Старовведение Или Цвет Звуков

Вадим Ратов
Старовведение

( цвет звуков)















1) Параллельно словам или как я распространял то, чего не знал и сам.


2) Музыка Молчания.


3) Страну Включение. Подключение.


4) А – 7

















Что было – то было. Кажется, Всё: началось! Но случаются непредсказуемые обстоятельства, от которых завываешь. Зависнув на четвёртом этаже в синем халате «Гуднайт, Америка», торчу себе, торчу.… В одном уже шелест пакетов, в другом уже жужжит джазовая скрипка. Другорядные особи бушуют по Интернету, призывая себе в свидетели окружающие, везде всасывающие пространства. Скрипка захлёбывается тиной из болот, скрипка то просыпается – то засыпает, скрипка, наверное, смеётся. Борьба. Война. Герпес. Здесь находится, таёжная угроза зависящим от удачи заблудится. Дневник. Ночник. Кулинария. Что похоже-то на удачливое расположение созвездий? Ворон в стае голубей, установленный порядок вещей. Упавшая с лица ресница и пар из чайника. Господарится день, и нам кажется, что лучшее будет потом. А что было – то было…
























Параллельно словам или как я распространял то, чего не знал и сам.








Параллельно словам или как я распространял то, чего не знал и сам.

Глава 1. путь к надежде.

I
Я озабочен привычками, тянущимися за другими.
Чьи это пятнистые штаны сушатся на балконе? Чей котелок переваривает суп? Чьё радио орёт украинские песни? По полю везёт кобыла в телеге философа. По красной площади шли советские герои, а теперь проезжает Ющенко на встречу к Путину. Висят на веревке соседей пятнистые штаны. Запах супа распространился по окрестным балконам. Слышны откуда – то «выйды, дивчино, в ранци по воду». На поле (так и хочется сказать – во ржи) глядит странствующий философ. Эти наблюденья. Эти везенья. Зомби собственной злости группируются в творческие альянсы.
Меняется то, что способно изменится.
Главнокомандующий презренный любил рычать в своём кругу. Когда ловилась на крючок маленькая рыбка, денщики презренного обязательно творили тост в честь лёгкой руки своего шефа и отмечали каков ныне богатый и щедрый день. Главнокомандующий брал за ухо одного из своих сержантов да топил того в речке, чтобы он, не приведи боже упустить, доставил на берег улов. Сержант по плечи в иле, нёс в ладонях какого – нибудь ёршика и кряхтел от предстоящего удовольствия стать прапорщиком. Мужики из ближнего посёлка тоже потирали себе руки при рыбалке презренного, ведь по вечерам салют и председатель назначал, премии в зависимости кто больше, насчитает огней под животом высокого гостя. Бабы намазывали слюной чёлки, и начиналось народное гуляние с хороводами и «караоке» в честь прибытия генерала. Родные Презренного вели скучную жизнь, далёкую от широты и разгула самого главнокомандующего; жена разве когда дрябнет пивка, и то очень скромно и тихо, выкурит папироску. Но однажды всё началось как всегда. Презренный наживил червя та бросил леску в воду. Клёв начался приблизительно через два часа. Главнокомандующий потянул, и аж почувствовал, что кое – что шевелится на крючке. Он немедленно посылает денщика в реку и то… и тот выносит вдруг на руках девку с хвостом. Генерал изумился, водка выпилась из стаканов, а девка говорит, что она – золотая рыбка и выполнит любое желание презренного, лишь бы тот не глумился над ней. Мысли генерала зачесали того по темечку. Так они его чесали – чесали, чесали – чесали, пока презренный не вымолвил слог – отловить и наказать всех иноземных диверсантов, во благо государства. Это был рок. На утро пьяного презренного расстреляли. Вот и всё.
Как грузин пью чай с лимоном. Читаю «Дао». По ночам скручиваюсь в комок, округлив одеяло, встречаю кошмары. Готовлюсь раздать людям второе поколенье котят, рождённых в этом доме. Пытаюсь очистить мозг, сердце не очищается. Всё пустое ценно для заполнения, «сосуд ценен своей пустотой». И что – же? По телевизору очередное чествование ветеранов в один из дней побед. Мантра Сургучевых печатей на запылённых личностью глазах. Ночное небо и весенний ветер. Мертвый Лазарь ложится на камень, и теперь уж снова воскреснет, когда мой рай откроет двери его душе. Духовные упражнения, таинственный мистицизм, в каком – нибудь наруизские философа выловят, снимут с лошадей и скорей всего передадут на лечение. Но и там он может совершенствоваться. Зомби собственной доброты группируются в профессиональные альянсы.
Пришёл со службы скорее не уставшим, а припылённым тянущими разговорами, ремонтными хождениями. Ветрено и тепло. Кого знаю, они занимаются, как и я накопительством. Мы, если не освободимся от затягиваемостей, повязием в вещах. Эти вещи, если не предадут, то отнимут у коллекционеров реальность. Может оно и несомненно приятно жить вне реально, улыбаться разглаженной отвлечённости. Что нового? а я пришёл со службы…
Неполноценные да основные члены общества приближаются и уходят. Моя бабушка болеет, вероятно, отойдет скоро в мир иной. Моя мама поставит, вероятно свечку в православной церкви, потревожив бабушкин дух, вспомнит о ней. Но, что с того? А вот некоторые гоняются за силой, вон только какой? Один, другие, третьи, четвёртые… Духи идолов живы, пока им молятся, пока их вспоминают. Но что – это за мир? Есть мир кастанеды, есть мир социализма, есть мир развлечений, есть мир коррупции… Проповедники и не проповедники живут и странствуют по разным мирам. Жизнь. Вечна? Не вечна? К свершению и наоборот. Я слушаю Армстронга по телевизору, радио, газетам переносятся отобранные новости. Забить надел и почувствовать себя человеком.
И меня посещаю мысли. А каковы собственные? Больше заработать … Ужасно. События, события, события… Медленно гляжу назад. Там стоит парикмахерская на автовокзале. Убыли, прибыли, убыли, прибыли, и вновь прибыли.… В общем, деньги. Сегодня они одни, завтра другие. Вчера третьи. И что значит любовь? Дружба? Сегодня они одни, завтра другие, вчера третьи. Жутко, мерзко. Бессмысленный шум. И увядшие ландыши в маленькой вазе.
Мальчик с бубенчиком в ухе Витя по – пастушьи наблюдает под яблоней за прогулкой голой Натальи. Она, склоняясь над «Куринной слепотой», перебирает лепестки летнего цветка. Витя не задумывался про обнажённую красоту женской природы, а молча слушал кваканье из недальнего ручья, греясь на солнце. Наталья по колено в воде утоляет жажду, а её характер уступает людям с тяпками, ведь Наталья – Витина коза, а озабоченным дачникам полезно молоко.
Маялся, курил из балкона, географ Никодим Васильевич, даже вышел погулять с собачкой Дашей на поводке. Всё ему хотелось завершённости и некой умиротворённости, но инстинкты, удалялись, оставляли ему нашу с сардельками. Никодим затерялся в вакууме неопределённости, который он называл «трагедией». Обзванивал знакомых, пытаясь в разговоре уловить некое начало его реализованности. Но знакомые говорили о уенах в торговых лавках, делились тем, что у них горе. Географ, наконец, обошёл почти все книжные точки в своём городе, но заглавие предлагаемых книг не заинтересовали. Он ел кашу с сардельками, и даже это мучило его. Музыканты, подрабатывающие в людных местах, играли марши, а Никодим Васильевич носил на левом запястье часы «командирские». Он хотел уехать, однако он уже был там.
Эти коротенькие абзацы тешат меня, мне кается, что время застыло и неограниченно. Приближается сверкающий гром или вернее громыхающая молния. Скоро зайдет в гости Серёга. Играет би – бол, матрацы лежат свёрнутыми в трубочку. Пришёл Серёжа, посидели, заливая чаем. Показывал я ему литературные и музыкальные новинки. Он принёс для записи фильм «Жизнь прекрасна». Вечером пойду к нему с пивом на его жареную картошку. Отсверкал гром или отгремела молния, теперь жарит совсем по – июльскому солнце. Ура!
Синяя детская лейка на журнальном столе.

От слов:
«Шли два старика по дорожке, и зашли в пустую, избушку согреется на печие: пузырек да бородка. Посылает пузырёк бородку: «Поди, добудь огонька!» Бородка пошла, дунула на огонёк и пыхнула; а пузырек хохотал да хохотал, пал с печи и лопнул.» ( Из «Народных Русских сказок» исследователя А.Н. Афонасьева)

II
Летел пушистый снег, как мягкая игрушка из земного дома манящий к себе. Когда он падал на живое лицо и касался рук без рукавичек, было холодно. Одиночные фонарики на бетонных тонких столбах световым объёмом выхватывали метель, отчего та становилась ещё более. Ходить там, где темно было, неуютно, поэтому мужчина и мальчик с радиоприёмником, маленькой фигуркой заслоняемым от мороза, шли преимущественно там, где рабочие накануне разбросали лопатами сугробы. Радио ловило отечественные пьесы, шипение и позывные; мальчик крутил ролик на чёрной панели, а мужчина добывал примеры из собственного опыта, сулил сытный тёплый ужин и поддерживал разговором детское настроение на зимний вечер. Очень редкие прохожие, опустив голову, спешили. Автобусная остановка выплыла на взгляд, эти двое остановились там: мужчина закурил, пуская дым в противоположную сторону от спутника, который принялся делать следы и ждать.
«Мы прятались в погребе, когда бомбили самолёты или стреляли пушки. В нашей деревне была прифронтовая зона, но во время затишья к нам сходились парни и девчата, чтоб было весело. Было, модно взрывать мины и мой брат повредил себе пальцы. Немцы квартировали, у нас была разложена на столе карта.» Однажды я подошла к ней, и солдаты показали мне: «Сталин – капут, Гитлер – победа.» Я была дурой и сказала: «Нет. Гитлер – капут, а Сталин – победа.» Немцы рассердились, но тут подоспела мать: «Да дура она, дура», и они отпустили меня.… Как – то нам нечего, было есть, и мама решила так: затопить-ка печку. Но из – за того, что была трава, не кто не удушился. Сестру скоро отвезли, в Германию… Я говорила, что было много оружия. Так - вот, один парубок встречался с невестой, а та не вышла на свидание. У него было ружье, и он выстрелил в дверь, а там был её отец. Потом парубка судили… Немцы, были высокие, жилистые. А когда наступали наши, то наши были маленькие и курносые…» Мальчик ел и слушал женщину в рванном переднике, а мужчина, привёвший его сюда, сидел в низком кресле, засыпая у телевизора. Когда закружилась комната, одолел сон.
Утром мальчик наблюдал, в окне мужчина разгребал снег. Женщина молола кукурузу.
Сейчас редко случается, не знаю как раньше, что люди заключают брак без рождения детей. А то и остаются матери – одиночки. Да и что – такое брак? Девочка моя синеглазая выросла, родила за границей сына, и осталось одна, осенью в калошах, летом в подружкином купальнике.
Что могут предложить мне юные пути разбуженного океана? Затопление и мир осьминогов да рыб. И вот я плаваю, скучаю, грущу по земле. Но это не долго, до бури, которая всё же сметёт моё тело на землю, под водой. То ли остров был невелик, то ли подули сильные ветры: почему океан и я стали спутниками под луной? Задачи интеллекта, подслушанные ответы, подслушанные вопросы, уши. Итак, уши. На ушах шапка забитого зверька. Если б на неё капнуть сказочной живой водой, то шапка сбежала б через степь в тайгу.
  Степной ветер всеет химикатами по городу. Кое – кто ждёт сна, чтоб заинтересовать дрессированный мозг неосознанными иллюзиями, кое – кто едет на троллейбусе к кровати. Я сижу на остановке, попивая пиво, опасаюсь за здоровье около химкомбината, не замечаю ехавшего в троллейбусе. А он меня заметил, озлобился.
Тотилло ел бумагу, потел и болел. Тотилло не заботило мнение окружающих, он мог просто состроить козью морду. В ответ на вопросы нынешнего дня. Тотилло любил беседовать с медициной, узнавал много о себе. Как – то раз к нему подбежал на коротеньких ножках жучок, сел Тотилло на плечо и стал шевелить крылышками. Тотилло разговорился с ним, не было ещё такого бедового собеседника, а окружающие пили- ели, сношались, писали романы, ездили на авто и не подозревали, что Тотилло – это не Тотилло, а жучок, сидящий на его плече. И по телевизору транслировали футбол.
Потянули кресты к сумрачному небу дети распавшейся империи. На крестах теперь один персонаж – спаситель умирает от боли, чтоб воскреснуть в доме своего отца. Не только тянут кресты к небу, но приближают и к сердцу. Им по сердцу, дабы дабы святой иудей умер от боли, чтоб спасти всех нас.
Глубокие прорези. Перья мёртвых птиц. Вино.
Июнь. Жара. Июнь. Дожди. Вверху блестят крылья у ласточек. Они, пища, проносятся над крышами. Маленькая пальма растёт в коричневом горшке, молчит и употребляет воду. Помолчу и я.



От слов:
« В те далёкие времена, когда в Ирландии было много отшельников, три святых монаха, отвратившись от суеты и пустой болтовни, решили покинуть свет, чтобы обрести покой, божественную отрешенность и тишину на уединенном острове Иниш Койл. Они выстроили из камня лачугу и там, в тишине, предавались посту, созерцанию и размышлениям. За весь год этой святой жизни они не произнесли не одного слова. Когда же первый год прекрасного служения всевышнему завершился, один из них молвил: «Разве наша жизнь не исполнима добра?» В конце второго года второй монах ответил: «Исполнена». А когда третий год был на исходе, третий святой отец поднялся, опоясался, взял свой псалтырь и молвил: «Я ухожу, чтобы обрести тишину. На Иниш Койл для меня слишком много речей.» (Из собрания Кельтского фольклора Джозефа Дженобса)

III
Затянули полотно земли грибные дожди. Я шабашу и прячусь под зонтиком. А там слагают слова в фразы, а фразы в предложения дабы начать с радости любые начинанья. Ответы без вопросов и дни без луны. Я пью потом вино, покупаю жене розу и слушаю то, что не нужно. Такси везёт мимо пьяного мертвеца, захлопавшего кровью из пробитой головы асфальт. Нет – это не про это. Здесь нет будущего, потому что ныне вечность. Да, видно я пьян.… А раз так - то всем по улыбке, а отдельным по слову. Деревья пахнут июльской пылью с дорог. Карп начинает ловится и не попадать на крючок. Жалобно получаются мотивы у пресноводных. Звёзды скоро начнут шипеть и разлогатся искорками в чёрном мареве, над проводами. Велосипедисты поедут по проезжим тропам тракторов ловить рыбу, смотреть в небо и слушать просыпающиеся сёла. Строительный мусор завтрашнего дня. Маленький гриб вырастет здесь, а в книгах оформят строчку. А для общественности природный газ. И что с того, что гаснут по утрам зодиакальные знаки, а птицы просыпаются с темном заре (четыре стены обогащают ум тригонометрией). Но летят, и не куда попало, молитвы святым. Вечер. Вечер. Вечер…
Откуда – то взявшаяся неудовлетворённость своей личностью зудит и прорастает мокротными скоплениями в торге. Ангина социального сапиенса с буквенным кашлем переходит от одного к другому, а там глядишь, и водитель трамвая неохотно открывает двери тысячелетним торговцам свой жизнью. Симпозиумы и конгрессы по правам болеющего человека и улучшению его быта вводят новые коррективы на время, заправляют зайчика Веры и отгораживают себе новые территории. Сколько гербов и флагов, а вокруг вода. Суета – как говаривал Фредерик Соломон Перлз.
Буквально распознается радиоактивность пребывающих на горе драконов – китов по их дыханию. Говорит Июль, некоторые изучают день самадхи, некоторые лежат в алкогольном либо наркотическом отравление. Пишется, что говорю. А говорю то, что вижу. Пускают фонтаны киты.
Разворачиваются психические травмы, шевелится челюсть, жара. Ходили купаться на озеро, пёс прыгал по песку и воде. Тяжёлые дни, данные счастью. Наступает пятый критический день после укола, я неважно себя чувствую. Сонливость без сна, судорога в мышцах, ломка в костях. Ну и что же? Жду со службы Надежду. Говорит Август, сорокапятиградусное тепло. Сердечники хватаются за левый бок. А я маюсь, маюсь, маюсь…
Долгими речами подальше от смысла протекающих мгновений. Короткими перебежками от счастья к несчастью. И день уж не так жарок, а ночь не очень темна. Сажусь в самолёт с лётчиком – камикадзе и лечу на погасшее небо. А там нирвана облагораживает остановившееся сердца. А там смотрят друг на друга и понимание пронизывает вдруг интеллект призванных да званных. И плуг переворачивает дальше землю. Ворон летит над брошенной в поле газовой легкой и масляным обогревателем. Будда следит за разрезом его крыл и слагает, чёрную песню рыбак расставляет в мозгах живущих сеть. А затем и невдомёк.

Огайо
Календарь закроет старый лист. На кирпичах с мохом стоит белое ведро, потресканное, с проволокой и грязью. Две скамейки – большая и маленькая. Маленькая – голубая, большая – розовая. Тень от единственной оставленной в живых груши. Но, где ж бы ты, Буратино? Белая сучка кусает блох. Зелёная входная дверь в дом, над ней фонарь. Зелёный забор, ворота и калитка. Ворота по случаю, а калитка всегда. Кирпичи и угольный без топлива сарай. Эмалированная миска, разговоры дедков. Летит мой лист, подхвачен ветром.
Вселенная соприкасалась на ставке, когда мы, попивая «Оболонь», отдыхали, распластавшись в воде. Потом были дурные речи, снятые для клипов. Автобус без пассажиров с сумками домой…
Ночь была тиха, звёздной и летней. Где - то громыхал железнодорожный состав. Звезды и луна проглядывали, из – за стекла. Хотелось куда – то ехать… Дождь, идёт с обеда. Какой – то внутренний дискомфорт. Что несёт завтра – не вопрос, а ответ на отрицание вопроса.

Эмиграция.
Воздыхатель траурных роз сидит на пыльном чердаке и наблюдает бой начала века. Танки едут по торговым рядам, бабки взирают из окон и подсчитывают медяки на съестное. Пехота, обкурившись травы, стреляет в небо. Небо безмолвно. И только чижам всё не по чём. Они вьют гнёзда на артиллерийских касках. И тут солнце зашло за луну, поднялся ветер и пьяный дед Игнат, умерший прошлой зимой, появился верхом на горном орле. Лицезрели уволенные радиомонтёры как дед Игнат пролетел мимо снарядных куч и опустился среди кипящего боя. Он достал из – за пазухи старую, потрёпанную книгу, очки, перевязанные красным шнурком, и стал читать солдатам рифмованные детские сказки. Солдаты, ошалев от происходящего, побросали в деда Игната минами. Но тому хоть бы что. Цел – невредим он медленно подходит к обстрелянной иве, срывает тонкий прут и начинает гонятся за штабным ефрейтором Горемычниным, грозя кулаками беспокойным вертолётчикам. Наконец дед Игнат догнал окола почты ефрейтора Горемычнина, снял с того полковые штаны и отхлестал, несердясь, по голой попе. Тут всё стало. Танкисты долго смеялись в оружейных башнях, бабки вышли на улицу, и, потому-то не в кого было, стрелять оттого-то все кругом, были свои, война закончилась сама по себе. Воздыхатель траурных роз слез из полуразрушенного чердака и сплясал лезгинку.


Привычка.
День – денёшенек празднует сам забытый праздник Иван Кузнец в четырех углах замкнутого пространства. Вот тарелка с рыбой, вот фотографии знакомых ему лиц. Наевшись торжеством и рыбой, он подходит к радиоприемнику. Теперь он не один, теперь есть ещё голоса. Кузнец искажает их природу, щёлкая тембром на панели устройства. Ивана шатает, но тот не хочет в постель. Он открывает окно и волит: «По – мо – ги – те».

От слов:
«Ура! Голова на воле! – закричала Алиса в восторге, но её восторг тут же сменился испугом: теперь куда – то пропали её плечи! Ну прямо как в воду канули! «(Из «Приключений Алисы в стране чудес Л. Кэрролла)

IV
Он женился на сёстрах, отчего рождались дети – мутанты. Он пытался отрезать себе яйца в ванной комнате. На службе он был известен как Павел – Псевдоним. В его сумке хранился чертёжный инструмент. Казан берёт булаву и машет ею в толпу. И огонёк в ночи. Попутешествуй в ночи, и ты увидишь в окне Павла – Псевдонима электрический свет. Он жжёт своё окно. А там сёстры, листья в стекло.
Вечер кудрями деревьев настал. Полив кофею и приняв, четыре таблетки валерьяны я взял книжку на глаза. Пудель Дэн скубёт шерсть и погулял там, на улице. Вспоминается почему - то пьяный человек, лежит и матюкается около двери в пивбар. Я тогда купил в лавке мясо и рыбу. Шёл по дороге домой и смотрел на прохожих. Прохожие глядели на меня. Потом телефоном говорил с приятелем, тот наслаждался делом. Вчера я, конечно, таким не был. Вчера я сразу лёг поспать, и не было у меня наблюдения вчера. А ныне лежит серый чемодан с вещами под кроватью в тени от электрической люстры. Можно приводить иные примеры вечера, но это не важно. По книге я прочитал об ином способе мыслить. Мне понравилось. Ладно, бегу, дочитаю.
На обеденном столе лежат отрезанный ломоть хлеба и лукавица. Рядом блуждает человек и повторяет непрестанно: «Хочу пива, хочу пива, но война, но война…». Тикают на стене часы, заклеены бумажными полосками окна. Человек, наконец, садится на тахту и чешет себе пятку. «Вот раньше, бывало, идёшь с работы, возьмешь пивка, а теперь ничего такого нет. «В таких размышлениях его застаёт воющая со двора сирена. Человек быстро осматривает комнату и выходит из неё. Комнаты долго пуста. Но тут в неё влетает маленькая фея. На столе появляется пиво. Фея исчезает. Открывается дверь, на пороге стоит изумлённый человек. Он нерешительно рассматривает стол и робко приближается к нему. Осторожно глотая пиво, он вспоминает дни без войны.
Идут одетые люди, значит, у них можно поесть. Фирмы, банки, магазины. А по ночам плейбои оседлают счастливых гёрл. Ловко строятся на развалинах поля. К чему здесь прицепится? Только поесть, выпросить хлеб и помидор, у прохожего сигарету. Книги. Да, книги. Их читают, только разные. И что дают книги? Пустота. Вот основное учение странствующих, но невидимых йогов. Пересылаем заработанные деньги. Работаем, чтоб поесть. Едим, чтоб поработать. И почему игнорируем слова, посланные в адрес повернувшегося спиной? Потому-то это - подло. А солнце светит для всех. Так потому же отдаём в собственность всё, взращенное под ним. Чтоб поесть. А поесть, чтоб поработать. Ныне, Надежда говорит, большинство занято посреднической деятельностью. Эти деловые христосы требуют для себя и тепло, и свет, и сало с водкой. Они обгаживают природу. И свою и чужую, неся цивилизацию в отдалённые части земли. Снимаются проститутки у мавзолея Ильича. Жратва, жратва…
Иногда на положение «давай, давай» мне хочется мысленно отвернутся и сказать, что у меня в доме порвались трубы.
Вначале тебя называют «сыкуном», а затем «старым пердуном». Середины отчего-то не дано. Почему такая ненависть бродит в телах? Надо б, распахнув грудь, отпустить её на волю. Вольная ненависть крадёт арбузы у корейцев и затевает бойню. Она даже может поселиться в несколькоэтажном доме, плюёт оттуда пожилых женщин, бьёт стаканы и пророчит беды. Когда встретишь ненависть, ты начинаешь жить с испорченным настроением (про радость бытия которого я говорил когда - то). Ну вот, угораздило меня.… И тогда хочется запросто пойти на чашку зелёного чая к подвернувшемуся знакомому, посмотреть, послушать и уйти. 2006 - го лето было знойным, я сидел с сигаретой в руках. На вопрос: «Что ты делаешь?» мог ответить: «Ничего».
Что сказать нового? Нет ничего. Хочется в монастырь, да хочется курить, да и там чужие люди будут учить тому, чего толком не знают. Кто - что знает? Задаём вопросы. Лучше довольствоваться малым, ем быть недовольным большим. А не получается.
Сестра - земля, а по ней раба - дорога. Светят, звёзды и нет ветра. Что же ты мечтаешь, мой проходимец. Листья вербы, спрятаны во тьму. Шлагбаум занимает перпендикуляр, едет дизель с одной или двумя мыслями шахтёрами. Они любят сытно пожрать природу, чтоб аж заикалось в их животе, да надрать за непомытые вёдра новую жену. Из окон вагонов дизеля смотрят на проходимца политические лозунги. Но вот шлагбаум занимает параллельное направление, и институты продолжают прерванное движение. Иллюзорное древо жизни пахнет, турецким товаром Иллюзорное древо жизни впитывает потаённый смысл. Улыбаются герои натягивает тетиву охотящаяся Диана, смотрит с небес. Старый монах гонит кнутом молодого послушника к достижению просветления. Но кто есть кто? А не - кто есть не - кто? Из разрушенной империи вывезенные кости святых дают ток новым преобразованиям буржуа и коммунистам. Буржуа играют в кораблики, а коммунисты в пасочки и проходимец, когда вспомнил проехавший дизель, вдруг успокоился, сел в ванну, озверение прошло мимо. Калека, однажды бросивший свою голову в толпу, навестил проходимца, и тот рассказал ему эту историю. Он женился на сёстрах, отчего-то рождались дети - мутанты.

От слов:
«Гуигнгимы развивают в молодежи силу, прыткость и смелость, упражняя жеребят в бегании по крутым подъёмам и твёрдым каменистой почве; затем, когда они бывают в мыли, их заставляют окунуться с головой в пруду или в реке. Четыре роза в год молодёжь определённого округа собирается, чтобы показать свои успехи в беганье, прыганье и других упражнениях, требующих силы и ловкости. Победитель или победительница награждаются сочинённым в честь их гимном. В день такого празднества слуги пригоняют на арену стадо еху, на гружённых сеном, овсом и молоком для угощения гуигнгимов, после чего эти животные немедленно прогоняются, чтобы вид их не вызывал отвращения у собрания.» (Из «Путешествия в некоторые отдалённые страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» Джонатана Свифта).


V
Дневник или сочувствие да ложка.
Гроздья винограда, круглые арбузы, разные яблоки, сливы и вино. Празднует компания наступивший день. По стенам арабские гравюры отражаются в немногочисленных зеркалах. Горят лампадки, вспыхивают фотокамеры на память. Резные двери открываются разнообразным зрелищам. Давай сложим музыку, и запишем на шипящую пластинку. Вот играет джаз - рок. Вот невысокий стол. Вот сидят музыканты. Да, это - климат и прогноз. А прогноз, что диагноз. Пробы, анализы, микстуры… Одним словом … Африка.
Созидание.
Созидание.
Созидание.

Щ - И
Ж - И - В - О - Т
Л - О - Ж - К - А

Дедушка вытягивает руки из нахлынувшей канализации. Слесаря, попивая дешёвую водку, забивают ему клин в живот. Дедушка молчит. Лука подымается над озверевшим городом. Призраки, держась за руки, бродят по двое - трое. Осень. Сонные мухи. Звери, не обращая глаз на проявившихся призраков, воют на луну. Прокуренные комнаты, в них сидят на полу ознакомившиеся с судьбой маленьких поэтов мозги, поддерживаемые отписанным кислородом. Они говорят о дедушке, вытянувшем руки, слесарях, ремонтирующих канализацию и о множестве другом. Луна. Разговоры. Осень.
Созерцание.
       Щ - И.
Созерцание.
       Ж - И - В - О - Т.
Созерцание.

Голова забита подобному заторможению простыми и сложными вещами. На перекрёстке, около школьного двора и тротуара, стреляет петардами детская фантазия, ей хочется войны. Северная Корея ядерным испытанием всколыхнуло «мировое сообщество». Я поговорил с женой про это, про бардов, про салат, про математическую лингвистику, про требующего телерепортёра на сию вакансию, про студенческую изворотливость на экзамене, про фильм Ким - Ки - Дуна и Христа. И вот теперь сижу, сам курю. На прочтение книги молчат. На просмотр телевизор молчит. Память тоже молчит. Ездил вчера на святое дело, почему-то не сошёл с ума, хотя посетил родные места. Я приближён к этому дню, что зашторен в окнах, но светит по квартире. Народный герой достиг премьер - министерского кресла, но люди объясняют порождение цен, жалея и сочувствуя Януковичу, не его делом. И в самом деле, какое ему дело? Он - герой. Он противоборствует. Политика. Экономика. И я электрик.







С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
ЩИ.

С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
ЖИВОТ.

С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
ЛОЖКА.
Мосты: планки, перегрождения, тросы. Реки: волны, растительность, берега. По мосту через реку гонят скотину, дует в жалейку пастух. Выращивают яйца фермовские куры. Пепел в цветочном горшке. И все слова не новы. А что сделать? Укрываюсь покрывалом и лист на детских пазлах. В природе дождь. Я слушаю его треск на опадающих листьях. Созвучия и угадывание. Пуста бутылка вина, стоит под аквариумом. Горит лицо. А мысли тянучи. Тянутся себе, тянутся,… Надя заметила, что от меня несёт спиртным. Но это не про то. Покатилась ручка со стола на пол. Разкучебряжились волосы. А что? Молодость, зрелость, старость.… И что дальше старости? Так выпито вино и сказано про это слово. Ведёт за руку слепого поводырь из службы. А слепой отчего-то всё время думает и думает. Живому без глаз нужна память, чтоб анализировать незнакомое. Ребёнку нужны для сего родители. А мне нужен был этот абзац.






С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
СЛЕПОЙ.

С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
СТАРОСТЬ.

С - О - Ч - У - В - С - Т - В - И - Е.
АБЗАЦ.
Отдавшимся счёту дням. Дым поднимается вверх. Видевший круги перед несостоявшейся резнёй. Дым поднимается вверх. Инстинкты жизни и постигший малое. Дым поднимается вверх. Звенящий смысл пустоты, ловящий эхо. Дым поднимается вверх. Знамении земли каталога чувств. Дым поднимается вверх. Страх. Дым поднимается вверх. Подавляющая мантра и в мешке молитва. Дым поднимается вверх. Сравнение. Дым поднимается вверх. Дыхание живущих и движение сущего. Дым поднимается вверх. Вода течёт вниз. Дым поднимается вверх.

От слов:
«Лодка, река. Он вольноопределяющийся. Поля: мы только нежные друзья и робкие искатели соседств себе, и жемчуга ловцы мы в море взора, мы нежные, и лодка плывёт, бросив тень на теченье; мы , наклоняясь над краем, лица увидим свои в весёлых речных облаках, пойманных неводом вод, упавших с далёких небес; и шепчет нам полдень: «О, дети!» Мы, мы - свежесть полночи. «(Из»Мирконца» Велимира Хлебникова).



VI
В то время, когда мы с восторгом собирали грампластинки, они ездили в Брюссель на художественные выставки. Теперь становится понятно, почему они опередили нас в несколько порядков. Мы называли их «мажорами», они нас «быдлом». Иду на работу электрика мимо приёмного пункта. Там за пятнадцать копеек сдают стеклотару бывшие витать в «АВВА». Украинские вёсны сводят с ума вдыхающих запах просыпающихся верб. Я называл себя «гражданином планеты», варясь в собственном соку, говорил себя как блюдо к работе в поту. Да, была юность, были условно съедобные грибы около бумажных оберток в родном лесе. Ещё некоторые считают Москву своей столицей. А вот Надя повесила помаранчевый плакат с батьком Ющенко на видном гостям месте. Мы – независимая Украина. Но нам много не хватает. У меня есть глаза, и они вечно, наверное, чего – то не видят. Открыт Брюссель, но нет денег, чтоб съездить в Одессу. Наверное, у меня нет ума. Руки не дорого стоят, если их не приложить к странному месту. Это отговорка. Глупый я человек. Мрак невежества гложет меня. Они оказались правы. Но у меня много соратников. Вот. Скрытые камни. Мой кум, например, отдыхал в Египте. А мне, например, с каждым новым днём становится интереснее на окраине. В мире много сказок.
Скрытые камни как скрытые планеты из дальних галактик, где жизнь приняла отрицаемую учёными форму. Пью пиво, прихожу и смотрю на Джимми Хендрикса. Говорят – что чисто русский симптом. Джон Лили по экспериментам с «ЛСД» написал книгу «Центр Циклона». Я же, лечась в психиатрии, прочитал её и боюсь стать ненормальным. Ведь свободы, которую проповедовали хиппи, и мира, который так стремились сберечь комсомольцы; где абсолют? Будда Гриценко с исчезнувшей судьбой поздно лишился матери.
Некоторые полагались на словах, и их погубило дело. Некоторые полагались на дело, и их погубили слова.
Уплывают вдаль солнечные и дождливые лета. Слагается память о них, но она пуста. От настроения к настроению кочует чувство неопределённости. Вот, что я скажу о сегодняшнем ныне? Пишу не о чём. И вон, в подобных, никчёмных настроениях плыву от лета и до лета, просто, непринуждённо так. Не и ни стали моим доминирующим ответом на всегда да наркотической свободы. А в доме с виноградными арками когда – то жил гражданин, который умел рассказывать истории про белогвардейцев. Мол у каждого офицера этой армии был тайный номер и распределена территория их влияния. Ему неизменно из чувства соболезнования поддакивали и переглядывались в узком кругу портатипов да индустрий. Это было дождливым летом. Я сидел на лавочке, смотрел и слушал как курят траву; мои соседи, в последствии оказавшиеся деловыми человеками да незаурядными работниками, купались в дыму и дожде, было глупо и невежественно. Это как надстройка. И над дугами плыл жёлто – зелёный подсолнух мира. Когда тучи рассеялись, было солнечное лето. Тогда грек женился и за один год развёлся с кузиной моей кузины, оставив на память солнечным дням мальчика или девочку. В то время родня была занята обсуждением слагающейся позиции. Тогда батько Кучма, цепко укрепившись в своей роли, налаживал демократию в стране, подготавливая к преемнику украинскую братву. Тогда батько Ющенко числился всего – лишь министром финансов. Тогда и сейчас ходили ночью по бабам оголтелые бандюки. Уплывают в даль солнечные и дождливые лета. На смену им приходят ранние и поздние осени.
На всякое волнение у Игната обнаруживался в моче белок. Так его не взяли в армию. Советские девушки презрительно смотрели на его рубашку, белую в серую тонкую полоску, а Игнат мучался у ворот ясель неполноценностью. Когда выпивали в тесном обществе знакомых, каждый хвалился и гордился своей причастностью к войскам. Игнат больше молчал. Ему было неловко, но этот круг для него стал удобен. У Игната появилась недурная возможность помолчать. Когда он возвращался из подобного собрания, по пути ему повстречалась бабочка – королёк. Игнат изловил его, оборвал крылышки и прицепил маленькой иголкой червяка к стене у себя дома. Так позже у него появилась репутация собирателя червей. Вы пердпологаете, что Игнат был дурак, нет на психиатрическом учёте он не состоял. Игнат просто начал создавать эксклюзив. Его стали приглашать в приличные компании. Там он научился давать тосты в честь Советской армии и флота за отныне не молчал. Вот как круто может повернуть жизнь какое – нибудь случайное совпадение обстоятельств. Говорят, Игнат впоследствии возил на женевскую выставку своих червяков, и те интересно молчали, за Игната. Ну за Игната!
Маня, гэй, больше жизни дай. Маня трудится в семейном бизнесе. Её муж Апокалипсис готов разобраться на миллиард частей, лишь бы ощутить девственность начала путей и их скорую прибыль. Что они только не перепробовали, каким ядом только не торговали в своей сущности. Маня, мать троих детей, следит, чтобы всё в доме было прибрано на определённые ею места. Апокалипсис тоже однажды был прибран к телевизору и пиву, да как оказалось навсегда. Маня находила в нём сходства с известными звёздами шоу – и – балета. Дети. Дети обучались жить около Апокалипсиса и мамы. Как – то раз Апокалипсис, переборщив со снотворными, которое нужно ему, чтоб увидеть другую реальность, уснул, да так и остался там, в иной жизни. Маня из неё взяла только детей, несколько грамзаписей, ещё субсидию на любое жильё. Долго мыкалась, маня по людям, определяя детей и себя в разные конторы, пока не пошёл дождь и не загасил Маниного желания упиваться страхом за нынешний день. Теперь Маня летом собирается с безумным смехом колосья и берёт их в рот, а зимой стоит раком под деревьями и перевязывает ниткой порвавшийся мешок с каменным углём. Этого как раз хватало для того, чтоб её заметили буддисты и остригли ей волосы. Так Маня Гриценко стала буддистом.
Певец рок – н – роллов на праздники Грубеев так любил эффектные появления на публике, что это принесло людям всякие растраты. Например, когда ему захотелось вдруг водочки, он пошёл в ближайший бар, и характер взял своё. Грубеев дождался музыки из игрального автомата стоящего там внутри, взъерошил волосы по – рок – н – рольному и резко вошёл. Продавец уронила на пол стакан, мужики застыли. Грубеев приблизился к стойке, но выпить ему не удалось; был разбит как раз измерительный на сотки стакан. «Вот, хвасталась, что ни один стакан за всю деятельность не разбила, а тут надо – такое горе…»

От слов:
«Вот однажды один человек пошёл на службу, да по дороге встретил другого человека, который, купив польский батон, направился к себе восвояси. Вот, собственно, и всё.» (Из «Встречи» Даниила Хармса).



VII
День был долог ли, короток ли, но связующими его звёнами оказались сон, кусок курятины и роман Кортасара. Коммерческий проект его заждался на работе. Там я неумело шутил, переносил бухгалтерские бланки, курил и стукал домином. Потом новости переселяются на семейный материк – игрались котята, кошка поцарапала жидкокристаллический монитор компьютера. Надя читает энеллистов, лев коротает время, я слушаю эмпе – три. За этой системой находится другая система, где мокрая почва принимает давление, а за другой – третья. Может пройдусь на улицу с собакой, а может и не пройдусь, а буду перебирать домашними затеями. Вот стало темно, я зажёг аквариумом и дивиди комнату. Сижу и, как говорилось, слушаю. Седьмая часть вроде бы и не началась, а так, поглядишь, и началась. Это как мебель. У одних однажды купленная остаётся и детям (только дети её не хотят), а у других постоит – постоит, да сносится по лестнице вниз, отстранённая новыми вкусами. Но я считаю, что тот или та, кто взял в руки что – то пишущее и написал, он или она уже писатель. А на долго ли останутся закорючки – это вкуса дело. Эхе – хе…Кгх – кгх: жевательная резинка прилила к сапогу Фундеева. Фундеев в свою очередь прилип к земле. И земля ему молча. Фундеев даже на всякий случай стукнул по ней кулаком, а потом приник ухом. И тут он услышал как что – то защемило в его руке. Он разжал кулак, чтоб разглядеть, кто же там, а кулак как на злость дал Фундееву в нос. Фундеев так ничего и не понял.
Стоят книги, светит луна. И что луне до книг? Сервантес, Камю, и люди, страдающие звездной болезнью. Они да я, и луна. Яблоневые деревья больше не тянутся к небу, деревья приготовились к зиме. Чашка крепкого чаю на кухонном столе притягивает и ловит лунный свет, разобранный водопроводный кран блестит. За порогом соседи налаживают отношения к своему дому. Мгновения. А потом много уснут. День был так близок…
Выдуманные занятия как дважды два отсрочивают непознанное. «И почему бог не слышит молитвы о войне? Или он слышит только то, что созвучно его планам? Или он спит, или его нет? Тогда почему столько верующих в него? И почему я думаю и пишу по-русски? Сколько языков, сколько наций. Я качусь вниз.» Во Львове изготавливают электоролампочки. Я как – то ещё в школе увидел фильм Тарковского «Сталкер», а потому увидел летящую по ночному небу звезду и придумал вместе с другом свою «зону». Мы, взяв бутерброды и фотоаппарат, ходили по природе и нам хотелось бояться непознанного. Ничего не происходило, и мы жгли костры да говорили. Костёр стреляет искорками, смажится на прутинесало и хлеб, тишина.
Нам приятно находиться вместе. Я не чувствую своего разума, но ты – то меня понимаешь. Не надо чего – нибудь, а то «Весёлое племя в лесу жгёт костры, вино затмевает им солнечные дни.»
Растения тянется к свету, а огонь любит листья. Так говорится в святых книгах. Темнеет. На лицах красные блики, мы думаем. Гитара в чехле издаёт приглушённый звук. Тепло и не хочется есть. Давай поговорим о фантастике. Нет, лучше о ней помолчать. Молчим и почти не дышим. Над нашими головами поёт осень. И нам лучше становится от того.
Он молится, протягивая свои ладони к солнцу. Это что – то было от, язычества, но его не волновало кто – как посмотрит на него, стоящего на огороде. Рядом был друг, и они, пообедав, приступали к отсчитыванию времени назад. Он служил голосом вне «радио», а друг видел себя стариком. Да, прошли те деньки, когда они не признавали психических процессов, а всё предавали душевному движению. Почему я говорю – «он», ведь «им» же был я? До шестнадцати лет я покупал в магазине игрушек солдатиков «для брата». А мне потом выбил зубы да поступил в институт. Но об этом я говорил раньше, как не смог писать восхваляющие рефераты про разгул казаков на Сечи, о том, как на работе телерепортёра прорабатывать исполкомовские темы. Да, это – шиза. Но я, наверное, остался самим собой.
Лает на двери чёрный пудель Дэн. Я пишу на корточках в спальне. «Он вставил свой пистон, и в её шахте произошёл взрыв…» Гудит троллейбус на улице; откуда пришёл Лев, он открыл сковородку и холодильник, достал тарелку. Плавают в аквариуме рыбки, кормящая малышей кошка побежала на кухню. Включил телевизор. «Он вставил… взрыв» - как глупо и смешно. А вот – «смело, мы в бой пойдем… и умрём» - не так глупо, не так смешно звучит.
Сидим, стучим костяшками домино, лето. В мутной воде бытия произрастает луковица мироздания. Где – то урчит дыхание времени.
Какими новостями нас пичкают? А какими новостями нас ещё кормят? Достаточно мультиков, сериалов и спецрепортажей. Телевизор. Окно в мир. Австралийские клещи и индийские йоги. Что ещё нужно? Ничего. Ничего. Вот телевизор и пробормочет не о чём.
Вот только не могу понять, что такое прозрение для буддиста. И почему меня интересует, сей вопрос? Нашёл от нечего делать, о чём думать. Восточная доктрина мировосприятия очень удобна и для зэка и для котельщика. Читаю Судзуки «очерки о Дзэн – Буддизме», но факт остаётся фактом – глаза не открываются, а наоборот затуманиваются ещё один смысловым галлюциногеном.

От слов:
«Гнев порождает полное заблуждение, заблуждение затмевает память. Когда память в затемни, пропадает разум, а когда разум потерян, человек вновь падает в колодец материального мира.» (Из «Бхагавад – Гиты»)

VIII
Ну вот, я проснулся, в обед. Светит солнце середины декабря. Съезжают очередные квартиранты, я задумываюсь над этим вопросом. Демон Андрей покупают вино для своей Любови. Его бесовские силы задействованы понапрасну, ведь дева воды Мирослава не хочет его любви. Скрипит пластинка на музыку, пора менять иголку. Начальник Петя едет осматривать дачу, на которой он собирал урожай картошки. Как - буто ничего устрашающего, предвещающего конец хода событий. Вчера смотрел фильмы Пьера Ришара. Дневник? Да дневник. Нет, дневник. Нелепо как солдат, выполняющий миротворческую миссию. На кухне разливается по чашкам чай. В туалет курится сигареты. В зале, наверное, пишется дневник. Зачеркнуть это всё и выбросить в мусор? Да, дневник. Нет, дневник.
Трезвонит злобная старуха, бывшая соседкой, требует мои руки на лестничной площадке, что б я занимался уборкой в подъезде. Ею движут мотивы зависти, ведь она стоит на морозном рынке, продавая квашеную капусту, а я пустил квартирантов, да беру с них деньги. А деньги - повод для отличной завести. Но вот скоро вернется со службы психолога Надежда, успокоит меня. Я знаю, что в подъезде убирает дворник, а злобной старухе некуда девать энергию, оставшуюся из советских времен. Ну, вот, бытовой конфликт. Она по - привычке пишет кляузы, теперь в ЖЭК. Она говорит, что мне с ней ещё придется жить. Кода у меня не будет Надежды. А что за жизнь без Надежды? Только жизнь со злобной старухой…
Электричество, долги за отопление, газ.… Пьём кофе и не думаем о следующем годе. А толку думать? Эпоха империализма, когда всё дёшево, но в удовольствие нет, прошла. Теперь заправляют магниты экономики. Одна девочка Аня спросила мою жену - правда ли то, что описывается про психушку в романе Коэльо. Может для кого - то и правда. А для меня, правда - пить кофе когда в долгах как в блохах. Электричество, долги за отопление, газ… Начал читать Джорджа Оруэлла.
На свободу мысли, наложив липкие пальцы, кое - кто манипулирует важными процессами, не заботясь о здоровье и реализованности подопытного виды сапиенса. В самом деле, какая тут реализация личности в исполнении чужой воли? А чужая воля диктует не выполнимые планы и загоняет в угол здравомыслящее животное. Вот взять к примеру обучения в среднеобразовательном заведении: учителя гоняют детей, министерство образования гоняет учителей. А кто - такое учителя? Как видно я поклонник не демократии, а теократии.
Солнечные поляны на фоне угрюмого старого леса. Где - то вдали журчит ручеёк. И не важно, что это текут отходы со свинофермы. Так во сне всё перестанавливается, что, проснувшись, ещё находишься во власти сонной мысли. Это происходит с каждым. И сколько диссертаций написано про сон.
Учитель Андрюхов жил на репетиторство, а платил за коммунальные услуги квартиры зарплатой. Как - то раз он повстречал на улице девочку Сюзанну, которой давал платные уроки. Сюзанна засунула пальцы Андрюхова себе в рот и преподала учителю истории тоже урок. После чего Тимофей Афанасьевич долго смотрел на девочек, сверстниц Сюзанны, с вожделением и долго ходил по врачам. И могло случится так, что Андрюхов стал педофилом. Он шлёпал маленьких мальчиков по кругленькой заднице, а девочкам гладил спинки. Это дошло к директору школы, но се чмо с бородкой пустил дело на самотёк, ведь чего не бывает в интеллигентской среде. Ну вот, подоспевает реанимация, ненужное тело забирает машина, а дух несётся к богу. Так учителя Андрюхова как - то на улице Толстого встретила смерть, и преподала тому урок. Поздно ли учится?
И на ёлке горит кремлёвская звезда. Выстрелы хлопушек, бенгальские огни, воздушные шары, конфетти и кремлёвская звезда. Дед мороз из ваты, новогодние подарки, улыбки, поздравления, все вместе и кремлёвская звезда. А что собственно я ратую за Давидову звезду? Ведь я не еврей, плохой христианин и наверное советский человек. С очередью в магазине, выплатой мне зарплаты отчислениями в бюджет «валерьяной». Вот пишу, а сам думаю: если б я родился не в СССР, наверное, я был бы кладбищенским сторожем, ставящим джаз для мертвецов и употребляющим марихуану. А так на ёлке горит кремлёвская звезда. Почему бы не приврать? Мы такие яростные поборники коммунизма, что кремлёвская звезда на новогодней ёлки - явный и отвратный признак нам, вкушающим оливье и глядящими на
2006
Ах - силах - хах - лах.
Укр - вен - бон - рик.

Проводы старого года в армии личной памяти. Играет духовой оркестр в кузове грузовика, на площадь высыпаются из подсолнуха люди. Я ставлю, свечу и уже от меня несётся невнятность.
В перерыве меж безголосыми попойками стоит на зимнем балконе аккордеон. Когда - то, в войну, он имел важное политическое действие, а, теперь, когда нас захватили трудовые обязанности, падает на него прошлый снег.
2007
Рук - гин - длон - фук.
Ау - мин - лон - вонг.
Новый год начался с тяжелого просмотра телевизионного сериала про царскую Россию. А вообще - то нет. Вначале были поздравления пузырики шампанского и желание поблевать. Потом снились глисты в говне, а уж затем начался телесериал. Спит клубочком кошка на покрывале дивана. Погода слякотная. А мне всё кажется, будто мир вокруг замедлился и медленно перекатывается время. Что лучшего для обзора? Затягивает и этот год, и эта праздничная мишура на елке и чувство всеобщего блага. Рук - гин - длон - фук? Нет, это летят аисты над домами. Аист там, аист сям. Кошка, проснувшис,ь и коготками водит по креслу, улеглась в него, облизывает свой животик.

От слов:
«В древности те, кто следовал дело, не просвещали народ, а делали его невежественным. Трудно управлять народом, когда у него много знаний. Поэтому управление страной при помощи знаний приносит стране несчастье, а без их помощи приводить страну к счастью…» (Из «Дао - Дэ - Цзин. Книги пути и благодати.»)
IX

Из многих образов мышления выплывает китайский веер и продукты по карточкам. Сижу на берегу воды, ужу новую мысль. Глина и водоросли, выброшенные из места обитания. Привычка говорить для африканца непонятными звуками. Нас, не так уж и редко попадающихся в течение идей, будят мобильные телефоны, чтоб прочитать книгу дня. Кто - то ещё что - то понимает. Иерархия существования ограждает рамками образа, и это желание двигаться вперёд. Задыхаешься от слов, а молчание кажется засадой на тебя, спотыкающегося на пути достижений. Эй, гражданин вечерний свет, а? После прогнанных табунщиком туш остается некоторое время в глине отпечатки следов массовости. И продырявленные носки. Обнажённость считается непристойностью. Стояние при ком? Да будет мир…
Голые деревья, холмы зданий, земля покрыта темнотой январской ночи. Дорожные лужи поблескивают под окнами. Поёт Билли Холидей. Надя готовится к дневной работе. Лев, одев наушники, сидит и играет компьютерной графикой за стеной. Домашние звери ходят пажами, требующими еды. Рыбки плавают в аквариуме, не ромножаются. Я курю время от времени. Надо б продать горный велосипед. Надо б купить книгу Гитлера. Да… Голые деревья покрылись темнотой тёплой зимы, как и холмы зданий, и земля. Окна - одни светятся, другие нет. Поёт Билли Холидей. Лев время от времени смеётся в спальне, вероятно кино. Пойду, погляжу. Надя там гладит кошку. Я пишу на листе, освещённым аквариумной лампой. Надо - б издать несколько звуков на пианино, надо б его продать. Надо б купить книгу Гитлера. Это всё мои друзья … да. Холмы зданий выделяют секреты в мрак с земным притяжением. Лужи и деревья…
Дольки раздражения как линия от ночи к ночи осязает непреднамеренность. Эта непреднамеренность оставила за собой ямки с битым стеклом. И как не раздражаться? Ем линию от ночи к ночи. Толще не становлюсь, но, наверное, всё дело в генах. Перелистываю страницу, вижу голубые обои. Отшельник сидит за лакированным столом и читает книгу. Музыка былых эпох едва слышно настраивает, его желание отстранится от прочтения и занятия дневником. Это - современный отшельник, в его доме есть электричество, но во внешнем идёт снег. Отшельник, наконец, открывается со старых историй, быстрым взглядом охватывает книжные полки и садится в кресло около батареи. Закуривает. Что - то подсказывает ему про жизнь. Надо ценить мгновения. И те люди, которым более ценно то, как мы говорили, чем то, что мы говорили, всё - таки улыбаются при встречи. Значит все-таки удачно время, раз современный отшельник, интересующийся старыми историями, как - никак, а не удалился в горы. И надо обходить ямки с битым стеклом.
Зима. Моё тело опускается в тёплую воду ванны.… Нет, пишу на проигрывателе грампластинок. О чём же? А вот - зима, моё тело опускается в тёплую воду ванны. В святых книгах говорится про безумный ум, и, что он рвётся. Монахи свершают чудеса, йоги глотают огонь, и все мы в пути, и в каждом зреет апокалипсис. Кто - то нервно дёргает плечами, кто - то говорит байки за столом, кто - то чинит…
Структуры этической морали, сколько интересного, уже знакомого, предстоит узнать. Мы пытаемся что - то с ней. Некоторые живут с мусорных баков, но и у них заложена этическая мораль. Можно прочитать библиотеку, но остаться тем же невежей. Теперь уже возможно прослушать обыкновенному сапиенсу музыку разных континентов, но своей мелодии так и не услышать. Можно собрать коллекцию репродукции картин любого времени, но собственную жизнь нарисовать аляповато. Но у каждого своя судьба…
Находясь в собственных мирах, мы делаем экскурсы, сравнивая природные условия для удобного расположения я. Удовлетворённый засыпаем. Если б не ветер, мы бы так и не закрыли форточки. Если бы не закрыли форточки, шевелились бы гардины. А так играет регги, и прохожие нас не слышат. Как хорошо! Мы едва слышим их.
Левосторонние движения, правосторонние ли. По какую сторону находишься ты? Ты так нужен людям, что звонят по мобильному даже ночью. А у меня обрывки газет летают по комнате, частичные фразы пересекаются с настроением. Если кто - то умрет, то, что скажешь ты? Ушёл ли он в бардо или на Христу, делают детей, по президентскому указу зарабатывают деньги. Но, что нам с того? Не думая ни о чём, смотрим на Вечерние окна. Кто - то движется слева, кто - то промчался справа…
Пью грузинское вино, почитывая Бодлера «Вино и гашиш как средство для расширения границу человеческой личности». Ну вот, опять я сталкиваюсь отшлифовываюсь в трении с умершим поэтом. Он когда - то пел песни, наперекор умершему обществу - и это ему шло. Играет Том Уэйтс, я пишу уже почти механически. Механика человеческой мысли. Что - то в последнее время я стал чисто пристально следить за цветом, когда узнал «Тибетскую книгу мёртвых». Вот так, идешь и смотришь. Прошла девушка в желтой куртке - цвет голодных духов, проехал красный автомобиль - цвет завистливых богов и так далее, и тому подобное. Я курил сегодня, проснувшись ночью, в туалете и подумал, что когда умрёт бабушка я прошепчу ей на ухо: «счастья тебе». А потом испугался, а вдруг труп откроет глаза? А кто сказал, что бабушки не станет раньше меня? Итак, пью грузинское вино, Надежда пришла и раздосавалась, мол, я буду пьян. У неё пищеварение разбалансировалось, и она не составляет мне компанию. Да и что это за компания с женщиной? Я в этом отношении привередлив и стою за мораль, пьянство и семья алкоголиков нам не к чему. Бутылка из Грузии, теперь я чувствую с тобой почему-то неуверенно.
Писатели - фантасты пишут историю. И чем вам не история про белогвардейцев, поделивших между собой территорию бывшей царской России и взявших себе тайные номера? Моя история проста. Погляди на меня - и ты поймешь всё. Меня беспокоит дневной свет, а ночь не достаточно темна. У меня нервный тик, а язык и челюсти шевелятся. Наверное, я - дебил. И, правда: что здесь от любовной лирики? Разве что розы, которые несу домой, когда получаю деньги. Страх утерять важное делает меня похожим на маньяка. Но это в каждом из нас. Фантастическая вера, быть может этим и хороши писатели - фантасты, что читатель понимает, как иллюзорна история.
Одни говорят, что я должен описать сон про строящееся сплошное здание, где есть вход, а в выходе запутались люди. Они делают разные механизмы, чтоб прокормится. Есть также строители, тянущие кабеля которые становятся людьми, не нашедшими выхода. А те, в свою очередь, становится строителями, питающимися и кочующими. В этом здании. Другие говорят, что я должен описать, как коньяк переливается изо рта в горло. Ничего писать не буду, даже сказки. За нас молились пьяные морщинистые женщины. А напишу

От слов:
«Статуэтка показалась, мне противной и глупой я почувствовал страшную скуку. Я никак не мог взять в толк, зачем занесло в Индонезию. Что я тут делаю? Зачем говорю с этими людьми? Почему я одет в этот дурацкий костюм? Страсть моя умерла. Она заполнила и морочила меня много лет подряд - теперь я был опустошен. Но это ещё не самое худшее: передо мной, раскинувшись с этакой небрежностью, маячила некая мысль - обширная и тусклая. Трудно сказать, в чём она заключалась, но я не мог на её глядеть: так она была мне омерзительна. И всё это слилось для меня с запахом, который шёл от бороды месье.» ( Из «Тошноты» Жан - Поль Сартра).

X
Начать с чистого листа могут те, кто потерял память. Уйти может тот, у кого есть дом. Богатеет мыслью глупый. Штампует ценности власть. Забивают гвозди тяжёлым. А веником ударить по лицу. Пренебрежение дорожными знаками ведёт и аварии. И всё полезно в меру. Сходит с ума те, у кого он есть. Сладким может быть и лимон. Светят звезды…


Надежда:
«Нет ничего проще, жить за чужой счёт и нет ничего хуже жить собственными мыслями. Первое не позволяет стареть, а второе уводить радость. А без старости и радости человеку нет жизни.
Когда душа просыпается, она просить пить, а когда засыпает просит огня. Поэтому пробуждение и засыпание не одно и то же. Когда человек пьёт, он стареет, а засыпает - согревается. Между сном и жизнью нет связи, вот только сон продолжает жизнь.
Нет путей вернутся из сна, вот только пробудится. Но не всегда это возможно. Потому что мало кто знает о природе жажды, и мало кто о природе смерти. Тот, кто путешествует имеет собственные трупы по обочинам свой дороги. Тот, кто сидит на месте под собой. Мало кто слышит плач, но многие плачут. Идя от источника к источнику напиться невозможно, но можно утолить жажду. Сидящему же пить не хочется, а вода из него так и прёт. Можно напиться из гнилого источника, но тогда нужно не забыть похоронить свой труп, а это делают только мудрые.
Когда у человека семь дней в неделе, он молод. Пищу, он получает из клюва птиц, а драгоценности добывает при помощи рыб, которых разводит, как в аквариуме, в собственной душе. Со дна души рыбы достигают жемчуг, который потом, при необходимости можно обменять на жильё и тёплую одежду. Но не у каждого есть такое право. Иногда жемчуг оказывается бракованный, а уста, через которые он появился наружу, фальшивыми. Тогда вместе с фальшивыми из уст много мутной воды выходит. И нужно остерегаться, чтобы не выпустить наружу рыб, несущих драгоценные яйца. Ибо без яиц человек, из рода живущих сразу переходит в род смертников.
Я думаю, что мы вырастаем из собственной тени, а не из собственной яви, и она прикрывает и освобождает нас как защита.
       Нет копья, способно признать нашу тень, а мы всегда способны передвинуть её на новое место. Явь окружена густой тенью и её слишком мало, чтобы в ней жить. Поэтому, засыпая человек, получает явь, а пробуждая тень.
Если тебя кормит орлица, она даёт тебе куски мяса. Если тебя кормит рыба, она даёт тебе немного жемчуга. Люди различаются между собой так: те, кто питается мясом, красны от природы и их мучает жажда. Они не сидят на месте, а, засыпая, кормятся чужоё плотью. Те, кого питают рыбы, бледны, они не пьют, они путешествуют, предпочитают туман и живут на кладбище. У них нет второй природы, а засыпая, они видят собственную смерть и чужие сны, в которых умирают другие люди. Так первые отличаются от последних.
Если ты хочешь знать правду, лови её в чужих снах. Но сначала подумай об этом: чужой сон как горшок без дна, если ты доберешься до дна, в нем ничего не останется. Подумай, нужно ли тебе это.
Сначала досчитай до семидесяти, а потом разбей его. Так он всегда останется для тебя целым, и ты сможешь пользоваться ним.
Мы всегда составлены из двух хромых, и если ты не хромаешь, значит, ты ещё не родилась.
Взоры наши ищут звёзды, но сердце направленно на луну. Из двух зол следует выбирать наименьшее.
Душу следует покоить в гласных, а согласными распоряжается бережно. У всякого ограниченное количество гласных и согласных букв.
Часто мне снится один и то же сон о том, как я зависаю на электрических столбах или проводах где - то высоко под небом, между небом и землёю. Откуда берётся высота, если в жизни её страшно боюсь? Самое страшное спускаться, а мне всегда в моих снах приходится спускаться. В каждом сне я вижу землю с огромной высоты, я не ощущаю земного притяжения, не вижу никакого света ни внизу, ни вверху. Часто вижу либо свои руки, либо свои ноги и почти никогда себя целиком. Во сне я думаю и никогда не говорю. Я делаю нечто необычное: то это переход с огромного электрического столба похожего на шест с пачкой книг в правой руке, прижатой к боку, то это визит на огромное дерево за яблоками, которое дорастает до самого неба. И во всех снах я лишена земного притяжения, свободно перемещаться между небом и землею, не будучи ни птицей, ни другими нашими животными и отлично понимая, кто я и опасаясь за свою жизнь. Возможно, ли такое наваждение и что оно сулит мне? Иногда я думаю, что сны мои закончились и сплю сплю без снов, тогда в другой раз это семь или двенадцать снов и я кормлю кого – то в своих снах, то сама кормлюсь кем – то.
Когда приходит день, он смывает лёгкие птичьи следы моих снов, но я их отлично помню и только жду, когда схлынет набежавшая волна дня и на песке снова, проступят его следы – следы моего сна.
Мне нужно читать книги, а я читаю толковые словари, мне нужно жить явью, а я ищу яви следы своих снов. Это безуспешное занятие, потому что явь и сон не пересекаются. Там где они пересекаются гнездится боль, а это пробуждение: ещё не явь, но уже не сон. В этот момент страница книги как бы перелистывается, и ты ещё не знаешь, кто ты в этом новом спектакле дня. Ты живёшь в этом мгновении, но никогда предположениями. Твои мысли ещё не вернулись к тебе, вернее ты ждёшь возвращения своих мыслей какими – то обновленными. И это вынуждает трепетать при встрече. Поэтому при пробуждении ты никогда не бываешь таким, как прежде.
Я думаю, что «Хазарский словарь» иногда для меня и обо мне. Так всегда бывает, когда смотришь на ногти своей бабушки покрытые сотней или тысячью слоями костной ткани. Нет иной более достоверной мысли об истине кроме этой: «Истина – это насколько ты сам глубок». Но, считая свою собственную глубину важно не сбиться со счёта, когда после двадцати пяти идёт семьдесят пять, а то сто семьдесят пять. Так часто бывает.
Я росту быстрее, чем говорят ногти и волосы, потому что я питаюсь корой деревьев и пью их сок. Поэтому у меня нет зубов, ведь зубы это всего лишь человечьи кости, а делаю я это уже очень давно. Сердце я потеряла в пустыне, когда меняла его на воду, теперь у меня в том месте пустота, в которой нет дна.
Время начинает нас пить с лица и когда оно потеряет свои краски, принимается за душу. Поэтому, сберегая лицо, бережёшь свою душу.

От слов:
«Никогда не забываете о том, что читатель похож на циркового коня: он знает, что после каждого успешного выполненного номера его в награду ждёт кусочек сахара. И если не будет сахара, не будет и номера. Что же касается критиков и тех, кто будет оценивать книгу, то они, как обманутые мужья, - узнают новость последние…» (Из «Хазарского словаря» Милорода Павича).
Постекриатум: берегите себя.… И других.





ГЛАВА 2. Вольтаж на волосах.
I
Завтра начнётся может когда я проснусь. Представляя этот день, мне становится странно. В восемь утра буду на работе (от слова «раб» как говорил мой напарник, семидесятилетний изыскатель Емельяныч). Буду обхаживать озабоченных клиентов. В промежутке, наверное, выпью «кровавую Мэри». Затем, наверное, посплю, проснусь, посыплю дафниями кормушку в аквариуме, и опять, на службу. Ух! Потом по состоянию начнётся мой вечер. Ныне, попивая пивко, побывал на насиженном стариками месте, разглядывая окружающую атмосферу. Атмосфера была таковой: светились окна (некоторые не светились), тени, отличные от зимнего тёмного вечера, бродили (то – есть ходили люди), когда вышел – проехала милицейская машина во дворе, когда ходил – лаяли на кого – то собаки. Незатейливый (а может наоборот) вечер и простое перечисление событий. Достигну, ли я не хочется сопоставлять с советским фильмом «Маленькая Вера» Веры? Моя Вера как трудно ужиться с таким понятием (не в смысле моей жены) отдыхает от трудового дня в спальне (детской комнатке), на ней лежит Милорад Павич «Избранное». Лев, который ест китайскими палочками вермишель, совершил краткое паломничество по обжитым местам (в туалете, ванной, кухне, прихожей и в зале). Я, слышала, как гоняет воздух компрессор около аквариума, сижу на корточках и шевелю рукой по листу. Но вот, пора спать (зашла проснувшаяся вера и легла на диван). А что ещё?
       - Вер…
       - А?
       - Можно я прочитаю тебе абзацик?
       - Ой, Володя, я сплю, в следующий раз…
А что ещё? Любимая кошка Настя юного Льва открыла дверь и совершила переход из зала в прихожую. Всё, хватит, сгоню из девана пуделя Дэна и постараюсь уснуть. Приятной ночи!
Мне кажется, что Вера видит мои сны. Оттопыривается линолеум, мягкие игрушки, утюг с перевернутой вилкой, канцелярские счеты, гладильная доска. Что нужно, чего не хватает? Сколько и так уютных вещей. Игра природы продолжается даже в тяжёлой пишущей машинке «Листвица», припылённой на шкафе. Мой внутренний космос вбирает слова. А потом губкой выделяются. Но сейчас я лежу и слушаю музыку, порой маясь по комнате. Но вот мелодия заканчивается, я облегчённо закрываю глаза. Но спать не хочется. Пойду, наверное, на улицу, но там, в основе своей какой – то день. И троллейбус с надписью: «Городу – стабильное развитие».
Сухие паростки тростника на берегу небольшого озера, вскидывается карп. Может оно и память, но так нога, чувствительна к боли, толчется и шагает на месте. Люди, знающие про мои нервные срывы, всё – же берут почтовые марки, обходя длинную очередь; женщина, которая моет полы в храме, что – то говорит мне. Я, мысленно подгоняя почтальона, ассоциируюсь вентилятор на полке с вьетнамской жарой. Маленькая игрушка и зубная паста на стенде с фотографией красных глаз – это то, что внутри. А там продаёт бананы и цитрус ругательный дядька. По совету Соломона, древнего царя, зашедшая на сто грамм и томатный сок моя тень в заведение с телевизором на стене делает почти разное движение и выходит. Далее толпа и оценённая покупка. Перевёрнутый номер 44 вводит победителя в чёрную дверь, за которой мир. Свет сквозь воду и мерцание чешуи.
Щелчок ногтём по сигарете, и пепел уже во власти земного притяжения. «Мои сны меня перестали интересовать так же, как и моя жизнь. Перепады в погоде вынуждают задумываться о здоровье. Мои эмоции развешены и сушатся как постиранное бельё. А сама я двигаюсь, так как будто из меня вынули душу. Моя любовь постарела, кажется, что ей 100 лет. Я смотрю на любимого и вижу, как он рассыпается на куски. Во всём мире я ощущаю недостаток земного притяжения. Я снова накупила, книг и во мне проснулся голод. Я знаю, что я хочу. Я вижу, как мелькает где – то в туманном впереди хвост моей длиной и кольцеобразной мысли. Теперь, я её догоню, мне не будет покоя. Какая она и о чём я пока не знаю. Знаю только, что пока я её не добуду мне не будет покоя, и голод мой не уснёт. Чувствую, как новая страсть заглушает старую. Мне не интересны подробности усталого грохочущего костями и железом мира. То, что увлекает меня и делает голодной иное. Я в который раз спрашиваю: выдержу ли я новое испытание. И знаю, что выдержу. Знаю, что пути у меня нет, вот только гнаться за собственными мыслями у меня теперь мало сил. Я думаю, что силы придут в процессе погони. Я уже знаю некоторые названия и мне известны некоторые повороты темы. Однако я не знаю ещё ничего из того, что они содержат, и будет ли их содержание полезным для меня.
Мои домашнее окружают меня теплом и заботой и только в таком климате я могу продолжать погоню. Перепады погоды и настроения действуют на меня нервически. Мне просто жизненно удручающие необходимо иметь тёплую атмосферу вокруг меня, тогда я могу заботится о своём здоровье, рисковать всем, что имею ради движения вперёд, ради погони. Сны ведут меня туда, где раньше я не была. Я знаю, о чём они. И сейчас они об ужасах погони.
Теперь, когда осталось мало времени, хочется сказать всё. Но тогда хочется, сказать всё замолкаешь. Деревья от сырости, покрылись мхом, а небеса позарастали плесенью. В маленьком окошке темно, но там иногда бывает свет. Это свет моей плесенью, в маленьком окошке темно, но там иногда бывает свет. Это свет моей любви и у неё есть имя. Весна. Скрипучее
Колесо погоды и природы сдвинется со своего заржавелого места. И я вновь обрету душевное равновесие.
Игнорирующие романы, вымышленные переходы событий от одного к другому – всё это заполняет книжные полки. А зачем? Неужели не хватает сказок в жизни? Вот пример: в темноте чей – то голос ловится ушными перепонками и переплавляется в то или иное время года. Почему ненавистны счастливые люди? Потому что… Как мне жить с Верой?

От слов:
« - Матерь божья! Да почём я знаю. Говорил, что любит романы Джейн Остин. Говорил – эти книги сыграли большую роль в его жизни. Да, да, так и сказал. А когда мы поженились, я всё узнала: оказывается, он ни одного её романа и не открывал. Знаешь, кто его любимый писатель?» (Из «Хорошо ловится рыбка – бананка» Дж. Д. Сэлинджера).

Нет. Продолжение.
Она описывает свои сны. Вера. Как она, разве она, нет. Она прогуливается по ночам как будто в солнечном свете с Борисом Борисовичем Гребенщиковым под руку, она имеет связь у ушедшими и не могущими дать о себе знать. А я? Я не Гребенщиков, но и не Герострат. Я, наверное, хоть немножко верующий. И Вера слаба, и «под голубыми небесами великолепными коврами», а я как тихий дурак по – тихонечко верю; тем более патентованный дурак. Вера. Она описывает свои сны.

II
Здравствуй Владимир!
Сегодня получил твоё очередное письмо и в этот раз, решил всё же ответить. Нет, не потому что сейчас сей раз, ты написал нечто необычное и экстраординарное, просто… не знаю, решился снова спустить определённый промежуток времени постараться донести до тебя суть своей позиции и взглядов на настоящее. Умничать, рассуждать и толковать глобальные идеи – не буду, а скажу просто, как есть (как раз этого и не хватает в твоих письмах). Я не могу понять и уяснить для себя в очередной раз, каковы наши отношения? Друг – не друг, свой – чужой, посторонний – не посторонний, ни рыба – ни мясо и вроде как не пришей к известному месту рукав – или уже пришей? Я многое могу понять из твоей жизни и чёрт с ним, воспринять тебя таким, какой ты есть. Но ты не делаешь ничего, чтоб нашу, когда - то крепкую дружбу поддерживать определёнными действиями – значит, она тебе уже попросту ненужная вот и всё, да, воспоминания светлые воспоминания, похоже, не отпускают. Письма я в расчет не беру, из них, кроме того что ты жив, раз написал своей рукой, я не могу ничего уяснить, в них нет конкретики, а там где её нет – для меня всегда было не интересно. Вот причина первая, почему я не пишу ответов. В июле, твоя вера помнится говорила: «Да какие проблемы, Володе скучно дома, вытягивай его». И вроде бы вот оно… Достигли взаимопонимания, нашли общий язык, я тогда думал: «Бляха – муха, действительно ошибся, лоханулся на счёт неё, неправильного был мнения. «Нет, оказалось – ошибся. Что – то наподобие нашего нынешнего презента – говорит одно, думает другое, а делает третье. Ты же Вова - вообще слюнтяй, сопляк и дохлик и как говорится, это проблемы ваши, сугубо личные.… Вот только мозги мне ****ь - не надо, я очень чувствителен данному виду курьёзов иль развлечений, не знаю и затрудняюсь подобрать подходящее название. С такими людьми, я не когда в жизни дел не имею и они, по меньшей мере - призираемо мною, а большей - давно посланы нахуй. Но можно ли призирать и посылать нахуй человека, которого знаешь вот уже добрых лет 18? Диллема!? Неужели тебя не когда не тянет туда, где ты провёл своё детство? Хотя знаю - знаю, тут ты только ****еть горазд.… Навыдумывал херни всякой, что у тебя крыша съезжает в Суходольске, да и в Венткова пожалуй что тоже, или за тебя выдумали - молодец что исполняешь! Так что ты от меня хочешь? Я раз что ты жив! Живи как можно дольше, да не бери дурного в голову и тяжёлого в руки, и всё будет заебись! Эпохи сменяют друг друга и ты, судя по всему остаешься в прошлом пытаясь слабо достучатся до настоящего и будущего в которых нахожусь я. Скажешь громко сказано - ничуть, всё познаётся в сравнении. Бессмысленно спорить и приводить аргументы там, где они выглядят дико и не понятно. Я сам живу так, как мне того хочется и не так, и не так как я когда-то мечтал. Но из всего нужно уметь извлечь пользу и выгоду, чтобы потом быть может, твои мечты стали реальностью, а не хныкать и ругать бездарное правительство, бестолковую жену, непослушных и ленивых детей, нагадившую собаку и просто странных прохожих в дураковатой стране… Ладно, и чему эти слова. Отвык я письма писать. И это хорошо. Кричать непонятно куда - дело неблагодарное. Но это, уже скорее исключение из правил, нежели зов сердца и потребленность чего нибудь сказать. С декабря месяца, у меня поменялся телефон, в смысле номер телефона, так что старый можешь выбросить за ненадобностью. Новый номер - сообщать не буду. А зачем Вова? Ты уже давно отказался от меня, и от своего далекого прошлого. Живи в прошлом недалёком. Останется лишь один адрес, и то, может быть не навсегда и не на долго. Звонить самому - тоже смысла нет, оно тебе надо? Ты ведь чувствуешь себя раскованно, когда дома никого нет, разве не так? Связующие нити давно порваны, а их остатки и паутину ты успешно обрезал давно. Так всего тебе самого наилучшего, в жизни часто приходится отказываться от чего - то одного, во имя и благополучия другого. Но именно так твой вопрос и стоит. Решить его цивилизованно, с пониманием без заострения - не получится. Да и за всю жизнь, ты хоть какой нибудь вопрос смог сам решить - нет! Так чего ты удивляешься. Поэтому, ответные письма, уж лучше больше не пиши. Такие как есть - они не представляют для меня ни ценности, ни интереса, как возможно и это инопланетное письмо для тебя. Счастливо!
Живи так - как тебе хочется! Но это, ещё не кому не удавалось - ничего хорошего из этого не получилась. Так устроен мир!
       Виталька»

От слов:
  «Последняя предосторожность Мильннадеса, которою Ауреано уже начал было разгадывать, когда позволил смутить себя любовью к Амаранте Урсуле, заключалась в том, что старик располагал события не в обычном, принятом у людей времени, а сосредоточил всю массу каждодневных эпизодов за целый век таким образом, что они все сосуществовали в одном - единственном мгновении.» (Из «ста лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса).

III
И чай, и сигареты, и блюз, и нет постороннего взгляде. Каждый расположен на своей полочке как в тюрьме - и это не по - мне. Враг, друг, свой, чужой - как - то примитивно тянется десятилетье. Я, конечно, не хиппи с их «свободной любовью», однако не делю людей на высших и низших. Кто строит казарму, кто слушает чувством ритма, однако, возвращаясь с работы, люблю блюз.
Докучаев Сергей Никифорович, уходя в заслуженный отпуск, как - то не выставил для сослуживцев стол, на котором должны были присутствовать водка, колбаса и хлеб. В городе Докучаеве это было бессмысленно, что прервало ход природы. Вначале водитель, перевозчик письменных бланков, заявил, что просто так от них не кто не уходил. А потом начались проблемы. Утром следующего дня Сергея Никифоровича разбудил звонок непосредственного начальника, который обязал Докучаева пройти проф. осмотр. Докучаев, потому что был слеповат и порой не отличал букву «о» от «е», забеспокоился. Он явился к своему приятелю, терапевту из подшефной поликлиники, и попросил того заступиться, за него приятель сказал, что в этом деле он - не опора, поэтому Сергею Никифоровичу придется плыть одному. Докучаев все - таки выплыл, получив штамп, что пригоден для соответствующей образованию работе. Через неделю к С.Н. Докучаеву наведался сотрудник и объявил, что выходить на службу после отпуска тому, не следует, потому что денег на предприятии нет и всех выгнали в бесплатный. Бесплатный отпуск у Докучаева продолжался пол - года, а после Родина вступила в НАТО. А после планета оказалась во власти инопланетян. И все жители города Докучаева стали обвинять в один голос, что это - вина Сергея Никифоровича, который, уходя в отпуск, не выставил сослуживцам стол, на котором должны были присутствовать водка, колбаса и хлеб…
За рекой хрипит лес, там полная луна вальсирует с партизаном Безротовым, бросающего потушенные цигарки себе в комбинезон. Фризы лапают по деревням Марий, заливая шнапсом глаза, которые остановились на мозаичной занавески прикрывающей спящего малютку - сволочь Лерку. Лерка видит сон как он на плечах Безротова, машет зеленым шариком около сельского клуба, а Мария стоит рядом, её выпавшую из платья грудь лижет первомайское солнце. Настойчивый стук в окно прервал Леркин сон. Мария, на ходу быстро приводя себя в порядок, открыла дверь. Вошёл Безротов, положил на скамью подругу - винтовку, погладил по белобрысой голове Лерку, поцеловав Марию сел за стол. Ночь в окне. Фриц отправился в комендатуру, пьяно шатается и галлюцинирует. За рекой хрипит лес. Солдат Рейха, оставив «анальгин» будущим союзникам Вьетнама, налегке вспоминает страницы Ремарка и проклинает войну, проклятую эпоху, свои инстинкты. Полная луна светит на дорогу в грязи.

От слов:
Ну вот я ощущаю губы худенькой смуглой и нетерпеливо тянусь к ним на встречу, и закрываю глаза, словно желая погасить в памяти всё, что было: войну, её ужасы и мерзости, чтобы проснутся молодым и счастливым; я вспоминаю девушку на афише, и на минуту мне кажется, что вся моя жизнь будет зависеть от того, смогу ли я обладать ею. И я ещё крепче сжимаю держащие меня в объятиях руки - может быть, сейчас произойдет какое - то чудо.» (Из «На Западном Фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка).

Эволюция.
«Эволюция - военные, тактические и стратегические движения армии или флота.» (Владимир Даль «Толковый словарь живого великорусского языка»)
Кошачьи какашки на смятой газете, красные нитки - пора выбросить в мусор. Революция А - 9, грубые слова коварной свободы. Дяденька, глядящий сладкими очами на мою Веру, не знает, что получит в дыню через семь минут от метеора звёздных трасс, а думает, что уступленные им пять копеек послужат делу эволюции. Остап Бендер в юбке приглашает нас отдохнуть среди картин местной культуризации. Я через час ищу контакт с молодым художником, чтобы эта напасть была вещью в квартире. Тапки, пойманные на ноги, шлёпают по кухне, чтоб под Фёдора Шаляпина есть мне блины. Так день проминул на масленицу. А мой друг - не друг прячет свой телефон под подушку и конспирируется перед вступлением в их маленький горок враждебных сил. Вера хотела отписать ему успокоительное письмо, да я её отговорил, пусть человек волнуется, вдруг созреет для очень маленького звука. Может это будет позывной, а может первое свободное дыхание. Звук эволюции.
Но что до красок жизни, мне раньше казалось, что механизм заржавел. И это моё убеждение подпитывалось религиозными убеждениями, государственным устроим и людьми на рынке. Я выносил сор из избы и молился. Вера. Вера. Вера… Она сейчас в государственном учреждении зарабатывает деньги, чтоб оплатить долги. Я пойду в церковь и среди свечей увижу иконы девы Марии, которая иногда падает на пол в доме, где много старой мебели. А вот совсем недавно подобрали с улицы никому ненужного щенка. Дали ему имя - Ричард. Но это не до эволюции. Итак, я включил свет и курю в туалете, где на смятой газете кошачьи какашки. Фотографии успешных предпринимателей обмазаны (или очищены). Да, это «новое время». Выключаю свет, иду запивать пивом. Эволюция или медленный сход в низ? Верх, низ, ширь, глубь… пространство и полдень после масленице. Эволюция…
«Эволюция - развитие, процесс постепенного непрерывного количественного изменения кого - чего - нибудь, подготовляющий качественны изменения.» (С. И. Ожегов «Словарь русского языка»).


IV
Одно время бежит быстрее, другое длится медленней. Биоритмы тела, потребление воды и пищи, гвоздики мыслей. А вокруг летают иллюзорные бабочки, воздух сочетается из паутины света. Можно прервать агрессий, а можно продолжать видеть. На холме сидит человек, сложив ладоши, медитирует. Но трагедия души в том, что есть заинтересованность сапостовляющих время факторов. Но внизу холма купальщики прыгают в воду из трамплина, разноцветная гамма июля соприкасаются с ладонями сидящего в позе неправильного лотоса. Щелчок фотоаппарата - и воспоминанием на книжной полки зазвучало прошлое лето. Одно время бежит быстрее, другое длится медленней. Сплетение настроений, интенсивность чувств, смены фраз звезд, планет и луны. В Китае отмечают новый год свадьбой поросят. Им дарят подарки, деньги, которые пойдут в благотворительные фонды. Но там бюрократический аппарат требует платы за работу. Но хоть что - то достанется голодающим эфиопам. Можно думать, что пьём зелёный чай из далекого Китая. Биоритмы тела…
В отдельном Веникова живет мой кум Виталька. Сейчас их школы закрыли в связи с эпидемией гриппа. Гриппует вся страна. Сопли растекаются по лицу. Ну, что – же? Отпив вино, пишу на листке. С обратной стороны листка название из музыкального каталога. Кридену, Санта, Ти Рекс, Кинг Кримсон, Джетро – Талл, Джентл Ждиант, Протакол Харум и другие. Удобренная земля и будущая, снисходящая до бомжей, весна. Весна. И здесь живёт весна. Но есть и три периода года. Зачем был этот абзац?
Жгучее пристрастие к тишине заставила Окосова податься в мужской монастырь. Там он занял, комнату и начал было обустраивать её на свой лад. Утром ходил на молебен, покупал сигареты в деревенском магазине, задавал вопросы настоятелю. Тишина была с ними. Окосов начал читать, да всё божественные трактаты. Посещающие монастырь видели попыхивающего табаком в отведённом месте мужчину и не придавали значения его фигуре. Осоков восстановился и вернулся из монастыря к прежней жизни верующим. Ну, да, так дело было.
Интерпретация происходящего аутентичного в воззрениях человека направляет. Таким был Булат Окуджава. Но что есть личность? В истории она – монумент, а в вечности – нечто слабое и беспомощное. Вот прошёл век. Всего 100 лет. Я был рождён на его закате, и что я помню, что я знаю? Как с берега мародеров насобирал разных безделушек, и что? Предприниматели, наркоманы, собиратели.… Опять вечер хочется провести быстрей, чтоб нечто большое, доброе, глубокое настало. Но настанет то – же вечер, который опять хочется побыстрей прожить. И тогда смотришь – выплывает Вера, теперь она близка. Но что это за Высоколарство? Жена моя делает вечер раскованней, что не хочется засыпать. Она рассказывает про священников такое, что понимаешь: они исполняют обряд. Но что есть личность? На каждую новою ситуацию она реагирует по – своему. Что до меня, то я всего боюсь, даже себя. Запуганное чмо войдёт в субботу в храм исповедаться пред священником и иконами. А может запуганное, что этот день разовьёт по – иному. Мозговые пузыри.
Мозговые пузыри растекаются по когтям хищницы, едущей в клетке маршрутки. Они лопаются и Вам – Дам остается ни с чем. Вот гребёнка многоэтажек, а вот и азирис повседневных сцен. Сцена из жизни Вам Дама: Вам Дам крутит колечко в постели чей – то жены, жена чья – то лежит и довольно игриво шутит. И вот новый мозговой пузырь вытеснил её пробирки событий. Откуда они? Зачем неистово расползаются по поверхностям? Хлоп. И их нет. Нет!
Как – то очень скоротечно… Вера… я…. Что – же, пусть. Ну и пусть! Что – то раскричался. Пушистый кот Мартын спрыгнул из пианино, подошёл ко мне. Началось утро.
И вот какой – то панк – чистюля заходит, обувается в мои тапочки, ругает собак, под звук работающей стиральной машины, доставшейся с советского времени, елозит по краске входной, неутеплённой двери, злится. Зло панка – чистюли, ушедшего в другой дом, передаётся мне через тапочки. Но меня успокоила Вера, улыбнувшаяся и красивая. Внутреннее спокойствие пробивается через внешние раздражители. Рыпение древней стиральной машины, наверное, злой гость (а может просто прикидывается советской машиной) и непоколебимость дня прошедшего. Как всё как спокойствие и мир. Вера назвала панка – чистюлю «Козюлькиным» некогда. Это вечер. Вечер после утра, начавшегося с прыжка Мартына из пианино, и сонливого дня, вечер темнит образы. Новые «старые» русские, всё.

От слов:
«70 – е годы были, у нас временим народничества, по преимуществу. Интеллигенция шла в народ, что бы уплатить ему свой долг, искупить свою вину. Первоначально это не было революционное движение. Политическая борьба за свободу отступила на второй план. Даже «Чёрный Предел», стремившийся к переделу земли и отдаче её крестьянам, был против политической борьбы». (Из «Русской идеи. Основных проблем русской мысли XIX века и начала XX века» Николая Берлева).

V
И снег в её волосах, а в моих ладонях ветер. И в натопленном доме я спрошу: «Долго ли мы будем вместе?» А деревья качаются, а деревья растут средь зимы. Мальчики нарисованы играющими в снежки, девочки катаются на коньках. Я замечаю, что от огня у неё немного опалены ресницы. Она замечает во мне то, что известно ей одной. Мы вместе ждём гостей.
Проснувшись ранним утром, анна Ивановна неудовлетворённой, ей не хватило сил изменить жизнь. Она искурила эстетично сигарету и, отпив кофейку, стала лежать, эротично раскинув обнажённые ноги на кровати. Ей предстоял ремонт в её отделении больницы – медсестёр заставили быть штукатурами. Эти всегда приставления больных, рецензии о впечатлении оставленном в палате, Анна Ивановна с удовольствием читала. Так она лежала, пассивно растягивая минуты перед работой. Солнце уже давно взошло, и в лицо будущего штукатура устремились световые лучи. Анна Ивановна положила руку на глаза и думала о своём личном несчастье. Юрист Виктор Викторович, заботливый её ухажёр, был в запое, поэтому никаких телефонов, никаких книг. Она мучалась в скуке, ей было всего тридцать один. Её сверстницы, давно нарожав детей, в трусиках «танго» и с плёткой для поп приходили в Анны Ивановны воображении. Она пыталась мастурбировать, но чего – то все-таки не хватало. Эта неудовлетворённость толстой скукой давило восприимчивое сердечко Анны Ивановны.
Юрист Виктор Викторович был в запое. Был и вышел из него на улицу с крысой Гошей, чтоб тому показать зиму. Крыса Гоша жалась к Виктору Викторовичу, от чего тот испытывал уже нежные чувства. Потом Виктор Викторович одел, свой рабочий галстуки посмотрел в зеркало. Двадцатисемилетний мальчик отразился и приснился пятнадцатилетним потом. Виктор Викторович любил говорить, что он увлекается Гегелем. Философия помогла юристу решать женится ли ему или ходить холостым. Водка да разговоры о Гегеле делали Виктора Викторовича сентиментальными до слез. Это – то и ценила в нем его подружка Анна Ивановна. Ну что – ж, оставим их в беспокойстве.
Побочное действие: повторяемость. Сидит маленькая дворняжка Ричард, грызет завязку от папки, лёг и ненадолго закрыл глаза. Веселые, похотливые баянисты прошлись с флагами по улице. Последний император проехался на велосипеде, одной рукой держа руль. Борис и Глеб играют шахматами на вкопанной тракторной шине. «Чертовое колесо» стоит в недвижности среди парка. Магазины, торгуя старыми грампластинками, не приносят прибыли успеху. Белые халаты спешат раздать борщ. Пивные бутылки около скамейки. Чёрные с косичками люди на встречу. Побочное действие: повторяемость.
Темнота.
- Однако как тут холодно…
- Да, здесь задыхаешься…
Включается прожектор
В сцену воткнуты пластмассовые цветы. Среди них сидит девушка в белом платье, её лицо прикрывает карнавальная маска.
За сценой раздаётся телефонный звонок. Слышен грубый женский голос:
- Алло, это цех полуфабрикатов?
В зрительном зале начинает петь Б. Б. Гребенщиков «Их несколько здесь – измеряющих время звучанием … (« Плоскость» из «Синего альбома»)
Сидящая среди пластмассовых цветов девушка во время говорит:
- Я несла три булочки и буханку «украинского», как авоська зацепилась за бампер медленно проезжающего мимо «запорожца». И это было 8 марта. Меня зовут Мила, и я после семейного праздника мыло посуду мылом.
В зрительном зале затихает песня «Аквариума». Из акустических колон
Доносится: - Спешите увидеть цирк. Клоуны, гимнасты и другие представители человеческого рода попытаются развеселить ваше себялюбие. Два представления, и вы увидите все.
Сидящая на сцене Мила в это время играет с цветком в «любит не любит».
Гаснет прожектор.
Темнота.
Телефонный звонок:
- Алло, это цех полуфабрикатов?
Темнота, приближённая к тишине.
- Страшно скучно, зажгите свет!
Зажигается свет.
На сцене за толом пьют чай трое в карнавальных масках: мужчина в тельняшке, женщина в халате и подросток. Мужчина с ногами взобрался на стул, женщина, оттопырив мизинец, пьёт из чашки, подросток мешает ложкой сахар.
Женщина: - а кто знал, что с ней получится такая неприятность.
Мужчина: - можно было по крайней мери предположить.
Подросток: - хи – хи…
Женщина: - сколько можно повторять - поставь ноги на пол.
Подросток: хи – хи…
На столе стоит радиоприёмник. Подросток включает его. В зрительном зале раздаётся: - а сегодня мы поздравляем Волковых с их семейным торжеством. Со столицы нашей Родины им шлём свой привет их дочь Мила…
Женщина резким движением руки выключает радиоприёмник:
- Сукина дочь, твою мать нехай!
Мужчина, опустив ноги на пол: - давай послушаем.
Подросток: - хи – хи…
Женщина: - если б это ещё была столица… Такая неприятность.
Мужчина занимает свою прежнею позу.
Гаснет свет.
Слышен сильный порыв ветра.
Включается прожектор.
На сцене мёртвый с человеческий рост таракан. Возле таракана Мила, чёрная вуаль на её лице. Она нежно держит в своих руках тараканий ус и плачет:
- Милый, любимый усик, я хочу умереть вместе с тобой…
Боже, возьми меня к себе… Я всем за тебя отомщу… Кто – же теперь будет читать ученикам…
На сцену на платформе с колёсиками выезжает статуя, Карнавальная маска у статуи на лице. Мила ошарашено смотрит на неё, а потом, приходя в себя, тихо шепчет: - Ну вот, я на небесах…
Девушка ложится рядом с тараканом и засыпает.
Голос за сценой: - По пути в своё отделения я увидел в больничном городке памятник Ленину с богатой цветной клумбой и надписью, что будущее принадлежит коммунистам.
Слышен сильный порыв ветра. Кажется, что ветер затянул статую за кулисы. На сцене продолжает спать девушка с чёрной вуалью на лице. Раздаются стук. Мила поднимается, навстречу ей идут трое в карнавальных масках, мужчина в тельняшке, женщина в халате, подросток.
Все трое поют: - хепи бёздей ту ю…
Девушка: - кто рано встает, тому бог дает.
Женщина: - милая моя…
По сцене проходит малыш, несущий на шесте изображение солнца. Мила снимает со своего лица вуаль. Под вуалью оказывается бородатый мужчина.
Трое гостей в карнавальных масках: - Ура!
«Попробуйте в меня влюбится! Прошу вас, притворитесь, будто вы правда в меня влюблены, - увидите, что вам за это будет. Я вам очень советую! Пустите в ход все уловки, влюблённых начните, шутки ради, засылать ко мне гонцов, тайно писать мне любовные записки, ловите минуты, когда моего мужа не т дома или когда я выхожу гулять, и говорите мне о своей любви. Вы только начните – обещаю вам, что будите вознаграждены. «( Из «Жоржа Дандена, или Одураченного Мужа» Жанна – Батиста Мольера).


VI
Образы существования, типы поведения ранних довлеют над нами. А может, мы сами тянемся к ним? Или есть определённые рамки? А поздние? Наследства…
Дядя Сеня не захотел менять советский паспорт, ему был по душе статус иммигранта. Он, обувая продравшиеся ботинки без шнурков, долго репетировал перед зеркалом, а потом прилично заковывал на одну ногу по улице. Всем он рассказывал, как был ранен, когда служил маршалу Жукову. Дядя Сеня жил со старшой сестрой, которая когда он с шахматной доской под мышкой возвращался со двора, тяня сопли, называла его сифилитиком. Дядя Сеня как – то раз влюбился в молодую соседку, что даже проходил досмотр мужского достоинства у старушек на лавочке, из расстёгнутых штанов демонстрируя орункционирующий фаллос. Эмигрант из распавшейся империи забыл, что ему надо б было тогда принять чужестранное гражданство. Но красный паспорт он любил нежно да преданно, поэтому объекту его желания пришлось бы принять советское гражданство. А так как последний из генсеков уже успел написать мемуары, то планы дяди Сени всегда оказывались несчастными. Мы тяпнули по сто грамм, закусив бисквитом на десерт, и дядя Сеня назвал своё отчество.
Михаил Булгаков говорят имел трёх жён. Ранние и поздние…
Африканские сказки из периода одиночного плаванья закутаны шарфом и отданы былому. Едут трамваи, везя ошалелых последователей африканского фольклора, но они находятся в прошлом. Деловая сосиска с хреном на столе. На столе было так тихо, что не слышно как говорила одна крошка с другой. Некоторым хочется походить на других, что из кожи вон лезут лишь бы заполучить знакомый образ в своей реальности. Пока студенты стоят за мир, их отцы делают оружие. Пока студенты учатся, молодых слесарей призывает военкомат. А потом телевизор бубнит про мобильный бум, а потом заканчивается перелётом птиц лето, а потом отвисают животы у всего – лишь кривляк. Вьетнамцы, потеснившие студентов, продают синюю сорочку вылезающим из кожи последователям африканских сказок; и государство обогатеет на семьдесят харьковских копеек. А девочка Оля, положив в могилу бабушку, переехала с мальчиком Никитой на шее к тем, кто любит колхозный уют. Хиппи, наладив колхоз имени Боба Дилана, предоставили девочке Оле лицезреть неочищенную кочерыжку кукурузы у себя в штанах. Я пытался, было вмешаться, но меня выбросило за борт. За бортом оказался лёд, и я пошёл по морю. А потом телевизор бубнит про то, что всего мало, даже снега, а потом от лета остаются приветы, а потом отвисают животы у системников. Радио «Индейское лето» послушать, записать новый телефонный номер, пройтись, пройтись.
Кричат. Да, я забыл: сегодня воскресенье. Древние и новые. Один сосуд сказал: «Я разбита с утра». Другой сосуд сказал: «Внутри меня пустота». Один сосуд сказал: «Что такое – медитация?». Другой сосуд сказал: «На рынке молоко подорожало». Один сосуд сказал: «Если на меня злятся люди, значит, им есть за что». Другой сосуд сказал: «Ты – калека». Один сосуд сказал: «А ты – пустышка». Мастер Грищенко вернулся из делового обхода домой и споткнулся о разбитый сосуд. Кровь из его ноги потекла в пустой сосуд. Сосуд наполнился кровью и был поставлен в холодильник, ведь мастер Грищенко был Вампиром. презираемый мастер Грищенко был не как все.
Зайдя в комнату, она посмотрела, как дом обветшал. Погоня за техническими новинками не коснулась его. Она лягла на диван, прежде вставив в магнитофон кассету с "Аурой" Майлса Дейвиса. Картина меж книжными шкафами, где была изображена она, летящая меж многоэтажек, раздразнила ее. Она подошла к телефону, позвонила художнице, продавшей, ей картину и попросила забрать ее. Никакого результата. Тогда она взяла ее и бросила себя, летящую между ворон из балкона. Картина полетела в темноту.
Сказка Веры.
"Маленький крабик сидит на дне, перебирает маленькими ножками песчинки, круглые океанские камешки, части ракушек и думает, как он богат и созерцателен, владея всем этим. У маленького крабика только и богатства, что эти игрушки да его короткая жизнь. Когда-то у маленького крабика была мечта: подняться на поверхность океана и увидеть солнце. О нем он слышал, но никогда не видел. Маленький крабик пробовал как-то плыть, но он умеет только ползать по дну океана, катать перед собой свои шарики из песка и гальки, а плавать он не умеет. Рыбы те другое дело. Маленький крабик им завидовал. Они умеют летать в воде. Но, как заметил маленький крабик, рыбы очень беззащитны. Смешно как-то прячутся в рифовых зарослях, думают, что их не видно. Вот крабик умеет прятаться. Во-первых, он легко зарывается в песок. Во-вторых, у него есть домик, домик для маленького крабика. В нем маленький крабик сидит и озабоченно наблюдает вокруг. Вот проплыла старая акула с откушенным плавником. А вон голова хитрой мурены медленно поднимается из песка. Это враги крабика. От них он прячется. У крабика есть враги, но нет друзей. От этого маленький крабик так одинок.
Мне смешно и грустно наблюдать крабика. Часть моего лица смеется, часть грустит, как у раскрашенного белой краской мима. Мне хочется помочь крабику, показать ему ярко-огненное солнце, но когда я беру его на руки, он прячется в свой домик и не показывается из него. Он не знает о моих намерениях, он прячется, защищая себя, не доверяя мне. Может это и хорошо, так крабик сохраняет свою жизнь. Но в его жизни никогда не будет солнца."

От слов:
"Из кранов с шумом потекла вода, и мы с Анной Николаевной стали чистить и мыть обнаженные по локоть руки. Анна Николаевна под стон и вопли рассказывала мне, как мой предшественник - опытный хирург - делал повороты. Я слушал жадно ее, стараясь не проронить ни слова. И эти десять минут дали мне больше, чем все то, что я прочел по акушерству и государственным экзаменам, на которых именно по акушерству я получил "Весьма". (Из "Записок юного врача" М. А. Булгакова).

VIII
Был я в Вениково в гостях у Витальки. Там на каждом углу отделения банков и аптеки, чтоб успокоится населению. Много брошенных зданий и мусорных куч на окраине. Пили пиво мы в парке на красной лавочке возле каруселей. Старики создавали вид прогуливающихся, а сами с жадностью следили за пустыми бутылками, скапливающимися за нашими спинами. Пацаны с грязными рожами периодически "выбрасывали" Виталькину мелочь. Виталька показал мне Интернет. В нем информация о моем городе, мол, нас давно уже эвакуируют. С мобильника играли песни, а по красному закату летели черные птицы. Я время от времени срывался назад, когда слышал объявления диспетчера, что транспорт идет в Северореченск. И, наконец, я уехал. Ехал, смотрел на озимую пшеницу около посадок и думал про Интернет. Не знаю. Был я в Вениково в гостях у Витальки, был и нет меня теперь там. Я здесь. И что я еще подумал: в Виталькином настоящем лежит несколько серых кирпичей, а еще его жена и его дети, рисующие Витальку улыбающейся бомбой с фитилем. Настоящее как настоящее, есть, чем гордится. А мое прошлое, которого следует стыдиться, встретило Верой, Львом и зверями. Точкой соприкосновения прошлого с настоящим была красная скамейка около аттракционов. Прошлое молчало, настоящее много говорило о деньгах, приобретениях и не хотело отпускать прошлое. Если б прошлое эвакуировали к настоящему, настоящее сказало б, что для прошлого мало места, разве только только скамейка в парке. Что есть, что было, что будет? И не является ли Виталькино настоящее прошлым?
       
Слова Веры к Ане.
 "Из всех моих подруг ты, Аня, самая юная. Честно признаться, Аня, мне неловко разбирать твои комплексы. Один человек сказал, что мы - сосуды, один - для одного, другой - для другого, третий - для третьего. И каждый пуст или наполнен по-своему. Что есть "пустота" и "наполнение" никто не знает. Для одного пустота - место, куда войдет что-то иное, новое и неизвестное ранее, для иного "пустота" способ отрешиться, заняться созерцанием или самосозерцанием. "Сильные чувства", "наполненность", "интенсивность", "насыщенность" - возможно, найдутся люди, для которых эти слова и состояния имеют больший смысл чем "пустота" и "созерцание". Насыщенность и наполненность оставляют так мало места для другого человека и вообще для другого. А как выживать или развиваться не получая нового?
 ... Взаимоотношения с другими также являются частью личности. Конкурентный способ взаимоотношений выражает характер и интенсивность "внутренней борьбы", "борьбы с самой собой". Какие-то части тебя самой борются друг с другом. Может быть, ты решаешь вопрос: быть тебе как прежде или меняться. Это конфликт между прошлым, теми частями, которые держутся между прошлым, теми частями, которые держуться за прошлое и говорят: "Ты не должна этого забыть. Это очень важно. Если ты забудешь (изменишься), ты не будешь самой собой (принадлежать себе). Ты не будешь как я, которая это хранит и помнит". Другая часть хочет идти вперед, учиться, развиваться, меняться. Эта часть из будующего. Она говорит: "Я должна (хочу) реализовать себя, чтобы быть полезной другим." Эти части надо примирить. Та часть из будующего пусть возьмет то важное и ценное, чем дорожит и пытается сохранить та часть из прошлого, для того чтобы реализовать эти ценности в будующем, быть полезной другим, а значит самостоятельной. Этим снимается конфликт, противоречие между частями из прошлого и будующего. Стань на то место, где ты находишься сейчас, в настоящем, и посмотри как они будут объединятся в одно новое целое.
Последнее о чем хотелось написать. Доверие - это вопрос контакта. Нет доверия - нет контакта. Человек не всегда бывает в контакте, особенно человек, конфликтующий с окружающим миром (реальностью), с другими людьми, с самим собой. Лезвие это тоже способ установить (через физическую боль) или оборвать контакт с самим собой (в случае смерти). Это проясняет факт того, что контакт с собой (или другими) прерывист и нужны средства или способы (иногда экстремальные и разрушительные), чтобы установить его. Быть в контакте означает быть в реальности, осознавать своё реальное «Я». Быть вне контакта означает быть вне реальности, вне своего реального «Я», означает утратить на какое – то время контакт с самим собой, утратить на какое – то время ощущение своей целостности и самобытности. Вера. 8.03.07.»
И вот тихий вечер. Вера читает книгу. Лев занят своим. Звери спят. У меня шевелятся брови. Спокойной ночи.

От слов:
«Бакст с меня пишет большой портрет и – о, суета сует! – Я очень рад! Не видел, (запретил мне смотреть), но говорят все, что чудесно выходит. Особое ощущение. В сущности, это ужасно важно, ибо лица человеческие не повторяются, и как ведь нужно бы каждому оставить с себя вечную маску. Напишите мне весёлое письмо, а то ночь на душе. Да неужели вы ничего и никуда не пишите? Ведь это значит, у бога даром хлеб есть.» (Из «Писем П. П. Перцову» В. В. Розанова).

VIII
Ест ли собака кости?
Лёжа на диване, я когда – то увидел в потолке телевизор. Было ли это неправдой? В одном случае одно. В другом случае другое. А сто семьдесят бесчисленное число раз в непроизошедшем. Игра ума, безумие, доктрина.
Ест ли собака кости?
Вера, повернулась ко мне спиной, вздремнула. Вера, развернув свое сердце, открыла глаза. Нет Веры. Нет Веры.
Ест ли собака кости?
Ричард, откинув хвост, дышит. Не Ричард.
Схожу ли я с ума? Или берусь за ум?
От слов:
Ничего не пишу

IX
Необвершённые истории.
Когда под твою любимую песню твоя жена занимается сексом с твоим незнакомцем. Когда ищешь опору в друге и проваливаешься в болоте. Тогда мужчина в кожаной куртке по весне идёт, замаринованный лекарствами бледный, смотрит вверх на окна, залитые электричеством и темнотой. Тут сижу и я, попивая пиво, на скамейке. Мужчине интересно глядеть вверх. Он – поэт, он – философ, он – художник. На зелёном закате красные галки парят над оранжевыми шлакоблоками. И мужчина, летящий вниз покупает «кока – колу». Да, так часто ходит он. Через два года его убьют, он успел посмотреть на окна.
Академия искусственной любви выпускает новых студентов в жизнь. Студенты, пообвыкши среди быта, играют на дудках реп. Их слова поэтичны, их костюм безупречен. Они сидят в бисто, поджидая объект для использования науки, преподанной которую они разучили. Лишь некоторые успевают её забыть. А что и выезжают на море. Борьба за рынок интеллектуальности принуждает выпускников рыться в мусорных бачках, чтоб быть сытым ещё один день, они заделали к этому Интернет. А мужчина пьет «кока – колу», бродя, смотрит вверх, выдумывает житиё для тыкв. Иногда он прав, а иногда промахивается в своём рассуждении. Да, бледный мужчина редко бывает прав. А кто – то, набив ужином свой желудок, через два года вспомнит, ба! Ведь был когда – то заторможенный чувак, а куда – то пропал…
Люди в больших домах с внутренними зависят тоже от перемен природы. Они наверно интересуются сделанными или новостями, а на последок смотрят прогноз погоды. Рыбки их море едят успех, а инакомыслящих они ссылают на каторгу. Качаются на китах кенгуру. Может запутались, а может и получают удовлетворение от нестандартного средства развлечений. Штрафы, платежи, долги – не их стихия, им не надо троллейбус, чтоб охватить километрами расстояние между рекой и ночлежкой. А где – то на Мадагаскаре продаётся коттедж на берегу Индийского океана. Достаточно продать свою недвижимость, уволится с работы, и загорать как Хемингуэй, сравнивая тропический восход и банановый закат. Кенгуру, качающиеся на Австралийских нитках, не читают книги, не видят сюрреалистические сны. Мама с младенцем в сумке, что тебе снится? Кое – кто, пострадавший от сумчатых, застрелил бы кенгуру. Достаточно ненавидеть на больную мозоль, чтоб пробудился инстинкт убийцы. Но эти кое – кто далеки от кенгуру.
Мне снилось, что мой кум Виталька поставил мне кровоподтёки на лице и разорвал ухо. А когда проснулся предъявили претензии на квартирантов, чтобы те ночью не крутили музыку. И вот уже вечер, я извиняюсь за то, извиняюсь за это. На службе начальник учил работать правильно. Ну что, существо, почитай что – нибудь, развлекись. А может всё правильно. И что означает правильно? Вера заметила, мол, я постоянно себя жалею, получив чувство вины. Не улыбнулся правильно – чувство вины, жалею затем себя.… Ха – ха! Ха – ха! Ха – ха!

Плывет кораблик по огромному океану.
Он называется «маленькая жизнь».

И всё в порядке. В моей комнате гостит Окуджава, в комнате Льва мультипликационный герой, Вера готовит ужин. Ну что – же, можно и полежать. Прилипчивые мальчики и девочки за границей сна.
Солнце на дворе. Весна. Апрель. Торговцы ругаются за место на площадке. Мэр собирается закрыть рынок. Вышел с пуделем. Купил батарейки для часов, чай, валерьянку и сигареты. Отпил газировку. А в это время играла музыка в квартире. Вернулся, сменил репертуар. Вчера ходил с Верой в выставочный зал. Художники восхищаются дружной друг, желают вдохновения на рецензиях. Политическая обстановка в стране нестабильная. Я, возвращался из выставки, непременно звоню телефоном своей маме, выпрашивая дать телефонный номер местного Рафаэля, чтоб договорится в отношении его искусства. Но та злословит и меня и его. Меня за долги по коммунальным услугам, его за обогащение. Вот так, если будут досрочные перевыборы в верховную раду, пойду на избирательный участок в треснутой обуви. Звонил также местному Бернаскони договорится про книгу репродукций. Но в долг он не даёт. Да, была персональная выставка местной Фриды Ныло, девятнадцатилетней дочери подруги Веры.
Взял номер художника типа Сальвадора Дали, но как только узнал, что он делает дубликаты, отстранился. В общем не скучно. Телефоны, картины и апрель. Хотели, как заурядные поехать семьей в лес около реки, но устали почему-то, как будто не от чего. А теперь солнце на дворе, поют птички, просыпаются деревья. Какие идеи? Идея скопить миллион напрасна. Идея революции актуальна на Майдане. А так – живи. Весна.
Лист, найденный на балконе.
«Где-то (а где?) над развалинами европейской культуры…
       Шелковый пояс, махровый халат, на голове чалма. Блеск асфальта от моросящего дождя и фонарного света на столбе. Остатки на дне маленькой кофейной чашки. Бугорки пригорода. Длинный вечерний монолог. «Новая расса».
Затопленная фразами мысль обретает мертвую форму. «Летчик, знай меру». Кучобряжатся позвонки протухшего слова. «Революции, потрясения, курс валют». Загадочный мне самому звук. Обработанный политологами пласт. Мелкая рыба обгроможденного гражданина. Ремешковые устои славятся…
Прокисшие ноги в махровом дожде.
Протухшая мысль на ремешковом дне.
       Словами славятся Дины…
       Андреями андреятся Зои…
Консенсус – сс – Восток. Деньки в поисках чуда. Эти пасмурные вечера развивают поэтичностьпропагодируемова слога. Мутные креолки, начищенные сапоги. Северный кактус, полуденное пиво. Как из личного дневника лист улыбающейся рыбы. «Водолаз, знай меру». Нейтральное энергетическое поле для едущего в голубом вагоне поезда и рассматривающего одновременно катящиеся картинки за пассажирским окном министерства путей и сообщений. Мамаша и дог на поводке…
Изумрудные переливы звездных трасс, протуберанцы замкнутых окружностей, линии агонистирующих дождей. Пафос реальных событий, дурдомна «колесиках». Тяжелая поездка. Многоликая концепция иллюстрированных гармоний. Гадина полузамерзших век. Итак, трубы, трубы, трудятся трубы. Мамаша и майор на поводке.
  В жизни можно многого добиться, даже того, что на похоронах будет присутствовать герой советского союза. Я не про то. Длинное, неудержное чувство собственного достоинства, собственного внутреннего объединения, ничто уходит в никуда. Это как любимый или любимая умирают, а на самом деле ты все еще видишь его или ее в толпе прохожих, она или он остаются с тобой пока ты жив. Так – что это – собственность?
Смены неразборчивой природы – от дождя к ветреному морозу. Взаимозаменяемость стихий. Теперь в Украине новый президент – Ющенко. Историографы не ломают объективность при нем. Да и что тут знать? Голосовал не за кого на тех выборах. Мой выбор несколько политичен.
Рожа как свинец на танке улыбается и проплывает назад. «Маршрутка» скользит, разворачиваясь на льду. Стихи немецкого поэта про нацистку, вяжущей спицами на суде. Мне не нужно знать итоги данного состояния. Они проплывают назад. Целые миры, протравленные «Дихлофосом». Я помню, как это случилось со мной. Я был тогда под кайфом и вызывал встречи с прошлым. Это было тогда неуемно и страшно из разных видений. Может меня, мучает алчность? Величие всепоглощающей развратности, глупости. Вот она стучит у дверей. А где мой дом? Автобус набит людьми. У каждого свой путь, своя безошибочная программа, судьба. Резюме безотлагательных дел. Одна из идей харизматии. Сон заиндевевших лет. Проезжают люди с историей и фундаментальным материализмом. Раньше я играл словами, а теперь занимаюсь предложениями. Вовик. 20.02.05.»



От слов:
       «Они откровенно враждебно избегают исследований о изучению действия ЛСД. Литература отчетов первых лет могла бы прийти родителям на помощь, но они настолько погружены в национальную программу противодействия ЛСД, что не видят, какова реальность, лежащая за этим законодательством. Тем временем молодежь страны с энтузиазмом принимает ЛСД и обращает в свою веру друзей.» (Из «Центра циклона» Джона Лилли).

Х
        Темнеют книжные полки среди серых обоев дома Веры. А я как кто-то живущий с ней перетащил сюда одежду, колокольчик и много других названий. Мой бывший дом заселяют люди. Темнеет лист на синем линолеуме. Читал книгу. Я непременно возвращаюсь сюда. Но сказать, что камешек около ковра не вписывается ложно, здесь дом много принимает. Я вот только чувствую потребность в тепле или же бывает излишне жарко. Почему еще что-то надо, а не радоваться тому, что есть? Глиняные дни, стоит уронить их – и в землю кое-что прольется. Белые печали, желтые огни…
 Умерла, оставив парализованного мужчину одного в квартире, женщина, которая жарила семечки. Возле гроба стояли кумовья, ее желтое тело окаймовал белый платок. Принес две гвоздики сотрудник по рынку, положил пятерку в стеклянную банку. Детей нет, есть старушки, ждущие дьячка. Апрельская зелень черемухи 2007. В открытую дверь отошедшей на календаре был этот знак. Календарь есть, женщины с проблемным в произношении звуком «р» нет. Умерла соседка с первого этажа. Умер Исайя, дьячок должен помнить об израильском пророке. Кот Мартын продолжает мяукать на пианино. Мартик, Мартик! Ходил я работать, столько событий…
Ну вот куплены торт и газированный напиток «Буратино» в двух бутылках, теперь можно, прогуливая школу, читать «Приключения Тома Сойера». Потом, подделывая подпись мамы, отнести записку учителю. А контрольные работы, норсы и распоряжения потерпят. Негр Джим правит плотом и скрывается от властей на Миссисипи. Школьник Володя закрыл поплотней Суходольск, расстелил постель и плывет вместе с беглым чернокожим стариком.
  Господь призрачных дней прошелся по улицам проливным дождем. Тамара хочет стать царицей и штамповать ценности для богатого потребителя товаров. Наверное Тамара – торговка, а господь при ней. Ждущая халдеев царица будет провожать год в апреле. Она все может, ей только стоит щелкнуть пальцем, чтоб Василий Петрович оказался у ее ног. Василий Петрович – экономист из ЖЭКа, и ему не все равно, что скажут люди. А люди говорят, что Тамара порядочная и хозяйка: большего Василию Петровичу, читающему Горького около телевизора, и не надо. Вот однако Тамара не хозяйка, а царица, поэтому ожидаемый знак пальцем от нее так и не следует. Господь призрачных дней прошелся по городу одевающимся апрелем, и Тамара приглашает гостей проводить год в сплетнях да самогоне. Нет, Тамара, не быть тебе царицей…
Отходит после зимней спячки природа. Я, допустим, умею писать, но не знаю смысла звуков. Я электрик, но не понимаю электричества. Меня с детства обучили пользоваться различными приспособлениями от замысловатости, которых голова идет кругом. Цивилизация достигла уровня, когда дикарь может снимать семейное видео. Но что это значит в сравнении с теми силами, которые пробуждают зеленеть траву. А вот про другое: почему бы не считать верхом шика пластмассовые цветы, вставленные в бутылку. И это тоже случается. Цивилизация отсылает в космос понятные ей значения. Духи считаются мифом. Заполнить время занятием – и уже появляется логика. И почему я решил – что я электрик? Чтобы наблюдать за происходящим из какой-то системы. Голые люди тоже в системе. Так что мне предложить? Седому старику из открытых морщинистых рук передать душистый хлеб пятилетнему воспитаннику. Пока есть океан, есть и течения.
Когда он сходил с ума, она стояла и ждала его у подъезда. Когда он наконец уехал в край иной, она стала строить семейный быт. И что, он был не прав, когда описал в приступе безумия ее роль? Да, был не прав. Черные деревья качаются в такт весне.
       Грехи моего мира.
Синус гинекологических кресел умножается на косинус взрезанных вен, рождается тангенс туалетной бумаги в общественном туалете. Начало анализа.
Весна попыталась расправить плечи, но от этого всего лишь задергалась. Дергание весны и индейское лето – все в кайф. Сегодня ночью Карлсон спасал меня от театрализованных служителей смерти, пропеллером опыляя их и летя над светящимися трассами. Утром я поблагодарил Карлсона и стал готовится к службе. А теперь вот вспоминаю.

От слов:
«Под ее руководством внутренний мир – отделение – почти всегда находится в полном соответствии. Но беда в том, что она не может быть в отделении постоянно. Часть ее жизни проходит в внешнем мире. Так что она не прочь и внешний мир привести в соответствие. Трудится она вместе с другими такими же, я их называю Комбинатом – это громадная организация, которая стремится в соответствие внешний мир так же, как приведен внутренний». (Из «Над кукушкиным гнездом» Кена Кизи).

XI
Стихии отраженного сознания как бы накапливают топливо для дальнейшего путешествия по островам жителей земли. Где-то мооружают Новый Вавилон, где-то охотятся на оленей, где-то собирают с деревьев цветы. Я везу в своем чемоданчике некоторые безделушки, купленные у туземцев. Я захватил с собой магнитную ленту с записью народных песнопений да шаманских плясок. У меня хранится в буквах фольклор тех или иных группировок. Раньше я был наблюдателем, теперь ценителем. Но наверное мне это снится.
Мне не нравится цирк, мне нравятся индийские йоги. Медведи ходят на задних лапах, тигры держат в пасти голову дрессировщика, акробаты балансируют на протянутой вверху веревке, клоун Мишка дал клоуну Ромке по морде, кони бегают по кругу.
 Мне не нравятся индийские йоги, мне нравится цирк.
Взгромоздился на пески город Северореченск. Здесь ведется культурная жизнь, о которой не слышно даже по Интернету. Леса, посаженные рабочим классом, вокруг кольца дорог, зеленеют даже зимой. Грибы несут по осени перебежчики из молодежных центров. Мэрия продает землю и ремонтирует на эти деньги асфальт. Есть несколько единиц интересных мест. Так что, хорошо, что тебя здесь нет. Ты в какой-нибудь другой местности водишь стада или приспособился жить по времени. А в сущности все города несколько похожи. Ну и что? Взгромоздилось на сто пятьдесят тысяч обитателей название «северореччан», дифирамб непотребных имен, из которых многие не прочь освятить воду. Легко расстраивается представление про благоустроенность, работает роддом и венерология. Романтика измен пропитывает каждый киоск на углу. Мужчины и женщины, огорченные несоответствием их настроению, ищут утех. А тех, кто честно поступает, называют «настоящими», от прозвания которого хочется им укрыться, бросить город и уйти в степь. Но город наступает на степь. Взгромоздился на пески город Северореченск.
Из пустого в порожнее переливаются буквы. Просто пишу от нечего делать. Начался май. Холодно как осенью. Но скоро будет жарко. На кухне горит газ, нет горячей воды. Живем взаймы. Вера в комнате Льва читает книгу по психологии, я включил боба Дилана. По телевизору прошел «Фантома-с». Что же делать? А ничего. Перечитать что ли некоторые из книг? На проигрывателе грампластинок лежат французские сказки. Открыл, посмотрел картинки, закрыл. Не лезет в голову. Голова пуста как желчный пузырь у рыбы. Голова плывет из комнаты в комнату и не находит сверхважного для нее. Наверное, это отдых. Наверное, монахи при таком настроении садят цветы. А не поехать ли к ним? Нет, выйду вечером отхлебнуть пиво. Да, как же меня все таки воспитали. Надо чем-то заняться. Надо. А вот и не надо. Лев играет на школьном дворе в футбол. Очищаю голову, но она просто так очищаться не хочет, цепляется взглядом за окружающее. Красная спираль на спине горного велосипеда, который давно пора продать. Холодная батарея за прозрачной гардиной. И так далее.
Ловцы сидят на берегу, а в воде плавает рыба. Из труб выходит дым, но так же по трубам бежит вода. А на берегу сидят ловцы.
Рыцари были побеждены богатырями. Худощавый Феликс в латах с крестом на знамени написал на асфальте «Принцесса, с добрым утром». Марина проснулась, причесалась, посмотрела в окно и увидела надпись. Она никому не сказала, что ей показалось, но позвонила другу Жоре. Жора успокоил Марину и пообещал найти Феликса и поговорить с ним по-мужски. Одним вечером, когда Жора догонялся пивом, Феликс повстречался ему. Без лишних разговоров Жора толкнул Феликса в грудь и предупредил. Что-то в Феликсе шевельнулось, и он не отступился. Так продолжалось вплоть до свадьбы Жоры и Марины. Через месяц Марина родила Жоре сына, а Феликс сел в поезд и эвакуировался из этих мест. Ныне у Марины подрастает сын, Жора систематически меняет работу, а когда собирается компания, то любит говорить, что женщины его возбуждают только у газовой плиты, про Феликса ходят неопровержимые слухи. Да, Жора написал Марине книгу с названием «Ледовое побоище», собираются опубликовать. А так в общем – то и все.
Из другого листа, найденного на балконе.
«Развесив уши как раненый локатор, плывешь по жизненно важному течению, не подозревая, что давно съеден щучьими волнами. Волна одна, волна друга.… Расписываешься в бортовом журнале по технике безопасности, но в тебе торчит предательский крюк. Может от этого, твоя водка не горька. Может, от этого салютуют хмельные столицы. Висит на деревьях грязные презервативы, звенят по площадям пустые бутылки. Плывешь, задрав голову на звезды…
Ночь. Ласковая ночь. Ласковая ночь на обрывке листа. Я не смею увидеть лунный глазок июльского неба. Это кризис перед сном. Это привередливый гурман с протухшим жиром на сковородке жарит сны. Это – ночь…
Бывшие пираты, морские волки, попадают в аварии, неожиданно становясь инвалидами. Их желудки, привыкшие к гавайскому рому, теперь сидят на щадящей диете. Одноглазые и безногие с легкостью вспоминают былые разгулы, но не могут откопать из памяти вчерашние события. Они лапают задницы сестер из монастыря и маразматически смеются беззубыми ртами, принимают солевые ванны по моряцким приютам. Их английские ордена, выданные самой королевой, бестолково болтаются на дырявых тельняшках. Их огненно-рыжие шевелюры безнадежно лысеют и седеют. Испанские каравеллы остались в прошлом. Теперь молодежь интересует исключительно торговля с Китаем и Турцией. Глубинка собирает плейбойскую клубнику. Спрос растет!
       Каждый день – новое завтра.
Приближалась гроза. Посельчане живо собирали сушку и прятали под навес. Приближалась гроза. Отдыхающие живо убирались со ставка. Приближалась гроза. Ласточки низко разлетались. Мы сидели у костра и мечтали.
Привидения.
Привидения.
Привидения.
Я сижу на сломанном диване в субботу и кручу магнитолу. По радио играет «Пинк Флойд». Я не доволен – индикатор «стерео» не светится. За окном дождь, в гости приехал дядя Витя. Дедушка курит, бабушка занята хозяйством.… Как приятно вспоминать…
Привидения.
Привидения.
Привидения.
Я с шахматной доской под мышкой иду на край улицы. Там сразу поле с пасущимися коровами. Там возле забора стоит много велосипедов. На дырявых грузовых покрышках восседает молодая компания. Младший брат Димы из Донецка ест абрикосы и говорит: «Что-то они солененькие». Все хохочут. Ленка и Верка скоро прийдут, а потом все пойдем на ставок.
Привидения.
Привидения.
Привидения.
Я ел виноград то с бабушкиной усадьбы, то гроздья ее подружки – бабушки Вадика Желязняка. Там стояла лавочка под фонарным столбом. Там я любил собирать конфеты и печенье у могил кладбища. Там любил я обклеивать стены фотографиями музыкантов и киноактеров.
Конец СССР.
Объединения обманутых поколений всегда просят помощи. Жарится мясо, гонится вино. Мы любили дедушку Ленина, ненавидели Рейгана, носили на политинформацию заметки про привидения. Осенью всегда ездили на поля в помощь колхозникам. Октябрята, пионеры, комсомольцы и коммунисты. Это лишь потом я встретил в дурдоме сумасшедших афганцев – советских интернационалистов. Мы вместе слышали в голове голоса и ели из одних тарелок больничную баланду.
В недальних временах мы обнимали своими мыслями звезды, а теперь эти мерцающие точки глядят прямо в нас. Попугай сказочных легенд орет: «Кяман! Кяман! Кяман!» 8.07.2005.»



От слов:
 «Людоед и Людоедка вернулись, как только начало бить полночь. Это были великаны, высокие как башни и черные как сажа. Людоеды и Людоедки ведь некрещеные.
       - У – гу – гу! Прекрасная Жанетон, здесь пахнет крещеной плотью.
       - Нет, отец! Да нет же, мать! Нет здесь никакой крещеной плоти. Поищите и увидите, что я вас не обманываю.
Людоед и Людоедка стали всюду искать и ничего не нашли.» (Из «Французских народных сказок»)

XII
Засушливая Африка с поколением Ноя иногда играет в футбол. Заснеженная тундра крутит «Грюндик». Но что, есть сытые медведи, есть голодные пингвины. Какой вопрос решает ООН, чтоб Свидетели Иеговы оказались оказались парализованные довольством, неизвестно. Но шаманы из западного побережья Америки уже курят траву. Рай. Придуманный древними мечтателями будет основан на перенаселении планеты. Вселенная окажется вдруг мала, Дома Культуры будут отданы под реконструкции. Церкви закрыты ночью. Ведьмы и колдуны шныряют черными воронами меж торговыми ларьками, книги замещаются снами. Засушливая Африка вдруг оказывается нос к носу с мусульманским тигром. Заснеженная тундра покрывается мхом. Мхом на нервах растут парализованные довольства. Гурманы из западного побережья Америки празднуют Колумбов день. Ад наполняется прахом. Вселенная велика. Сытые школьники дразнят голодных пенсионеров. Страны распустили флаги. Божественный Овен кротко поднял глаза. Стада ворон питаются на мусорном бочке. Лодки плывут. Что такое инстинкт?
Сколько авторов, больше чем изданий. Те, по которым снимается кино, уже сгнили венки на могилах. Те, по которым снимается кино, живут и становятся популярными. Андеграунд выпустил новые имена, которые приобщаются к поп-культуре. Общался с Верой ее бывший одноклассник, нынешний режиссер, который рисует. Он не может найти работу, издал книгу в одном экземпляре, где характеризует умершего художника. Менты иногда имеют с ним дело, снимая протоколы. Я вчера гулял собак, покупал «Пепси» в ларьке, патрульная служба отметила, что я – нормальный. Ну и как же. Ел опята у кума, который будущий миллионер штампованных бумажек. А без них трудно. Я как-то слышал про пенсионера, который отвергает деньги. Коммунизм. А при коммунизме нет патрульной службы. Только авторы.
  Показывают белые зубы молодые модели американской мечты, позируя фотографу у статуи греческого бога. Их звонкие голоса наполняют авеню гусиной перекличкой. У них все лучшее, а наши дистрибьюторы называют это – супер. Простое рекламное словечко. Но чтоб быть поближе к корням я посоветовал бы нашим дистрибьюторам в их индустриализованной квартире вмонтировать в стену отбойный молоток.
Когда старика покидали его, оставляя на попечение неизведанного, тот на шатающихся ногах поднялся с помятой постели и зашел в соседнюю комнату. Там спал его внук. Дед посмотрел на внука и ушел. Что же потом рассказал внук? А включу-ка телевизор…
Жара. Мужик на «Жигули» отправляется с любовницей на озеро, угощает меня пивом. Жара. Сижу на лавочке вместе с россиянином, пью потеплевшее пиво. Россиянин рассказывает басни. Жара. Сажусь в душный салон маршрутки, еду домой. Проезжаем, поворачиваем, притормаживаем. Жара. Это было вчера. А сегодня жара. Поздравил по телефону кума Витальку с днем рождения. Он меняет газовую колонку у себя в квартире, пригласил на рыбалку. Жара. Ставлю песни и просто музыку, курим с Верой на балконе. Жара. Градусник показывает + 45. Жара.
Модерн токинг с Верой.
«Мы говорили с тобой о жестокости и насилии и я сказала, что «насилие» для меня представляет собой такой полисептический бутерброд из смыслов, каждый слой которого имеет, по видимому, разное значение. Похоже на то, когда люди говорят о любви, - у каждого свое собственное понимание этого чувства (?!), собственный уникальный смысл или значение. Или говорят о «долге», «совести», «чести». Здесь, по-видимому, та же картина. А жестокость некая поведенческая категория, объектная, реактивная, и, по-видимому, не несущая на себе многообразия различных толкований и смыслов. Заглядывая правде в глаза, есть нечто, что мы называем определенно и однозначно жестокостью, жестоким обращением, отделяя это функциональное образование от грубости, хамства, невоспитанности, злости, обиды, гнева, мести и прочего. Иными словами, есть нечто – какое-то объективное поведение или объективная реакция, которую мы определяем как жестокую. Но что же это самое, которое мы, таким образом, определяем и так безошибочно ранжируем? Что это? Где оно возникает? В каком месте его нужно искать? И в каких видимых характеристиках, в каких свойствах оно проявляется? Не хочу давать ответы лично тебе. Да и думать об этом не хочу. Мне достаточно того, что я это безошибочно чувствую. А ты?»


От слов:
  «Потом он вошел и стал вздыхать, размышляя о том, что случилось, и не зная, что думать, и все происшедшее стало ему неясно, когда он увидел свой тюрбан и шальвары, и кошель, в котором была тысяча динаров.» (Из «Тысячи и одной ночи»).
Постскриптум: детали мозайки Второй мировой войны. Сталин курит трубку в Кремле с мозгом, набитым унитарными планами. Черчилль готовится не отвергать власть. Гитлер стойко сражается за экономическое развитие государства. Испанцы заражены гражданскими распрями. Японский император намеревается померятся силами с американским президентом. Всюду витает дух накатывающейся грозы. Земля требует орошения. Моральный подъем заидеологизированного народа должен быть покрыт венцом. Война. Не будет мира. Сейчас школьникам задают вопрос: можно ли было избежать. Второй мировой войны. И нет вольтажа на волосах.














ГЛАВА 3. Нефть и планы Гитлера.

I
Гитлер был Штирлицем. И всякий раз в кругу друзей произносил тост в честь укрепления советской власти в африканской республике Зимбабве. Но его мучал один и то же вопрос – подешевеет ли бензин. Когда Гитлер на своей «копейке» проезжал мимо ресторана «Универсальный» его охватывала ностальгия по прошлому. Метрдотель издали замечал Гитлера и махал тому красной шапкой. Гитлер неизменно гордился за свою судьбу. Детей от первого брака он устроил, дети от второго брака учились в техникуме, дети от третьего брака готовились стать приемниками немецкого диктатора. Бывшие жены понимали его, в их сердцах царил образ Гитлера. Вот разве Манька, вторая жена, иногда, когда встречала Адольфа в супермаркете, неизменно стремилась стать первой, нарушая очередь. Гитлер немного рисовал. Но в его картинах царила такая приглаженная гармония, что очевидцы художественных выставок забывали бутылки пива возле его картин. Поэтому Гитлер считал себя талантливым маэстро, которого оценят лишь потомки. Когда в стране СМИ в один голос заговорили про дефицит интеллектуальной собственности, Гитлер стал рыть на своей даче скважину, пытаясь, углубится до тайн вселенского бытия. Но так как алименты и расходы на молодых любовниц опустошали его бюджет, то Гитлер объявил себя банкротом и заставил задуматься посредников при продаже дачи. Покупатели не имели четкого представления, зачем в центре земельного участка высилась бурильная установка. От этого происходящего Гитлер ушел в запой. Он стал превращать в ничего не понимающее животное. И когда он во сне тихо мочился в постель, его третья жена Афродита задушила подушкой. Таков был непредвиденный газетными астрологами конец не соглашающегося на компромиссы патриота, Адольфа Гитлера. Ни чести, ни хвалы. Через месяц после его смерти Афродита вместе с детьми съехала из освежающей память обстановки, оставшись ****ью на языках первых жен воинствующего атеиста. А на могиле Гитлера и до сих пор царит пристальное внимание. Как будто Адольф с фотографии минувшей давности что-то хочет, но не может сказать.
И увидеть свое лицо на дне чашки.
Город. Солнце. Эхом разлетаются звуки. Девушка на баяне играет реквием Моцарта в квартире, запертой снаружи. Бородатый священник проезжает на спортивном велосипеде возле нищего с пропеллером на бейсболке. Пожилой Незнайка подвозит на скутере старушку – жену с тяпкой к магазину мобильных телефонов. Мопс – инопланетянин лениво гоняется за беременной кошкой, которая от погони ушла в проем подвала. Пожарники из вертолета обсматривают прилегающую местность. Выжившие голуби сидят на подоконнике. Раздается колокол близкого храма, на лавочку садятся пить пиво подростки. Они неизменно покрывают матом строки Блока. Вот последователь революционного поэта спешит прокормить родичей, взяв продуктовую сумку в правую руку. Он хорош, торговки на рынке мечтают связать свою судьбу с этим хиппи. Разбросаны игральные карты под кустом, за которым ухаживают любители античной философии. Слесаря белят бордюры, обсуждая и сравнивая груди под футболкой свидетельницы, деловито предлагающей «Сторожевую башню» все желающим. Мир людей. Мир прокуроров, свидетелей, судей, адвокатов, зрителей и секретарей. Вера сказала, что я, пострадавший от сего мира, продолжаю играть в нем роль.
И увидеть свое лицо на дне чашки.
Хоры в небесах, которые слышал в посадке мой кум Виталька когда ехал на рыбалку, может это была песня Аллы Пугачевой из станции геологов около кладбища? А может действительно пели ангелы, благословляя Витальку на грядущий улов? Спою-ка и я ему:
«Не думай о секундах свысока.
       Настанет время - сам поймешь, наверное…»
Чтой-то Виталька не спешит поздравлять меня с днем рождения.

От слов:
       «Засим он наговорил конвойным столько любезностей и привел столько разумных доводов, чтобы побудить их исполнить его просьбу, что второй всадник, наконец сказал:
       - Хотя мы и везем с собой дела всех этих горемык, однако нам некогда останавливаться, доставать их и читать. Расспросите их сами, ваша милость, они вам расскажут, если пожелают, а они уж верно, пожелают, ибо любимое занятие этих молодцов – плутовать и рассказывать о своих плутнях.» (Из «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанческого» Мигеля де Сервантеса)

II
  Открывается занавес. Сцена разделена перегородкой. На одной стороне расхаживает парень. Вторая сторона затемнена.
- Что интересно? Где интересно? Включил телевизор – новости о трагедиях. Включил музыку – пуста. Почитал книгу – скучно. В гости не приглашают. Третьего дня напился – до сих пор тошнит. Смотрю в окно – климат средней полосы вздыхают прохожие.
Парень садится на табурет, закуривает. Потом берет в руки карандаш и лист бумаги.
- Доители, разорители, ветер, гнев, ностальгия, желтое, белое, гриб, вечность.
  Дописав последнее слово, парень стучится в перегородку. Вторая сторона по-прежнему затемнена. Затем он опять начинает расхаживать.
- Где интересно? Что интересно? Доители, гнев, желтое, мост.… Позвоню-ка Розе…
Свет из первой стороны переходит на другую.
Там иной парень держит за ногу девушку.
- Направо? Вопрос.… Налево? Вопрос.… В центр? Вопрос…
Затем отходит от нее. Девушка хаотично размахивает руками. Парень отвлеченно говорит:
       - Дряхлый старик вечер вкрадчивыми шагами зашел в мою комнату. Я сухо кашлянул. Ударной волной его швырнуло об стену. Затарахтели сухие мощи по бетону, рассыпались зубы по белому линолеуму. Его лицо исказилось гримасой суеверного ужаса, граничащего с отчаянием; и он молчаливо растворился на полу комнаты.
Свет из второй половины переходит на первую.
       Парень все так же блуждает.
       - Позвонила Роза, пожаловалась какая она несчастливая. Роза считает всех без исключения женщин кошками, а мужчин птичками. У нее развито выражение «съесть горькую пилюлю». А вот что она вчера мне сказала: «Он строил дворец из песка на побережье тихого океана. Думая, что он создал в нем жизнь, но это был всего-лишь песок, а жизнью был лишь он сам. Он одиноко проводил в нем свое время, пустое, ни кем и ни чем незанятое время, измеряя его лишь песочными часами. Ему было удобно и комфортно. Созданные им песочные образы жизни были хорошо утрамбованы волной движения времени океана, на побережье которого он проводил свое время. Иногда ему задавали вопрос: «Живешь ли ты или занимаешь выделенное жизнью время?» Он был доволен собой и горд тем, что рядом океан, и он смотрит на него. Он был уверен в том, что нависшие над ним скалы уберегут его самого и песочницу даже от малейшего дуновения ветерка, неспокойного времени движения тихого океана, его каприз. Но вдруг океан взбушевался, волны взволновались, превращаясь в цунами. Он испугался, но он хотел защитить хрупкий песочный дом своей души, который создал он сам. Он обнял дворец из песка, покрыл его своими мыслями, н цунами приближались. Ужасно, он видел это… Угрожающая волна становилась все более угрожающей, и он решил: «Пусть она дует на меня, мне некуда бежать, ведь как мне оторваться от творения своей души…»» Бедная, бедная Роза…
Парень подходит к перегородке, свет из одной стороны переходит на вторую. Иной парень сидит на коленях, приговаривая:
- Бомжи копаются в мусорках, поглощенные поиском пустых пластиковых бутылок, бездомные псы подбирают падаль и объедки с царских столов. Инвалиды просят милостыню у хлебных магазинов стоя на коленях, старики мечтают умереть, перебирая темными, высохшими, землистого цвета руками замусоленную мелочь в дырявых карманах и прохудившихся, потертых коммунистических кошельках своей идеализированной молодости. Телевизор кричит, сто скоро…
       Девушка зовет:
       - Пора ужинать.
Парень подходит к ней. Свет из второй половины переходит на первую. Парень, из первой половины что-то чиркая карандашом по листу бумаги, повторяет про себя:
- Море распахнуло свои объятия и мирно впустило в свое лоно. Белые чайки летают над берегом. Песок и море. Нет здесь серфингистов, море в лучшем случае по пояс. Вокруг меня в песке грудой лежат ракушки и морские камешки. Загораю под солнцем. Нет здесь аттракционов, а только три железных рыбацких гаража, где хранятся лодки. Нет здесь фешенебельных ресторанов, есть магазин да маленький пивбар. Крики детей, шум морских волн, ударяющихся об берег. Мужики драчкой тягают рыбу. Пришли пастись гуси. Какая-то черная псина слоняется по берегу. А я загораю на одеяле. Сыплется на тело песок. Жены мужиков, что тягают рыбу, сидят на лавочке и попивают пиво. Обе старые и толстые. Летают чайки. Играюсь ракушками. Меня укусил вампир, теперь я лежу в горячке и страдаю от солнечного света, которого здесь вдоволь. Шутку в сторону – поел борщ с чесноком, кашу с мясом, квас.
В первой освещенной появляются еще двое парней. Все втроем танцуют и декламируют:
       Мы у парня этого за чаем
       Пили вино.
       Порознь, вместе мы скучаем.
       Взяли, выбили окно.
       Вечер бродит по зарницам, я смотрю в него.
       Солнце всходит и заходит,
       В доме никого.
       Как же быть? Ведь я не знаю.
       Отгоню я грусть – печаль,
       Я без водки замерзаю…
       Приоткрылась даль.
       Вот отлили полбутылки,
       Закурили по одной,
       Вечер, дрожь и вновь – поминки:
       Придолбило нас травой.
       Из погрызенных стаканов
       Выгребается душа.
       Водка пьется, прям из кранов
       Тонкой струйкой, неспеша.
       Время скоро расходится.
       Дома ждет она,
       Ей захочется напиться.
       Эй, подруга Анаша.
Свет в первой половине гаснет, зажигается во второй.
Иной парень ходит во второй половине:
- Дни сменяют незаметно друг друга и почему-то возникает ощущение, что так будет продолжаться вечно. Как и все окружающие продолжаю жить по собственному замкнутому кругу. Меня мучает один вопрос: «А правильно ли то, что мы делаем, о чем думаем, в чем уверены на данном этапе нашей жизни?»
       Я иду по улице вечером,
       Черный ветер плюет прямо в душу.
       Отчего-то становится весело
       И я наступаю в лужу.
       Дождь тарабанит по крышам,
       Молнии, грохот грома.
       Но я ничего не слышу,
       Я у порога дома.
       А в этом доме веселом
       Стены живых хоронят,
       Иконы с видом суровым
       Чужаков из квартиры гонят.
       Мне душно, аж задыхаюсь,
       И холодно так – что трусит.
       Надо каятся, но не каюсь,
       А дать руку – боюсь откусят.
       Я плевал и хотел быть чистым,
       Но забыл, всегда понимая,
       Что нельзя жизнь прожить артистом
       Постоянно драму играя.
       Я забыл для чего предназначен.
       Да что думать уже; и о чем?
       Я теперь весьма озадачен,
       Я теперь весьма удручен.
       И что проку от этого творчества?
       В нем сквозит одна лишь фантазия.
       Я живу в обреченном обществе,
       Вот такая, простите, оказия.
Свет падает на перегородку. На перегородке, оказывается, восседал мужчина в очках. Он достает газету и вслух читает:
«Шизоидов часто называют странными, чудаками. Наиболее яркими чертами этого типа считаются замкнутость, отгороженность от окружающего мира, неспособность или нежелание устанавливать контакы. Шизоиды по природе своей всегда одиноки, они живут в своем внутреннем мире, часто не обращая внимания на то, что происходит в реальности. Внутренний мир для шизоида – это место, где можно спрятаться от ранящей его действительности. Они уязвимы до самых мелких неприятностей. Очень часто окружающие люди не понимают их. Шизоид противоречив. В нем сочетаются полная холодность и утонченная чувствительность, упрямство и податливость, настороженность и легковерие, застенчивость и бестактность. С детских лет шизоиды любят играть одни, не тянутся к сверстникам, избегают шумных забав. Они предпочитают держаться среди взрослых, иногда подолгу слушают молча беседы. Бывает, что духовное одиночество не тяготит шизоида, живущего в своем неповторимом мире, но чаще всего они страдают от своей оторванности от мира. Он не умеет разделить радости и печали другого, понять обиду, почувствовать чужое волнение и беспокойство. Иногда шизоид становится объектом насмешек других и даже подвергается жестоким преследованиям. В других случаях, благодаря своей независимости и холодной сдержанности они внушают уважение и заставляют соблюдать дистанцию. Болезненно чувствительные в компании, неспособные на ухаживания, не умеющие добиться сексуальной близости в ситуации, где она идеально возможна, шизоиды могут неожиданно для других обнаружить сексуальную активность в самых грубых и противоестественных формах. Шизоиды часто не понимают границы между игрой и жестокостью. Они готовы совершить кровавую революцию для всеобщего счастья. Однако отрешенный взгляд на мир - их вечный спутник. Среди шизоидов были Михаил Лермонтов, Всеволод Мейерхольд, Барис Пастернак, Дмитрий Шостакович, Альберт Швейцер, Николай Бердяев.»
Двое парней, каждый со своей стороны, начинают расшатывать перегородку. Перегородка рушится. Мужчина в очках убегает.
КОНЕЦ.
От слов:
«Проходи, господин хороший, путем-дороженькой и не связывайся с простым народом. И не поминай мне, сделай милость, про смерть, а то, как бы вправду я не помер со страху. А от старичка подальше, подальше от старичка, а то двину я тебя по башке дубинкой, что крепче. Уходи, голубчик, по добру - поздорову.» (Из «Короля Лира» Вильяма Шекспира).

III
Сидит старуха на лавочке, у подъезда здоровается со знакомыми, рассказывает о новом поле. Сижу я на лавочке, у подъезда здороваюсь со знакомыми, молча курю. Знакомые проходят. Находит туча. Молодые мамы выгоняют своих чад из песочницы, алкаш посматривает вверх. Старуха остается на лавочке, я захожу в дом, где на четвертом этаже моя квартира. Собаки весело встречают, кошки блестят глазами.
Плавает сомик в квартире, за окном которой льется дождь. Симфония Бетховена сопровождает нож Веры, чистящий путасу. Мы медленно раздаем долги, сегодня школьный бал у брата. Икона Серафима Саровского блестит над застывшим сомиком. Завтра красный день, мы не выходим на службу. Глотаю валерьяну и кофе, ветер за окном. Лев вернулся из школьного двора с мокрыми волосами и довольный. Сверкает молния, шумит сковорода. Плавает сомик в квартире, за окном которой льется дождь.
То ли жизнь создает песни, то ли песни создают жизнь. Я как проститутка пишу это. Вера сказала, что духовность - это умение прощать. И кто такая Вера? Надежда...
Дом около городского кладбища. Светятся электричеством окна. Там пьянствуют будущие жены представителей неприбыльных компаний, геологи и молодые люди с суицидом. Они чокаются мутными стаканами, подходя к общему языку. Кто-то вскармливает на убой бычков, кто-то мечтает о подарке - "Вольво" на четырех колесах, кто-то прячет в рубашке виртуальный пистолет. Бренчит гитара, раскрыта игра "менеджер", за стеной старики смотрят "Бриллиантовую руку". Для одних кое-что значит "менеджер", для других важнее советское кино, третьих интересует жидкость в стакане. Вспоминают о море, Кучме и прошедших мимо них затеях. Дом около городского кладбища приветлив всем. Вот обнаженные под короткой юбкой ножки заходят там в туалет. Начавшие как третий день курить пацаны стремятся попасть туда же и целовать, целовать, но дверь услужливо закрылась на крючок. Также, поскрипев ржавым крючком, дом открывается посетителям возле городского кладбища. Там ждут всех. Дом, где принимают всех - это дом около городского кладбища.
Пустоты успешно заполняются. Помирать так с музыкой - да? Игривые шалуны ездят на велосипедах по служебному коридору. Общие дети слушают сказки от общих мам, общие папы выходят здесь на пять минут. Гимн с утра, гимн на ночь по радио. А радио послушать нет сил. Силы изнурены долгами по потреблению. И вот пустоты вытесняются хождением чужих миров, под занавес песня. Апельсиновые восходы, какой-то блюз. Рыбы сортируются по среде обитания. Пустоты внутри рыб определяет блюз. Как только летучая мышь начинает сравнивать, она опускается в воду. Дочь министра вряд ли будет женой слесаря, увлеченного на болте. Даже в Сатурналий женщины делают выбор. Улыбаюсь сбивчивой отвлеченности, Вера у клиентки, Лев играет компьютером. Заполняюсь сбивчивой отвлеченностью. Что нового? Все по-новому. Нечаянно порисовал чернилами ладонь.
От слов:
"- Какая жалость, - сказал Оливейра. - Вычеркнуть из меню эту пакость. Ноги моей больше не будет в клубе, если еще хоть раз придется слушать эту ученую обезьяну.
  - Сеньору не нравится боп, - сказал Рональд язвительно. - Погодите минутку, сейчас мы вам поставим что-нибудь Пола Уайтмена." (Из "Игры в классики" Хулио Кортасара).

IV
Война, голодающие, нищенство. Замазанный атрибутами власти мальчик берет в руки миномет и прицельно стреляет по врагам. Война, голодающие, нищенство. Свисают волосы с черепа, рука не может двигаться, вспух живот у бывшей красавицы. Война, голодающие, нищенство. Открыв люк канализации, он позвал ее, но никто не отозвался. Тогда он, хрипя, полез в открытую дыру, из которой несло мочой и старым тряпьем. Войны, голодающие, нищенство. Когда он оказался внутри, по углам что-то зашуршало, кто-то издал вздох. В углу, привыкнув к темноте, он увидел голодную подругу. Где-то вверху раздался взрыв - это мальчик бил из миномета в врагов. Войны, голодающие, нищенство.
Теория Дарвина, теория построения коммунизма, библия. Все они несут рукоплещущих поклонников. Поклонники отстаивают схоластически теорию и вот они встречаются на одной скамейке, обсуждают погоду, строят прогнозы. Прогноз их таков - будет ли им хорошо ли плохо. Те, за которых плохо ждут чего-то. Те, за которых хорошо стараются прожить день. День. Еще день. А потом день. Ночь. Еще ночь. А потом ночь. Одиночки блуждают кругами, ища незабвенное, а потом рядом находится оно, не ценят его. Многократные актеры строят свое счастье. Поэты пишут стихи. Художники рисуют. Но кто из них отпускает себя в океан? Океан для них непродолжителен, мудр или зол. Предпочтения. Чайка. Бычок. Медуза. Надевают пенсне. Здравствуйте, одолимые дни. Апрель. Август. Октябрь. Февраль. Страдая от беспорядочных половых связей, пытаемся навести порядок во вселенной. Вселенная - мой дом. И половая тряпка в помойном ведре. Друзья. Целую, обнимаю и как говаривал известный артист - общий привет. Сказки. Здравствуйте, сказки... Я пытался размельчить черешневую косточку пальцами, и не смог.
Бугрин решил окончательно отделиться от цивилизации, ее господства. Он пешком добрался к дубовому лесу, съев по дороге мичуринский помидор, и остановился под деревом. Ветер шевелил ветви дуба, синицы перелетали из одного места в другое. Бугрин подумал, что же ему теперь делать здесь. От этой мысли ему стало страшно, как ему дальше жить? Он вытащил из кармана книжку Марка Твена, но чтение ее было невыносимо. Через несколько часов Бугрин лежал голым в ванной, послушивая выступление оппозиции. Да, он - не раб природы, Бугрин решил ее разумно совмещать с временем гражданина. А в дубовый лес можно выезжать и на пикники.
Часы в хомячьей клетке на кухне замерли в без двадцати два, шестиструнная гитара пылится в углу под ковром, я лежу на диване и вслушиваюсь в звуки, исходящие мимо. Вот если бы диван пролетел над статуей Свободы в другой континент, я все так бы лежал на нем, вслушиваясь иными звуками. Трансформейшн не будет.
Ну вот - старые мотивы издает магнитофон, Вера прочитала какой-то томик Чехова и удивляется, почему я ничего не читаю. А я живу. А я хожу по комнате и слушаю старые мотивы. Как было вчера. Как было два дня тому назад. Пакет от записываемых дисков лежит на полу. По полу хожу я босой или в тапочках. В тапочках или босой живу я. А может я умер как библейский герой для мира? Яблоки "белый налив"...
И вот сосед из нижнего этажа ставит дум-металл, мне слышно. Жара из Африки наполняет ленностью лежащего под вербой мэна, с пальмы падает к его животу спелый банан. Мэн думает мысль, его соплеменники трудятся на комбинат. Сосед из нижнего этажа как Гефест будет в комбинате преобразовывать металл в гвозди. По такой жаре гвозди войдут в голову нововведенного Данте. И опаленные ресницы над зрачком кузнеца, мухи чешут тело. Школа жизни, детский комбинат, институт Власти. Партия сказала "надо", комсомол ответил "есть"! Автобусы развозят герл по рабочим местам. Обнаженные герл крутят механизмы, добывая энергию для промышленности. Новые герл, новая промышленность, старое время, космонавтика...
Патриарх Вася ждет у трамвайной остановки апостола Фому, чтоб передать ему священный свиток с телефонами кому можно позвонить и не быть обязанным разговором. Храм освещается полной луной, на руках испарина. Югослав Милан натыкается на патриарха Васю, из сумки высыпаются огурцы и извинения. Но вот за Миланом идет Фома, он грандиозен. Купив по бутылке пива, патриарх да апостол усаживаются на лавочку, закуривают. Полная луна освещает два храма, итальянские ботинки повисли в эфире. Но откуда двоим знать, что сейчас по эфиру транслируется Меладзе. Патриарх Вася спешит оформить мысль, но тут же забывает тему. Апостол Фома крутит ушами, рассматривает эпоху. Искорки летят в ночь, аудиенция умело завершена. Поэты пишут стихи. Художники рисуют.
От слов:
"Не мешкая, он продолжил работу. Увидев фотографию и поняв ее значение, он прикрыл ее листком бумаги. К счастью, когда он раскрыл газету, фотография оказалась перевернутой вверх ногами по отношению к монитору." (Из "1984" Джорджа Оруэлла).

V
Белье, которое нужно вывесить сушится. Картошка, которую надо положить в кастрюлю. Работа, на которую надо ходить. Вот я и стал нормальным.
Некоторые говорили, что "акт разрушения - есть акт творчества". Мне разрушать религию, семью, государство? А может семья не связана с элементами власти так прочно, чтобы сказать" "Кесарево - кесарю"? Что будет, если я лишусь заработанной картошки и привлекательности? Тогда я буду, ненормален, но богатый на творческие планы человек... Как некогда говаривал мой кум Виталька - "диллема". Ходит зигзагами человек, и нет власти ногам, потому что разносторонен дух.
Я говорю слова, слова от которых портится дело. Они творили дело, и их погубили слова. Они творили слова, и их погубило дело. Больше все. Надежда, Вера, Любовь я не люблю.













Музыка молчания.























































Страниц Включение. Подключение.















И вот в аквариуме остались водоросли, сомик, камешки, вода, градусник, кормушка и шланг для подачи воздуха. Считаю ли я его другом? Иногда подливая воду из трехлитровой банки, да и вообще: да. Чем я занимаюсь? Время так длинно и коротко... Лежит наверное письмо, но как всегда - всем. А такого и такой
Чужой среди чужих.
  Огни маленького городка и звезды. Кто светит вечно, а кто погорит да погаснет. В каждой игре есть правила, в любом хаосе свой закон.

1.
       Из мечтаний старого овода, кружащего около молодой телки, остались одни неприличные высказывания. Йогин Трупов пытается развязать здесь еще один узелок дабы нирванировать в блестящем лампочками, маленькими и синими, в придорожном супермаркете. Звучит бардо, и Йогин останавливается около рыжевласой гимнастки Сони, которая растопырила руки, чтобы сказать баночке майонеза "Солнечный": "да". Позднее он будет следить за тем, как она покупает "Бонд" в табачном киоске, выходит с мужчиной под мышкой из старого подъезда, ходит в купальнике, репетируя трюк. А ныне Йогин, просто и как всегда отмедетировав на оводе и телке, снимает наконец пучок петрушки с крючка витрины и бредет к кассе. За кассой сидит точно такая же рыжеволосая Соня. Трупов настораживается, перебирает внутри себя предшествующие события и вдруг видит асура Вайрогану. Вайрогана за автоматической дверью супермаркета на улице в образе двух старушек проводит проповедь, распространяя цветные буклеты про рай. он останавливает прохожих и задает им нелепые вопросы типа "В чем смысл жизни?", Йогин Трупов здоровается со старушками, садится в маршрутное такси и навсегда исчезает из этого города. Исчезнувший Йогин Трупов видит всегда гимнастку Соню.
       Советский парад а-ля 1 мая. Транспаранты "Слава...", флаги с серпами и молотами, красные шарики, высокие трибуны, веселая толпа, рупора и атеизм. Около памятника Орджоникидзе делает пис-пис лохматая желтая собачка, ее отгоняет раскрасневшийся постовой. "Широка, глубока, сильна.." память. Плюну на написанное, пойду в гости к Сергею... Вернулся.
Тень веток дерева на кухонном темном окне. Вышел покурить в туалет. Реклама на спичках: Ваш ближайший маркет!
пр.Тракторостроителей 107В
ул. Орджоникидзе 6
ул. Шариковая 44А
пер. Титаренковский 8
ул. Полтавский Шлях 115
ул. Командарма Корка 36
В который раз выбрав новое правительство, дома с шумом информации злободливого эфира сознания переносятся, постепенно исчезая. и в этих лужах, развернутых в тающем снеге марта отражается мутным силуэтом моя тень, несущая кабель, чтоб подключить население к телевидению. А когда-то около вечернего кострана краю рабочего поселка мы пели песни. Грузовики превозили кирпич, товарные поезда везли уголь, а мухи забивались в щели, предчувствуя подходящую зиму. Мы, сидящие у костра и держащие в ладонях ломоть хлеба, тогда еще не успели открыть на центральных улицах магазины, поступить в конторы, стать рабочими: мы тогда были способны мечтать, способны обуздывать свой централизованный, сконцентрированный ум.

2.
Дом среди языческой пустоши, хотя кругом было много домов. Транда Изуродов писал лист и думал - не думал. Что ему было знать? Нескончаемые идеи. Многие могли подумать про него, что он клевер в пшеничном поле. Несерьезное отношение к деньгам приводило Транду к частому их заниманию, но уважительные взгляды соседей когда встречали его по одежке, желали здравствовать. Темнота в пещере Изуродова освещалась живописью и просто рисунками на листе, ведь Транда рисовал космос. Рисовал он как видел, вот и получалось, что на городских выставках был интересенпокупателям сенсационных картин. Свет картин застилала муть взгляда Транды. Другом ему был Семен Семенович Безучастный, некогда агент КГБ, а теперь вышедший на пенсию китаец, собирающий картотеку на разговоры, невольно подслушанные в метро. Безучастный иногда отвечал на телефонные звонки Транды, иногда навещал Изуродова, иногда соглашался принять в гости. Конечно же гостем его был Транда Изуродов, и Семен Семеныч всегда обижался, когда друг его подмечал всякие непонятные штуки. Поэтому Транда часто сидел дома и рисовал.
Встречаются на мосту судьбы два неодинаковых человеков и думают как приветствовать друг друга. . Один, протягивая руку, говорит "скорбящие радости", другой, воздевая ладони к небу "добрый день". Поникнув головой изакрыв глаза, я смотрю на них. У одного дорога. У другого дао. Открываю глаза - они встретились на одной дороге. И эта короткая встреча, где птицы на мосте. А может это река? и один плывет туда, другой сюда... Отдыхают... А может это луна? Странствует... А может это Бог? Оба в Нем...
Дети Бога, две женщины, мать и дочь, отказавшись от всего, срывали колоски на пшеничном поле, любовались полевыми цветами, ели и радовались. Колхозники знали, что обе, прочитав Библию, стали сумасшедшими. Но были ли они сумасшедшие друг другу? Моя бабушка так больше ничего и не рассказала про них, а только предостеригала. Да, можно чинить механические часы и быть Буддой. Можно есть зерна на колхозном полеи быть детьми бога. У каждого свой Путь.
Возможность счастливого выбора. Выбор колбасы, выбор президента на пост. Я хочу, сидя у своей стены, мирно попивать чай. В Индии цветут деревья, на Украине собирают хлеб. Кто-то едет в Тайланд, а кто-то в Венецию. Кто-то ищет пустые бутылки, а кто-то режет свинью. Общество исповедует христианство, общество исповедует буддизм. Правоохранительные органы проверяют школьный двор, где добро, где зло.
Как гитлер пишет, рабочий напивается, нищета идет в долги живя один день как хотелось бы. Массами поклонение силе и пренебрижение моралью. Все это волновало Адольфа. Примечательно, что я купил его книгу на последние деньги от аванса, выделенные Верой мне на сигареты и пиво. Мало чем отличается от обстановки, описанной в начале "Моей борьбы". Жизнь одним днем. политики спорят о русскоязычии. некоторые хотят присоеденится к России. Совсем как австрийские немцы того времени. Как это называется? До изма еще не хватает смелости. "Братья славяне."

3.
        Грации, что итальянское слово спасибо осенью танцуют непримтно для теплолюбивых журавушек. Вот почему я иногда путаю осень с весной. Только б не попасть привязанным к больничной койке, чтоб станцевать свой весенний танец среди арбузов, винограда и прочей сорванной для города флоры. Представьте себе обнаженные фигуры в метро и сопоставьте их с той тетенькой, которая выводила овчарку когда мы сидели на лестнице конторы. Почему бы не вспомнить старых мастеров живописи, и мы, выступая как моралисты и гуманитарии, вежливо говорим с пьяной продавщицей, среди ящиков с луком и железными весами, смотрящей на свою прическу в зеркале из пудренницы: “Есть ли младенцы, рождающиеся одновременно слепыми и глухими? Наверняка рождаются. В какой они мир попадают и в каком мире живут?” Теплый сентябрь, дети пошли учиться, на Украине копают картошку. Обнаженные грации теплым сентябрем. Большое чертово колесо с разноцветными ленточками и итальянское танго.
Сентябрьское солнце поднимается над монолитными домами. Выхожу покурить, нигде не засвеченный. Из окна соседней девятиэтажки через дорогу издаются ритмические звуки зарубежной попсы. В моей квартире на диване спит Вера. Сегодня я хотел пойти в церковь, но перепланировал это действие на день выборов через неделю. Книга американского автора двадцатого столетия отложена, прочитанная, на полку. Жду телефонных звонков. День впереди. Автомобиль друга и выброшенная анаша. Раз в месяц укол в задницу от психиатрии. Через два дня по идее денежный аванс на службе. Вспоминаю черного человека, просящего милостыню на рынке, обозвавшего меня добрым сердцем. Я пытаюсь обходить черного человека, глядя только вперед, потому что мне неприятно. Неприятно, что под сентябрьским солнцем может опрокинуться в ладонь монета в десюлик, и это назовут добротой. Я ненавижу добро и зло. Я б с удовольствием выпил бы с наедине с этим черным человеком, но быть в игре просящего – дающего терпеть не могу. Если б я разделся и отдал свои вещи просящему, он все равно бы остался на своем месте. Как технологии не меняются, но все равно из соседнего дома будет слышна зарубежная попса. Зазвонил телефон, разбудил Веру поговорить. Выхожу на балкон перекурить.
Над водоканалом срывался дождь. Около железнодорожного моста сидели рыбаки, нанизываличервя на крючок. Иногда пробивалось солнце, но ненадолго. Постовые искоса поглядывали в сторону рыбаков, а те плевали себена пальцы. Дизель провез в красных вагонах деятелей мелкого бизнеса. Течение несло обломки камышей. Вдруг один из огородников запел, его поддержали другие. Постовые заиграли в свистки. А рыбаки стали в танце разминать отекшие ноги. Какое-то гипнотическое веселье охватило участников судеб, что не передать. Совсем низко пролетел над водоканалом кукурузник. Из ближнего леса появился леший со свитой, но вовсе не страшный, а только что выпивший настойку из дуба. И тут стало ясно – все спят. Водоканальный сон. Я ехал в “Таврии” на сеанс экстрасенсорной бабки, которая взялась излечить меня в несколько приемов, и вернуть мне душу. А что тут говорить? Машину остановил миллиционер в погонах капитана. Я проснулся. Капитан попросил подвезти его и ничего с нас не взял. По-прежнему моросил дождь. Я, полный ожиданий, устроился поудобнее и стал следить за мелькающими картинками. Машина въехала в село и остановилась у одного из многих заборв. Из ворот вырисовывался некий мужчина с тетрадью и ручкой, спросил фамилии и назначенное время, попросил ждать. В овраге пасся конь на привязи. Когда нас позвали, мы оказались там, где обычно живут молодые бабки с патентом на предпринемательскую деятельность. С нами сотворила она то, что обычно делает со своими клиентами. Мы уехали. Я попил назначенную траву, пожег привезенные свечки, и со мной произошел очередной казус. Это было пять лет назад.

4.
Передовые технологии дают нам ограничения. Человек пытается, пообвыкнув в этой среде, пройти через иные состояния. Но они опять наскучивают нам, и мы идем дальше. А дальше все новые уровни. Некоторые настроены пользоваться отжившим свое время, но это тоже границы. Энергетика технологий захватила лидерство среди обычных и передовых людей. Так встречаясь, мы хвасиаемся новыми разработками, как будто мы достигли нового уровня взаимоотношений. Может это и полезно для людей оценивающих. Вот я. Я не знаю отчего меня трясет, вроде по проводам 220 В прошло высокое напряжение. Глотаю таблетки, пытаюсь успокоится, курю две пачки сигарет в день, а результат тот же. Раз я вышел к аптеке, впускал по дороге в себя свет, выдыхал смрад, пытаясь очиститься. Но кто-то угрожающе предупредил меня: “Сделай тише свет!”, я испугался и теперь занимаюсь этим очень редко. Вера моя тоже, вернувшись из симпозиума психологов, дергала плечами. Она говорила, что пытается расправить плечи. Мне кажется, что надо настроиться, подготовиться к восприятию сильных впечатлений, некоторые в данном случае медетируют или молятся, а иначе будет трясти. Греческие боги. Антиконтинентальное чрево. Способствование построению храма. Что там маячит вдали?
 
5
В субботу вечером я встретил нечто. Нечто было в одних трусах и просило меня, как называется мой город. Я ему ответил, и спросил, куда и от куда он идёт. Нечто рассказало, что однажды оно проснулось и пошло путешествовать. Как – то в одних трусах нечто оказалось в местности с маленькими домами. Нечто спросило у одного дяденьки как называется местность. На что дяденька, посмотрев на нечто, злобно ответил. Дальше нечто увидело длинный высокий забор, большие ворота и окошко в них. В окошке прыгали и дёргались мужчины с красными нитками. Затем приехал грузовик и завёз туда женщин с большими головами. У одного из домов нечто встретили счастливые пионеры. Пионеры стояли на линейки, делали салют, а взрослые люди делали набор из всего, что подвернётся. Нечто одело себе на волосы целлофановый пакет и стало пионером. Затем вдруг оказалось, что пряничное будущее остаётся только будущим, что пионеров закрывают за заборы. Нечто решило улететь. А за ним гнался дяденька на старинном автомобиле. Но тут на пути дяденьки предстала другая организация, и они стали воевать. Нечто взобралось на ветви дерева и наблюдало за их борьбой. Потом нечто встретила банда с бледными головами. Банда с бледными головами делала всем уколы, привязывала к кроватям. Всей этой бандой заведовал лысый человек. Нечто потрогало лысину человека, отчего лысый человек приказал бандитам с бледными головами привязать нечто к столу, подсоединённому к электричеству… Но тут я увидел свой троллейбус, подъезжающий к остановке, а теперь жалею, что недослушал рассказ нечто.
«О! Наша радость пришла!» - так встречали Никифора на красном пороге его родители. Никифор на это отвечал: «Харе!» Папа с мамой садили кормить своего мальчика рисовыми зёрнами и заставили при этом думать о космосе, его значение в жизни каждого подрастающего ребёнка, читали в слух молитвы. Никифор хотел стать космонавтом и рос способным мальчиком. В десять лет он уже пил пиво на рынках, нюхал клей на вокзалах, «В общем, вёл отшельническую жизнь как наставлял папа: «Друзья… Ты для них ещё не созрел». Кайф ему замещало сгущенное молоко, сваренной с травой. Никифор в пятнадцать лет освободился из андерграцида, сев в электричку и дохав на ней до станции под странным названием «Остров». Там его встретили люди из общества создания Кришны. Там Никифор перестал быть Никифором – поэтому очерк о жизни Никифора сошёл на нет.
Мурти Рам стал йогом в пятнадцать лет. Он плодотворно сотрудничал с обществом создания Кришны; ходил на квартиры, чтобы вместе с ними медитировать, успокаивая свой ум от мелодрамы повседневных занятий; бил в барабан, распространяя святую музыку меж хлебных киосков. Позднее, начитавшись мистических книг, Мурти Рам, стал строить собственную философию происходящего. Он был просто, и к нему потянулись люди. Кто видел в нём своего личного Гуру, а потом названивали ему по телефону, спрашивая совета то как им сварить грибной суп, то как ответить маме на вопрос когда же их дети будут работать. Кто видел в нем божественный свет, а кто и пьяную муть. Мурти Рам в двадцать пять на всякий случай съездил в Индию, посидев там, в пещерах и на камнях храмов подумав о дальнейшем. Вернувшись из Индии Мурти Рам стал уважаемым человеком. Его часто приглашала на судебные экспертизы, в психиатрические клиники, на похороны видных деятелей. Мурти Рам написал несколько книг, отвечая современным ученым про местонахождение мифической шамбалы. В тридцать два он женился, став семейным Христом для жены Наташи, которая кроме Христа ещё уважала семейного Николая Угодника. Мурти Рам в сорок понял, что это не его путь, и оставив Наташу и маленького Гришу, ринулся на телевиденье. Глядя, с телеэкрана добрыми глазами он говорил о вечных ценностях. А потом в одной из телемедитаций Мурти Рам, увидев себя петухом, стал ходить по улицам и нараспев кукарекать. С ним перекликались другие петухи. Так он кукарекал до шестнадцати, пока к нему не пришёл на распев его сын Гриша и не дал Мурти Рам ложкой по лбу. В шестьдесят лет Мурти Рам стал, дядей Никифором и о нем немедленно и о нём медленно забыли.

6
Он вернулся с дачи, сел на стул и устал. Усталость, распространившись из пяток ног до макушки головы, приняла вид успокоительного. Он так долго работал… Немного переговорив с женой и детьми, он слушал как тихо идут часы. Чай в термосе был ещё пригоден, он отлил его. Лампа на кухне светила розовыми бирюльками. После дачи так приятно поседеть на стуле, удовольствие от домашнего уюта наполнила бесхитростное времяпровождение. Земля. Дача. Дом. И он, отдыхающий на стуле, подстроенный к будто бы всегда, молчал.
Фотограф делает снимок из старинного аппарата епископа в кресле посредине, монахов с пивными кружками в руках, а вверху верующие со свечами. Батюшка Вячеслав идёт по улице, играя зонтом. Дьякон Сергей проехал в чёрной рясе на блестящем мопеде к божественной литургии.
Мы накопим разные вещи, приборы и знания. Но что они? Кровь впитывает прогресс. Деньги. Воровство. И небеса. Но что они? Встретил свою бывшую любовницей лесбиянку Лилю. Она лежала в пьяном сне на грязном полу общежития. Прокуренные руки её служили ей подушкой, дырявое бельё покрывалом. Наверное, она продала кому – то свои ножи, а потом видела сны. Я не стал её мешать опускаться в подсознательное, а только сопоставил её пропитую самогоном фигуру на шахматной доске игрока с кем – то, стремящемся стать кем – то. Чего она достигла? Я как достигатель верно определил её как нынешнего бомжа. И пошел спать на обед…
Мама моя решает сдать меня наркологу на приём, так как я каждый божий вечер выпиваю пиво, и это вошло в систему. Что это такое я не понимаю. Вчера я вышел за бутылкой пива, меня остановил парень, попросив закурить. Я дал ему сигарету. Он, отломав фильтр, предложил поговорить. Я предложил поговорить за бутылкой пива. Он удивился и пошёл знакомить меня со своими друзьями. Некоторых он не узнавал, потому что те были в новой одежде. Мы купили пиво, я признался ему, что я – шизофреник, он признался, что он вор. Они остерегались милиционеров, быв в розыске. Потом он попросил меня, его накормить, так как три дня кроме хлеба ничего не ел. Я поднялся к себе на лифте и предложил ему свой ужин. Поужинав, он сказал, чтобы я о нем забыл. Так мы разошлись. Но Вера говорит, что нет непростительного греха. А я ещё подумал: может он – не вор, и я – не шизофреник. Начинаю, наверное, болеть, решайте сами.

7
Антиконтинентальное чрево распахивается, звучит серебряная флейта и из арбузов сыпется чёрные семечки. Четыре троллейбуса подряд остановились на безлюдной дороге обесточенными. Тучи жёлтым цветом палят сонные дома. Осень грибными прогулками осела в проваленных кроватях и грудно хрипит. Сети мозговых рыболовов искрятся на полиграфических этикетках. Да, сестру Веры больше не зовут по отчеству, та невольная уважительными недостатками. Даже мама Веры, гостящая у нас отметила сиё проявление рабочего класса, а меня спросила: выдают ли у меня на службе спецовки (будто говорить не о чем). Лев поехал обсматривать в поступаемый институт, ему удобнее было б быть мальчиком – мажором, да не та семья. Вера осенними каникулами работает. Я осенними каникулами работаю. Фантастика загадочных авторов лупит нынешнее прошлое, заедая кофеем с сигаретным дымом. Гоблины каретных призваний зарабатывают экскурсионными такси. А мы платим им деньги. Вот если б в новогодний момент, когда мы держим в руках бокалы шампанского, антиконтинетальное чрево слилось с землёй, нас бы не было. Как был в Карибский кризис среди будущих американских хиппи – мечтателей. Много схлынуло из тех времен. Звучи же серебряная флейта, из арбузов сыпьтесь же семечки.
Моя бабушка считает, что получает самую большую пенсию, не скупясь, расходует её право и на лево. Я тоже, когда живя один, покупал себе куриный окорочок, прячась ложил его на стул и быстро ел, стыдясь, что в городе голодают люди. Мы – буржуи в демократической стране. А когда – то республике социалистический Робеспьер на банковском счету три рубля, носил маршальские погоны и служил примерами для фотографий из – за кремлевской стены. Бабашка моя выслала мне три гривны в письме, присовокупив фотокарточку Сталина. Оставим всех в покое, такими, какими они есть. С вашего разрешения выкурю атамана с ментолом, захлебну напитком из чайных слёз…
Он в юности служил в морской пехоте. Мастер спорта пьет пиво со мной и рассказывает о своём сыне. Сын его имеет четыре автомобиля, четыре гаража и подобное накопление вещей. Мастер спорта – охотник и разбирается в ружьях. Он предположил мне показать своё искусство на бомжах.

8
Из экрана моего телевизора говорят, что я умер. 9 дней. 40 ночей. Может, действительно меня нет? Нет, руки шевелятся, глаза смотрят.… Так – что же это? Ноябрь захлебнул моё тело, ноги разковыркивают жёлтые опавшие листья. Да, может это не про меня говорят, что умер? Может такое же имя носил на себе какой – то психиатрический нидивидум, а потом.… Да нет же, почему мы примеряем всё по себе? Чужой среди чужих имён.… Из экрана моего телевизора, потом транслируют какой – то фильм. А раньше умер Володя. Я живу. Я смотрю на телевизор и мне больше не интересно. Какого же общения от меня ожидали с телеэкраном? Я и так, немного пообщавшись с ним, понял его дикторскую сущность. Телевизор ничего не слышит, а только говорит встроенными динамиками. Может это и хорошо? Письмо тоже, лишь говорит строками, какое же здесь общение? Так – что же мне сказать в написанных строках? «Я вас слушаю»? Нет. Наступила осень? Город готовится к первомайскому празднику? Оказывается Диктатура. Кое – что нужно изменить… Пора подключатся к Интернету, хоть как это отстало звучит. Отсталый индивидум подарит сыну к дате его рождения Интернет… Подключив к дикторской сущности, я хлопну пальцем и получу общение. Нет, покажет время… А сейчас выйду на улицу; усталая Вера спит, а лев занят другой игрой. Куринный пух на постели тоже устарел. Вот и занятие можно придумать… как гнаться за постельными новинками. Выйду ли я на улицу? Кому там весело, а вот название вором попросил меня не улыбаться. Гляну на окна, сев на лавочку. Вот как бы научится по – настоящему улыбаться…
Вернулся с улицы. Там мне продавец сказала, что пиво, которое я выпил, настоящее, из Львовских броварень. Там пара, целующаяся на перекрёстке, пропустила меня мимо. Там темно, фонари и окна. Там не видно ям и луж. Там может быть беспечные разговоры. Там заполнена вечером улица. Здесь спит Вера. Здесь Лев смотрит футбол. Здесь животные некоторые плодятся, а некоторые и нет. Да, всё – таки отрыжка от пива мягкая. Вернулся с улицы и ничего не делаю.

Америка. СПИД. Сериал.
«Гари…а там, потом, что угодно. Так… ты с чего начинаешь хотя бы… извращенец. Я тебе говорю, что… Я пришёл на телевидение. Думал, что меня не возьмут. Ну, посмотрев на работу в течение месяца, поняли, что я на что – то способен. В общем, так. Взяли, я начал работать.… И невзирая ни на что, думал, что это спокойная, обычная работа. Понимал, что к звездам прыгать не мечтаю и заслонять их смысла нет. Но была одна… У тебя спичку можна? Было одно расположение в телевидении, что каждую неделю мы собирались раз в месяц и отмечали какой – то праздник, и один раз на этот праздник зашла одна респектабельная женщина и привела с собой свою ученицу.

9
Америка. СПИД. Сериал.
Которая работала под её крылом. Мы познакомились с этой скромной, интересной располагающей откровенности девушкой, но зная, что я внешне не считал себя симпатичным, я боялся резко выражать свои чувства. Но я решился и решил проводить её домой. Когда довёл до самого подъезда, я удивился, что живём мы совершенно рядом. А когда начали узнавать более подробно адреса, выяснилось, что её мама, преподаватель английского языка, пыталась надоумить меня и научить английскому языку, с которым я мучался и страдал в обычной школе. Оказалось, что мы во многом близки во взглядах, отношениях и чувствах. Мы начали очень близко общаться, пытаться поделится своими дорогими взглядами и чувствами. Что – там? Дальше? И казалось, что мы очень близки как по взглядах, так и чувствах. Через неделю я решил сделать второй резкий рывок, я пригласил её к себе домой. Для того, чтобы показать свои взгляды на музыку, искусство как таковое, со вторым предлогам для себя увлечь её на более откровенные отношения, невзирая на своё расположение в обществе. Оказалось, что с первого взгляда и понимания она поняла, что я хочу только её и то, что нас сблизило это только наши хомуты, которые должны нас сдерживать. Дальше можешь описывать что угодно: секс, любовь, детективы. Это у всех фактически одно, а у каждого выражается по – разному. У нас были очень близкие и откровенные отношения, пока не случилось роковая ситуация. Когда я сам по – глупости ушёл из телевиденья. Но мы всё – ровно поддерживали близкие отношения. Если раньше я готов был сделать предложение ей, чтоб она стала моей женой, а не любовницей, то теперь это было очень трудно. Потому что безработному трудно выражать свои чувства откровенно и на них смотрят более скептически и хладнокровно. Я кидался во всевозможные работы, готов был, устоится хоть дворником, хоть курьером, но что бы работа была стабильная, и финансы могли меня поддерживать для выражения своих чувств и поддержания своих мыслей. Она смотрела, что я а – а – х.… В работе не стабилен. А ей хотелось обычной семьи и… чтобы нормальная семья, которая не могла бы пошатнутся из – за каких – то мелочей. И прейдя к ней в очередной раз домой, в ожидание того, что погуляем, пообщаемся и сможем планировать наше будущее наперёд. Я пришёл к ней, непредупреждая, что сейчас буду по телефону, я позвонил. Услышал, что за дверь шум и суета. Я знал, что она дома, всю работу делала на дому. Я думал, что есть какая – то проблема. Может быть с родителями. Я всёравно звонил и с каждой минутой чувствовал себя в чём – то униженным. Но после первого звона в дверь прошло десять минут. Наконец дверь открылась. Она стояла одетой, глаза бегали, не в состоянии смотреть откровенно глаз в глаз. Я зашёл в квартиру, и увидел, что в зале сидит парень, который работал на её фирме менеджментом. Или менеджером, кем угодно. Тут я понял, в чём вся суть глупость и прелесть анекдотов, когда мужья встречают жён с любовниками. Он продолжил мне выпить и закусить с журнального стола, который был наполнен явствами. Но я развернулся и хлопнул дверь, сделал очередной глупый шаг.

10
Америка. СПИД. Сериал.
Это дополнить литературно и послать на студию Довженко и сделать сериал. Щас, допиши. Не потому что я тебе говорю и мне очень тяжело. Многие ждут чего – то красивого и приятного. Жизнь откровенна и проблематична. Извини, я сяду с коляски в кресло, потому что мне в коляске очень тяжело. В том – то и дело, щас… Ты - вот… я чувствую себя выброшенным как акула или кит на берег. И который не может добиться возвращения в свою родную стихию. Я её по – прежнему люблю. Но со стороны я вижу её амурные дела и как она подымится вверх по лестнице респектабельности. Я знаю, что у ней мало располагает по чувствам и внешности. И я надеюсь, что она всё – таки вернётся ко мне. Я хочу надеяться, что она всё – таки выберет конкретного человека. И ей не столь важно финансы, а чувства ей были дороги. Иногда я пытаюсь для своего утешения позвонить к ней. И молча в трубку, с удовольствием слушаю её голос, где она с иронией говорит «Алло… кто звонит? Вас не слышно.» Но перебегать её мечту как чёрная кошка я не хочу. Я мечтаю, чтоб где – то устроится с работой, и показать, что я не хуже чем кто – либо, просто есть определённые моменты. Или у кого – то спады есть, а где – то подъёмы. Иногда есть и злостные мысли устроится более респектабельно, в тайне от неё, а потом прийти и сказать, что: вон – он я якобы бомж, может всё – таки выйдиш за меня замуж? Мы поделим жизнь радостно, как до этого было, а с грустью безнадёжности и без надобности для других людей. Но всё – таки я удерживаю себя и думаю только о ней и о работе. И тут я с ужасом узнаю, что её уже не жених или воздыхатель, а уже муж увозит в Америку. Знакомая мне говорит, что останови, попробуй объясниться. Возьми большую книжку. Что там? Вырази себя, невзирая ни на что. Может быть, она поймёт и одумается. Но я понимаю, что это се ля ви, и если судьба идёт против всех воли и ветров в виде чувств, значит, так тому и быть. Проходит два года. Общие знакомые рассказывают нам о том, как они хорошо устроились. Как его родственники устроили его в респектабельную фирму. У них шикарный дом, который они сняли на побережье. Но я всегда думаю о ней. И время от времени спрашиваю себя: правильно ли я поступил? Что не выразил все свои отношения к ней. И не показал своё отрицательное отношение к нему. Год за годом становился тяжелей.
11
Америка. СПИД. Сериал.
Никто меня не радует, и все девушки для меня, с которыми я знакомлюсь идут для меня не как личность, а как пример к её личной мерке. И с ужасом я узнаю, что они с мужем попадают в автомобильную катастрофу. И что она пострадала больше чем муж. У неё повреждена спинная клетчатка. Её части тела парализованы, и она уже не может двигаться. Первые пол – года её муж а – а – х… суетился и пытался её вылечить. Но потратив определённое количество денег, он понимает, что всё это безнадежно. И учитывая, что в Америке надо очередное подтверждение росписи именно в Америке, он с радостью с ней расстается. Отправляя её в дом для а – а – х… пожилых и поврежденных физически, зная, что к нему претензий никаких не будет со стороны закона, она не кому не пишет. Только своей близкой подруге, которой она всё подробно рассказывает, описывая всю циничность мужа. Даже родителям она пишет, что они отдыхают на Маями. Ездят на Канары и другие респектабельные курорты.
А – а – х… Прошло время, мои чувства не угасли. Зато я всю свою энергию выразил в финансовых и респектабельных возможностях. И теперь, когда я стал Голдингом и директором фирмы, которая приподнялась благодаря компьютерному всплеску, я вдруг ощутил, что я на многое способен и… могу иметь очень много желаемого. Как в финансах, так и в чувствах. По отношению к другому полу. И всё – равно сердце ныло и болело от потери близкой любимой. В очередной раз возвращаясь домой уже респектабельный, обустроенный дом, кто – то помахал мне рукой, посчитав мой автомобиль респектабельным такси. Я иронично остановил, и дверь открылась в – в – в…а – а – х… в машину заглянула общая наша подруга, та которая была очень близка, та, с которой моя любимая переписывалась и выражала все свои трагичные моменты. Я решил её подвести, и мы поехали… Я пытался развеселить её анекдотами, рассказывая. И когда мы подъехали к её подъезду, она, выходя из машины, сказала в виде чаевых за поезд: «ты живешь хорошо. Жаль, что твоя Ирина мучается и будет доживать все оставшиеся дни в доме престарелых, лёжа без движения. В комнате, в которую заходит только медсестра и врач. «Это была молния среди ясного неба. Меня бросило как в омут с головой в темноту. Я несколько минут. Я несколько минут не мог понять и осознать где я, и что дальше делать. Потому я выскочил из автомобиля, догнал её по лестнице и, схватив за руки, начал выспрашивать и просить рассказать всё подробно, и что с ней случилось. Она рассказывала хладнокровно, думая, что мне это нужно для очертания анекдота. Развернулась и ушла.

12
Америка. СПИД. Сериал.
Я стоял несколько минут в оцепенении. А потом пошёл пешком домой, забыв даже об автомобиле. Я шёл и думал, что она такая же, как и я, гордая и не хочет принимать какие – либо поддержки или подачки. Как – бы она воспринимала всё. В Америки хорошие врачи, и я уверен бы, что если б у нас в городе это случилось, можно было б куда – нибудь повести и найти какого – нибудь впача. Но если там поставили решение, что она уже неизлечима, то значит это безапелляционно. Зная её гордость и желание быть с ней близко, я решил всё – таки написать и узнать есть ли, остались ли у неё ко мне какие – то чувства или нет. Я написал ей большой письменный почтамт из нескольких десяток страниц, но, не указывая, что с ней случилось. Через неделю ко мне пришло письмо. Что она также меня любит, и она хотела вырваться из этой глупой и непонятной страны. Что она также хотела бы жить со мной, если б я жил в Америке, и если б у неё не было мужа, которому она принадлежит и с которым они замечательно живут вместе. Здесь я понял, что она не хочет нагромождать меня своими проблемами и своими тягостями в оздоровительных чувствах.
Просто так не хотелось подходить, я знал, что она слишком горда как и я. И что, если я приеду к ней здоровый, гордый и выражу всю свою любовь, она или не поверит, или не захочет отягощать меня своими проблемами. И я договорился со своим другом Вадимом, с которым мы работали вместе на телевидении, вместе пили и веселились. Что он за бутылку водки переломает две моих ноги. Переломает так, что даже гипс трудно будет поставить, а ноги нормально срастутся. Он отказался, но после того как мы выпили бутылку водки вместе, а я пообещал несколько ящиков водки в подарок, он с удовольствием и большим наслаждением… я орал и кричал, а он уже воспринимал это как мои крики: «Ура! И спасибо.» Я, вызвав «скорую помощь», сказал, что я случайно упал с лестницы, оступившись, и не смог удержатся.
Врачи смотрели на меня с непониманием, но клиент всегда прав, если есть даже свидетель Вадим, который подтверждал и утверждал, что он катился не с одной лестницы, а с нескольких этажей. По рентгену определили, что я к сожалению ходить не смогу. Я заказал билет в Америку сообщил своей любимой Ирине, что мы должны встретится на Нью – Йорском мосту, в наш любимый, во время нашего любимого заката. Когда я прилетел, ехать в коляске на встречу со своей любимой я не мог.

13
Америка. СПИД. Сериал.
Я заказал кран, который поддерживал меня сверху за руки, и якобы вёл меня как здорового человека. Подъехав к мосту, меня вынесли из амбулаторной машины и подцепили за руки к крану. И я пошёл навстречу своей судьбе. Я ужасался только тому, что она не прейдет и не приедет, надеялся только на то, что она так же как раньше тверда по отношению к своим словам. Кран остановился. И… я увидел, что по пешеходной дорожке едет моя в коляске моя любимая. Она думала издалека, что ремонтируется мост и кто – то стоит и редактирует, что, как надо ремонтировать рядом. Но, приближаясь всё ближе и ближе, она то видела и не верила, но пыталась всё – таки утвердить себя, что я это или не я.
Переехав с пешеходной на дорожную полосу, она в коляске подъехала близко, на расстояние руки. И когда я на пол – оборота обернулся и посмотрел на неё, она закричала громко, во всю свою мощь: А – а – а – а - а!» А я поддерживал её крик пением гимна: «А – а – м – е – р – и – ка, а – а – м – е – р – и – к – а…» Она нас наконец сблизила, и надеюсь мы будем вместе. Теперь извини меня и не мешай мне.… Сейчас должны привести мою любимую. Она стесняется выглядеть такой красивой и располагающей к себе девушке в инвалидной коляске. А я и так на тебя потратил очень много сил, выражая свои страсти и желания, со стороны может быть и глупые. Мне всё – равно, лишь бы быть рядом с ней и всегда, а все свои чувства и силы я всё – равно буду отдавать только ей. А по – секрету сказать? Я её называю между нами не Ириной, а моей любимой Американкой.»

КОНЕЦ.
Оранжевые полосочки, полоски, оставшиеся от стирального порошка, солнечные блики. Вечер без алкоголя, я с Гари не пью - у Веры на грани её личных чувства. Белые полосочки, красный гарнитур. Пусть себе тусуются удовлетворённые мэны, а я с Гари не пью. Пусть себе создают жизнь жёлтые окна. В них сама судьба отсвечивается тоном спелого банана. Может Вера обозначит очередной мой шаг, каким - нибудь флажком. Ущёмленная совесть воздвигает себе кремль, над часами звезда. Ну и что, что мы не дотрагиваемся к зелёным паросткам нильского камыша. Филахи господствующих снов разоблачает нам подсознание. Писцы откровенных встреч зафиксируют иррациональное. Азирис поднимается с левого бока и встретит солнечный рассвет. Пирамиды в рисунках моего приятеля Серёжи оживут таинственностью, сказания, и мифы истории пробудятся и обозначат нам этику на заброшенной винной бутылке. Создадим стихотворные формы, окунёмся в этику безоблачного настроений. Построения господни движутся в направлении Иордана. А нам остаются от них схемы отношений да восприимчивое забытье эмигрирующей науки. Африка не для них. Для них виртуальные Иерусалим. Ну и что, что у нас по степи скачут кони. Что на Днепре радиация превышает допустимые мировые нормы. Вот, говорят, японцы после Нагасаки вдруг поумнели. Может быть, радиация будет полезна и нашим зашлакованным умам.… А так - оранжевые полосочки беснуются на вспотевших окнах. Пьяный богатырь садится переспать в дупле дуба, в его чреве уже копошатся черви. Разносторонние ленточки в мониторе компьютера. Автомобиля задние стекло пробил головой мой сотрудник, авария. Что - же, Будду завтра, да, наверное, завтра, завтра разрежет ножом времени спелый банан, шелестящие окна смотрят вдаль. Юдоль и лунные камни, оранжевые полосочки…

14
Розмари просыпается одетой под одеялом на диване и растрёпанной сном. Она включает телевизор и смотрит, как диктатор обходит народ. Розмари уже не надеется на пенсию, она хочет одного - чтобы её жених Альфредо носил букеты в её дом, ведь цветы так украшают быт. Картины на стенах отвисло мухоморятся среди цепей неусложненного времени. Буги - Вуги поёт попугай Дасен. Розмари к кухонной плите, готовя яичницу, танцует, что - то шепча и говоря про себя. А когда - то она сказала молодому человеку у интернет-клуба: «Пойдём!». Тот лишь, раскрасневшись прыщами, улёгся на лавочке и сто - то забубнил про маму. Да, это общество «блатных и нищих» её достало. Розмари ездила в Кувейт на дипломную сессию, привезла оттуда лишь мандалу. Теперь Альфредо, посещая ее, гладит арабское издание волосатой рукой. Розмари делает вид, что она не обижена, когда в трамвае её зажимают к обшарпанному сидению липкого старика. Альфредо успокаивает Розмари, что в впереди перемены к лучшему зажгут их даль. Дети, внуки и дети внуков королей гадательно предстанут в голом виде пред взорами прохожих. А пока Розмари просыпается в футболке под верблюжьим одеялом и готовится сделать себе яичницу.
       Розмари села у кресла.
Розмари сдунула пыль с телевизора.
       Розмари надела платье.
       Розмари готовится выйти вон
       Вон Розмари…

15
Серое утро, из окна сквозит слякоть. Немного снега, немного грязи. Старуха переворачивает кофту наизнанку и начинает стирать мылом. Кошка улеглась на кровати и узкими глазами следит за работай. Кошка ночью охотилась, а старуха вспомнила и думала. Постучались в двери, и вошла соседка. Старуха, невольно взглянув на соседку, отложила стирку. Кошка спрыгнула на пол и мягкими лапами вышла из комнаты. Усевшись друг напротив друга, начали говорить о детях, пенсии, больнице и о конце всех путей. Побыв полтора часа вместе, собеседницы разошлись, а старуха проголодалась, открыла кастрюлю, насыпала ополонником жидкий суп. За едой старуха чмокала и состарилась еще на пятнадцать минут. Утро преобразовалось в серый день, стирать перехотелось, старуха намазов кремом ноги, прилегла. Фантазёрша выдумала умереть. Через час её не стало…
Здравствуй, друг. Ты в цепях празднуешь свой юбилей под присмотром удивлённых людей. Но, наверное, ты помнишь огненные танцы, закаляющие металл на твоих конечностях. Занятые блудом смотрят на тебя и думают, этот дурак оказался в центе стола. Ты ставишь им джаз, а они говорят про счастливые тоталитарные времена и не подозревают, отчего ты молчишь. Друг, скажи: ай лав ю.
Поверхностно осмотрев свой быт, Антарин остался доволен. Грозно дыша, проехал за домом грузовик. Ангарин решил съездить в столицу посмотреть людей, показать себя. Через год он обзвонил знакомых, чтобы те увидели его, Ангарина, как тот хорош по телевизору на конкурсе. Всего, что ему хотелось, Ангарин достиг. Теперь подступила к горлу сонливая тошнота. Ангарин водил по вечерам к себе молодых проституток, днём напивался, а утром выезжал на службу. Там и везде он числился острым на язык шутником. Дом бы его остался так и не тронутым, если б не проклятая цыганка, которая с предлогом погадать Ангарину на руке, не вынесла всё. Ангарин остался гол как сокол. А без всего он не видел смысла в своей жизни. Неимоверно разозлясь, Ангарин купил «воздушку» и стал отстреливать воробьёв, которых гурьбой складывал перед дверьми соседей. А когда подходила ночь, он обнимал рукой свой голубой унитаз, да так вместе и засыпал с ним. Так и везде он был известен как настроенным на свою волну. Эта волна вынесла Ангарина к мстящей ненависти. Так однажды, недополучив премию, Ангарин сбросил кирпич на голову директора своего учреждения. Но потом стало всё налаживаться, и говорят Ангарин даже раздобрел.
«Всё и каждая вещь, которая можешь себе представить, существует.» Нет необходимости высказываться про разнообразные формы миров, дивных сущностях, как они взаимодействуют среди неограниченного временного пространства. Да и время - это тоже замысел. Мы не замечаем, как носим царапины земле. Я на земле. Космос: что - то или кто - то охватывающий меня. Космос внутри меня. Прошлое - использованное средство, которым я пользуюсь, время от времени. Я как - то сказал Вере про нашу собаку Дэна, что если он умрет, у нас родится ребенок. Мы представляем групповое сообщество. Так я по телевизору спустя увидел передачу про одного чудака, который утверждал, что его любимая умершая собака преобразовалась в сыне. Мы посмеялись. Надо быть осторожней в своих мечтах. Думайте что хотите…

16
Подключились к Интернету. Вера с книгой и котенком отдыхает. Лев за компьютером. Я возле аквариума слушаю фьюжин. Вечер. Вчера были у бабушки. Получается вроде письма. Готовый служить, чтоб потом выплатить долги, выйдет завтра на работу. Нормальное отчисление адекватных событий. Психиатрия довольна. Что - то мутное и тёплое, что - то тёмное и похмелье фантасмогорично булькает в пределах обыкновенного смысла. Смысл не теряется, он здесь и сейчас ведёт зевающих экскурсантов по пещерам с каплями булькающего супчика да с зарастающими мхом царапинами. Вера и мысли Бердяева лежат вместе, котёнок рядом, котенок рядом. Лев за Интернетом. Я, покурив на кухне, возвращаюсь ничегонеделанию. Темнота декабря действует успокаивающие. А потом это - укол для сна… Хоронили толпой на этой недели местного депутата в верховной ради. Милиция загородила улицу около дома культуры, стояла машина от «03», вспоминали только хорошее. Музыка для вечного сна, а может и не вечно. Проснувшись, депутат увидит светлое будущее. Вечер декабря а - ля 2007. Новое тясячилетие.
Гнурин придумывал себе предметы для зависти, а значит, отыскивал врагов. Он завидовал соседу, что у того штаны были всегда цветными, а у Гнурина только в клеточку. Он завидовал покупающим свинину, а ел только курятину. Он давился сигаретным дымом, когда в его присутствии кто - то рассказывал нечто необычное. В деревни пил молоко по сниженной цене, в городе ходил на срочные распродажи. Злословил священника в старой церкви за новый мопед. Искал и находил компрометирующие в глазах собеседника моменты у того, о ком они интересовались. Книги Гнурин читал только отечественные и сатирические, или вовсе не читал. Пинал ботинком голубей. Был на хорошем счету у начальника. Получал всегда несколько больше, чем остальные работники, премию. И любимым пожеланием за праздничным столом его было: завести к близким людям. Своеобразный тип Гнурин был злым, но с элементами закопавшейся в сердце любви. Он всей душой любил врагов своих. И эти предметы для зависти - были поводом для вскипания его чувств. Вскипай же, Гнурин, когда видишь спокойно идущих прохожих. Раньше такой же кипучей была целая страна.
Он сидел на мягком зелёном стуле и давил из себя как прыщи слова.
2008
А - м - к - а
Н - ы - р - к - а
Д - а - в - к - а
С новым годом приходят новые проблемы
ОТКЛЮЧАЮСЬ























Постскимтум.
Шумит вечер. Я думал, что это - конец, а оказывается начало. Вот и начало писаться неизвестно что. Может быть это - конец. Музыка постоянной нирваны глумится (а может на самом деле ей всё - равно) над этим вечером. В комнате Льва правильно говорит телевизор. В начале говорит правильно, и в другом начале говорит правильно. В конце говорит правильно и вдруг в конце говорит правильно. Как шум прибоя. Как шум ветра. Как стук в туалете со стены соседей. Не могу избавится от голосов из комнаты Льва, потому что телевизор смотрит Вера…



























А - 7





А - 7а1
Открывается завеса. В комнате играет старая классическая пластинка советских времен. Утро. Январь. Из глиняных безделушек отливается соком быта кучерявая борода с анекдотами: «пьют на кухне двое. Выпили две бутылке водки, гость собирается домой. Хозяин не отпускает того. Говорит, что в спальне жены спрятана на тумбочке ещё одна бутылка, но, чтобы гость тихо и осторожно принёс её в кухню. Второй заходит в спальню. Жена хозяина, спит вместе с каким - то мужчиной, на тумбочке действительно стоит водка. Гость берёт бутылку и, крадучись, выходит из комнаты, на кухне сообщает подробности хозяину. А хозяин говорит: «Молодец! То его водка…» из ванной доносится льющаяся из крана горячая вода. Наверно Вера зачитывается там гавальдой. Десять часов. Картинки из абрисов и абрикосового солнца. Волос. Голосом, стремящимся петь птичкой, Венский вальс Штрауса обуздывает картонные чучела. Синий линолеум доисторичности пропускает по себе индивидуумов да животных. Я - животное. Белый лист покрывается домашним запахом. Индия шлёт телеграмму. Утро. Январь. Десять часов.


А - 7а2
Телеграмма из Индии: «Харе Кришна! Харе Рамма! Рамма Кришна! Харе Харе!» Африканский носорог, этот гиперсексуальный зверёк на красной футболке около моего тела. Африканский носорог повернулся в сторону индийских телеграмм. Белые цветы жёлтых абрикосов разносятся восточным ветром. Я отсылаю телеграмму в Индию: «Жраньё дорожает.»


А - 7б1
Денежное дело, разговоры с утреца, потери. Можно ли почувствовать себя никому не должным? Вот звонит мобильным друг, узнаёт новости. Кому, какое дело? Где, какой тиф? Безжалостным и непричастным космосом покуривает гость, предлагая себя Вере. Жесть открывается, открывается кофе. Дело. Дело Дело! На челе размотанные волосы, в зеркальном отражении кашляет лицо. Пора Льву отправляется зубрить физические формулы. Поцелуй и молитва на дорожку. Денежное дело. Разговоры с утреца. Потери. Интеллект и часы на батарейках, кошки открывают белый холодильник. Беременная голова, кровь предков, зияющие древо. Крутится пластинка. Номера.

А - 7б2
Прогуливая работу, слушаю Дэвида Боуи. Утро клубится солнечным заревом. Дама в постельном режиме. Спит колхозный лес. Кажется, что лежит снег, но это лишь ветки отражают утренний свет. Раздражающие звуки, цвета и предметы снились в шизофрению. Как выбраться из этой неизлечимки? Слушая Би. Би. Кинга. Ненавидит меня моя Вера. Ненавидит меня мой мир. Птички прыгают по ветвям в окошке.

А - 7в1
       Темнота: Возвращайся, солнышко, скорей!
       Возвращайся, ты свети и грей!
День был поменян на спички, и теперь мы сидим у костра.
День был смещён, и теперь собаки воют на луну. Завтра будет новый день.
А - 7 г1
Сидит Малявкин у себя на кухне и поёт: «Вечер.
Я опять сижу дома.
И ничего нет на свете,
Чтоб было мне незнакомо.»
В форточку его кухни пьют звуки вечернего, отдыхающего города. Из динамиков магнитофона пьются современные звуки Ленинграда тридцать годов прошедшего века. Сидит Малявкин у себя на кухне и поёт… ещё ему кажется, что с улицы кто - то подпевает:
«Грусти и печали - прожитые дни.
Голубые дали - странные огни».

А - 7г2
Белые печали. Глиняные дни.
Золотые дали. Жёлтые огни
Ну, а тучи знают цену всем печалям.
Ну, а тучи видят как они скушны.
Жёлтые печали, золотые дни
 Душу разболтали, ими сны полны.
На крылечко кошка сядет у окна.
На кровати крошка плачет из - за сна.
Да стоит ли тревожиться из - за снов?

А - 7д1
Я оставил Веру и вернулся к надежде…
Надежда просит поиграть с нею собачек. Говорит и просит. Надежда, всё же она весела.

А - 7е1
Настой бригадира, так сердцем остановившегося в советской армии, весело издевается над моей бородой. Но это как в любом коллективе. Угрожают наканифолить вафельным полотенцем мои волосы на лице. Весёлый задор советских извращенцев часто вспоминает А. С. Пушкин и Уругвай. Весёлый задор бригадира, копящего на «москвич», везёт меня по подозрительным рытвинам коллективных отношений. Я ему засунул в рот ананас, чтоб он отсосал кусочек спелой мякоти африканского мастерства земледелия. А впрочем,… стреляный воробей распластался на асфальте, мой кум на «девятке» почти умело обозначает местность. Да, видно здесь выращивают семя. Семя, отпущенное во влагалище, забьётся таблеткой против беременности. А. С. Пушкин и Уругвай. Ночь стоит над Уругваем и не слышна ни хрена. Но вот в матросском кубрике некто наладил гитару на лирический мотив, и вся рота запела «Катюшу».
«Расцветали яблони и груши,
Выходила на берег Катюша…»



А – 7ё1
Решил подарить Надежде этот своеобразный текст. Через пятнадцать минут у меня встреча возле центральной аптеки, где я начну претворять идею в жизнь. Ну, вот, начинается…. Начинается!