Желанная
Весь вечер ждала, ждала, устала ждать. Все время державшая себя в рамках разумного существования, она не понимала, что происходит с ней в этот день.
Он был какой-то необъяснимый – день внезапно нахлынувших чувств, перехлестнувших строгий голос разума. Парадокс. Вот уже три года несгибаемая и неувлекающаяся, с мальчишеским характером, она тайно и безнадежно любила, не смея признаться себе в этом. Он учился курсом младше. Познакомились в стройотряде. Были хорошими друзьями, подкалывали друг друга безобидными шутками, пели Высоцкого, свои факультетские песни, как и полагается стройотрядовцам. Во время учебы, дни, встречаясь в коридорах института или общежития, коротко кивали друг другу. Изредка, при наличии времени, обменивались новостями. Иногда спрашивали друг друга: - Ну, как? Поешь Желанную?
Это была отрядная песня. Все вечера звучала она и незаметно связала их. Связала. Так казалось ей, по крайней мере. В промежутках между лекциями, секцией легкой атлетики, заседаниями факультетского бюро, сборами редколлегии и многими другими делами все вспоминала, вспоминала, как впервые увидела его. Ясные голубые глаза, добрая улыбка. И песни, песни, что пели вместе под его гитару. Незаметно для сознания все самые сокровенные мысли оказывались связанными только с ним. И последующие три года после стройотряда только короткие мимолетные встречи были наградой за неотвязные думы о нем.
Наступило время уезжать на дипломную практику. Она приехала в город на несколько дней из стройотряда, чтобы купить билет на самолет. Общежитие пустовало. Август, абитуриентов мало, да и те по комнатам заняты зубрежкой. Пятый курс отрабатывал практику на заводе, он тоже был здесь. Не владея собой от тяжести нахлынувших чувств, подошла она к двери его комнаты. Постучала и тут же поняла - возврата нет.
-Да, - голос чистый, высокий. Из тысячи бы узнала.
-Здрав - ствуй?- удивленный взгляд голубых глаз.
Для неё сейчас не существовал никто, только он, удивленно вскинувший голову.
-Проходи.
Это чей-то другой, тоже знакомый голос. Оглянулась. Оказывается, товарищ по прошлогоднему стройотряду. Он и спас положение. Засуетился, заговорил обрадованно. А она никого не видела и бодро, как ей казалось, спросила:
-Ну, как живешь?
Пока он что-то отвечал на этот вопрос, комната опустела. У всех нашлись неотложные дела и непременно вне комнаты. Парни, их было трое, одевались, прощались, уходили.
-Ты знаешь, зачем я пришла?- Она не сказала так, только подумала. И еще подумала: -Я и сама не знаю.
Вслух сказала:
-Приехала за билетом. Пусто в общежитии, никого не нашла. Решила к вам заглянуть.
-Ну и хорошо, что зашла.
-Я пойду.
-Куда же ты, посиди.
-Устала. Я недавно из стройотряда. До обеда еще на бетоне работала.
И уже у двери оглянулась, словно невзначай:
-Заходи, если сможешь.
-А поесть у вас ничего не найдется? Мы тут давно стипендию вспоминаем.
-Яблоки, кажется...
-Приду.
Он пришел почти сразу же. Сел у стола с яблоками. Заговорил, как на той целине, пересыпая речь подковырками, смешными выражениями. Она, боясь поверить в его приход, застыла в оцепенении. Улыбнулась виновато:
-Вот видишь, как я отвыкла от тебя. Не понимаю совсем.
Замолчала. Голос, его голос, чуть приглушенный, мягко доходил до ее слуха, но смысл она не могла уловить и ответить, перехлестнуть словом тоже не могла. Неожиданно он заторопился.
-Меня ждут.
Поднялся, бегло глянул на стол.
-Иди. Возьми яблоки. Парней угостишь.
-Нет. Зачем?
У двери догнала.
-Да что ты, в конце концов. Возьми. Я не хочу.
Посмотрел. Улыбнулся. Отделил два.
-Это пусть тебе останется.
Ушел. И вдруг снова стук в дверь. Вздрогнула.
-Выпить не хочешь?
-А что?
-Водка.
-Нет, я только сухое могу.
-Сухого нет,- и ушел. Рванулась вслед, опять не помня себя.
-Хочу…водки.
Пошла на кухню в конце коридора, поставила чайник на плиту. Когда вода вскипела, помыла голову по- студенчески, как это делалось в общежитии, поливая себе голову из чайника. В комнате включила настольную лампу, с непросохшей головой прилегла прямо на голую сетку. (Постели и матрасы все были сданы перед отъездом в стройотряд). Думала отдохнуть до его прихода, совсем не веря в это. Незаметно для себя уснула. И все видела один сон. Словно ждет, ждет, ждет…
Неожиданно проснулась от еле слышного стука. Еще не очнувшись ото сна, приподняла голову. Никого. Снова заснула. Стук повторился чуть громче. Опять никого. Снова заснула. Уже засыпая, сказала.
-Войдите же.
И забылась в сонном ожидании. Но что-то промелькнуло в сознании, заставило приподняться. Зашарила рукой по тумбочке, отыскивая очки.
-Не надо.
-Ты? Ты?
-Не вставай,- подсел на кровать, продолжая говорить.
-У тебя волосы смешно торчат
-Да я голову вымыла.
-Пышные, - и нежно притронулся к волосам, не замолкая ни на минуту:
-А мы в аэропорт ходили. Идем обратно, смотрю, у тебя свет. Думаю, дай зайду.
-Что, если б я не проснулась, и дверь была заперта?
-По трубе бы залез в окно.
-Около нас нет трубы.
-Все равно залез бы,- и добавил тихо:
-Милая…
Она настороженно посмотрела на него. Почувствовав недоверчивость в ее взгляде, снова заговорил:
-А на улице дождик. Я босиком гулял. Мы заглядывали к тебе, но ты спала.
-Все равно надо было разбудить. Я люблю дождь.
И тут только спохватилась
-Ты босиком? Вот тапки, возьми…
-Это ж надо же, а? Тапки заставляют обувать - тихо и счастливо смеясь, проговорил он, но даже не попытался встать.
-Ну что ты…,- неловко перегнувшись с кровати, стала близоруко высматривать домашние тапки.
-Сейчас, сейчас, только ты садись,- забеспокоился тревожно. Но она уже нашла тапочки и, чему-то улыбаясь, стала натягивать их на его босые, грязные и холодные ноги.
-Это ж надо же! Даже обули.
Он снова тихо засмеялся он и по-доброму взглянул. Молчание обволакивало.
Сонное состояние не отпускало ее, и не хотелось ничего в этом молчании менять, но ночной гость нарушил тишину:
-У нас вино сухое есть
-Неси.
-Нельзя, парни обидятся, пойдем к нам.
-Уже поздно.
-Милая, милая
его лицо приблизилось к ней, руки бережно перебирали волосы. Счастье от его близости, ласковых слов опьянило и, не пытаясь справиться с наплывом чувств, она судорожно заплакала, уткнувшись куда-то в шею или плечо.
-Я ждала тебя, с той самой целины ждала.
Его руки осторожно, словно боясь спугнуть, полуобняли ее.
-Ну что ты плачешь, не плачь, милая…
Говорил тихо, а «милая» шептал чуть слышно в ухо, будто стесняясь своей нежности.
-Ну не плачь. Хочешь, я тебя поцелую
-Да.
Обессилевшая от слез, она ничего не почувствовала, кроме огромной радости и говорила, говорила…
-Я от радости плачу. Ты мое солнышко.
-Не надо, не надо. Пойдем лучше к нам. «Желанную» будем петь. Парни еще не спят.
Напоминание о «Желанной» решило все. Встала строгая и заплаканная.
-Пойдем. Я только умоюсь схожу. Подожди.
Несколько минут они шли по коридору мужского этажа. Он рывком распахнул дверь своей комнаты. Яркий свет из коридора осветил три недоуменные и сонные физиономии, приподнявшиеся с коек. На самой ближней к двери натягивал на себя одеяло прошлогодний знакомый стройотрядовец. Ей стало не по себе его вопросительного и понимающего взгляда. Зашептала, оправдываясь:
-Спите, спите. Мы попеть с вами хотели.
Увидела на тумбочке гитару, схватила, бегом спустилась на свой этаж. Опустошенная эмоциями, села на стул, не выпуская из рук гитары. Он появился минут через пять
-Я вино уволок. Не давали, черти. Сами спят, а за бутылку держатся.
-Зачем это. Отнеси.
-Ничего. Им уже лишка. А оно болгарское - Рислинг. Вот и яблоки. Вино и фрукты. Здорово. Сейчас будем петь.
«Желанная» не получилась сразу, не хватало еще двоих, с кем вместе пели на целине. Но они упрямо пробовали то первую, то вторую партию и лишь в третий раз добились, что последний куплет зазвучал так, как она сохранилась в их памяти.
«Пусть разлука злая наносила сердцу раны
Все же ты сейчас со мной, о, моя желанная…»
Замолчали. Он задумчиво пощипывал струны.
-Пожалуйста, спой свою любимую…
Перебрал струны, немного придвинулся и запел тихо-тихо.
-Гори, гори, моя звезда…
Когда начались слова «Ты для меня одна заветная, другой не будет никогда…» она тихонечко, чтобы не помешать песне, обняла его за плечи и начала вторить. Спели последний куплет, снова первый. Потом повторили «Желанную», целинные песни. Никто не смог бы упрекнуть их в нарушении общественной тишины. Общежитие было пустынно, и только они вдвоем пели и пели для себя, для двоих...