1
День проходил в томлении. Их никто не искал. Завечерело, и голубые тени вытянулись обозначая закат. Обрушив вход дружинники тронулись. Снегу намело порядком, тихо фыркали кони взбивая пушистые буруны. Темное пятно дыма приблизилось. Тишина.. – Стой здесь – проворно достав холстину Апоница завязал подвязки и пригнувшись пропал в сугробах.
– Помоги! – в сереющих сумерках показался дружинник. Тащил холстину. Увязая в снегу Ермила с рычанием побежал навстречу – Тихо! А ну на дозор нарвемся.. – Тело было белым. Многочисленные раны пятнали широкую грудь, буйные кудри в кровавых сосульках. Посечен живот, обнаженные ноги изрублены страшными ударами. – Князь.. – белый снег набился в бороду, усы. Ермила встал, опустился на колени – Вот и свиделись, князь.. – князь Федор смотрел выколотыми глазами. Апоница опустился на колени прислонившись лбом к убитому. Поцеловав ледяные губы Апоница встал. Нахлобучил шишак. – Не нюни. Не слезы нужны, кровь. Спрячем князя в пещере и обрушим вход. Мы должны рассказать что видели и как все было. – Утерев слезы Ермила поднялся. – Всех убили?
– Всех.
– Где?
– Там лежали, я пособирал что нашел. В ров сложил. Уходить надо, мунгалы по утру снялись, ушли напрямки.
Коней не жалели. Валил пар, клочьями летела пена. Оставляя загнанных лошадей в деревнях брали новых. Селения поднимались уходя в леса, топкие, не замерзающие даже в лютые морозы болота. Причитали бабы, ревел скот сбитый в гурт. Что не вмещалось в сани пряталось в землю, авось пронесет и придется вернуться на обжитое место? – А может пронесет? – окружив качавшихся от усталости дружинников хмурые мужики недоверчиво чесали густые затылки. – Понесет, когда тебя дурака на аркане поволокут! – подтянув подпруги дружинники прыгали в седла и снова дорога летела вперед.
2
Звон был печальным. Мерный гул плыл тожественно и скорбно. Двери церквей распахнуты настежь. Печально пели певчие, клубы ладана и нагретого воздуха уходили в небо через купола. Женщины надели черное. Из двухсот душ, вернулось двое! Рязань выла справляя помин по погибшим. Евпраксия замкнулась. Голубые васильки глаз превратились в лед. Резче обозначились черты лица, обнажая красоту мраморной статуи. – Ванечка, пойдем – вздрогнув животом женщина подняла на руки трехгодовалого сынишку. Осторожно обходила коленопреклонных молящихся, плачущих людей. Вот и лестница на колокольню. Осторожно поднималась нащупывая ногами ступени. Черный плат спал обнажая поседевшие за одну ночь волосы. – Княгинюшка.. – Евпраксия строго поглядела на сенную девку увязавшуюся за ней. – Останься.
– Княгинюшка.. – и та замолчала поникнув головой. – Так надо, Прасковея. Не ходи вслед.
– Мама, мы куда? Наверх пойдем, играть, да? – послушно сидя на руках, сын мягкими ладошками отирал материнские слезы. – Не плач мамочка, не надо! – Ванечка вот-вот разревется и княгиня ласково улыбнулась сквозь туман – Не буду, кровиночка моя! – Затворив дверь колокольни княгиня заложила засов и подошла к широкому проему – Хочешь, сверху на город посмотреть? – Сын притих – Хочу.. – Поставив сына на перильца Евпраксия села рядом прижав податливое тельце. Внизу закричали. Мальчик зачарованно смотрел вниз обняв мамкину шею ручками. Доверчиво положил головку на нежное плечо – Не плачь мама, я с тобой.. когда вырасту я буду дружинником как.. – в двери садили чем-то тяжелым. Мать и сын ничего не слыхали. Сердца слитно бились отчитывая последние мгновения жизни печальной, земной юдоли. Прижав сына Евпраксия закрыла глаза и прошептав – Господи прости.. – качнулась назад. Умирать не страшно, когда этого хочешь.
– Боммм.. – большой колокол Успенской церкви замолк. То ли ветер било раскачал, то ли птица глупая врезалась в веревку. Ночь черной сажей опускалась на обреченный город. Тусклые огоньки еле пробивались через затянутые бычьим пузырем, слюдой, оконца. Страшно выли собаки. Почитай через двор покойник. Тьма закачалась, побежала длинными тенями. Из-за поворота, шаркая подошвами показалась небольшая толпа. Городская стража обходила дозором ночные улицы. Пара факелов чадно треща неровными бликами освещала путь. Споткнувшись об разбитый горшок дозорный грохнулся щитом об мерзлую землю. Задребезжав копье откатилось в сторону. В другое время его бы наверное подняли на смех и долго подначивали гадая обо что споткнулся вспоминая всякие небылицы. – Эх ма! Еще не били а уже падаем.. – тяжело вздохнули в бороду. Старший вирник остановился тяжело развернувшись к упавшему – Живой? – и выругался – Накидали так вас..
– Жив.. – закряхтел стражник садясь на ледяной бугор. Подтянув деревянный щит, встал нашаривая ногой откатившееся копьецо. – Уличный староста деньгу собирал, а хлам хрен вывозит! Ей бо, по утру старшому вирнику жалобу подам! – зло бубнил страж. Десятник качнул факелом трогаясь с места – Хватит ныть, всем сейчас тяжело. Уж на что великий князь, и то достается! А ведь выше его на Резани ни одного нет. Да что там Резань, на всей Руси по пальцам таких как он можно счесть! Почти бог, а вот поди ж ты..
3
Юрий Ингваревич молился. Заполночь. Церковь выстудилась и разгулявшийся ветер врывался в многочисленные щели. Свистел похоронно воя в окошках-продухах вырубленных высоко под куполом. Горели лампады цветного стекла. Горело несколько свечей под образами Николая Чудотворца не так давно перевезенного из Корсуни, Бориса и Глеба, пресвятой Божьей Матери.. Великий князь не замечал холода. Слезы текли по суровому лицу, могучие длани лежали на коленях. Спускаясь с широких плеч княжеский плащ алым пятном раскинулся по выскобленным доскам пола. О чем молился Великий князь древней Рязани? Оплакивал ли гибель любимого сына, смерть снохи с маленьким внуком или вражеское нашествие согнули могучие плечи? Каялся ли он в смертельной гордыне, не позволившей создать могучий военный союз? Или просил у Бога милости? Жалел, что не смог охранить данный ему Господом Богом город и жизнь людей свято веривших в могущество и ум великого князя? Много, очень много было дано великому князю, но еще больше с него спрашивалось. Князь не просто хотел, жаждал смерти. Но о чем просил Бога этот сильный и отважный человек, мы не знаем. Это всего лишь догадки. Одна мысль посещала его точно, как посещает любого, попавшего в жестокий переплет – если бы я знал.. И самое горькое, приходит понимание – ведь знал, знал и видел, чувствовал.. Князь очнулся. Свечи давно прогорели, лишь стояли огоньки лампад. Холодно.. голову князя покрыл седой иней. Иконы скрылись в подступившем мраке и лишь огоньки лампад выхватывали из темноты строгие глаза. На душе было торжественно, печально и пусто. Юрий Ингваревич больше не боялся предстоящего. Он уже все потерял и смерть его не страшила.
Евпраксию хоронили. Великий князь в последний раз смотрел на мраморное лицо снохи в обрамлении черного плата. Смерть пощадила её сказочную красоту. Маленький Васятка прильнул к матери и на детском личике замерло недоумение. Он так ничего и не понял, ведь его звали посмотреть.. По воле князя их хоронили вместе. С глухим стуком закрылась домовина, в могилу посыпалась мерзлая земля, отрезая навек, на всегда, в этой печальной жизни.. Смерть всего лишь переход в иной мир, иную плоскость существования бессмертной души. Древние люди всегда знали это.
4
Княжий двор заполнен людьми, конями, возами. Жизнь кипела не смотря ни на что. Олег Ингваревич стоял на высоком резном крыльце и хмуро смотрел на поднимавшегося князя. – Худые вести. – Юрий хмыкнул – Куда уж хуже?
– Евпатий прислал еще гонца. Киев и Великий Новгород в помощи отказали.
– Что еще сообщает Евпатий?
– Все трясутся как ягнята и молятся что б их минуло. – Великий князь помолчал – Но мы ж не ягнята. Все собрались?
Гридня переполнена. Слуги втащили еще несколько скамей, все равно не хватило. Юрий Ингваревич взошел на возвышение. Шум смолк. Резанский епископ благословил собравшихся, Большая Дума началась. – Братья! – Олег Ингваревич осмотрел сидевших справа князей, бояр, занимавших левую сторону, толпившихся в центре горожан. – Положение дел следующее. У нас почти три тьмы воев и дружины. Девять с половиной конных и двадцать тыщ пешцов. Годных к бою луков около пятнадцати тыщ, три сотни самострелов. Запас стрел к ним, ограничен. Мало бронебоев. Стены города до конца не исправлены и на них могут взойти не более трех тыщ защитников. Запасов воды и еды хватит на всю зиму. Запасов бревен, смолы и камней хватит на месяц осады. Что имеют поганые? Около шестидесяти тыщ воев. Все конные. Почти каждый имеет лук. Войско подвижное, однако его сдерживает большой обоз. Кибитки, награбленное, скот. С собой волокут стенобойные машины, что для наших деревянных стен большая опасность. И самое последнее и неприятное известие, в помощи нам везде отказано. Теперь, давайте думать.
Князья и боярство зашумело. – Я думаю нам надо затвориться в Резани и еще раз бить челом о помощи всем великим князьям да Господину Великому Новгороду!
– Посылать с серебром для найма желающих!
– Стены сожгут пока ты посылашь!
– Ну, сожгут! А то у нас народу мало будет на стенах, в несколько смен будем!
– А если они только часть войска на осаду оставят, а сами дальше зорить пойдут?
– Тогда в них владимирцы, как собаки вцепятся!
– А если нет? Будет сидеть и выжидать как всегда? Эх, помер Всеволод, уж он не стал бы козла за бороду тянуть!
– Тут как Бог даст!
– А ежели пешцов в крепости оставить а конными на Батыгу напасть?
– Ополоумел, князюшка? У Батыги и так считай превосходство!
– А кто говорит что надо грудь в грудь биться? По ночам нападать, отдельные отряды рубить! Пока остальные подойдут, уходить, прятаться!
– Ха, а где ты двадцать тыщ, дубина, спрячешь?
– Так разделяться после, дурень!
– Не, тогда в капкан загонят! Такое раз-два пройдет!
– У них кони быстрее!
– Вот пугало! Ты чем думаешь, головой или тыквой? Места для сшибок самим выбирать, так что б уходить сподручней было! Да на преследователей на засеки выводить! …
Высказались все, воеводы, тысяцкие, бояре и выборные от слобод. В гридне духотища как в бане, накричались до хрипоты, вспотели. Гул голосов затих, взоры людей остановились на великом князе. Мнений не много, сесть в осаду или дать бой в открытом поле. Ждали что скажет великий князь. Великий князь молчал прикрыв глаза рукой. – Великий князь? – Юрий Ингваревич спокоен и отрешен. Медленно поднял голову, опираясь на резные ручки кресла, поднялся. – Спасибо братья что не оставили в трудный час Резань, откликнулись на наш призыв. Я слушал каждого. Дельно.. дельно говорили и предлагали! Но сколько у нас времени для подготовки к осаде? Немного, неделя. И если мы затворимся в крепости, наши стены разобьют так же как в Онузе, и сожгут. Сколько мы продержимся в горящей, набитой живностью крепости? – Люди слушали жадно раскрыв глаза. Говорил Великий князь, стратег, тактик пешего и конного боя. Не надо думать что воплощенная в сухих строчках современного Боевого Устава военная мудрость родилась только вчера, или позавчера, с изобретением пулеметов и моторов машин. Нет. Военное искусство начиналось с поединка дикарей вооруженных булыжниками или обожженными в огне палками, оттачивалось и совершенствовалось и совершенствуется сейчас, пока не настанет последний Армагеддон.
В дверь поскреблись. В княжеской светлице серо, светлый день хмуро сочиться в маленькие окошки. Юрий Ингваревич тяжело поднялся от образов осенив напоследок грудь знамением. – Входи! – У порога уже стоял дворовый опустив глаза вниз. – Чего? – князь ждал приметив тусклый отсвет голубого самоцвета на пальце. – Как тя пропустили?
– Крепкое слово знаю, князь.
– Ну так говори. Ты, Евпатьев помогальщик? – Вместо слов, дворовый достал из-за пазухи тряпицу, молча развернул и подал князю окровавленную тушку голубя. – Гля ко княже, что к лапке у него приделано. – Хмыкнув, князь отделил тоненькую трубочку, раскатал подушечками пальцев. Прозрачный пергамент покрывала тонкая вязь черных закорючек. – Кречетом сбили? – Дворовый согласно поклонился. – Что, там написано? – Дворовый молча развел руками. – Надо думать все то, о чем в гридне седни говорили – сам себе ответил князь, дворовый опять молча поклонился и подал исписанный лист. – Это что? – Князь вчитался в грамоту, потряс невесомой запиской – С этого, перебёлена? – Дворовый опять молча поклонился. – Однако, ты не разговорчив. С чьего подворья птица?
– Боярина Стара, великий князь.
– Он, ведает что сбили?
– Нет. Пока, еще нет.
– Так. – Князь задумался, глубокая морщина разрубила лоб. – Что еще?
– К боярину на подворье, перед самым отходом посольства захаживал Крут, Чурила и Дрон.
– Крут!? – князь сжал голубя так, что захрустели кости. – Сучара.. ты что же раньше-то, молчал!? Говори! Что ты молчал ранее!?
– Евпатий сказал сначала за руку поймать, уж больно роды знатные. – С отвращением отбросив изуродованную птицу, князь брезгливо вытер руку тряпкой. – Эх, Евпатий - Евпатий, проосторожничал, выходит.. Недаром Крут в посольство-то напросился! Эх.. кабы раньше знать..
– Еще, великий князь..
– Что?
– Стар лазутчика укрывает. У него живет купец Давид, из хазар. Это его голуби. В тайном схроне найдешь и клетку с ними.
– Показать что и как, можешь?
– Могу, но не желательно, князь. Такие как я, в тени должны быть.
– Дело. Ступай. Как тебя найти?
– Новому мечнику, великий князь вели позвать когда нужда будет. – Озадаченно хмыкнув, князь поднял глаза. Дворовый уже исчез, как будто его и не бывало..
Ворота распахнуты настежь, в боярских горницах гулял колючий ветер. Выгнанные на улицу, дворовые сбились в кучу со страхом озираясь на обнаженные мечи, выставленные копья стражи. На стенах ограды стояли княжеские лучники наложив стрелы. В боярском тереме трещали полы, рушились стены. Князь сидел на коне. Широкий, красный плащ стекал с плеч закрывая седло. Стар стоял перед ним босой, в белой рубахе. Студеный ветер развевал широкую белую бороду. На крыльце загрохотали шаги, пара дружинников выволокла за руки тело, швырнули вниз, к ногам боярина. Давид перекувыркнулся несколько раз через голову, тряпично упал раскинув руки. Лазутчик был мертв. В парчевой зеленой рубахе, холстяных портах, босой. Черная грива волос разметалась на белом снегу, в вытаращенных глазах застыл ужас, рот раззявлен в зеленой слизи стекавшей по холеной бороде. – Отравился, великий князь, как стали лаз в подполье взламывать! – воевода Стемид виновато поклонился. – А птички его, вот они! Все здесь! – воевода поднял клетку с всполошившимися голубями. – Дуболом.. – Князь повел головой и клетку взял княжеский сотник. – Ну что, боярин, все мало тебе было? С изменниками вязаться стал? – князь говорил холодно, с ледяным спокойствием. Стар криво усмехнулся – Мало, много.. молод ты еще, князь. Поганые как пришли, так и уйдут. Что б нажитое сохранить, не всегда сила нужна. А у тебя, и нет её! Проебал ты её, князюшка.. Такие как ты, всю силу в усобицах потратили.. – боярин переломился напополам, схватившись за вошедший в живот меч. Окровавленный клинок вышел со спины. Рывком выдернув меч, Стемид пнул поверженного опрокидывая на спину. – Дду-урак.. – прохрипел Стар клокоча хлынувшей через горло кровью. Юрий Ингваревич молча смотрел. – А с этими что делать, князь? – Юрий перевел взгляд на дворовых. – Имущество боярское, во двор. А этих.. всех в пешцы определить. Коли живы останутся, помиловать. Пусть живут как хотят. И еще, всем говорить что казнен боярин за укрытие запасов воинских. Понятно!? – Дворня попадала на колени уткнувшись в снег.
Чурила и Дрон стояли возле своих ворот, на коленях.. Тут же валялся меч без ножен, высокая боярская шапка. Сзади, на коленях толпились домочадцы. Тихо выли. Вой смолк как только приблизился князь с дружиной. Князь молчал. Молчали изменники. Молчали все. – Встаньте. – Голос князя звучал глухо. Бояре встали не поднимая лиц. – Я прощаю вас, но если хоть раз.. – поддав под бока, князь тронул коня.
5
Великий князь был воин, опытный воитель рассуждал, прикидывал и примерял на весах Судьбы свои и чужие силы, соизмерял их для удара, сокрушался как мало сделано. – Но если мы выйдем в открытое поле и будем биться грудь в грудь, нас растопчут как траву. Поганых слишком много, они будут кружить как стая волков и расстреливать нас из луков. Не дадут ступить и шага. Сколько времени выдержат наши рати? Ополченцы, у тех что доспех похуже, поменьше, дружина поболее. Конец один. Под стрелами лягут все. Поганцам останется лишь добить раненых и раздеть убитых. Я думаю так, пусть Батыга подойдет ближе, на один - два перехода, и станет лагерем. Мы не будем ему мешать. Мы выйдем заранее и перед рассветом ударим всей силой. Подло, на спящих, как они зарезали наше посольство. Поначалу бить будем порознь. Пешцы идут на стенобои и припасы, режут прислугу. Их нужно обязательно спалить, иначе наши стены не устоят. Жечь огневые припасы и лестницы. Конница ударит по ханской ставке. Нужно убить или захватить Батыгу. Кто уничтожит черное сердце, прославится в веках по всей Руси! В поднявшейся сумятице нужно побить как можно больше его воевод. Без твердой руки у них начнется разброд и продолжать поход поганые не смогут. Помогут разобраться в этом пленные из полона, они хорошо знают расположение. Для этого назначается стяг с десятком копий под началом воеводы Будимира. – Воевода Будимир встав поклонился и сел. – Если нам удастся совершить это, считай верх за нами. В свалке лишку не задерживаться, рубить всех подряд и пробиваться вперед, на другую сторону. Там, когда начнется сумятица, будет два больших костра. Один раньше, ложный, другой позже подожгут. Вот на него и пойдем. Далее, пройдя сквозь орду мы соединяем рати и бьем обратно проходя её насквозь. Но может случится и так, что поганые опомнятся. В этом разе нам придется спешно отходить прикрываясь конными заслонами. Если от преследования уйти не удастся, разбиваемся на мелкие отряды и рассыпаемся по лесам. Общий сбор у Рязани. Загадки загадывать не будем, там будет видно что да как. – Юрий Ингваревич выпрямился пронзительно глядя, могучие руки лежали на крестовине боевого двуручника – Государи мои, братья! Если из рук Господних благое принимали, то злое не потерпим ли? Лучше нам смертью вечную славу добыть, чем в рабстве у поганых быть! Пусть я, брат ваш, раньше вас изопью смертную чашу за христианскую веру, за отчизну отца нашего, Ингваря Святославовича! Справим кровавую тризну за убитое наше посольство подлым Батыгой!!
– Справим.. – могучим эхом отозвалась набитая народом зала.
– Да будет так.