Я выключаю свет, по комнате начинает разливаться «Never born», и сажусь в угол. Я могу слушать эту песню только так. Раскладывая мелодию на фразы, на такты, на длительности. . . Семь нотных линий спиралью вращаются в голове, и границы реальности сами собой затериваются… если ты сейчас войдёшь, ты не увидишь моей улыбки в темноте, но мой тихий голос слышен: “don’t move, don’t hide secrets”…
00:02
И мне снится сон. Старый сон, который не беспокоил моё сознание уже шесть лет. Тогда он снился в течение нескольких месяцев, раз за разом обрастая новыми деталями и подробностями.
Тёплая сентябрьская ночь. Раскрытая форточка, из которой тянется нежный аромат . спать совсем не хочется. Хочется дышать и думать о том, кого сейчас любишь. Но ничего хорошего не выходит – соседняя кровать беспокойно скрипит, и этот диссонанс режет воздух. Я медленно, словно в воде, поворачиваю голову и вижу женщину, укачивающую ребёнка. Она сидит, сгорбившись, скомкавшись, будто бы пытаясь слиться с темнотой. Однако кровать скрипит, потому что она качает ребёнка, который давно уже спит. Женщина явно нервничает. Я наблюдаю за ней до трёх часов (за это время она ни разу не шевельнулась, чтобы сменить позу) и проваливаюсь в сон. Наутро я просыпаюсь улыбающейся (мне снилась мама и гранитная набережная в Питере) и вижу, что она так и заснула, сидя, с упавшей головой. Под глазами – чёрные мешки, короткие волосы взъерошены (хотя это напротив предаёт её лицу странное очарование) . . Чуть позже за обычным разговором я узнаю о том, что ночная женщина – это мать девочки, обречённой на смерть. Она жутко боится оставлять больную одну. Когда маленькая дочь просыпается, она тоже начинает бояться, если матери не оказывается рядом. Потому мать не спит и не спала тогда. Как часовой. . . Я видела, как дрожали её едва заметные полоски губ. . . На несколько минут она замолкала, хмурилась, натужно пытаясь что-то припомнить, затем, словно ругалась с самой собой и снова принималась сбивчиво петь. . .
Я ни разу не слыхала такой странной колыбельной. . . Но первое четверостишие прочно легло в моё сердце.
«Зима непременно покинет наш город,
Под клекот сапог и разлившийся снег,
Поранит ладонь о замёрзшие звёзды,
Расслышав отчаянный мартовский смех»
Совсем недетская колыбельная.
Мелодия была незабываема и уникальна.
Однако в то же время мне казалось, что я слышала её из какой-то бабушкиной музыкальной шкатулки. Такая ровная, тягучая, словно густой золотой мёд на в лучах солнца и. . . тревожная.
В ночь операции мать пела совсем другую песню. . . Она молилась. . .
Когда-то давно я зарывалась с головой в подушку, чтобы не слышать эти дрожащие, немощные фразы. . . Меня до смерти пугали взрослые слёзы-реки. . .
Упрямо пыталась забыть эти строки. А теперь с тем же упорством и рвением пробую достигнуть обратного. . .
Ну-ну. . . мне это необходимоооооо…
Походив по комнате и изрядно потеребив край черного шерстяного свитера я сажусь на кафель, прислоняясь к стене, откидываю голову назад. . . обхватываю колени руками, закрываю глаза и. . . неожиданно начинаю понемногу припоминать волшебную музыку. . .
Я раскачиваюсь в такт воображаемой мелодии и крепко-накрепко зажмуриваюсь. Голова начинает кружиться и в животе неожиданно рождается ощущение. . . такое, будто я взлетаю на карусели слишком высоко, прямо за горизонты. Ух. . . тебе бы понравилось непременно моё ощущение.
Зазвонил телефон, но время в моих пляшущих четырех стенах остановилось… Захлебываясь в возникших ощущениях, я чувствовала, как горят мои щеки и как плывут по ним ручейки слез. Как много можно почувствовать, перевернув страницу жизни назад, содрогнувшись от маленькой подробности, на первый взгляд малозначительной. На первый взгляд…