Давным-давно, когда - не знаю, где - не ведаю, а только чистая правда. Откусите мне язык, если вру. Размечтался Иван-дурак о Дали дальней. Что это за Дали? Почему Дали? Мы с вами поймем едва ли. Мы же там не бывали и о Далях тех не мечтали. Да и Иван не бывал, если честно, а только Ивану интересно: какие они из себя те Дали Дальние, голубые ли в розовой дымке, али наоборот, в крапинку какую?
Неделю, другую мечтает, ничего вокруг не замечает. Вся работа из рук валится, да так и лежит, где упала. У Ивана на уме Дальние Дали, а соседи уже вспахали, чхать им на Дальние Дали. Пальцем на Ивана кажут, да ржут: - Эк разобрало дурака, ажно с лица спал.
А один пожалел:
- Сходи да погляди, мол, а то и помрешь от мечтательности, не ровен час.
- А и правда, схожу. - Иван думает, -схожу да погляжу. Нам, дуракам, семь верст – не крюк, а Даль-то Дальняя, может, и ближе еще.
Сказано-сделано. Ему собраться - только подпоясаться. На иконку перекрестился, через плечо три раза плюнул от сглазу, рукавицы с топором за пояс заткнул на случай, да и пошел. А сапоги на плечо, чтобы не стоптались в дороге. Оно, конечно, можно бы и в лаптях, да в Дали-то Дальней лаптей, небось, не носят, так Иван босиком от позору, а сапоги с собой - там обуться. Приличные еще сапоги: на каждом по пяти заплат, но до того в аккурат, что больше трех и не найти нипочем.
Долго ли, коротко ли, а пришел Иван. На столбе так и написано: "Даль Дальняя". Не по-нашему, правда, написано, а Ивану все едино, он и по нашему-то не горазд. Выходит, как прочитал, так оно и есть, и спорить не об чем. А никто и не спорит, все и так знают, как у них местность прозывается.
И вот стоит Иван-дурак посреди Дали Дальней, смотрит вокруг себя и обижается: ни тебе розовой дымки, ни крапинок каких. Говорят, правда, не по-нашему и одеваются не так, однако, особенного-то ничего, а местами так даже и навозом пахнет, будто и не уходил никуда.
Сел Иван посреди Дали Дальней на пеньке и пригорюнился. Шутка ли, была мечта у человека - и на тебе. Сколько просидел - не ведаю, а только мысль одна в голову к нему забрела, наконец:
- А в ту ли Даль-то я забрел? Может не в ту? Ну-ка оглянусь?
А посередь Дали Дальней башня стоит чуть не до небес. Может для радио али для телевидения, а только на верх пускают, чтобы оглядеться. И денег не берут, смотри - не хочу.
Взлез Иван на ту башню, огляделся, и точно - другая Даль виднеется. Ну. в аккурат такая, как дома Ивану мечталось. И голубая-то, и в дымке-то розовой, и даже будто крапинки какие по ней там и сям, там и сям. А тут местный какой-то с биноклей, вроде жену с работы высматривает. Иван ему:
- Ваше ненашество, а не ведаешь ли, что это там сголуба розовеется, да крапинками вроде изукрашено?
А местный ему, по ненашему, как водится:
- Сами-то мы не ходим никуда, нам за женами нужно глядеть, шибко они у нас бедовые, а люди сказывают, что ничего интересного, деревня как деревня. Одна у ей примечательность - живет там Иван-дурак, так не сеет, не пашет, а все о Далях Дальних мечтает.
Ох и обиделся Иван на судьбу, что дураком его сделала. По лбу себя бьет, да приговаривает:
- Дурак я, дурак и есть. Ну, надо же не понять, что Даль-то, она только издаля Даль, а как войдешь в нее, так она - окружающий ландшафт и более ничего.
А потом сосед над ним потешался неделю, как домой-то Иван воротился. Хотя, между нами, сам-то не понял ничего, а смеялся только над тем, что Иван вывеске "Даль Дальняя" поверил.
- Ох и дурак ты, - говорил, - нешто всему, что написано верить можно? Да я вон как-то в городе в кинотеатре был, так там в туалете такого на стенах понаписано, что не только верить, а и читать вслух при женщинах нельзя. Одно хорошо - туалет мужской, так женщины туда и не ходят.