Василий Сергеич, заняв очередь у банка, присел на скамеичке в скверике погреть старые кости. Солнце пригревало по-весеннему горячо. Белые кудряшки облаков стелились по голубому полю неба. Автомобили медленно катили мимо, лениво перекликаясь клаксонами. И казалось, что это голубое небо и эти облака входят в него незаметно, навевая воспоминания.
Но стоило ему только закрыть глаза, как на него навалилось одно и тоже виденье. Жерло пушки «Тигра» упиралось в его глаза, а он, со связанными руками за спиной, ничего, ну ничего не мог сделать. Он стоял в шеренге таких же военнопленных, оборванных, голодных, по сути дела, ещё пацанов, которых бросили с колёс в атаку, не выдав ни обмундирования, ни оружия, с приказом: «Удержать высоту. Ни шагу назад!»
Они заполнили траншею вместо погибших уже бойцов. Здесь валялось много всякого оружия советского, немецкого. И каждый из них, может быть, впервые почувствовал в эти минуту ту ответственность за тех, кого они, сталинские выкормышы, решили защищать.
***
Я мысленно иду по своему городу. В своё время, мне каждый двор здесь был знаком, так как с мальчишками излазил всё вдоль и поперёк, изыскивая наши детские клады. И прячась в тайниках, скрывали в них наши детские тайны. Детские тайны!
Она жила напротив нашего дома. Через дорогу, по которой катились к вокзалу грузовики и легковушки. Недалеко от детского сада, куда соседский Витька водил своего младшего братишку, который каждое утро начинал с плача и воя, отказываясь вовлекаться в воспитательный процесс.
Чёрненькая, с горящими, как смоль, глазами, она смотрела на этот мир с удивлением и обожанием. И каждый день для неё был радостью. Две чёрные косы украшали её голову. И мы с моим другом, соседским Сашкой, рыжеволосым солнышком, как нежно называла она его, ходили за нею попятам. Куда она, туда и мы. Выпендривались друг перед дружкой при ней, мы никогда не дрались между собой, так как были, что называется „не разлей вода“. Он не мог существовать без меня, а я без него. Каждый день мы находили втроём всё новые и новые забавы. То гоняясь друг за другом, играли в „колдуна“, то затеивали жмурки, а то играли в „сыщика-разбойника“, вечно прячась на крышах разбитых домов, благо их в то время было много в нашей округе. Наши родители вечно работали. И мы, предоставленные сами себе, мотались по стройкам, выискивая очередные клады или забравшись в нашу халабуду, строили невероятные планы полёта на Луну или в троём бегали по путям товарной станции, выискивая в старых товарных вагонах что-нибудь интересненькое. Так шло моё детство. И так жили многие наши сверстники. А потом. Она переехала с родителями в другой город. Сначала её родители. А затем и она. Страшное это было время. Только мы-то этого не осознавали.
А она... Она познала это на себе...
***
Как часто она заглядывалась на этот дом. Белый красавец с колоннами, с белыми лебедями на фронтонах. Он представлялся ей дворцом, где живут герои её романа. Они выходили из этого дома, а чаще всего выезжали на автомобилях из его ворот, тоже белых, как и сам дом. И среди запустения и черноты окружающего ландшафта, дом этот казался не от мира сего, возвышающийся среди убогости и серости, он как бы опирался своими колоннами о землю, устремлённый своими башенками, парил в небе.
В заводской библиотеке, где она служила более двенадцати лет принцы почему-то не появлялись. Не приезжали в своих каретах и не предлагали ей руку и сердце... На её долю оставлись романы, которыми она зачитывалась с упоением, причём в каждом из них становилась героиней и вызволяла из беды героя, попавшего в тяжёлый переплёт.
Она не просто читала роман, она жила им. Она не просто представляла перепетии романа, а сживалась с образом героя романа и в живых посетителях искала его отражения. Героя её романа. А он всё не появлялся...
На маёвках, куда выезжали заводчане, она всегда сидела обиняком, погружённая в очередной роман. И если принимала участие в общем застолье, то на вопросы отвечала невпопад, так как вечно погружена была в свои мысли и окружающие, привычно пожимая плечами, и покручивая пальцем у виска с улыбочкой отворачивались, понимая, что у неё не все дома...
Любила ли она кого-нибудь? Была ли в её жизни тайна?... Об этом не знал ни кто, так как никого она не допускала в свой круг.
Мать, с которой она часто общалась по телефону, была увлечена очередным другом и только в нём видела предмет своей страсти, а она же не видела в нём ничего привлекательного.
Ну, не принц! А она ждала, а он обходил её библиотеку стороной. Подруги её вымерли или другими словами, повыходили замуж. У них появился свой круг, отличный от неё, а она так и осталась мамонтом в с воём саркофаге...
Как-то её попросила сослуживица посидеть с детьми её брата, так как ему срочно нужно было уехать по делам, а детей оставить не на кого. Она согласилась, так как по характеру была отзывчива до умопомрачения и никогда не могла отказать. Никому. Ни в чём. И если надо было остаться за кого-то или отработать ещё одну смену, она оставалась и отрабатывала, или бежала в садик забрать соседского ребёнка. И если, случалось, погулять с малышом, уходила с ним в Ботанический сад и там, сидя на скамеечке, читала очередной опус, поглядывая сквозь призму романа на весело скачущего карапуза.
Когда она уже подходила к адресу, оставленному сослуживицей на оборотной стороне брошюрки, она вдруг ощутила толчок. Внутри её как бы зажёгся огонёк. И этот огонёк, пламенея, давил на её сердечко. Оно вдруг забилось в неестественно быстром ритме. Испарина бросилась в глаза и волнение, подступившее к горлу, охватило всю её... Она подходила к тому самому дому. Дому её мечты...
Профессия-любить людей!
В нём жил какой-то магнит. Люди к нему тянулись и он, нежно-щемящим чувством проникался в их нужды. И эти нужды становились его нуждой, решение которой было главным его делом. Я не знаю, может это профессия учителя помoгала в его жизни, а может от внутреннего одиночечства, он старался как можно реже появляться в семье, часто бывая на людях или уходя в себя, писал. Это было что-то между поэзией и прозой. Это была проза, очарованная поэзией любви. Любви к человечеству. Он писал кровью своего сердца И эта кровь застывала и капля за каплей переливалась в нас, его любивших!
***
В каждом из нас с самого рождения живёт капелька чуда. С каждым годом оно крепнет или прячется в самых потаённых глубинах сознания. И если ожидаешь чуда, то оно обязательно произойдёт. Надо только во-время воспользоваться тем обстоятельством, которое предлагает нам жизнь!...
Всю свою жизнь она жила серой мышкой. Боялась каждого мгновенья, но ожидала принца, который приедет за ней на лихом скакуне и унесёт её в сказочную страну .
Её любовь к сказкам, рождённая в детстве, крепла в ней каждый день, каждый час. И с новой, прочитанной сказкой это чувство ожидания чуда волновало её с новой силой.
МИША
В каждом из нас зреет страсть к собирательству, к коллекционированию, причём эта страсть проявляется на раннем, а чаще - на среднем жизненном уровне. Некоторые собирают марки, этикетки, можно собирать облака, плывущие по небу, ден.знаки, фотографии, бутылочные пробки, дома или целые кварталы, картины... Всё, что подлежит собиранию, имеет ярых своих приверженцев, объединённых в сообщества.
Михаил собирал объявления. Не просто там какие-то объявления, как „продам“, „куплю“, или „требуются на работу“. Он собирал брачные объявления, так как сам был не женат. В свои годы он считал, что мужчинам жениться никогда не поздно. Дa и какие его годы! Тем не менее, в его страсти, насчитывались настоящие перлы.
Не какие-то там „Жду ответа, как соловей лета“. А например „Молодая соловушка ожидает соловья“, „Я ожидаю твоего участья в моей судьбе. Она причастна к моему участию, как парус - на волне! И пусть волненье ненапрасно живёт во мне; загадка счастья в нашей власти,- она в тебе!“.
Перлы встречаются крайне редко. Нужно перебрать огромное количество брачных объявлений, чтобы найти подобные. Причём каждое из них требует особого подхода.
Никаких денег не хватит, чтобы перебрать все мыслимые объявления. Но Мишаня нашёл выход! Он газет и не покупал, а брал старые газеты и журналы, пачками валявшиеся на мусорниках и вычитывал, вырезал и алкал свою страсть и вклеивал в особую тетрадь.
Распределяя их по темам и подразделениям. Страсть его занимала всё свободное время. Видимое ли дело, вырезать, не повредив строки и вклеить - это требует особой аккуратности, я бы сказал, рачительности, что проявлялась во всём, что он делал.
Он горел, страдал, пел, когда находил, что-то значительное, забывая о том, что за каждым из них стоит чья-то судьба. Судьба живого человека, ждущего ответа, жаждущего общения или ищущего себе спутника...
Анна Сергевна Пышкина была женщиной независимой. Она любила себе позволить всё, что в таком случае может себе позволить всякая деловая женщина. Вмеру упитанная, она следила за собой. Её фигура, не то что бы привлекательная, но в меру её возраста и её круга была достаточно внушительной. Она любила хорошо поесть. И не отказывала себе после обеда прилечь в своём кабинетике и сладко поспать 2-3 часика.
Зная её привычки, секретарша всем отвечала, что у неё совещание, или она выехала на объект. Или ещё что-нибудь в этом роде. Её бывший пропал в дебрях перестройки и не давал о себе знать долгие годы. Лишь слушок прошёл, что он обоснавался где-то за рубежом и неплохо преуспел в своём бизнесе. А она, предоставленная сама себе, открыла частную фирму, такую же какие открывались и закрывались вокруг неё. По специаль-ности - экономист-международник, Анна Сергевна знала, что важным составляющим в деле развития современного государства лежит соблюдение налоговой системы и по мере своих сил, возможностей и связей, начала налаживать свою систему, помогая отчитываться перед вышестоящими органами, взросшими как грибы после дождя в тот нестабильный период, вокругстоящим организациям, постепенно взяв в свои руки финансовые тайны своих соседей.
Единственно, чего не хватало Анне Сергевне в этой жизни - спутника, который мог разделить её досуг.
Она знакомилась время от времени в кулуарах власти и у своих бесчисленных подруг с партнёрами, но того, единственного, кого алкала её неуталённая душа она так и не встретила.
Как-то попалась ей на глаза газетка с брачными объявлениями и она решилась написать и своё объявление. Сначала она ждала ответа с затаённой страстью, потом грустью, а затем стала посылать свои объявления в различные издания, собирая ответы на свои объявления, законспирированные в абонентном ящике. Ответы эти звучали столь же страстно, сколь и заманчиво...
Охотник
Его неприметный пикапчик стоял на стоянка „Макдональда“, а он, снующий среди прохожих, прохаживался среди них, ожидая свою жертву. Вот-вот конец рабочего дня.
Вот сейчас он выедет на своём новеньком „Форде“. Ну вот и он; идёт к машине. Ну что же и мне пора.
Пикапчик выехал со стоянки и пристроился за новеньким „Фордом“ через три автомашины и последовал, через основную автомагистраль, повернул за ним направо и с интервалом в три-пять машин увязался за преследуемым. Задача его было выяснить где преследуемый обосновался.
Пoследнее письмо, полученное из „Форд-банка“ его доконало. И автобус, на которым он ездил, продавая мелкие товары, отобрали и ешё требуют оплату за мифическую эксплуатацию этого же автобуса. Пора навести порядок. Пора показать, кто здесь кто.
Через сорок минут преследования „Форд“ остановился у респектабельной усадьбы.
Водитель вышел, открыл своим ключём ворота и въехал во двор. Пикапчик проехал ещё двадцать метров, развернулся и остановился у кафе. Он вошёл в кафе и устроившись у окна, заказал кофе со сладкими булочками и начал скурпулёзно просматривать газеты, веером лежавшие на скамейке рядом. Время от времени кидая непринуждённый взгляд на интересующий его объект. Всё было тихо.
Всё было тихо, как всегда. И не как всегда, Потому что сегодня он открыл охоту. Шумел народ, кто пил пиво, кто-то подсаживался к нему, а он, уткнувшись в какую-то статью медленно жевал булочку и запивал мелкими глотками тягучий горьковатый напиток. Так прошло время. Пора было выбираться из уютного кафе на свет божий.
Расплатившись, он вышел. Посмотрел направо-налево и пошёл вдоль ограды, свернул в переулок и начал осматриваться. Никто его не преследовал. Никому он не был нужен.
Дом стоял, как неживой, тёмными оконцами слеповато посматривая в сад. Всё было тихо. И только накрапывал привычный гамбургский дождь. Ну что ж, для первого раза всё складывалось удачано. Пора было сматывться. Он завёл мотор пикапчика и ещё раз бросив взгляд на ограду дома, тронулся с места.
Пикапчик медленно, как бы нехотя, покидал место стоянки, приютившего его кафе. Надо было разработать план. Что делать дальше. Ну знает он, где живёт его обидчик и что дальше. Убить его. Взорвать эту спящую атмосферу его жилища. Что делать? Чего больше всего боится гамбуржанин. Хм! Надо послать ему письмо. С угрозой?! Он насторожится.
***
Надя приехала в город, в котором родилась и выросла в начале октября. Она приехала вместе с мужем - лётчиком и двумя девочками - погодками и сразу пришла в свой театр.
Отсюда её выдавали замуж, отсюда она,-жена военослужащего,- поехала за ним в тьмутаракань. И там она- неплохой художник декоратор,- нашла себе заботы. Писала тексты, возвания, выпускала стенную печать в маленьком гарнизоне она всегда была на пике происходящего. Затем - Венгрия. Где только не пришлось ей побывать, в каких передрягах не крутилась.
Однажды ночью в Будапеште зашла в открытый небольшой магазинчик. Зная что просто так в магазин заходить не рекомендуется и знаками показала, что ей нужны перчатки к сумочке, купленной по случаю в Киеве. Ей вынесли небольшой на 6 литров графин с лёгким вином и высокий стакан. Выпив этот лёгкий напиток, который незамедлил ударить ей в голову она разговорилась с хозяевами. Вход шли и губы и руки и глаза. Хозяйка вынесла около десятка пар различных перчаток, но ни одни не подошли под сумочку и слава Богу. Ибо нужно было бы вывалить нешуточную сумму, так как деньги были у мужа, а она распологала какой-то карманной мелочью.
Но хозяйка не растерялась и предложила прийти через недельку. Раскланявшись с хозяевами, она чинно вышла из магазина и дёрнула на вокзал, где её уже разыскивал муж. И таких случаев была масса за границей. Ибо какая женщина откажет себе в удовольствии зайти в модный салон!
***
У тёмного родился сын. Эта весть разнеслась среди гор в течении нескольких дней. Сын -сын,- кричали птицы, пролетая над склонами, сын-сын ,- журчал ручей, опадая с обрыва, сын-сын,- и только сизые облака всё также медленно плыли среди седых вершин, подгоняемые ветром.