По эскалатору с недовольным видом спускался милиционер. Он был в расстроенных чувствах, - за время его дежурства на вверенной ему станции метро не случилось ни одного нарушения общественного порядка. Но главная причина его недовольства была в том, что ему не попался ни один человек без московской регистрации. А время было уже позднее и подземка скоро закроется.
Зашагав по перрону, он стал смотреть на припозднившихся пассажиров, как на врагов народа.
После прибытия и отбытия состава пассажиры быстро исчезали с перрона, и тогда сержант оставался ненадолго один. Заложив руки за спину, он прогуливался мимо колон, бросая на них свой кислый и презрительный взгляд. Почему они вызывали у него неприязнь, сказать трудно.
Если бы не его привычная для нас форма родной милиции, он бы походил на гестаповца, готового на истязания ни в чем неповинных людей. Для полной картины в его руках не хватало плети, тогда вид у него был бы не для слабонервных. Казалось, он смог бы пойти на бандитов с голыми руками. Ему ни к чему иметь при себе оружие, ему достаточно оскалить свои зубы и все бандиты упадут со страху. Жаль, что он этого не знает, а то мог бы стать героем.
Очередной раз отошел состав, и разошлись люди. На глаза сержанту попался старик, который мирно сидел на лавочке и улыбался. Можно было предположить, что он тот человек, чьи мысли витали в науке. Его интеллигентное лицо выражало природную рассеянность, что присуще человеку, который постоянно пребывает в поисках решений каких-нибудь задач.
Он был одет опрятно, но старомодно и несколько несуразно: его берет не подходил к его плащу, а сам плащ был ему великоват. Очевидно, он не обращал внимания на моду и совершенно не ориентировался в одежде: что к чему подходит, он явно в этом не разбирался. Скорее всего, для него было важно только то, чтобы одежда на нем была чистой и выглаженной, что, собственно, и наблюдалось.
Сержант, оглядев пожилого человека с ног до головы, подошел к нему.
- Почему вы не сели в поезд? - спросил он строго.
- Знаете ли, голубчик, решил пропустить. Такое настроение, что торопиться не хочется. Атмосфера располагает на воспоминания. Я в молодости на эту станцию на свидания бегал,- ответил старик, застыв в широкой мечтательной улыбке.
- Какое у вас настроение, - прошипел милиционер, - я и сам вижу, - это первое, а второе - я вам не голубчик, а сержант милиции! Документы!
- Простите, вот, извольте, - протягивая свой паспорт, сказал старик.- А были времена, когда носить с собой документы надобности не было.
Наградив старика небрежным взглядом, сержант стал смотреть паспорт и почему-то с его последней страницы, где написано извлечение из положения о паспорте гражданина Российской Федерации. Видимо, пользуясь случаем, он решил их изучить.
- Орлов Владимир Владимирович, - наконец вслух прочитал он.
- Ваш покорный слуга, собственной персоной, - представился владелец
«корочки».
- Что еще за слуга?- проворчал милиционер. - Вы что старый официант? Ваш паспорт какой-то подозрительный.
- Помилуйте, отчего же?- удивился Владимир Владимирович.
- Вашему документу всего четыре года, а выглядит он так, будто ему все двадцать лет.
- Я вам доложу, молодой человек, что если его приходиться брать с собой даже в магазин у дома, то он и будет так выглядеть.
- Я вам не зеленый, - гаркнул сержант. - За оскорбление представителя власти знаете, что бывает?
- Позвольте, вы воспринимаете все превратно. Я не имел неосторожность назвать вас зеленым. Я назвал вас молодым.
- Это одно и тоже.
- В таком случае, как вас изволите величать?
- Я вам не величество, чтобы меня величать, а сотрудник милиции.
Владимир Владимирович тяжело вздохнул.
- У сотрудника милиции имя есть?
- Сержант милиции, и все. Ваш паспорт нужно проверить.
- Так вы же его посмотрели, милейший.
- Опять!? Я вам не милейший. Вы что голубой?
По лицу Владимира Владимировича прошла волна обиды.
- Смею вам заметить, у меня сын вашего возраста. И должен вам сказать, сударь, вы разговариваете со мной по-хамски.
- А я тебе сообщаю, дед, что ты в нетрезвом виде в общественном месте и надо мной
издеваешься.
- Бог с вами, с чего вы это взяли? И почему вы со мной на «ты»?! – возмутился
Владимир Владимирович.
Сержант милиции принял позу атакующего петуха: выпятив грудь и вытянув шею, он приблизился к Владимиру Владимировичу, да так близко, что коснулся своим ртом его берета. Со злобным выражением лица он сказал:
- А ты что за словечки мне бросаешь: «милейший», «сударь». Подкалываешь меня?
Старику, чтобы посмотреть ему в глаза, пришлось сделать шаг назад и поднять голову.
- Имею честь сказать вам, - не на шутку рассердился Владимир Владимирович,- что мне незачем издеваться над вами. Я еду домой, у меня хорошее настроение и, будьте так добры, не задерживать меня! Будьте любезны, отстаньте от меня!
- Я тебе не проститутка, чтобы быть любезным,- сжимая от ярости свои скулы, сказал сержант.
- Да-а-а! - протянул Владимир Владимирович. - Тяжелый случай, надежды никакой. Позвольте мне заметить вам, любезность не характерная черта проститутки. Проститутка бывает и хамкой, вроде вас.
- Так ты меня и шлюхой готов назвать, - окончательно взбеленился сержант.
Он схватил Владимира Владимировича за рукав его плаща.
- Послушайте,- миролюбиво сказал старик, - я понимаю, у вас служба «и опасна и трудна...» Как там дальше в песне?
- Опять издеваешься?! - завопил страж правопорядка. - Сейчас ты попоешь у меня!
- Ну что тут скажешь... У вас плохое настроение, но вы избрали неподходящий объект.
- Я на службе, и у меня не может быть настроения никакого - ни плохого, ни хорошего. Пойдем, заплатишь штраф за нарушение общественного порядка и убирайся ко всем чертям.
- У вас все такие? - обреченно спросил старик.
- Какие «такие»?
- Непробиваемые.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Ну, тупые, - уточнил Владимир Владимирович.
- Что - о - о! - взревел сержант. - Все, пошли!
- Вы настаиваете?
- Я требую!
- Что ж, извольте. Только после не обессудьте.
- Судит суд, а не я.
- Ну, точно, тяжелый случай, - заключил старик.
Они поднялись по эскалатору наверх, в отделение милиции, которое представляло собой маленькую комнату, выглядевшую так же неприветливо, как и ее хозяин. Одну половину помещения занимал стол с телефоном и несколько стульев, а другую - лавка, огороженная металлической решеткой.
Едва они вошли туда, сержанта позвала молодая работница метрополитена, и он вышел за дверь. Тем временем Владимир Владимирович достал мобильный и набрал по нему номер.
Когда ему ответили, он быстро сказал:
- Сынок, это я. Я в отделении милиции станции «К». С меня вымогают ни за что штраф. Ты перезвони сюда через пять минут, хорошо?
Убрав трубку в карман, он присел на стул.
Спустя минуты две вернулся сержант. Он взял в руки какие-то бланки.
- Вот распишись, плати и убирайся, - спешно проговорил он.
- А если у меня нет денег? - улыбаясь, спросил Владимир Владимирович.
- Посидишь в обезьяннике, найдешь. Давай - давай, дед. У меня времени
нет.
- А может не надо? - в шутку взмолился старик.
- До тебя не доходит, да? Ты продолжаешь издеваться?
Владимир Владимирович встал и с огромным чувством собственного
достоинства сказал:
- А теперь послушай меня, сержант. К своему стыду, я должен вам сказать: в обезьянник, как вы изволили выразиться, пойдете вы, потому что он для такой обезьяны, как ты. Я платить не буду, ибо ничего не нарушал. А ты, молокосос, будешь уволен. Понял, ты? Видимо, ты привык, чтобы с тобой говорили именно так.
Сержанта всего перекосило. Казалось, что он вот-вот лопнет от ярости.
- Т... т... т...
- Что язык проглотил? - издевательски произнес Владимир Владимирович.
В эту секунду зазвонил телефон. Подобно разъяренному медведю сержант
снял трубку.
- Алло! - рявкнул он.
По мере того, что ему говорили, его гнев сходил на нет, и в итоге от разъяренного медведя не осталось и следа. Он стал походить, скорее, на трусливого зайца. Он даже носом стал дергать, как это делает ноздрями заяц во время еды. Лицо сержанта покрылось потом, а глаза заморгали так, будто у него начался нервный тик. На него жалко было смотреть. Повесив трубку, он произнес:
- П - простите меня, я не знал...
Указав пальцем наверх, Владимир Владимирович сказал:
- Значит, если бы не мой сын, при своей генеральской должности, который, к своему несчастью, имеет над вами власть, то вы упекли бы меня в обезьянник?
- Ну что вы, сударь...
- О - о - о! А вы, я вижу, способный ученик. Даже приятно стало от таких слов. Гнать вас надо из органов, да волчий билет в руки.
- Куда я пойду? Кроме...
- Кроме как носить эту форму вы ничего не умеете. Да будет вам известно, что вы и этого не можете делать. Вы посмотрите на свой вид. Вы похоже не на представителя власти, а на боевика. Господи, вы даже не знаете, насколько вы несчастный и обделенный человек. Вас как звать?
- Николай.
- По объявлению пришли работать в милицию?
- Да.
- Вот в этом-то и вся беда. Какой с вас спрос. Надеюсь, это послужит вам
уроком. Хотя, вряд ли.
- Послужит, послужит.
Владимир Владимирович покинул мрачное место и направился к человеку, продававшему газеты. Сержант тенью последовал за ним.
- Вы что за мной идете?
- Просто... Провожаю.
- Незачем.
- Как скажете.
Старик купил газету и спустился вниз к перрону, где никого не было. По
времени должен был подойти последний состав.
Владимир Владимирович развернул газету. Не успел он сосредоточить свое внимание на чтении, как в тишине на всю станцию раздалось:
- Ну, ты, хренов, куда прешь? Ну, ты, козел, милейший!
Владимир Владимирович узнал голос сержанта.
- Сам урод! - кто-то крикнул в ответ милиционеру.
Подошел последний состав, и старик вошел в вагон.