Зарисовка о «властителях»
Как хорошо, когда заканчивается инаугурация, когда она не твоя… Так думал Путькин, переступая порог здания, где некогда находился его кабинет. Мрачно тут как-то, холодно… И неужели Медведкин, который ещё совсем недавно с глазами преданной собаки выполнял мои поручения, уже сидит за моим столом?..
Незаметно для себя Путькин прошёл по коридору и остановился у кабинета с вывеской Президент. И чего эта табличка такая крупная, тут и без неё все знают, кто сидит за этой дверью… Он по привычке открыл дверь, но уверенно войдя, остановился у порога как вкопанный. Прошло несколько секунд прежде чем Медведкин, развалившийся в президентском кресле и упоённо читавший статью о прошедших выборах, поднял на него глаза. В его взгляде прослеживалась смесь удивления и надменности.
- Путька, кто разрешил тебе войти. Здесь что, проходной двор… Может, табличку с кабинета сняли…
Бывший президент немного помялся, но ничего не ответил, потому что где-то на подсознательном уровне представил себя на месте преемника и понял, что в общем-то тот прав, пользуясь всеми прелестями своего новоявленного положения. А тем временем Медведкин несколько смягчился.
- Ну, раз уж ты пришёл… В общем-то я сам собирался тебя позвать. Знаешь, тут такое дело. Помнится ещё до выборов ты говорил, что никогда не повесишь мой портрет. А главное, что можешь выразить уважение и по-другому. Так вот. Там в углу стоят мои ботинки – почисти мне их к завтрашнему дню, а я поеду домой да посплю после тяжёлого дня.
И с этими словами Медведкин лениво встал из-за стола, потянулся и направился к двери. Уже у самого выхода он бросил взгляд на стоявшего в оцепенении Путькина и добавил:
- Ах да, а портрет мой всё-таки повесь. Да так, чтобы все входящие в приёмную видели его в первую очередь.
Он вышел, а Путькин предался размышлениям о том, как всё изменчиво и как те, кто вчера был вам предан, сегодня заставляет вас чистить сапоги. И спрашивается почему? А только потому, что занял ваше место. Собственно, и предан-то он вам был именно из-за этого самого места – это бывший глава государства тоже подумал, но сделал вид, будто не заметил промелькнувшей мысли. Надо сказать, Путькин был даже очень удивлён, когда обнаружил, что всё время своих философствований он именно чистил сапоги. Сперва он даже хотел бросить это занятие, но ботинки уже блестели, и Медведкин всё равно не заметил бы бунта своего подчинённого. Тогда экс-президент аккуратно поставил обувь на прежнее место и отправился в приёмную.
Зачем я туда иду? Ну не портрет же вешать, в самом деле! А между тем вышеназванный предмет уже лежал там на одном из столов и как будто сам просился на стену. Ну уж нет! Этого Медведкин от меня не дождётся. И Путькин демонстративно сел в кресло. Я буду тут сидеть и когда он придёт. Но портрета на стене не будет!
По прошествии нескольких минут наш герой стал думать о том, что Медведкин всё равно уже президент, независимо от того, какие у них отношения. А раз так, выходит, не Медведкину нужно, чтобы они были хорошими. Тут рука Путькина сама потянулась к портрету. Но он быстро отдёрнул её. Ещё через пять минут он быстро встал, взял молоток и деловито стал вбивать в стену гвоздь. Вскоре со стены на него смотрел Медведкин. Да так, что никуда было не спрятаться от этого взгляда. Как и подобает президенту, - мелькнула мысль у Путькина.
Наутро Путькин уже стоял под дверями кабинета, чтобы первым доложить о проделанной работе. Однако стоило Медведкину позволить ему войти, как дверь кабинета снова открылась и туда неслышно вошёл Патрушкин, по старинке именовавший себя чекистом. Совсем не замечая стоявшего у двери просителя, он проследовал прямо к президентскому столу и вкрадчиво сказал:
- Довожу до Вашего сведенья, что вешая Ваш портрет Путькин долго колебался а потом даже позволил себе выругаться нехорошим словом.
Медведкин нахмурился.
- Каким?
- О, я даже не хочу произносить его в Вашем присутствии и зная, что оно было сказано в Ваш адрес.
Почувствовав на себе взгляд вышестоящего и не дожидаясь вопроса, Путькин залепетал:
- Виноват, виноват… То есть, виноват не в том, а в этом… как его… В нерешительности. Я это… То есть я не то, чтобы… Я не решался взяться за столь ответственное дело… Видите ли… я… это… ну словом с детства очень неуклюжий… и вечно всё роняю… Я так боялся взять Ваш портрет, потому что думал, что и его уроню….. А это… то есть… Ну это совсем недопустимо…
Тут его несвязный поток и без того прерывавшейся речи прервал Патрушкин.
- Хочу обратить Ваше внимание на то, что он ещё выругался.
Тут Путькин залепетал ещё быстрее.
- Так это… это… ну это… Даже не знаю как сказать… Портрет… Это… словом мухи засидели… и когда успели только… гадины, развелось их тут… Такую вещь испортить! Вот я и это… И сказал, что думал…
И всё бы ничего, но после этого Путькин мельком взглянул на Патрушкина, и видимо в его голове вновь всплыли картины того времени, когда тот ещё был его подчинённым. И опять же подсознательно возникший импульс: что он подумает теперь, породил вспышку какого-то странного чувства. Путькин даже вспомнил известную фразу «Кругом измена, трусость и обман». Но фраза принадлежала отнюдь не ему, ему же предстояло в глубине души признаться себе, что в данном случае предавать было нечего. Патрушкин просто шёл к тому, кто платит, кто у власти. А куда шёл – это не волнует ни его, ни саму власть. Но по инерции решив довести образ оболганного отца отечества, Путькин тихо произнёс очередную пришедшую на ум цитату:
- И ты, Брут…
Патрушкин же, ничуть не растерявшись, но по виду несколько оскорблено, в свою очередь ответил:
- Я не Брут, но позвольте Вам заметить, что и Вы не Цезарь.
Неизвестно, что бы было дальше, но тут в открытую дверь кабинета вбежал чёрный лабрадор. Это была собака Путькина, которая настолько привыкла к месту работы хозяина, что после его ухода с президентского поста где-то спряталась, а когда волнения поутихли, вернулась на привычное место. А произошло это именно в тот напряжённый момент.
А лабрадор уже крутился между обитателями кабинета. Видимо, собака поняла: тут что-то не то. И, метнувшись к привычному президентскому столу и не обнаружив там хозяина (более того – на его месте сидел кто-то другой), она громко залаяла. Сколько отчаянья и тоски по правительственной еде было в этом лае.
Однако Медведкин был человеком не сентиментальным (зато собак побаивался с детства), и поэтому он отреагировал весьма обычно.
- Развели тут псарню! То сам когда хочет вваливается, то теперь ещё и собака его. Этому надо положить конец – чтобы сегодня же этой псины не было!
Путькин воспринял эти слова буквально, однако они не особо его расстроили – это был хороший предлог выйти из неприятного разговора. Со словами «Пошли», обращённым к лабрадору, он уже пошёл было к двери, но тут Медведкин его остановил:
- Как пошли? Тебя пока никто не отпускал. Что по-твоему, пока я тут ходил, у меня ботинки не запылились? Соизволь почистить. Да и ещё. Зажги семисвечник в нашей синагоге. Не раввин же это делать должен, в самом деле…
После исполнения всех государственных поручений, Путькин стоял на мосту. В руке у него был мешок, к которому он привязывал камень. Из мешка раздавался собачий лай. Решив снова сыграть отвергнутого гения, экс-президент произнёс: «Прощай, мой друг. Закончились твои сытные обеды в моей приёмной…» И с этими словами он бросил мешок вниз.
Знаете, когда входишь в роль, иногда настолько в неё вживаешься, что на какое-то время теряешь чувство реальности. Очевидно, то же произошло и с нашим героем. Он уже было занёс ногу, чтобы отправиться вслед за упавшим мешком. Думал он тогда что-то вроде этого: был на вершине, а теперь… Однако Путькин быстро очнулся от мечтательного оцепенения. Он оправился, и мысленно удивлённо произнёс: «Так. Что это я. Мои-то правительственные обеды не закончлись... Всё не так плохо. Ну, почищу сапоги, в КГБ и не то приходилось. А там глядишь Медведкин и пост какой даст, если хорошо справляться буду. А лет восемь пройдёт, и кто знает…» С такими мыслями он и пошёл по вечернему городу, напевая себе под нос «Лабрадор, Гибралтар…».
П.С. Поверьте, все аналогии с реальностью - только плод вашего воображения)))