Солнце уже скрылось за парковыми елями. Дыхание засыпающего светила разлилось над горизонтом нежным малиновым светом. А там, где уже показался черный бархат космоса, скромно зазвенели ледяные звезды.
Тихо зашумел фонтан. В мягких лучах иллюминации каскады воды полетели в низ сказочным серпантином. Под изогнутыми ночными светильниками неспешно прошлась молодая весёлая пара.
Широкая мраморная лестница, устланная багровым ковром, будто приглашает взойти по ней в летнее кафе, что сверкает сейчас как сказочный дворец, из которого льются сладко шелестящие звуки джаза.
Но вот я вижу ЕЁ! Она неспешно спускается ко мне. Пышные, белоснежные шелка ЕЁ свадебного платья скользят по ступеням. Она подобна ангелу. И, хоть я не вижу лица за дымкой ЕЁ фаты, я знаю: Она прекрасна.
Я иду Ей навстречу. ЕЁ правая ладонь сливается с моей левой. ЕЁ левая рука касается моего плеча. Правой рукой я слегка обнимаю невесту за талию. Джаз растворяется в полумраке, и на его смену приходят нежные переливы вальса. Мы закружились в танце на волнах этой музыки. Мы слились воедино словно день и ночь и помчались в вихре вальса сквозь свежую и чистую красоту аллеи . При каждом движении с шелков невесты опадали на камни белоснежные бутоны роз, а из дымки ЕЁ фаты, сияя легкими крылышками, вылетали бабочки. Она пахла весной, фиалками и молодой травой. Она благоухала безоблачным небосклоном раннего утра. Мои же черные шелка роняли звезды с тихим звоном, а на переливах складок искрились светлячки. Где-то в локонах волос запуталась луна. И веяло от меня ночной прохладой, силой гор и водопадов.
Но что вдруг произошло!? Почему смолкла музыка!? Куда всё подевалось!?
И ПОЧЕМУ ОБЪЯТЬЯ РАЗОРВАЛО ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК ГОРИЗОНТ – ПОПОЛАМ!?
Зачем у меня вынули сердце?
Как у меня из груди вырвали мою любовь?
Кто из моей головы убрал меня самого?
Даун Миша, минуту назад спокойно дремавший, вдруг громко завыл. Подошедшая нянечка вытерла пузырящуюся слюну на безобразных губах дауна и, покатив инвалидную коляску с безнадежно несчастным пассажиром, ласково заворковала, успокаивая его.
Миша лишь мычал, похлопывая пальцами по своей седеющей голове. Из его глаз текли слезы, но этого никто не видел, даже Бог.