Пневмония - это очень серьезно - первое, что говорят мне, когда я бурлящим басом отвечаю, что у меня воспаление легких. Они звонят мне от страха и с тайной радостью, что это не у них воспаление легких, а ведь могло бы быть у них, раз есть у меня.
Это второй раз в жизни я болею пневмонией. В первый раз она принесла мне только хорошее - я проболела всю первую четверть пятого класса, а потом мама договорилась, что в музыкальной школе у меня будет академотпуск. То есть целый год я не буду ходить в музыкалку! Не буду проезжать восемь остановок на троллейбусе и три квартала пешком! Не буду делать домашние задания - разучивать некрасивую музыку. А там может быть они подзабудут и я вообще не вернусь "за инструмент".
Инструмент у нас был красивый - это была единственная лакированая мебель в нашем доме. Он был вишнево-шоколадного цвета - как конфета пьяная вишня в шоколаде, если бы она была леденцовая. Он был очень звонкий. Совсем не такой, как в музыкалке - там были мутные инструменты поносного цвета с тугими клавишами, на них можно было играть только некрасивую музыку. На нашем инструменте мама по вечерам играла папе красивую музыку. Она садилась на круглый стульчик, скрутив его пониже, под себя, а папа ложился на Веркину кровать - на Веркину, потому что я спала на втором этаже: папа придумал такую стальную раму, которая превратила две наши кровати в одну двухэтажную. Он лежал и слушал, а я садилась рядом. Это была волшебная музыка, под которую хотелось плакать и смеяться одновременно. Я мечтала, что вырасту и стану красивая как мама и буду играть такую же красивую музыку, а некрасивую - ни за что не буду играть. Никогда. Она играла "вещь" за "вещью", это были удивительные мелодии из старых французских фильмов. Это сейчас эти фильмы старые и я остервенело ищу их в магазинах и делаю стойку как спаниель, учуявший дичь, когда замечаю знакомое название на полке. Хотя, чем это мне поможет - у меня нет инструмента... Мы даже решили к нашему старенькому домику пристроить еще одну комнату, чтобы было куда поставить пианино. Я в предвкушении. Уже целый год. Пневмония располагает к размышлениям. Почему у меня до сих пор нет инструмента?
Моя бабушка умерла от пневмонии. Моя любимая бабушка, папина мама. Сейчас бы сказали, что она была еще молодая. Интересно, что любимая бабушка моей дочки Маши - тоже папина мама, то есть мама моего мужа. Она уже может уходить на пенсию, но все еще работает и выглядит как европейская аристократка - страшно благородно. Не подкрашивает седину. Я бывала с бабушкой почти каждую неделю. А Маша, к сожаленью, видится со своей бабушкой только пару раз в году, когда мы приезжаем в отпуск на юг.
Баба Катя умерла в больнице. Когда она умерла, мы пришли туда вместе с папой и мамой. Был конец лета... Мне четыре с половиной. Я бегаю по коридору и громко стучу ногами об пол. На подоконнике в палате - желтая эмалированная миска. В ней лежат скибки арбуза. Мне хочется его съесть. Папа и мама тихо разговаривают с врачом. "Я хочу арбуз", - говорю я. Папа косит на меня глаза. "Я хочу арбуз!" говорю я громче. Они не реагируют. "АРБУЗ!" Кричу я. Мама вздрагивает, присаживается на корточки и говорит мне. "Бабушка умерла, а тебе нужен арбуз! Прекрати." Я не понимаю, какая связь между бабушкой и арбузом. Это же мы принесли этот арбуз. Это же наш арбуз, почему его нельзя?
Когда меня оставляли бабушке Кате, она все делала прекрасно. Я гуляла во дворе. Это был старый двор с домами, где квартиры смотрят дверями наружу. Без подъездов. Я бегала с детьми по двору, а она садилась у двери в квартиру на табуреточке, а на другую табуреточку ставила тарелку. В ней был детский творожок, залитый молоком. Такой остров в море. А еще это могло быть картофельное пюре, которое подобным островом стояло в море куриного бульона. И я бегала, бегала, потом подбегала к бабушке, и она кормила меня с ложечки этим прекрасным творогом, я съедала ложечку и снова отбегала к детворе. Потом опять подбегала... Когда я оставалась у бабушки, я бегала во дворе целый день.
По-моему, самое ужасное в пневмонии это кашель. При каждом вдохе, выдох вырывается вместе с хриплым лаем. Теперь у нас есть собака, думаю я. Слава богу, настоящая собака нам не грозит - у мужа аллергия. На собак он кашляет также, как я на него сейчас. Если бы не кашель, можно было бы жить...
Засыпаю под утро сидя, прислонившись к стене, соорудив трон из трех подушек. Если тело принимает положение под тупым углом - из недр легких начинается какое-то пузырение, как будто готовится к извержению маленький вулкан. Какие чудесные сны навевает пневмония... Как только я первый раз окунаюсь в сон, мне снится мелодия, я хватаю близлежащий мобильник и напеваю ее на диктофон, чтобы не забыть - на ночь посмотрела фильм, в котором главный герой композитор во сне пишет свое лучшее произведение.
Рано утром прибегает дочка. "Мама! Я хочу смотреть мультик! Пожалуйста, включи!" "Маша, маме плохо. Я сплю", - говорю я пока еще сквозь сон, цепляясь за грезы. Только бы окончательно не проснуться. Только бы не проснуться. Раскалывается голова. Мне просто жизненно необходим этот сон. Там только-только начинают развиваться замечательные события... "Ну-у, я хочу смотреть мультик!" ...Напрасно. Никакой надежды.
После обеда вспоминаю, что у меня была мелодия. В голове ни одного намека на то, какая она может быть. Прослушиваю ночную запись. Ничего гениального. Похожа сразу на все песни, которые я слышала в последнее время...
Зову дочку, ставлю новый диск Земфиры на свою любимую песню, беру ее за руку, мы вместе закрываем глаза и слушаем музыку. Рок с симфоническим оркестром - обожаю.
"Это хип-хоп?" спрашивает она...
Я: "Нет, это рок."
Она радостно: "Братц тоже поют рок!"
Земфира: "...Мы разбиваемся..."
01.11.2007
Москва