Боящиеся темноты. Глава 23

Ли-Инн
Недаром говорят: «Хорош, как майский день». День, наступивший после грозовой ночи, действительно был великолепен. Освеженный дождем город блистал всеми красками, и над ним чистой голубизной высился величественный купол неба. Валерий Антонович выбрался в заросший сад, присел на влажную скамейку и, подставляя лицо солнечному свету, лениво подумал: а ведь что-то делать надо, не жить же век бирюком. А чем Зинаида плоха? Доктор Сосновский втайне от самого себя придумал и такой аргумент: женитьба, семья, заполнит его пустое существование, и прогонит несерьезное увлечение шестнадцатилетней девочкой. Да, у него нет любви к Зинаиде, а разве для брака это обязательно? И девчонка от родственничков освободится. А там – стерпится, слюбится. Мало ли людей всю жизнь живут без этих романтических фанаберий.
С этим Валерий Антонович и провел весь пригожий майский денек. Ходил на берег Иртыша, сидел на камне, смотрел на воду и ругал себя бездельником. Потом долго торчал в Ленпарке, любуясь на фигурки львов и медведей, читал газету на лавочке. К вечеру майский день успел осточертеть. Но зато доктор Сосновский сумел убедить себя в правильности принятого решения. Только вот почему-то оттягивал его реализацию, как в детстве тот момент, когда приходилось признаваться тете Лиле в какой-нибудь шкодной каверзе.
Возвращаясь с затянувшейся прогулки, Валерий Антонович вдруг понял, что он совершенно один в городе, который по праву считает родным. Знакомых и приятелей множество, а вот друзей нет. Впрочем, никогда и не было. Доктор Сосновский вспомнил себя в детстве, угрюмого мальчика, не стремящегося к сближению со сверстниками. Во-первых, это не поощрялось строгой тетей Лилей, во-вторых, не привлекало и самого мальчика, очень рано понявшего, что он не такой, как все. Насмешки одноклассников тоже не способствовали обретению друзей. Как-то так получилось, что одиночество стало привычным, переросло в образ жизни. Оно никогда и не тяготило, если не считать потерь близких. Почему же теперь Валерий Антонович почувствовал необходимость в близкой, родственной душе?
Сосновский укоризненно покрутил головой. Его укоризна относилась к самому себе, мол, стареешь, брат, вот и чудишь. Жениться тебе надо, да выкинуть дурь из головы. Словом, все было за то, чтобы Валерию Антоновичу обзавестись семьей. А любовь… Все это юношеские глупости, романтические бредни. Живут же люди и безо всякой любви.
Валерий Антонович вздохнул и решительно захлопнул за собой калитку, словно отрубил часть жизни, оставшуюся там, за рубежом принятого решения.
Все вышло просто, проще, чем представлялось Сосновскому. Возвращаясь с дежурства, он встретил Зинаиду у ворот, и сказал:
- Знаете что, Зина, если вы не имеете ничего против, перебирайтесь ко мне. Хотите – официально зарегистрируем брак. Любви не обещаю, но обижать не буду.
Это было самое странное предложение руки и сердца, которое только могла себе представить Зинаида. Она ойкнула, прижала ладошки к щекам и недоверчиво переспросила:
- Это вы меня замуж зовете?
- Да.
В тот же день Зинаида Березнякова перетащила свои небогатые пожитки к Сосновскому, напоследок хорошенько разругавшись с теткой. Валерий Антонович смотрел, как суетится у кухонной плиты его новообретенная жена, как ловко крутится в ее обнаженных руках картошка под ножом, и думал о том, что, вот теперь дом не будет таким пустым и неуютным. И что нет необходимости покупать надоевшие концентраты, теперь Зина будет готовить настоящую еду. Да и бродить по улицам, чтобы убить время, вовсе не обязательно, вдвоем все веселее.
А дом и впрямь ожил, словно поселилась в нем веселая непоседливая птичка. Зинаида оказалась хорошей хозяйкой, она смела многолетнюю паутину, копившуюся по углам, она вымыла серые от пыли стекла окон, и все копошилась, копошилась, доводя комнаты до ей одной понятной кондиции. Правда, кулинарными талантами судьба Зину обделила, готовила она получше, чем покойная тетя Лиля, но все у нее получалось по-общепитовски безвкусно. Но, разве вкусная еда – главное в жизни?
Неладно вышло и с постелью. Нетерпеливый от долгого воздержания Валерий Антонович ринулся к Зине слишком уж рьяно. Оттолкнуть она его не посмела, но, оказавшись девственницей, испугалась того, что произошло между ними. Теперь, даже самые робкие поползновения мужа вводили ее в некое замороженное состояние. Зина становилась безвольной, а ее страх ощущался доктором Сосновским просто физически. Ругая себя последними словами, Валерий Антонович сказал Зине, что, если уж для нее «это» так неприятно, то лучше повременить с интимом. Зина промолчала, а Валерий Антонович обиженно перебрался на диван в гостиной.
Впрочем, размолвка длилась недолго, и уже на следующий день молодая жена сказала, что тоже пойдет спать на диван. Спустя неделю пылкость Сосновского улеглась, и он перестал терроризировать Зину. Интимная жизнь как-то сама собой перешла в спокойное русло супружеского долга. На чем оба и успокоились.
Зина была заботливой женой, возвращаясь из колледжа, она всегда старалась приготовить что-нибудь вкусное к приходу Валерия Антоновича, и молча страдала, если он не замечал ее поварских изысков. Зато, когда муж спохватывался, и хвалил ее стряпню, Зина просто расцветала. Ее курносое лицо со свежим деревенским румянцем просто светилось от удовольствия.
Валерий Антонович быстро привык к тапочкам, подносимым Зиной при его возвращении домой, к опрятному, будто помолодевшему, дому, к свежим сорочкам, всегда ждавшим его в шкафу, к какому-то женскому, неуловимому уюту, поселившемуся в доме вместе с Зиной. Наведя в доме порядок, молодая хозяйка объявила войну сорнякам, вольготно разросшимся в маленьком садике. Руки Зины огрубели, от маникюра остались только воспоминания, но зато теперь садик походил на настоящий, а на солнечных прогалинках между старыми яблонями ярко зеленели огуречные грядки и солидно топорщились подвязанные к колышкам кусты помидоров.
Нельзя сказать, чтобы Сосновский больше не вспоминал покойную Лену, или не думал об Алисе, но это были странно легкие мысли, ни к чему не обязывающие, не пробуждавшие в душе ничего, кроме легкой печали. Время лечит, и Валерий Антонович постиг это на своем опыте.