Приспособленцы 2. Киоск

Дмитрий Литвинов
       
       
       Последний звонок. Выпуск 1992 года. Надо определяться с дальнейшими действиями. Вот Артёмка по настоянию матери и определился, в ближайшие ПТУ,
на электрика: «Сынок, профессия электрик чистая, перспективная, хлебная».
И после летних каникул стал Артём изучать законы Ома и труды Ампера.
В принципе ничего, жить можно, пока не произошло, то о чём расскажу ниже.

       Техническое черчение – наука наук. Мало, какой электрик сможет достичь вершины мастерства, не начертив болт в разрезе или втулку в трёх проекциях. Хоть тресни,
но чертёжным шрифтом подпиши типовой лист форматом А4. Кто хоть раз занимался этим онанизмом в извращённой форме, должен знать, что для этих дел требуется: циркули, линейки, всякие карандаши (на каждый штрих свой), транспортир.
Готовальня это называется. Год, позволю себе вам напомнить, был 1992. В отличие от безобразий, которые тогда творились, товары любой необходимости надо было найти.
В том числе и готовальни.
И как - то, одному богу известно как, Артём забрёл в небольшой магазинчик на окраине города, и там обнаружил, Вы не поверите, готовальни. Гос. Цена оным 2 руб. 50 коп. И бери ты их, хоть в розницу, хоть оптом, в любом количестве. Ну, Тёмка и взял пять комплектов, для верности. Благо в тот период стипендия была соизмерима с месячными затратами студента, по крайне мере у тех, которых принято называть домашними. На урок студент пришёл во всеоружии при пяти чертёжных наборах, готов к предмету он был один. И началось: дай карандашик, дай циркуль. И... пока кто-то из одногруппников не разбудил олигарха: « Продай. Сколько просишь?» - «Три пятьдесят", - не раздумывая, ответил будущий владелец заводов и пароходов".- «Беру. И я, и я, и я»,- послышалось со всех сторон. Быстренько всё продалось, и даже последняя готовальня, которую он хотел оставить себе, ушла в конце урока. Чистая прибыль пять рублёв. Конечно,он съездил в этот магазинчик ещё раз и снабдил чертёжным инструментом: и свою группу, и группу КиПовцев, и группу сварщиков. Артём офигел, он на практике познал, что такое дикое накопление капитала. Ну и что вы думаете, что по русской традиции всё так удачно заработанное было очень быстро спущено. Не-е-т, не угадали. Буквально через неделю в этот магазинчик были завезены капроновые колготки разных цветов, рисунков и размеров, туда то Артём и вложил свой стартовый капитал.


       Машка со второго курса, группы операторов, каких то там прессовочных машин, девчонка – сок. Все мужики, начиная от лопухового первокурсника недоростка по кличке Рубль двадцать и до директора училища, провожали её статную фигуру с ногами от ушей жадными, горящими взглядами. Но она была недоступна как Рио де Жанейро с белыми штанами для комбинатора всех комбинаторов. По крайней мере, для лиц этого замечательного учебного заведения: «Вот чёрт, опять стрелка пошла. Вчера только купили, мама меня убьёт,- так тихо сама про себя ворчала Маша на колготки, с таким трудом добытые родителями, - ну говорила же мама, не одевай в училище, порвёшь. Нет, блин, одела». Застывший на месте Артёмка, стоял, открыв рот, и наблюдал эстетичеко – эротическую картину; бедро обтянутое бежевыми капронами по которым ползла эта замечательная стрелка. Как Артём в этот момент ей – стрелке завидовал:
«Ты, что уставился,- грозно произнесла Маша, обнаружив случайного свидетеля своей неприятности, и быстро поправила юбку». - «Это, как его, ну это. У тебя я вижу проблемка, - отходя от шока, наконец, вымолвил молодой человек». – « Это у тебя сейчас будут проблемы. Вали от сюда». - « Да не, я про то, что у меня есть колготки». - «Что-о?» - удивилась будущий специалист по прессовому оборудованию, и снисходительно добавила – « Иди, иди отсюда, - потом, опомнившись, - остановила уже собравшегося уходить Артёма, - стой, погоди. Откуда они у тебя?» - «Какая тебе разница,- уже уверенней в себе, понимая своё превосходство в данной ситуации, ответил будущий олигарх». Маша же, сменив гнев на милость, продолжала выяснять.
- У тебя, их много?
- Тебе хватит.
- А размеры?
- Любые и расцветка любая.


       Бизнес пошёл. И уже очень скоро, этой необходимой частью женского гардероба, были снабжены все студентки, и даже некоторая часть педсостава. Учебный год заканчивался, а капитал у Артёмки рос. Он стал размышлять: «Фарцовка нынче не выгодна, в магазинах шмотья всё больше и больше. Надо переходить к цивилизованному способу обогащения». И опять повезло, как раз у его дома стоял киоск – «Союзпечать» и почта, в чьём веденье он находился, решила с ним по понятным только им причинам расстаться. Артём предложил почтовикам продать ему киоск. Те в свою очередь с радостью согласились. И уступили торговую точку за символическую плату, лишь бы спихнуть с баланса и заработать нал.
       После оформления не большого количества документов Артём стал торговать. Ассортимент его лавки был широкий. В 90-е в киосках можно было купить всё, начиная от дверной ручки и заканчивая «калашом» или ПЗРК. Конечно у Артёма всё скромнее, но стиральный порошок и конфеты, нижнее бельё и канцтовары, водка и гвозди замечательно соседствовали друг с другом. Отцовский Москвич-Комби, который выезжал из гаража по большим праздникам, стал трудиться по полной. С утра до вечера Москвич трудяга возил коробки, мешки, тюки и прочее. Отец не возражал, к тому времени на большинстве предприятий стали платить зарплату воздухом при этом не всегда свежим. Коммерческая жилка сына и Москвич семье пригодились. Ещё через пол года Москвич превратился в «девятку», сам Артём в завидного жениха, а его далеко не спортивное прошлое гарантировало ему «волчий билет». Вроде всё нормально пока…
       …Пока в один прекрасный день к нему, разгружающему свою «девятку», не подошли два молодых человека:
- Здорово торговля!
- Вам не хворать.
- А что дела идут?
- Идут.
- Дай сигарет?
- Я уже кассу закрыл.
- Угости.
Артём достал из одного из надорванных блоков пачку, и угостил ребят. Те не без благодарности приняли сигареты, спросили:
- Кому платишь?
- Не понял?- скосил под дурочка Артём. Конечно, он знал о рэкете и знал, что есть такое «кому платишь?»
- Кто тебя «крышует»? Сам понимаешь времена не спокойные нынче, то кирпич на башку упадёт, то шпана в подворотне запинает, а так глядишь, есть к кому обратиться.
- Типа тимуровцы.
- Типа да, - усмехнулись крепкие ребята.
- Спасибо конечно, пока в помощи не нуждаюсь. Я подумаю.
- Подумай. Мы через недельку к тебе подрулим.
- А где вас искать если, что?
- Около школы подвальчик-качалку знаешь?
- Ну.
- Вот туда придёшь там ребята нормальные. Обратишься, не откажут. Правда, сам понимаешь, платить придётся.
- Понимаю.
- Ладно, торговля бывай, не болей.
- Ага.
 
Жизнь продолжается: Шахтёры и учителя бастуют; офицеры вешаются и стреляются; шлюхи и урки перебрались из притонов на правительственные дачи, в сауны и казино.
Хоронят ветерана умершего с голоду и открывают элитный бизнес – лицей для подрастающего поколения. У Артёма торговля идёт бойко.

Июльские белые ночи. Прохлада после жаркого дня короткого северного лета убаюкивала город. Даже те люди, которые привыкли жить ночной жизнью, не тропились окунуться во все её прелести, а мирно прогуливались, наслаждаясь свежестью.
Артём в этот день тоже решил пройтись до дому пешком в надежде встретится с кем-нибудь из своих приятелей, а лучше приятельниц, но встретил недоразумение во всех отношениях. Это недоразумение его сокурсник – Рубль двадцать.
«Тёма здорова, - ещё издалека радостно закричал сокурсник». Это было странно для Артёма, они никогда не были с ним в приятельских отношениях. Он был не то что бы сноб, но общаться с вечно не ухоженным и дурно пахнувшим человеком с ужимками лагерной шестёрки, не хотелось.
- Здорова.
- А я тебя тут давно жду.
- Зачем?
- Ты говорят, поднялся?
- Говорят, что кур доят? Короче!
- А короче, вот что. Ты слышал, Пердун откинулся.
- Какой Пердун?
- Какой никакой, а «смотрящим» в районе он поставлен. Твой комок как раз напротив его окон стоит, и его это бесит. Но он готов тебя простить, если будешь пошлять пятьдесят процентов от дневной выручки.
- Да пошли вы оба, и ты, и Пердун твой.
Рубль двадцать попытался еще, что - то сказать, но толи удар снизу в челюсть, толи состояние полёта и твёрдое приземление помешало продолжить дискуссию. Артём отправился дальше, через минуту забыв об инциденте.
Вечером следующего дня, под самое закрытие, когда юный коммерсант подсчитывал дневную выручку и планировал закрываться, у киоска остановился повидавший виды Опель. Из машины вышли трое. Сначала Рубль двадцать потом водитель, и из задней части салона тип уголовной наружности. Нет, он не был лысый со шрамом на лице, напротив аккуратно пострижен и причёсан, гладко выбритый; на руках кроме кольца на безымянном пальце левой руки отсутствовали татуировки. Типичный жиган – сердцеед, который привык не только красть «лапатники» из карманов зазевавшихся граждан, но и сердца юных красавиц, до одури обсчитавшихся романов о благородных разбойников.
Эта троица подошла к киоску.
В железную дверь киоска сильно постучали:
« Эй, барыга откупоривай свою каморку, базар есть, - что – то со стороны улицы заверещало, напоминавшие фальцет Рубля двадцать, - ты чё оглох, открывая быстрее!»
Дверь открылась не сразу, но неожиданно для шестёрки, да так неожиданно, что бедолаг очередной раз, получив по морде, отлетел на приличное расстояние.
Авторитет усмехнулся, а водила как стоял с лицом плакатного члена ЦК, так и продолжал стоять недвижим. Единственно, что брезгливо вытащил ногу из-под тела, прилетевшего товарища: «Ты, эту каробченку, когда отсюда убирать собираешься? – начал, было, разговор авторитетный пердун». «А ты кто такой? – не из праздного любопытства поинтересовался Артём». – «А я тебе на спине выжгу кто я такой, на долгую память. Значит так, чтобы завтра к утру этого туалета здесь не было, либо к вечеру пятьдесят лимонов на бочку, и так каждый месяц». – «А если не то и не другое?» -
 «И не кто не узнает, где могилка твоя», - перефразировал смотрящий.

Что есть «качалка» рассказывать не стану, скажу лишь одно эти спортивные заведения и тогда и сейчас посещали люди, уважающие здоровый образ жизни, но не всегда «уважаемые» в милицейской и воровской среде. Кстати неискушенный человек не всегда сможет отличить друг от друга опера в штатском, накаченного «братка» и «авторитетного» жулика. По манере говорить, одеваться и вести себя в обществе определить, кто есть кто очень сложно. В респектабельном джентльмене, не пропускающем не одной театральной премьере трудно угадать вора – рецидивиста.
По изрисованному от ушей до пяток телу крепкого молодого человека нельзя сказать, что это пусть даже бывший спортсмен, не знающий как она выглядит эта параша.
 А блюющий под себя в кабаке сотрудник милиции, пусть даже в штатском, вызывает отвращения.

- О, торговля здорова! Позаниматься пришёл?
- Да нет, я за помощью. Тут на меня «наезд» был.
- Бывает.
- Решить мою проблему сможешь.
- Смотря, кто «наехал».
- Пердун.
- Решаемо. Когда «стрелка».
- Завтра вечером, после закрытия.
- Добро.

Этот день для Артёма был весь как на иголках. Всё валилось из рук, ничего не радовало не погода, не выручка. Мысли о предстоящей разборке мешало сосредоточиться на работе, поэтому он то и дело обсчитывался. Интересно, что когда не сдавалась сдача покупателю, то Артём слышал всё, что о нём в частности и вообще о возрождающемся классе проклятых эксплуататоров - капиталистов думает электорат. Но, когда обсчёт был в пользу покупателя, то гражданин испарялся быстрее, чем могла бы проснуться совесть самого совестливого человека. Час «Ч» настал.

Как это часто бывает, одновременно с двух сторон две группы людей двигаются, друг к другу на встречу. Это соревнования, у кого крепче нервы; приз – жизнь.
Лидеров группировок видно сразу, лидера всегда видно. Они оба хорошо стреляют, но оба хотят жить, поэтому не торопятся жать на курки. Странно, но выстрелы не прозвучали. Жулики уехали, «спортсмены» тоже рассосалась, остался только один из культуристов с кем Артём виделся на кануне. Он то и постучал в дверь киоска:
«Ну, что торговля, всё как в аптеке, ты не кому ничего не должен платить будешь нам.
Кстати десять ляпок к завтрашнему вечеру подготовь, ладно. Бывай торговля!»
До этого дня Артём в рот не брал спиртного, но этим вечером он надрался как скотина прямо у себя в киоске.

Дмитрий Литвинов.
Шадринск, зима 2007 – 2008 гг.