Костя, ты где, я иду домой, точно идёшь, точно, прямо иду, через пятнадцать минут буду. Я жду, я иду. Он так глубоко задумался, что его чуть не сбила машина. Он перешёл улицу один раз и совершенно забыл, что пересекает бульвар. Надо же такому случиться, но его поймал парень, абсолютно пьяный, с бутылкой пива в руке, поймал на приём, можно так сказать, а что было делать, чтобы быстро спихнуть с дороги. Теперь он лежал прямо в бульварной грязи, на измученном брызгами сугробе и парень рядом лежал и страшно матерился, но как-то весело и беззлобно, наверное, всё он воспринял как приключение и не более того.
Кончилось всё дружеской очисткой одежды и, разумеется, предложением отметить это дело в ближайшей пивной. Костя не очень хорошо понимал, что они будут отмечать, не второе же рождение и нового папу, а парень уже забыл о происшествии и говорил что-то совершенно другое. Костя всё-таки прошёл с парнем в подвальчик с названием какого-то сорта пива. Подвальчиков таких развелось не меньше, чем пивных сортов, то есть, видимо невидимо. Тут было уютно, как дома. Кто-то смотрел телевизор, кто-то просто болтал, а в самом углу у конца стойки двое ребят играли на гитарах, будто разговаривали.
Костя подумал, а почему я здесь никогда не был, до дома рукой подать, но вопрос был таким простейшим на первый взгляд, а ответ был так запутан, как бывает запутана тонкая верёвка, слежавшаяся в шкафу, что Костя и не думал на него отвечать. Костя был два года как женат и просто не представлял, куда он может вообще отправиться без жены. О таком расскажешь и явно оценишь – тряпка какая-то, а не мужик, да нет тут всё не так просто. Любил он жену, но и это не причина, мало ли кто любит ещё свою жену на втором году супружества, и круче герои на этом фронте встречаются. Только, чтобы вот так, никогда никуда, даже в магазин, такое дело бывает, всё-таки, не часто.
Особые условия были у Кости, особые в смысле работы. Он всё время думал, жена давно уже стала для него не просто домашним предметом, пусть любимым, человеческим предметом, в лучшем смысле этого понятия о необходимости существования в жизни не одному, любви если хотите предметом, нет, совершенно, всё не то, - она была, фактически, его поводырём. Самым настоящим. От работы до дома он ещё без неё добирался, вот примерно как сейчас, не без приключений как видите, но добирался всегда, а вот куда-то пойти или что-то сообразить самостоятельно, например, одеть сандалии в мороз и пойти, или валенки летом тоже мог запросто.
Скажете просто двинутый, опять нет, не двинутый, а наоборот настолько умный, что никакие мирские заботы и дела обычных людей его не волновали. Например, ему абсолютно всё равно было, сколько он получает, куда носят люди деньги он, конечно, знал, не всегда таким он был, но вот как ими точнее распорядиться, в самом минимальном значении слова точность, он понятия не имел. Даже это не совсем правда, более верно будет сказать, что он не знал времени применения денег. Например, когда надо было идти в парикмахерскую, он на неё мог отложить некую сумму. Довольно точно её отложить, даже с учётом постоянно растущей цены, в цифрах и подсчётах он толк знал, ну и что, деньги эти на стрижку могли в специальном отделении портмоне лежать месяц.
Постоянные напоминания жены своё дело делали, он иногда проверял на месте ли отложенный капитал, но на этом всё и заканчивалось. Начиналось, скорее, его жена брала за руку и, несмотря на решительные протесты, вела прямо перед работой к Верочке парикмахерше, которая была сто лет их знакомой и работала прямо за углом. Как он дошёл до такой жизни, да просто. Просто почти за год до женитьбы он страстно полюбил, полюбил свою работу. Толчком было изобретение им особого метода, бесполезно это объяснять, какой там метод, скажем так, он занимался созданием новых материалов.
Материалов, отвечающих определённым заранее обозначенным параметрам. Его метод позволял очень точно разрабатывать промышленную технологию получения материала, не будем всё говорить, но это всегда была проблема, как из лаборатории, наиболее продуктивно передать технологию в производство, то есть укрупнить её масштаб. Куча проблем всегда возникала, так вот он научился их решать. Решать научился, а сам погиб окончательно. Даже как женился, не помнил. Хорошо отношения его развивались по накатанной программе, то есть процесс его женитьбы уже был в руках будущей жены, а так бы он и жениться забыл.
Сейчас он бился над одной проблемой, этот материал имел огромное значение для микроэлектроники, но это не важно. Ему на это было наплевать, главное для него было решить задачу, интересную задачу. Получать материал в лаборатории, не без его участия, научились уже полгода как, а вот промышленное применение было до того туманным без соответствующей технологии, что хоть плачь. Плакать Костя не плакал, но перестал, и пить и есть. Метод его оказался ущербным, для этого материала он совсем не подходил.
Ничего не получалось даже в теории, не то что пробовать в условиях опытного производства. Все понимали, что это трудно. Никто его на работе не гнал, не торопил, наоборот, если он доходил до работы, то жена была уже совершенно спокойна, там его и накормят и лекарство вовремя дадут, если простудился, например, но, как вы поняли, неспроста о нём заботились и не гнали. Он сам себя гнал, сам работал уже все двадцать четыре часа в сутки. Как он оказался в пивной, при таком раскладе, никто не смог бы объяснить, даже его жена, самого Костю, и не спрашиваем.
Он сидел за столиком в противоположном углу от гитаристов, слева от него бились в бильярд, американский бильярд. Стол был небольшой, и ему было всё отлично видно. Видно, но он не смотрел, он тянул огромный бокал с пивом и … думал. Думал о молекулах, что с ними делать. Необходимо было научиться распутывать их клубок особым образом, чтобы ни в коем случае не повредить, свойства резко ухудшались, если спирали и связи разрывались. В лаборатории это делали, всякими тонкими методами, но дальше ничего не упрощалось, и не было никакой приемлемой идеи.
Он смотрел на шары, а видел связки ударов и столкновения шаров совершенно по-своему. Иногда он всё-таки отвлекался и слышал, что ребята играют дурака на горе. Это была одна из любимейших его песен, да и весь диск ему нравился больше всех. Музыку эту он считал наиболее отвечающей его внутреннему миру, исключая, разумеется, классику, в которой он разбирался только на уровне «популярная классическая». Парень, с которым он пришёл, казалось, совершенно о нём забыл, он сидел, да и не сидел, а передвигался от компании к компании. Везде сразу же с его появлением начинался смех и суета, но он не задерживался, словно в этом было его предназначение - возбуждать радость и утверждать оптимистическое начало. Он быстро, едва начав его исполнять в одном месте, уже бежал к следующему участку и там опять начинал всё сначала.
Стоп, начинать всё сначала, в этом что-то есть, думал Костя, вести реакцию рывками, да, чтобы связь при рывке не успевала порваться, но… нет, так не получится. Нужно что-то ещё, что ещё, вот если бы… Раздался сильнейший, рассыпчатый звук удара в шары, - они разлетелись во все стороны и один улетел на пол. Неудачно, но очень сильно пирамида была разбита. Послышался смех, и все начали подначивать расстроенного игрока. Пирамида, разлетелась за счет одного удара, это то о чём я думал, потом собрать опять в пирамиду и ударить ещё раз. Но так нельзя, это не даёт ничего, ничего. Вот, вот оно, как же я не понимал раньше.
Китайский штык, Необходимо распутывать клубок как китайский штык, только так, какой я идиот. Он быстро пошёл к выходу, повторяя себе под нос «китайский штык», надо не пропускать конец через петли, а просто тянуть, тянуть в разные стороны, при этом периодически наносить удары в самую середину связей, Да, так и только так. Эй, чудак, тебя проводить, до дома-то дойдёшь. Костя не ответил парню с бутылкой, он просто махнул ему на прощание рукой, нет, не надо, я пока не домой, я не домой. В голове у него был сумбурный узел, - китайский штык, - который он только что успешно распустил. Он вышел и опять пошёл через бульвар.
На той стороне бульвара никого не было, не было парня с бутылкой. Он успел подумать, как хорошо – китайский штык, как это хорошо…