Вечность плещется у ног...
Для выпуска его первой книги все было готово. Вернее, почти все. Он не мог закончить лишь одно стихотворение, строками которого хотел назвать сборник. Оно было о море и родилось в начале сентября, когда солнце еще было щедрым на тепло и ласку, ветер легким и нежным, а вот море… Море почему-то казалось грустным. Он смотрел на шипящие волны, и ему представлялось, что оно не в силах выплеснуть какую-то свою грусть или даже глубокую тоску. Хотя какая тоска может быть у моря? Плещет себе, плещет из века в век. Ну, бывает, сорвется, буянит, не без того. Просто так колыхаться, наверное, тоже скукотища. В общем, все как у человека: то все ровно, то вдруг всплеск какой-то. Получается, живое оно – море. И писать о нем надо как о живом: дышащем, чувствующем. Но не получалось, и он мучился уже долгое время. Коллеги, друзья и все его домашние с нетерпением ждали этого события. А выпуск первой в жизни книги – это событие, и событие важное и значимое для каждого автора. Хотя после выхода сборника предстояло выслушать мнение и простого читателя, и собратьев по перу, и литературных критиков. Но шаг в литературу был сделан: стихи написаны, они прошли редакцию, издатель ждал команды, и отступать было поздно, да и незачем. Он уже предвкушал радость от выхода книги в свет. «А критика? Ну что ж, будем держать удар», - думал он, собираясь поехать к нему, к морю.
Оно встретило его с особым волнением, как старого друга, приезду которого радуются искренне, с открытой душой. Он так чувствовал или, скорее, ему хотелось так чувствовать. Волны то накатывались на песок и старались промыть каждую его крупинку, то, отступая назад, шуршали, перебирая обласканные, отшлифованные водой мелкие камешки. А он шел по берегу, всматривался в линию горизонта, и ему так хотелось быть с морем на одной волне. В округе не было ни души. Только он и море. Да еще беспорядочная стайка чаек, носившаяся над водой у самого берега. И он начал свой разговор с морем:
Вечность плещется у ног
Временного гостя,
Набегая на песок,
В дар ему приносит
То кусочек янтаря,
То камешек-голышик,
Под лучами сентября
Греется и дышит.
Вечность плещется у ног,
И на крыльях чаек
Нежный легкий ветерок
Грусть ее качает.
И не тонет эта грусть
Долгими веками,
Не забыться, не уснуть
Ей под облаками.
Вечность плещется у ног
Временного гостя...
- Здравствуйте, - услышал он у себя за спиной необычного тембра девичий голос.
- Здрав-ствуй-те,- вздрогнув от неожиданности, растерянно ответил он и стал рассматривать незнакомку, так неслышно оказавшуюся за его спиной и прервавшую его стихотворный монолог.
Внешность девушки, как и ее голос, была, прямо сказать странная. Если бы он встретил ее в толпе, то и тогда бы отметил, выделил среди остальных, даже самых необычных прохожих. Взгляд острый, дерзкий, вопросительный. Худышка, руки тоненькие и держит их чуть в стороны, кажется, в любой момент взмахнет ими, и нет ее рядом. Волосы светлые, но с оттенком пепельного, тоже необычного цвета. Чудо какое-то: и она сама, и ее неожиданное появление здесь, рядом с ним.
- С морем беседуете?- спросила девушка.
- Пытаюсь. Да вот не знаю, слышит ли оно меня.
- Слышит. И вы его слышите. Вот грусть его разгадать хотите. А грусти у моря много. Целые гроздья грусти созрели у моря за века,- она говорила это с такой уверенностью, словно сама была причастна к этому, словно ей пришлось разделить эту грусть с морем и облегчить его вековую ношу. - Вот нас уже не будет, а оно все будет лелеять свою грусть и время от времени выплескивать ее на берег, изливать тоску, пропускать сквозь песок.
И так беcконечно.
- Как вы это хорошо чувствуете, как знаете это! Много грустите сами?
- Бывает,- улыбнувшись, призналась незнакомка, и была искренней в своем признании.
- Как зовут вас, почитательница морской грусти?
- Лариса,- как-то растерянно и неуверенно представилась она, словно не готова была открыть свое имя и словно не это имя сначала хотела назвать.
- Чайка, значит. Вот почему так море чувствуете, так понимаете и так говорить о нем красиво умеете. Стихи случайно не пишете или прозу?
- Нет, нет, это дано не каждому, у меня другое предназначение.
- Какое, если не секрет?
- Вот бы с грустью морской разобраться,- улыбнулась она.
- Я бы с ней, с голубушкой, тоже разобрался, да не дается. Из-за нее у меня дело застряло. Вот стихотворение дописать не могу.
- Я думаю, разберетесь, допишете.
- А знаете, приходите на презентацию моей книги. Правда, я и числа еще не назначал. Давайте я вам позвоню. Оставьте свой номер телефона.
Девушка вздрогнула, захлопала ресницами, руки как-то по-птичьи встрепенулись.
-Ой, смотрите, корабль!- крикнула она.
Он повернулся к морю и стал всматриваться в еле заметную точку почти у самой линии горизонта.
- Ну и зрение у вас!- сказал он, обернувшись.
Но там, где только что стояла Лариса, было пусто. Лишь одинокий кустик покачивался из стороны в сторону, а над ним кружила чайка и кричала пронзительно и растерянно. Он еще раз посмотрел на то место, где минуту назад стояла девушка, и не увидел ее следов на песке. На нем лишь едва угадывались следы от птичьих лапок. Он закинул голову, чтобы взглянуть на чайку, но она уже присоединилась к стайке своих подруг, и они метались над волнами, совсем не замечая его, растерянного и ошарашенного, совершенно не понимающего всего, что произошло с ним мгновение назад. Долго еще стоял он на берегу моря, прокручивая в голове эту таинственную встречу, и не мог понять: было ли, не было ль?
Он попал в издательство к концу рабочего дня, нашел так измучившее его стихотворение, дописал строки, пришедшие к нему каким-то мистическим образом утром у моря, и подтвердил название сборника. Остальное было делом времени.
В день презентации погода менялась по нескольку раз. Солнце скрывали тучи, ветер их разгонял, они снова накипали, но дождь никак не мог собраться с силами, и было душно. Несмотря на неприветливую погоду, пришли все, кого он хотел видеть. Он до мелочей продумал сценарий, но не мог определиться: открыть вечер стихотворением о море или завершить им свое выступление, и от этой своей нерешительности сильно волновался. Зал был полон слушателей, и это подбадривало его. Несмотря на волнение, он начал презентацию с рассказа о себе, о том, когда начал писать стихи, а потом читал и сами стихи. Читал увлеченно, с чувством, щедро делился с залом эмоциями, и слушатели принимали его тепло и радушно. Завершил выступление он стихотворением о море.
Вечность плещется у ног
Временного гостя,
Набегая на песок,
В дар ему приносит
То кусочек янтаря,
То камешек-голышик,
Под лучами сентября
Греется и дышит.
Вечность плещется у ног,
И на крыльях чаек
Легкий, нежный ветерок
Грусть ее качает.
И не тонет эта грусть
Долгими веками,
Не забыться, не уснуть
Ей под облаками.
Вечность плещется у ног
Временного гостя...
В это мгновение за распахнутым окном что-то мелькнуло и привлекло его внимание. Это была чайка. Она зависла в оконном проеме, и дерзким взглядом смотрела на него, словно хотела услышать эти строки, и он прочитал их:
И бросает на песок
Грусти светлой гроздья.
Вечность плещется у ног,
С кратким мигом споря.
Мне одну из лучших строк
Выплеснуло море.
Кто-то из зала крикнул: «Чайка»! Она метнулась и исчезла. В эту минуту на землю обрушился дождь, и шум его слился с шумом аплодисментов. Он стоял и, как зачарованный, смотрел в окно, пока кто-то первым не подошел пожать ему руку. Потом он подписывал всем желающим свой сборник, а перед подписью рисовал маленькую чайку и про себя повторял: «Вечность плещется у ног… Вечность…». Вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд, поднял голову и замер на полуслове. Перед ним стояла Лариса.