Вертолёт коснулся земли. Лопасти ещё продолжали крутиться, создавая ураган на посадочной площадке. От ветра трава прижималась к земле, а встречающие, придерживая руками полы пальто и наклонив голову, нестройной толпой бежали к вертолёту.
Геннадий прильнул к стеклу, пытаясь разглядеть среди бегущих свою жену и ребятишек. Его взгляд всегда легко находил фонтан её рыжих волос. Но сегодня мелькали другие оттенки. «Может, дети приболели?», - пронеслось в голове.
Вертолёт затих. Пилот открыл люк и спустил на землю легкую металлическую лестницу. В салон ворвались радостные крики детей и женщин. Геологи засуетились, разбирая свой нехитрый багаж, и по одному начали спускаться, попадая в объятья своих родных.
Женщины улыбались, приветствуя Геннадия, и уж очень старательно пытались обойти его, повисая на шее «своего». Соседский Сашка начал было говорить: «А ваши…», но мать резко дёрнула его за руку: «Смотри, вон твой папа!». В этой радостной кутерьме спрашивать кого-либо было бессмысленно и, закинув рюкзак за спину, он широкими шагами двинулся в сторону посёлка.
Его семья жила в двухэтажном деревянном доме. В подъезде было чисто и тепло. Поднимаясь по скрипучей лестнице, он был оглушён непривычной тишиной. Не было радостных воплей, с которыми дети всегда мчались навстречу, рискуя переломать ноги и руки.
Геннадий дошёл до квартиры и толкнул дверь рукой. Она была заперта. В посёлке двери запирались чисто символически, чтобы случайно забредший гость видел, что сейчас дома никого нет, а в другое время вам всегда рады. Ключ обычно лежал под ковриком, либо висел на гвоздике, на дверном косяке.
Предчувствуя беду, Геннадий заглянул под коврик. Вот он, «золотой», на своём привычном месте.
Узкий коридор, в котором едва могли разойтись два человека, показался просторным. Взгляд скользнул по вешалке: там одиноко висела его зимняя куртка. Полка для обуви, будто сочувствуя, смотрела на вошедшего пустыми ячейками.
Не разуваясь, Геннадий прошёл в комнату. Белый прямоугольник на стене ослепил глаза. На этом месте весной висел ковёр –единственная ценная вещь в доме, и стена сохранила первозданный цвет побелки. На полу не валялось ни одной игрушки, о которые, чертыхаясь, он частенько спотыкался. На столе лежал белый тетрадный лист. На нём красивым почерком жены было написано:
«Прости меня, пожалуйста. Я устала тебя ждать! За детей не волнуйся, Игорь очень хорошо к ним относится».
Последнюю фразу лучше бы она не писала…
Он не помнил, как прожил три месяца в пустой квартире. Казалось, кто-то другой ходит на работу, ест, пьёт и даже иногда смеётся.
Его реальной жизнью стали сны. В них они по-прежнему были одной дружной семьёй. Так уютно было сидеть на стареньком диване вчетвером, когда за окном наметала сугробы позёмка. Жена колдовала со спицами, а он и двойняшки, удобно расположившиеся на его коленях, рассматривали книгу о драгоценных и поделочных камнях. Ольга с Петькой наперебой сыпали вопросами:
- А почему этот камень назвали Лунным? Его на Луне нашли?
- Ой, хризолиты! Это такие же, какие находили люди в сказке о Серебреном Копытце?
Вопросам не было конца. И всем так не хотелось ложиться спать.
Не то, что теперь: лишь одно желание было у Геннадия - быстрей добраться до постели, окунуться в сон, чтобы всё было, как раньше.
В один из вечеров, когда он почти задремал на диване, раздался телефонный звонок. Голос жены, слегка заикаясь от волнения, спросил: «Ге-гена, ты не-не против, если я с детьми вернёмся?».
От неожиданности, негодования и радости у него перехватило дыхание.
Единственное, что он смог произнести в ответ: «Ключ под ковриком».