Глава 16. ОБУЧЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
Утром следующего дня ученики сидели в кабинете Шулера и отчитывались о поездке.
— Воровать — не создавать! — начал Папа. В этой фразе заключалось общее впечатление от их поездки к военным. — Генерал Счастье — прямо упырь в кителе. Всё продал! Мать с отцом на металлолом порежет и продаст. А Бздун? Он же весь из комплексов состоит. Может, били его в детстве?
— Не хотят гомосексуализмом заниматься! — пожаловался Карпыч. — А Ваши военные — бюрократы. До сих пор не согласовали нашу новую военную доктрину.
Шулер засмеялся:
— С доктриной я разберусь, согласуют… Значит, не понравились генералы? Зря. Нам только такие генералы и нужны: жадные, глупые, малообразованные… Про деньги я уже вам не один раз говорил: все наворованные денежки у нас на учёте. Есть досье на каждого: где, сколько, каким образом, в каком банке лежат. Пусть воруют — это уже наши люди — борцы за демократию и либеральные ценности. А от хороших генералов надо срочно избавляться. Вот недавно на войне завёл один генерал танковый полк в болото и там все танки утопил. Хвала ему и почёт. Звезду на погон и орден на лацкан! И другой: окружил боевиков, собрал в кучу и хотел уже авиацию послать для уничтожения. Позор! Хорошо Секретарю вовремя доложили, и он успел отменить налёт. Так можно и всех боевиков уничтожить. Что делать с таким генералом? Сорвать погоны и в отставку с позором! А Вы говорите Счастье — упырь. Полезное дело делает.
— Господин Шулер! — смутился Папа. — Вы нас совсем запутали. Так что это за война? Расскажите нам. Вы говорили раньше, что нужно её развязать, чтобы погибло побольше наших молодых ребят. Только из-за этого?
— А Ваш Бздун — генерал-упырь, — воскликнул Карпыч, — нас на вертолёте чуть не угробил. Еле сели…
— Каааак??? — вскрикнул Шулер.
— Мы из министерства в дивизию полетели на вертолёте министра. Бздун сказал, что это отличная машина. Чуть все не разбились — сломалось что-то. А обратно уже на машине побоялись лететь…
Шулер очень разозлился:
— Я готовлю двойника, не жалею времени и сил, занятия с ним провожу… А он одним махом мог разбиться на вертолёте!
— Я этого Бздуна, упыря этого, в порошок сотру! — воскликнул он. — Чуть вас не угробил.
— Он и сам мог разбиться! — сказал Папа. — Очень сильно ударился головой о железо…
— Плевать мне на Бздуна… У нас много лейтенантов — нового назначим. А о вашей безопасности надо подумать. Все занятия теперь только в городе! Никаких вертолётов, самолётов… Летать только с моего личного разрешения. Понятно?!
— Конечно, конечно… Грибов я уже набрал…
— Каких грибов? — не понял Шулер. — Где набрал?
— Белых грибов, — простодушно ответил Папа. — В лесу… Большую часть отварил и заморозил. Немного посушил. Ну и замариновал на зиму несколько баночек…
— Ты тоже о железо ударился? — озабоченно спросил Шулер, внимательно глядя на Папу. — Ты меня не пугай… Какие-то грибы, в каком-то лесу… Грибы продаются в супермаркете в банках, — Шулер задумался. — Опять мы теряем время, а у меня через час инструктаж с правозащитниками… Вы, кстати, тоже пойдёте, это нужно знать. Так… Что там у нас дальше? — бубнил Шулер, перебирая бумажки на столе. — Дальше у нас война. Война предусмотрена Планом. Мы её тщательно готовили, подбирали нужных людей…
— Так всё-таки какая это война? — допытывался Карпыч. — Освободительная? Оккупационная? Какая?
— Я же сказал: эта война плановая! Планом предусмотрено несколько вариантов, и все они на юге страны, там народ погорячее. Поставили своего человека. Создали предпосылки. Организовали расовую вражду, беспорядки… Никто, собственно, воевать не собирался, но мы заставили.
— А почему остановились именно юге?
— Ну а где? Не на Чукотке же! Это долго рассказывать: и географическое положение подходит, и этнические проблемы есть, и повоевать они мастера... И обида у них на русский народ из-за выселения со своей земли…
— Опять на русский народ? — удивился Папа. — Во-первых, когда их выселяли после войны, страной командовал Кобра, тоже горец, а не русский. А кого не выселяли? Кобра всех перетасовал.
— Что ты раскричался?! Это всё неважно: дали — отняли — выселили… Главное создать образ врага: русские — оккупанты и завоеватели. Их надо уничтожать. Мы и создали… Они отделились и зажили как бы самостоятельно.
— Пришлось моему Ферзю как-то гараж строить, железный. Где он его взял, я не знаю, но лежал этот гараж на работе складе: ставить-то было негде. Вызывает его начальник и говорит, что надо освободить склад, оборудование завозить будут. Пришлось Ферзю ставить этот гараж во дворе своего дома без всяких разрешений. Поставил, замок повесил и уехал в командировку на две недели. Волновался, как и что там с его гаражом. А когда вернулся, то увидел, что вокруг его гаража соседи ещё штук сорок таких же поставили. Вот так! — Карпыч посмотрел на Шулера. — Вы говорите: «Отделились». А как же территориальная целостность государства? Это же наиважнейшая норма международного права!
— Я уже говорил, что они этого и не добивались, но мы их заставили это сделать. Зачем тогда надо было войну затевать? А по поводу международного права — всё верно, есть такая норма. Но она применяется только для стран с развитой демократией. Для других стран её применять нельзя. Дальше…Отделение показало всему миру, а главное, субъектам федерации внутри страны, что можно отделяться. Вот что главное. Неслучайно Папа озвучил лозунг, тоже предусмотренный Планом.
— Берите суверенитета, панимашь, сколько можете проглотить! — заголосил Папа голосом Президента.
— Правильно, — похвалил его Шулер, — и все руководители субъектов задумались: «А не стать ли мне царём?» Кто же не хочет быть царём? Для них: отделяйся и царствуй, а по Плану: разделяй и властвуй! А это сильная подвижка в сторону полного развала оставшейся части империи. Чем-то похоже на операцию «Пьяная пуща».
— А Секретарь говорил, что им туда до сих пор деньги из бюджета поступают, нефть идёт…Они с нами воюют, а мы их финансируем… — сказал Карпыч.
— А как же! И нефть на переработку, и деньги из бюджета. Причём, деньги большие, в десятки раз превышающие финансирование коренных русских областей. Но об этом я уже говорил. И оружие туда поступает с военных складов… А как иначе? Как они воевать без денег будут?
— Так ведь они отделились. Зачем же им деньги перечислять?
— Тут уже бизнес-составляющая этого проекта. Вы уже знакомы с Березовичем?
— Нет. А кто это?
— Это новый олигарх. Очень перспективный. Но его не Рыжпейс привёл, Краказябла привела.
— Кто у нас Краказябла?
— С этими выездными занятиями, вы совсем отошли от кремлёвской жизни… Так почему-то называют Папину дочку. Может, за жадность. Она в последнее время постоянно тут крутится и пытается влиять на папочку, тоже хочет откусить свой кусок. Вот Березовича притащила. Когда начали приватизацию, тут устроили какой-то театр абсурда! Не Кремль, а гнилой пень с клубком змей: Рыжпейс ревнует к Краказябле, переживает, что она у него изо рта вытащит лучшие куски собственности; Краказябла боится Рыжпейса, что он её при дележе обойдёт; все вместе они боятся Папиного охранника, который контролирует силовые структуры и имеет постоянный доступ к Папе; охранник боится их… А тут ещё утверждённые олигархи, неутверждённые олигархи, работники Правительства и аппарата, советники, помощники… Все бегают, суетятся, боятся, как бы не опоздать, не прозевать свой заводик, свой кусочек, свою крошечку… Про работу забыли… Создаются группировки, шум, гам идёт… Коалиции, союзы и союзики… — Шулер сделал усталое лицо, — даже у меня голова кругом идёт. В этой связи я хотел вас предупредить: не вступайте ни в какие союзы и группировки; отвергайте любые, даже самые заманчивые, предложения; никаких подписей и левых выступлений; ни под кого не ложитесь. Свой процент вы и так получите от меня лично. На вас имеются совсем другие планы, достойные.
Ученики с некоторым удивлением слушали Шулера.
«Шустрый, как вода в унитазе! — подумал Карпыч».
— А Вы не боитесь, что они своими интригами развалят всё дело? — спросил Папа с надеждой. Дай им только волю…
— Это не страшно, это средней страшности. А что мне бояться? Всё у меня в Плане записано. Этот гнилой пень со змеями под контролем. Я — режиссер в этом театре. Моя Группировка иностранных советников работает как часы. Копейка до земли долететь не успеет, а я уже буду знать, откуда она, кто уронил, кто украл… — Шулер гордо посмотрел на учеников, — не один раз вам говорил, но видно придётся сказать ещё: без моей визы, без присяги, никто, повторяю, никто не сможет тут стать богатым человеком! Пусть они грызутся, душат друг друга, делят собственность… Мне не важно, достанется ли она Краказябле, Рыжпейсу, Секретарю, чьи люди будут олигархами… Они всё равно будут моими людьми… Даже и без присяги… Их деньги осядут в наших банках. Значит, они работают на нас. Краказяблу я вызвал, поговорил, поартачилась и согласилась… Березович уже принял присягу. Охранники приходили: хотят создать монополию по торговле в стране алкоголем, табаком и чем-то ещё под видом развития спорта… Я разрешил, мне не жалко… Опустошение бюджета Планом только приветствуется. И какая мне разница, с кого получать свой процент?
— Один мой знакомый банкир в анкете раньше писал «Из рабочих», теперь пишет «Из банкиров». Тоже разницы не видит. Пардонтий! А что за планы по поводу нас? — поинтересовался Карпыч.
— Пока время не пришло, потом скажу… Вернёмся к войне. На чём я остановился? Березович… Очень перспективный и талантливый жулик. Сильно выделяется из общей массы олигархов. Те нахапают и сидят, глазами лупают, даже не знают куда деть свалившиеся на них деньги. С малолетками спят и икру чёрную ложками жрут! А этот всё время что-то изобретает, разрабатывает какие-то воровские схемы, что-то придумывает… Вот и с войной, с её бизнес-составляющей — от самых простых, как-то: воровство бюджетных денег и фальшивых авизо до сложных, таких, как торговля оружием и наркотиками в третьи страны, экспорт нефти, работорговля… Очень умный и изобретательный человек. Я даже собираюсь назначить его Секретарём совета безопасности, чтобы полностью развязать ему руки… Есть очень красивые строительные схемы. Бюджет тратит огромные деньги на восстановление разрушенного хозяйства. Их же надо как-то списывать… Придумали в смету строительных расходов закладывать бомбометание. Мы якобы построили там сто жилых домов, сто мостов и железную дорогу… И вдруг, о ужас, прилетели какие-то самолёты, и всё это разбомбили нехорошие лётчики… Все эти миллиарды, якобы потраченные на строительство и восстановление, списываются на убытки.
— Пардонтий! Со стройкой понятно. Немного непонятно, как можно во время войны продавать, допустим, оружие в другие страны?
— Они же не танки продают — стрелковое оружие, боеприпасы… Там с советских времен остались огромные склады с оружием — все законсервировано. Склады замаскированы. Вывозят самолётами…
— А разве нам нельзя сбивать эти самолёты? Или уже нечем? И ещё, у нас отличные спецслужбы. Послать туда отряд диверсантов и выловить этого ставленника.
— Ты, Карпыч, что-то не понял. Зачем сбивать самолёты? Это же очень выгодный бизнес, мы все с него хорошие деньги получаем. И ставленник! Что его ловить-то? Я вчера с ним в этом самом кабинете беседовал… Он постоянно к нам летает, особенно к Секретарю и Березовичу. Бизнес требует постоянных личных контактов… У ПВО имеется график полётов, обеспечены воздушные коридоры… Он по всему миру летает. Как-то его Интерпол сдуру задержал за границей… Пришлось мне лично звонить, чтобы его отпустили…
Ученики были в лёгком замешательстве.
— Главная задача — это максимально продлить войну… Я дал команду обеспечить всех значимых полевых командиров прямой связью со мной и Секретарём. Бывали случаи, когда боевиков окружали и уничтожали с воздуха авиацией. Чистое варварство! Если вдруг такое опять случится, то полевой командир может немедленно с нами связаться, и мы дадим приказ отступить… Боевиков надо беречь…
— Так ведь стыдно: боевой якобы генерал вводит танковый полк в город, наводнённый вооружёнными до зубов боевиками. Любой сержант знает, что этого делать нельзя! Авиация бомбит свои же войска! Огромные потери…
— Так и должно быть. Все обязаны знать, что русский солдат воевать не умеет. Это ещё раз подтверждает, что все ваши якобы победы — миф. Никого вы не побеждали, никого не освобождали… Но и это не самое главное.
— Ничего себе занятие! — удивился Карпыч. — Так что же главное?
— Главное — это отвлечение внимания от событий, происходящих в стране, от приватизации. Вы не замечали связи: чуть только обостряется внимание к какому-нибудь крупному залоговому аукциону, сразу оглушительное поражение на войне. И про аукцион тут же забыли… Какая-нибудь очередная крупная потеря или сдача позиций на международной арене, народ должен возмутиться и призвать Президента к ответу, спросить с него, зачем он так поступил. А мы тут же отвечаем народу захватом боевиками больницы, или терактом в метро. Сразу начинается плач, крик, сопли… Люди гибнут! За что?! Проклятые боевики. Про всё забыли, говорят только про теракт! — Шулер вопросительно посмотрел на учеников. — Теперь понятно, для чего нужна война? Война нужна для проведения демократических реформ. Если у вас нет вопросов, через полчаса совещание и инструктаж с правозащитниками. Явка обязательна.
В столовую идти не хотелось. Ученики попили кофе у себя в кабинетике и отправились на совещание обратно в кабинет Шулера. Рядом с ним уже сидел какой-то человек непримечательной внешности: на носу небольшие очки, одет неофициально…
— Познакомьтесь, — улыбнулся Шулер, — Глеб Падловский. Только что назначен советником Папы по стратегическому пиару. А вообще он одессит, он из Одессы.
— Здасьте! — процедил Карпыч.
— Почему стратегическому? — не понял Папа.
Падловский поправил на носу очки и слегка развязно ответил:
— В мои обязанности входят мероприятия по поднятию рейтинга Президента. Буду готовить к выборам разные схемы, устраивать мероприятия, чтобы поднять рейтинг. В мои обязанности входит и работа с правозащитниками: направлять их деятельность в нужное русло, подсказывать, обсерать как можно больше коммунистов…
— Глеб сам из диссидентов… — пояснил Шулер, — вёл какой-то кружок, критиковал режим…
Падловский скромно потупил глазки. Папа спросил:
— Одновременно с диссидентским кружком, я надеюсь, Вы не работали в партийных или советских органах? У нас тут много таких…
— Что Вы? Никогда! За антисоветскую деятельность у меня даже есть несколько приводов в милицию… — гордо сказал Глеб, — молодой был. Протестовали мы с друзьями, как могли, против режима: слушали запрещённый тоталитарным строем ансамбль «Битлз», пили вино только иностранного производства, «Мартини», в знак протеста курили только «Мальборо». Даже одежду пытались носить только иностранную. Помню, отмечали с друзьями-антисоветчиками день рождения у меня дома, предки на даче были, — Падловский хмыкнул, очевидно, вспоминая бурную антисоветскую молодость, — нажрались, конечно… Стукачи-соседи вызвали ночью милицию… Ну и забрали нас в кутузку… А милиция тогда была хитрая, вместо антисоветской деятельности, как это должно было быть, сказали, что мы нарушали общественный порядок: музыку громко включали, блевали с балкона… Вот я им теперь и мщу!
— Скажи, Глеб, — кого ты сегодня пригласил? — попросил Шулер.
— Пригласил нашего главного правозащитника — Сергея Адамовича Костылёва, Вы про него знаете. Это настоящий правозащитник — в советское время он даже сидел в тюрьме за свои убеждения по поводу прав человека.
— Знаю, — обрадовался Шулер, — интересно будет с ним познакомиться. Кто ещё?
— Улитковская. Она специализируется на критике военных действий, на защите прав и свобод боевиков. Так сказать, рупор воинов-освободителей. Вот с происхождением у неё не очень: она из семьи советских дипломатов, но зато давно уже американская гражданка. Вы же знаете, когда гражданин Америки даёт присягу новой родине, он полностью отрекается от старой. Как-то так и говорится: «Насрать мне на старую родину, где я родился и вырос. Теперь буду служить только новой родине!» Улитковская присягала.
— У Вас, Глеб, проблемы с пищеварением? — поинтересовался Карпыч. Что Вы всё про физиологию?
— Это сейчас модно в кругах либерально-демократической интеллигенции, которую я представляю: немного физиологии, лёгкий мат…
— Хорошо, я про неё слышал. Кто ещё?
— Очень известная правозащитница Новохатская с другом.
— С каким другом? Это неопрятный такой? Костик, кажется?
— Костик Свиновой. Я ему неоднократно указывал, что у правозащитника не должно быть надменного, независимого вида, а также полного рта слюней. Правозащитник должен иметь лицо со следами страдания и интеллекта, умные глаза, слегка оскорблённый вид, типа: «Видите, до чего Вы меня довели? Приходится страдать за весь мир!» Но как Костик ни старался, ни интеллекта, ни умного вида у него не получается: сопли во рту и хамство! Они с Новохатской друг друга дополняют.
— Новохатская сидела в тюрьме?
— Нет, к сожалению, она очень старалась, но коммунисты и тут её подвели — не стали сажать, не сочли опасной. Правда, она несколько раз лечилась в психбольнице, но недолго… Этот момент мы обыграем так, будто её коммунисты сажали не в тюрьму, а в психушку.
— Правильно, молодец, Глеб! Вот это и есть пиар: была психически неуравновешенным человеком, лечилась, а теперь стала правозащитником, над которым нещадно глумился коммунистический режим. Кто ещё?
— Маша Абратова… Она феминистка-экстремалка: пропагандирует разврат, развенчание ложных семейных ценностей, борьбу за права женщин…
— Которая на ведьму похожа? — спросил Папа. — Всё время возмущается и с распущенными волосами?
— Да. Очень симпатичная и с пышными формами… — облизнулся Глеб.
— Кто ещё?
— Алла Горбер, но что-то она не пришла, видимо заблудилась в чужой кровати, — пробурчал Карпыч.
— Кто ещё?
— Ещё я пригласил… Не сказать, что это правозащитник… Но очень талантливый радиожурналист и телеведущий — Андрей Чёрткизов.
Шулер покопался в документах у себя на столе, куда-то посмотрел, пошелестел бумагами.
— Он даже привода в милицию не имел. Всю жизнь работал секретарём-помощником у известного советского писателя-детективщика. Какой же он правозащитник?
— Зато он педераст и ненавидит эту страну. Может, при тоталитарном режиме ему приходилось это скрывать.
— О педерастах позаботится Маша Абратова. Это её тема.
— А этот Чёрт…, как его? Черт… Черткизов, — поправился Карпыч, — своими высказываниями кидает тень на память хорошего писателя. Простой, как трусы на верёвке!
— Зови, Глеб, остальных! — сказал Шулер. — а Чёрткизова не надо. Болтунов много, а Шулер один.
Через несколько минут в кабинет стали заходить правозащитники. Первым шёл Костылёв. При взгляде на него не возникало и тени сомнения: это настоящий правозащитник. За ним шла Улитковская. Она точно демонстрировала американский имидж: раскованная походка, независимый, с наглинкой взгляд, в глазах вседозволенность.
Новохатская с другом напоминали пару пожилых больных пенсионеров, идущих в районную поликлинику: непонятно, кто кого поддерживал, но дама была безразмерная.
И последняя влетела Маша. Карпыч был прав: волосы развивались в стремительном порыве скинуть паранджу со всего мира, не хватало только метлы.
«Не каждая звезда денег стоит! — подумал Карпыч».
Когда все расселись, заговорил Шулер:
— Здравствуйте, господа правозащитники! Очень рад видеть вас у себя в Кремле.
— И правозащитницы! — нагло поправила его Маша.
— Помолчи, коза! — резко оборвал её Падловский. — Когда хозяин говорит! Не хами — не на телевидении.
«Судя по заду, — подумал Карпыч, разглядывая Машу, — это не француженка!»
— Спасибо, Глеб, — тихо продолжил Шулер, — рад видеть вас у себя в Кремле. Ваша деятельность по защите прав мне известна. Я слежу за ней как по телевидению, так и по газетным публикациям. Должен сразу сказать, вы работаете неплохо. В целях экономии нашего с вам времени не буду останавливаться на успехах, а сразу перейду к критике! Плохо работаете, господа правозащитники. Плохо! Народ по всей стране стонет от нарушения своих прав. Посмотрите, что творится на войне. Это же сплошное нарушение прав и свобод боевиков! Их уничтожают, гоняют по горам, как скотину, их расстреливает авиация…
— Я выступал в Думке… — начал оправдываться Костылёв, но Шулер резко одёрнул его:
— Молчать! Не за то я вам деньги плачу. Распухли от «грантов». Жиреете! — он показал на Машу. — Сиськи себе отрастили!
— Да у меня с детства такие… — защебетала Маша кокетливо, строя глазки Шулеру и поправляя кофточку, — с первого класса лифчик ношу… В детстве, когда только начинала с мальчишками целоваться, я…
— Молчать! — ещё раз заревел Шулер, но уже не так сердито. — Вы должны отрабатывать деньги, которые я вам плачу. А что происходит с правами сексуальных меньшинств? Это позор для страны!
— По телевизору только их и показывают! — раздался резкий, очень неприятный голос. Он принадлежал Новохатской. Так кричат крупные особи жаб-самцов в брачный период. Всех передёрнуло. Папа украдкой перекрестился.
— Мне не надо по телевизору! — поморзился Шулер. — Телевидение мы и так контролируем, оно всё наше! Мне это в жизни надо. Почему опять сорвали парад геев? Почему?
«Ууу... куда дело движется, — подумал Папа, — парады устраивают победители!»
Шулер строго обвёл всех взглядом. Правозащитники стыдливо потупили глаза.
— Ладно! Подумайте и начинайте трудится лучше… Теперь выскажу свои замечания по работе конкретных лиц. Начнём с уважаемого мной господина Костылёва. Ты знаешь, что из-за тебя чуть не погиб один из лучших наших боевиков?
— Он не погиб… — с болью в голосе, очень мягко и интеллигентно ответил правозащитник. Его глаза выражали страдание и скорбь, — я лично забрал его из больницы, захваченной боевиками, и вывез домой!
— Ты лично? — грустно поинтересовался Шулер. — А сколько для этого понадобилось наших усилий? Когда боевики захватили больницу и заложников, их по неразберихе сразу окружили войска. Где ты был в это время? Ты знаешь, что войска трудно сдерживать, они могли их всех уничтожить и мы его потеряли бы! Пришлось всячески затягивать время, подключать Чернохарина, пока ты не соизволил приехать и забрать боевиков.
— Пардонтий! Чернохарин умеет ставить людей в тупик. Недавно он отправил телеграмму начальнику северного морского порта. Лёд встал, и как всегда не успели завезти грузы на Север. Чернохарин приказал начальнику порта продлить навигацию на три месяца, чтобы всё-таки завезти грузы. Бедный начальник чуть с ума не сошёл!
— Запомни, Костылёв, — продолжил Шулер, не обращая внимания на рассказ Карпыча, — служба правозащитника не терпит лени… На такие мероприятия ты должен выезжать заранее. Мы только планируем какую-то операцию, а ты уже должен иметь туда билеты на самолёт. Понятно? И орден, которым тебя наградили боевики, ты носишь пока незаслуженно. Он дан тебе авансом!
— Я понял… Извините… Но на меня взвалили очень много дел… Постоянно что-то хотят. Недавно приехала целая делегация, которая требовала, чтобы я подключился к решению вопросов геноцида русских в Прибалтике!
— Отвечай так: «Это нация захватчиков и оккупантов. Защищать её не будем — она подлежит уничтожению!»
— Да-а!.. Да-а!.. — громко проквакала Новохатская. Всех опять передёрнуло. Послышалось, что она говорит не: «Да!», а «Ква!»
— Или нет! Не надо так резко. Скажи так: есть небольшие проблемы, но я не могу ими заниматься, поскольку русские там ведут себя неправильно. Так и говори…
— Слушаюсь, — отозвался Костылёв.
— Дальше… госпожа Улитковская, — продолжил Шулер. Он поднял на неё глаза и стал оценивающе разглядывать, — в целом неплохо. Но нужно больше злости: ругай оккупантов изо всех сил, не стесняйся в выражениях, разжигай войну! Война не должна закончиться.
— Спасибо за положительную оценку моего труда, — сказала она, тихо глядя куда-то в окно, — не мешало бы и деньжат подбросить. За хорошую-то работу!
— Подбросим! Не волнуйтесь, озолотим. Только дело сделайте. Кто у нас дальше? Госпожа Новохатская. К Вам несколько замечаний… Глеб, — обратился он к Падловскому, сидящему рядом с ним и мирно разгадывающему кроссворд, — убери журнал! Обрати внимание на имидж Новохатской. Во-первых, нужно худеть. Скоро ты, Валерия, не сможешь проходить в дверь радиостанции. Я понимаю, что у тебя много денег, но попробуй тратить их на что-то другое. Одним словом, меньше чёрной икры — больше капусты!
— Меньше кексу, — вставил Карпыч, поглядывая на спутника госпожи Новохатской, — больше сексу. Меньше мучного, больше ночного!
— Я не м-а-а-гу! — проквакала Валерия. — Я девственница, и не могу жить с мужчиной без брака. Вера не позволяет!
— Между «не могу» и «не хочу» есть принципиальная разница! — возразил Карпыч.
— Не мешай, Карпыч! — отрезал Шулер и, обращаясь к госпоже Новохатской, продолжил: — Худей, Валерия! Может, и голос станет помягче… И не следует так орать — это раздражает демократически настроенное население. Дальше: не надо эпатировать публику по мелочам! То ты христианская девственница, то в плейбое снимаешься. И не надо про религию. Это не твоя тема… Побольше ругай тоталитаризм, предостерегай народ от скатывания в проклятое прошлое… А в целом хорошо… Глеб! Убери журнал!
— Спа-а-а-сиба! — проквакала Новохатская.
— Теперь Костя!
— Чо? — не глядя на Шулера и всячески показывая свою независимость, спросил он.
Рассматривая Костю, Карпыч почему-то вспомнил сценку, которую видел в вагоне метро восьмого марта вечером. Людей было немного. Между диванчиками стоял хорошо одетый человек, очевидно из чиновников: белая рубашка, костюм, плащ… Пикантность ситуации заключалась в том, что мужчина стоял в неестественной для человека позе: на четырёх точках, по-собачьи. Он был сильно пьян! На его спине мирно лежала шляпа, положенная туда каким-то сердобольным пассажиром. Мужчина был сильно пьян и зол. Он свирепо вращал глазами и пытался что-то сказать, предпринять, но не мог. Из носа вылезла большая сопля и висела параллельно галстуку, покачиваясь в такт движениям поезда. Карпыч вместе с остальными пассажирами с интересом и сочувствием его разглядывал, не зная как помочь. Доехав до своей станции, Карпыч вышел, а мужчина поехал дальше на северо-запад.
— Ты морду-то не вороти — не святой! — продолжал Шулер воспитывать Костю. — Твоим имиджем займётся Глеб Олегович. Выполняй все его рекомендации. Иначе выкину тебя из диссидентов! Понял? Скромнее надо быть. Нельзя прилюдно хвастаться деньгами. Правозащитник должен быть бедным. И культурным! И не говорить на многомиллионную аудиторию, что он очень образованный и постоянно водит дочку в Большой театр слушать «Щелкунчика». Даже я знаю, Костя, что «Щелкунчик» — это балет! И его смотрят, а не слушают. Если человек слушает балет, значит он дебил или сильно пьян.
— Какая разница? Может, я люблю слушать.
— Такая! Есть разница. И последнее: если будешь ещё устраивать на себя покушения, обращайся в Группировку иностранных советников. У меня есть специальная служба. И Глеб Олегович поможет срежиссировать…
— Я и сам не дурак!
— Получается, что дурак. Дебилушка! Как ты в объяснении написал? Ехал по дороге, раздались выстрелы, резко затормозил и убежал в лес? Что экспертиза по следам установила? Машина плавно остановилась у обочины, водитель вышел и спокойно прошёл вперёд, остановился перед капотом, выстрелы были произведены в стоящий автомобиль. Жадный ты, Костя! Хотя бы ментам дал сто баксов, они бы и написали, как надо. Учти это… Кто у нас остался?
«Маша — три рубля — и наша!» — подумал Карпыч.
— В целом я доволен твоей работой. Ты хорошо выступаешь на телевидении, особенно в программе «Про то». Выступаешь талантливо, есть напор, порыв… Обрати внимание на то, что надо не только пропагандировать новые сексуально-развратные отношения и равенство полов. Надо ещё и развенчивать старые, устоявшиеся в народе традиции и обычаи. Особенно православные. Побольше смеха, недоумения, здорового цинизма: дикость, атавизм, дремучесть, средневековье! Ты, Маша, не стесняйся в выражениях… — Шулер обвёл всех взглядом. — И в заключение хочу сказать всем: вкалывайте — вам созданы все условия. Идите на телевидение, радио, вас примут на любом канале и дадут неограниченное время в любой передаче. Успехов вам на благо демократии и либерализма!
Правозащитники попрощались и ушли. Только на столе у Шулера остался журнал с неразгаданным кроссвордом.
— Стадо ленивых свиней! — заключил Шулер недовольно.
— У свиней не бывает стада, — заметил Карпыч, — стадо у коров. Вы говорите, как наш цеховой парторг Клюшкин. Когда я пришёл работать на завод после института, меня назначили комсоргом цеха. Парторг был недоволен, как я веду комсомольскую работу. «Даже в табуне у птиц, Виктор, есть свой вожак — петух! — говорил он мне. — А ты не вожак!» Я недавно его встретил: крутой, на дорогой машине… Говорю: «Что же ты? Меня марксизму учил а сам на «Брабусе» ездишь? Ходил бы с Вампиловым! Таскал бы красный флаг!»
— Мне не понравился Костик, — сказал Папа, — какой-то он неприятный. Откуда он, вообще, взялся? И почему он правозащитник?
— Откуда и все. Просто больше некуда его поставить, — с ухмылкой сказал Шулер, — вот, кстати, вам пример. Костик один из первых разбогател и пришёл в наш банк открывать счёт. Не в стране же деньги оставлять. Открыли ему счёт, положили деньги и сразу поставили перед выбором: или он нам доказывает, что это чистые деньги, а доказать это невозможно в принципе, или мы их замораживаем. Как ему не хотелось, но пришлось дать согласие работать на нас. Вот он и работает!
— А как он их получил? Деньги эти? Он говорил, что тяжким трудом.
— Сейчас точно не помню… Можно посмотреть, у нас личные дела на каждого есть, по-моему, ему коммунисты перечислили… Была такая схема… Когда стало ясно, что коммунистам крышка, они начали оформлять на своих, проверенных партией и комсомолом людей, коммерческие структуры и скидывали им, как бы на развитие, огромные деньги из бюджета. Миллионами! Причем, это были ещё настоящие советские рубли. Колоссальные деньги… Кажется, и Костик там поучаствовал. Потом провёл это через биржу и стал богатым. Как-то так. Завтра вместе с Секретарём едете к ментам в министерство.
— Мы хотели бы в Думку, — попытался возразить Папа, — что у ментов делать?
— В Думку поедете потом. А насчёт ментов, ты зря. Мент — это зеркало жизни. Они в курсе всего, что происходит в стране.