У меня приятель есть. Не человек а «Тысяча и одна ночь». Вчера встретил его, а он смотрит многозначительно, точно важный секрет доверить хочет, и говорит:
- Знаешь, Серег, у меня одноклассник один, Косой звать. Так ему отец купил лицензию на отстрел носорога и тот только что вернулся из Африки…
И посмотрел так, точно хочет сразить в самое сердце. Я только плечами пожал, зная его тягу к фантазиям. И Африка, к тому же, далеко.
Тут он достает фотографию со словами:
- На вот, полюбуйся.
На фотографии стоит парень с самодовольным лицом в широкополой шляпе, в одежде цвета хаки. Одной ногой на поваленном носороге, а в руках ружье со стволом как у пушки. Конечно, носорога другим и не проймёшь. Мне почему-то стало жаль носорога.
Я опять пожал плечами – ну убил и убил. А друг, видя такую замедленную реакцию, продолжает:
- Серег, ты, наверное, думаешь, Африка такая экзотическая страна, да? Влез в речку – хоп, а крокодил тебе ногу оттяпал без наркоза, да? Вошел в лес, тут же на тебя удав свалится и сдавит в горячих объятьях, да? Думаешь, там слоны запросто гуляют, да? А вот и нет! Ничего подобного в этой Африке давно нет. Там, братан, этих самых крокодилов теперь выращивают на ферме и охраняют от людей. А то скоро и они, и все прочие с лица земли исчезнуть могут. Может, там по Африке один единственный носорог бегал, а его поймали для друга моего, чтобы он его убил! Ты думаешь, так просто лицензию на отстрел купить? Его папаша выбил эту лицензию чуть ли не через ООН.
На этом месте приятель вздохнул и снова внимательно посмотрел на меня.
А я и говорю:
- Подумаешь, я вот на сусликов люблю охотиться. То ли дело – встал утром, а с голубого неба солнце сияет. Прошелся по ветерку среди берёз, вышел в поле, а там раздолье! Ни в какие жаркие страны не тянет. И тем более ни к чему, чтобы тебе крокодил ногу оттяпал. Нашёл норку – залил водой. А уж дальше не зевай. Как выскочит, хватай его остроглазого, пушистого, живого, сажай в клетку. Вези в зоомагазин на радость детворе. Сусликов-то на земле ещё предостаточно. А за друга твоего я рад, что жив остался. Вот так!
Так и ушёл мой приятель ни с чем. Интересно, какую историю он преподнесет мне завтра?
Мудринки.
***
Чем святее человек, тем дороже ему дарят подарки.
***
Самые светлые идеалы у тех, кто ничего не делает.
***
Я уважаю Маяковского за то, что он писал стихи о Сталине, но они до нас так и не дошли.
***
В стране героев урожая не собрать.
***
Во времена сухого закона меньше условий для дружбы и любви.
***
Чаще добрыми себя чувствуют те, кто не имеет привычки делать добро.
***
Я надеялся на высший суд людей, но у них интерес только к моим мучениям и страданиям.
***
Бюрократ устанавливает недосягаемые пределы для идеалов, чтобы было легче их интегрировать в свой карман.
***
Тем, кто убеждён, что надо жить честно, я завидую больше, чем тем, кто убежден, что надо воровать.
***
Когда-то провозгласили: от каждого по способностям. Забывая, что есть способность воровать.
***
Некоторые думают, что подлость – это привилегия избранных, приводящая к власти.
***
Эта женщина счастливей меня. Она уже пробила покупки, а я только встал к кассе.
***
Издадут ли закон, пресекающий кражу мирного состояния души?
***
«Ах так», - сказал он и убил человека. В себе. Но этого никто не заметил.
***
Он был гений. Но этого никто так и не узнал.
***
Народ не тот, кто ворует, а тот, кто с песней перевыполняет план!
***
Петров был несун, а Сидоров хам. Пришли на банкет. Петров взял бутылку коньяка и смылся. А Сидоров закричал: «Почему нет черной икры?».
***
Воля начальника и его принципы порой дорого обходятся производству.
***
Он карабкался к сверкающей вершине, обдираясь об скалы. Не зная, что с другой стороны скалы уже провели лифт, и в нем поднимался товарищ с запиской от Иван Иваныча.
***
Я не помню имен великих полководцев, но хорошо усвоил имя-отчество своего начальника.
***
Большого Иван Иваныча свалили. Остались поменьше, но их гораздо больше.
***
Он использовал в людях то, что не имел сам. Чувство доброты.
***
Говорят, Сальери отравил Моцарта. А Моцарт тоже хорош. Нашёл с кем пить.
***
Сидоров много лет любил принцессу Диану. Но она об этом так и не узнала.
***
Моцарт, работая конструктором, скрывал, кто он таков. Боясь, что найдётся Сальери и отравит его.
***
Чем значительней идеалы у негодяя, тем более порядочного человека он может оклеветать.
***
Она, наконец, обрела душевное равновесие. Жаль, что он получил инфаркт.
***
У Петрова появились враги. Он подумал: неужели я талантлив?
***
Пророк шел к людям с добром. Они его побили, а добро отняли.
***
Хам удобная позиция. Если при этом не бьют по морде.
***
Про Пушкина мы знаем всё до мелочей. А о Дантесе ничего. А он уже, возможно, целится в нового Пушкина.
***
Инженер Сидоров объявил голодовку. Но никто этому не поверил. Люди подумали: копит на пальто.
***
Белые пришли – грабят. Красные пришли – грабят. Пока выясняли, кто мы – физики или лирики, коммунисты грабили нас. Теперь демократы кричат: уберите Маркса и Энгельса! Убрали. Но подорожала квартплата. Что это? Снова грабят
или это условие демократии?
***
Сидоров иногда выпивал. Но недавно он записался в демократы. Теперь, если идет, шатаясь по двору, вслед говорят: вот идет демократ!
***
Может ли коммунист по убеждению стать демократом? Может. Если демократам стало лучше жить. Стремиться к лучшему – это его убеждение.
***
У нас недавно ограбили завод. Следователь взвесил обстоятельства и признал это законным бизнесом.
***
Я за свободу. Но почему-то, если у нас объявляют, что скоро её станет больше, люди укрепляют двери и прячут кошельки.
***
В целях воспитания масс в области секса на ткацкую фабрику завезли эротический фильм. Тетя Даша внимательно смотрела, время от времени вскрикивая. Потом её спросили: ну как понравилось? Она ответила: «Да! Какие там простыни и занавески!».
***
Один у микрофона в зале заседаний кричал: «Уберите Ленина со сцены!» Интересно, кого он прочил на это место?
***
Старушка подбросила в костер дров, на котором горел гений. Но Джордано Бруно воскликнул: «Святая простота!», оправдывая её. Он сгорел, а благонравие старушки было замечено, и её внуки сделали карьеру, особенно беспощадно сжигая на костре всякое инакомыслие. Вот так, святая простота погубила человечество.
***
Экзамен по автоделу.
Студент смотрел на профессора смело, даже пытливо. Точно его переполняло от знаний, роящихся в голове. Можно было предположить, что уж он-то точно знает билет. Но данный студент не знал ни билета, ни предмета вообще. Он даже не раскрывал учебника, подгоняя хвосты по другим предметам, и надеялся только на свою находчивость.
Профессор глянул в билет, многозначительно гмыкнув, спросил:
- Ну, что там у вас?
- Неисправности в работе двигателя.
- На это вопрос вы должны ответить отлично. Всё-таки это профилирующий предмет.
- Согласен.
- Ну, рассказывайте.
- Товарищ профессор, я по стуку могу определить, какой подшипник из строя вышел. Как въезжает машина с дефектом двигателя, вызывают меня. Я слесарем работаю на станции техобслуживания. Ремонтирую даже вон такие машины, - он кивнул в окно на профессорский «Москвич».
Профессор озабоченно поморщился, потом не выдержал:
- Да, что-то, знаете, двигатель барахлит. Наверное, пора протирать клапана. Головку снимать?
- Да, конечно, если протирать клапана, головку снимать придётся.
- Да, и карбюратор барахлит – наверное, засорились жиклёры…
- Конечно, если карбюратор барахлит, надо сначала проверить жиклёры. Вы давайте ваш номер телефона, как место в яме освободится, я позвоню.
Профессор аккуратным почерком записал на листке номер своего телефона, протянул листок студенту и всё-таки, не теряя достоинства, произнёс:
- Буду ждать. Лучше, если на той неделе.
Студент положил листок в карман, обнадеживающе заверил:
- Позвоню.
Профессор взял зачетку, полистал её, и, поставив «хор», - всё-таки заочник-, расписался. Потом добавил:
- Как специалист, вы должны лучше других знать предмет.
Студент, выйдя в коридор, облегченно вздохнул. Свалил с плеч такого кита. Правда, появилась новая забота – устроить машину профессора на станцию техобслуживания. Кое-какие связи имелись. Студент пожалел, что на четвертом курсе перешел работать в управление инженером, где имел дело только с бумагами. Оказывается, слесарь к науке ближе. У других преподавателей, кстати, тоже имеются автомобили!
Где вы, Пушкины?
У нас часто пишут, что таланты надо отыскивать и всячески поддерживать. Что они ходят где-то рядом, работают слесарями, или ещё там не знаю кем, не ведая, что они и есть те самые Пушкины. И вот их хотят открыть.
По-моему того Пушкина, что писал «Мороз и солнце, день чудесный», ещё можно открыть. Мне кажется даже, что такие Пушкины у нас есть. А того Пушкина, что писал: «Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу», - а события сбываются, хоть и через сто лет, или, - «И на обломках самовластья напишут наши имена». Вы понимаете? Нет, такого Пушкина ещё искать и искать…
Представляете себе: идет профсоюзное собрание. Исполняющий обязанности директора Иван Иванович предлагает срезать очередную зарплату на двадцать процентов всвязи с тяжелым положением в фирме, все голосуют «за», а один вдруг встаёт вякнет что-нибудь подобное? Как все опешат! С таким надо провести беседу, успокоить. Чтоб стал как все, коротко подстрижен, проодеколонен. Что не всё сразу, а это только временные трудности. А постепенно надо совершенствоваться и прочее. А то сразу за саблю и на коня. Чуть что и дуэль. Самого Иван Иваныча зарубит. А потом и за нас примется.
Как это там у него: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы»? И так далее «Гореть» ведь придётся, а не тлеть! Страшно подумать…Нет, такого Пушкина нам не надо. Хлопотно очень с ним.
Нам лучше такого: «Я помню чудное мгновенье»…Или: «Любимая пора, очей очарованье»…Хорошо, приятно, всё в пределах правил, и все на месте. И не надо никого рубить. Тем более самого Иван Иваныча. А потом гореть. Нет, как-нибудь проживём без такого Пушкина.
Правильный товарищ.
Один товарищ рассуждал всегда очень правильно, и если брался за какое дело, то досконально знал все параграфы инструкции.
Но что удивительно: возьмется склеить пару сапог, а сапоги разваливаются. Начнет выпекать хлеб – тот получается практически несъедобным. Нет, жевать-то его, конечно, можно, если сильно захочешь жить, но, проявляя большое усилие воли и сильно надеясь на бога и свой желудок. Стал выращивать кур, а куры дохнут. И вот что удивительно: на словах всё знает досконально, а доходит до дела – хоть плачь.
Как же так?
Но жалко этого товарища под суд отдавать – знает-то всё правильно. А это, как кто-то считал, то же дар. Стали его повышать, сначала инструктором: пусть говорит. Пусть своими речами направляет людей на правильный путь претворения в жизнь высоких идей. А уж что делать практически, люди сами разберутся. И претворят в жизнь наилучшим образом. И вроде, - по мнению тех товарищей, - всё должно было выйти неплохо. А что получилось?
На прилавке товара нет, а из-под прилавка – пожалуйста. С одной стороны тот товарищ говорит о принципиальности, а с другой стороны – построил себе дачу за казенный счет. И уже не в единичном случае, а в государственном масштабе сапоги пошли некачественные, хлеб стал выпекаться несъедобным, а куры дохнуть. Нет: идеи-то товарищ выдвигает правильные, по существу. Такие, какие нужно в свете партустановок. И язык у того товарища подвешен что надо, а по существу получается опять всё шиворот навыворот. Говорит одно, а в результате совсем другое. А это ещё хуже дохлых кур или плохих сапог, когда идеи реализуются в искаженном виде.
Хватились некоторые вышестоящие товарищи, которым импонировал этот деятель, что много и правильно говорил: а тот уже с треском провалился – сажать его надо. Проворовался и всякое такое прочее…
Но и на суде, защищаясь, этот товарищ уложил свою речь в очень правильную форму и пытался отгородить себя от всяких преступлений правильными словами о чести, благородстве, стремлении к новому и прочему. Так что даже судья возмутился – он давно уже раскусил этих «правильных» – и влепил ему срок по максимуму. Зал встретил приговор бурными овациями.
На Марсе.
Инженер Синькин придумал способ как перенестись на Марс. Надо только в это очень поверить и жить уже мысленно там. Тогда энергия мозга, сфокусировшись в луч, пробъёт массу пространства и ты, разлетевшись на микрочастицы, очутишься там, на Марсе. Инженер Синькин как человек, преданный делу, засыпая, думал только об этом. И когда его глаза уже слипались, энергия мозга неожиданно встрепенулась в нём, и он, пересекая громадные пространства, устремился на Марс. Шмякнувшись об его поверхность не разбился, поскольку на данный момент был только лучом. И очутился на незнакомой площади среди марсиан. На площади стоял гвалт, и какой-то товарищ, уставший от негатива и среди марсиан, тяжело перемалывая слова и понятия, звал сограждан к идеалам. Синькин интуитивно увидел в нем проходимца. Но все слушали того товарища, хотя и понимали, что слушать не надо. Но в оправдание себе слушали с отсутствующими лицами.
«Мы академий не кончали», - выкрикнул тот человек и взмахнул рукой будто шашкой. Тут же рядом какого-то по виду интеллигентного человека схватили и потащили в нехорошее место. Может быть, зарубить той же шашкою. «Наверное, академию кончил», - тоскливо подумал Синькин. А тот, кого тащили, точно не успевая, стал выкрикивать «Да здравствует» во славу тех же идеалов и в адрес человека с одутловатым до неприличности лицом.
Синькина охватило внутреннее напряжение. В душу закрался страх. Он стал передвигаться по площади, стараясь оставаться незаметным. Но тут ему навстречу шагнул субъект с вытаращенными от глупости глазами и откровенным лицом жандарма(продолжение следует…)