1929 - 2006