Артём Киракосов
О ДРУГОМ И ДРУГИХ
семнадцать мгновений зимы
14 \\ 17 ХОРОШО БЫТЬ МАЛЕНЬКИМ
после двух дней, проведённых в доме моих родителей, мамы и папы: Лили и Вили
Родительский дом. Есть такая песня. Пошлая, кажется. Вспоминается.
Эти слова – греют.
Когда попадаешь в родительский дом – тепло. Кто укроет тебя? Кто справится? Кому нужен ты?
Здесь можно поболеть, похныкать, посмеяться, согреться.
Вкусно? – только здесь…
Мама и папа…
Когда “уходят” родители – взрослеешь. Взрослеешь, – лишь, когда “уходят” родители. Ты – теперь – один! Один в этом мире! Ты – стал родителем сам! А те, кто остались (из родителей), сами стали детьми. И требуют отдельного ухода. Ты обретаешь новых детей – своих родителей. И это счастье! Это завершенье `круга` жизни.
Тепло. И это родительский дом, согревающий тебя – всю жизнь. Жизнь неуютную и злую.
Много, много больше десяти лет я опекал детей – без родителей. Брошенных.
«Десять минут доброты – меняют мир» – говорила Юля Баранова, руководитель нашей рабочей группы «ВСТРЕЧА». Меняют. Но, я бы ввёл уголовную ответственность за детей. На всю жизнь. Пока они не вырастут. А потом ввёл бы уголовную ответственность за пожилых родителей. Десять минут доброты – меняют мир. Но мир не меняется. Без родительского дома человек не живёт. И не вырастет человеком.
Я сплю в комнате моей мамочки. Где ещё несколько дней назад – звучала музыка. Она – здесь. Всегда. Я чувствую! Мамочка – всегда! Человек – без мамочки? Что он? Кто он? Нищий…
Я не буду нищим. У меня была (была, и есть) моя мамочка. Любовь – и через небеса человеческие – со мной.
Мы едим то, что приготовила она. Читаем её записки нам. Выполняем поручения. Я одеваю её свитер – в квартире холодно.
Мама – человек изысканного вкуса! У неё красивый дом. Она любила его, украшала. Каждый уголок этой квартиры – её образец эстетики. Я наслаждаюсь…
Мои картины… Она любила их. Всегда развешивала сама: делала экспозицию. Хвалилась перед подругами – моей живописью. Мной.
Нет, я потерял лучшего – человека – для своих картин. Кто поймёт меня теперь? Кто будет так вежливо и тонко развешивать их, наслаждаясь повешенным. Моя живопись больше не нужна. Только мама понимала её! Только мама.
Я ночую с избранными своими работами, которые преподносил ей, своей богине.
Мама – это ушедшая из под ног земля. Этой зимы…
Счастлив человек – имеющий живую маму.
Я теперь научился понимать это…
Родительский дом.
Преображенская площадь. Улица Большая Черкизовская. Дом №… Подъезд… Квартира…
Лиля и Виля.
Остался один Виля.
Мы пьём чай с заваркой, что ещё заварила нам она, женщина, которую мы с ним, с папой, любим, любим безумно. До безумия.
Мы одни.
Мы вдвоём.
– А где твоя мама? – спрашивает меня обезумевший совсем отец. – Она придёт? Скоро? Где она, сынок? Ты не видел её? Почему она так задерживается? Где она, ты не знаешь? Вернётся? Артёмчик! Скажи мне, пожалуйста, а где твоя мама…
И он горько-горько плачет – сам – отвечая себе.
Слезами горя этого.
Смерть входит в наш дом.
Родительский дом.
Такой тёплый, красивый! Уютный! Устроенный, обжитый.
Не трогать ничего. Ничего не менять. Как можно дольше. Но, – жизнь не даст нам – этого счастья. Растут молодые. Молодые. Наши дети, которые тоже требуют пространств, – всё больших и больших.
Жизнь – не миг. Между прошлым и будущим. (Как пелось в одной песне известной. Тоже мной не любимой. Её любил Александр Мень, батюшка. И так, – вошла она в жизнь. Эта песня. Я не люблю её. Как и ту, про отчий дом.) Жизнь – то, о чём пело (поёт) сердце. Сердце – это великое изобретение Господа.
Шопен. Такая лирика и красота, что дух захватывает.
Мама всегда выбирала лучших исполнителей.
Я с мамой.
Я буду бывать у неё, носить её вещи, слушать её музыку. Это великая и красивая женщина лишь начинает свой путь в вечности. Вечности, которую она сплела тут, на Земле.
Лилита! Аминь! Ты – святая! Моя мамочка – самая красивая на Земле.
– Да. Вот это была любовь! Ты же знаешь? сынок!.. Артёмчик. Я до сих пор не могу, сынок… – он опускает голову на седую гордую грудь великого воина, сражавшегося жизнь. И – плачет! Плачет!
Мы оба – воины. Нас никогда не сломить. Удар, который нам нанесли, – самый тяжёлый.
Мы выдержим.
Отняли святое! лучшее! тыл.
Наша мама была оптимистом, жизнерадостной, весёлой, дружелюбной, любила под-шутить. Наша мама – лучшая из женщин. **** Лилит **** – с именем древним.
Я смотрю на все пейзажи своей квартиры. – Это было СЧАСТЬЕ! СЧАСТЬЕ!! – быть с ними, при них, расти их ребёнком. Я потерял ВСЁ! Самое главное! И пора взрослеть. Заварки маминой (она заваривала всегда много – почему-то) хватит ещё на раз. Мы не торопимся…
Ещё ли раз…
И мне выезжать – из ``очага``, от стен родительских, дома, где я вырос, встал на ноги, жил своей семьёй вместе с родителями. Из дома, по которому я всегда скучал. Он весь – олицетворение моих желаний, представлений о красоте, доброте, уюте, счастье.
Утром жахнули февральские морозы – двигатель не заводится с ходу…
Прощай!
Дом мой без мамы моей! – не дом! Больше не дом!
Прощай! Прощай!
Зажигание схватывается… наконец!..
Я проезжаю все места моих родителей: их работу, дома, куда мы ходили по гостям, места, где родители учились. Места, где мы жили. Где я был в яслях, в саду, в школе, работал.
У меня теперь новый дом.
Навсегда.
Теперь уже навсегда.
Папа плачет. Мы допили чай – её заварки.
Теперь.
**** После двух ночей, проведённых в комнате мамы Лили, в квартире моих родителей
**** Ночи с 13-го на 16-ое января 2008-го года