Натюрморт с покойником

 


НАТЮРМОРТ С ПОКОЙНИКОМ


               
                «В мир пришёл я, но не было небо встревожено.
                Умер я, но сиянье светил не умножено.
                И никто не сказал мне - зачем я рождён
                И зачем моя жизнь второпях уничтожена»
                (Омар Хайям)


                «Ничто не защитит от смерти,
                поэтому живите так, как хотели бы умереть».
                (Бартэйн Брейль)

               
                ***


С тех пор, как закончилось следствие по делу о серии убийств в Анастасьинском монастыре*, прошел почти месяц. Виновные, как иногда бывает, понесли заслуженное наказание. Однако главному организатору и вдохновителю банды, подбиравшейся к церковным сокровищам, Федору Могиленко, оказавшемуся проворнее работников правоохранительных органов, удалось заблаговременно скрыться за границей. Его, конечно, искали, но с долей прохладцы – слишком много возни по департации, а дело-то уже было завершено.

___________________________
* См. «Монастырские тайны».
___________________________


Наступила обычная московская осень, как всегда дождливая и непредсказуемая - от плюс двадцати, с каким-то застенчивым солнышком и подозрительно иссиня-голубым небом без единого облачка - до нуля градусов по ночам, с сильным, порывистым ветром и скользкими дорожками, усыпанными жухлой листвой...


Все снова заспешили – кто на работу, кто в школу или детский сад... Лица у людей стали сосредоточенно хмурые и какие-то «казенные»: летний разгул страстей подошел к концу.


Даже бездомные собаки уже не лежали стайками на полянках перед мясными магазинами и рынками. У них, вероятно, также появились свои заботы, не менее важные, чем у представителей людского племени…


Следователя прокуратуры Олега Сергеевича Соловьева наконец-то повысили в звании, и забот у него в связи с этим прибавилось, но все же, надо отдать ему должное, Олег не забывал старых друзей и иногда позванивал, когда выпадала свободная минутка.


Маргоша впала в смачный осенний сплин и окончательно поселилась у Быстровых, потому что, по ее собственному выражению, «никакой обуви на такую осень не напасешься». На самом деле, Маргошина мама, узнав о том, что в гости к Быстровым похаживает холостой старший следователь прокуратуры, практически выперла родную дочь из дома с милым напутствием: не возвращаться без Соловьева. Но наполеоновские планы Маргошиной мамы совпали как раз с повышением по званию Соловьева, а посему практически таяли на глазах: Олег пропадал на работе буквально сутками (или говорил, что это именно так). Во всяком случае, у Быстровых он появлялся все реже и реже…


***

- Все-таки удивительная сила – энергетика человека, - задумчиво произнесла однажды утром Яна, стоя у окна и поглядывая сквозь серую пелену дождя на суетливо бегущих по лужам прохожих. – Мы ведь иногда и сами не подозреваем, на что способны в минуты опасности. Нет, все же, что ни говори, а человек - престранное существо…


- Ты о чем это? – покосилась на нее Маргоша сквозь очки. Утопая в диванных подушках и пледах, Маргарита Пучкова вяло пролистывала свою записную книжку в надежде отыскать какой-нибудь давно забытый телефон. Мучаясь вынужденным бездельем - работы для хозяек частного сыскного агентства «Два попугая» в ближайшее время никакой не предвиделось - она все же не теряла надежду напроситься к кому-нибудь в гости и развеяться.


- Да я о Настиных снах, - ответила, не оборачиваясь, Яна. – Все-таки есть что-то загадочное в том, что в каждом сне к Анастасии с завидным постоянством являлся черный монах и просил о помощи. – Она вздохнула и отщипнула очередной сухой листик с пармской фиалки, которая, судя по всему, тоже, как и Маргоша, пребывала в состоянии депрессии – на поверхности горшка уныло покачивалось оконным сквозняком несколько жалких зеленых кружочков. - Да в общем-то дело не только в снах… Как странно вообще все… - Поймав удивленный и недоумевающий взгляд подруги, Быстрова продолжила, - ну посуди сама: все неспроста…еще девочкой Настя увидела идущего через поля монаха, а потом через много лет и сама чуть было не стала монахиней. Целая череда таинственных и странных событий буквально захлестнула ее жизнь, чуть было не убив при этом ее саму… Получается, что она была избрана свыше? Чтобы помочь найти затерянные сокровища церкви…А разве так бывает в жизни?


- Ну, ты уж слишком круто берешь, подруга. Если уж и говорить о чудесах,то избранными оказались мы с тобой. Поскольку помогли-то в результате все-таки мы, - обиженно засопела с дивана Маргоша. – И хотя нам и не снились монахи (во всяком случае мне точно нет), но именно мы вернули утерянные сокровища монастырю. Мы отыскали клад, страдали в подземелье, убегали от злобной монахини Николаи и ее сообщника Михаила… Настоящие герои всегда в тени, - резюмировала она и со вздохом перевернула очередную страницу записной книжки.


- Маргоша, ну как тебе только не совестно! – рассмеялась Быстрова. - Помнишь, что мудрые говорили: "Кто возгордился, того покидает благодать искания". Неужели ж тебе мало того, что ты сама осознаешь себя героем? Ты ведь смогла стольким людям помочь! Благодаря тебе (ну и мне, разумеется) Антон и Настя смогли снова воссоединиться, бандитам не удалось вывезти церковные реликвии за границу; более того, сокровища были переданы архиерею Самсону для восстановления разрушенного большевиками старинного храма…


Дискуссия подруг была прервана резким писком телефона. Но напрасно Яна, выйдя в коридор и взяв трубку, напряженно вслушивалась в какое-то потрескивание, исходившее из аппарата. Кроме этого потрескивания ничего слышно не было.


- Да говорите же! Алло! Кто там? Вас не слышно, - требовательным тоном произнесла она.


- Мы еще поквитаемся, дорогая, приятных снов, - раздался скрипучий голос, и телефонная трубка захлебнулась короткими гудками.


- Кто там? Это Олег? – зычный баритон Маргоши вывел из оцепенения Яну.


- Да нет, - все еще пытавшаяся найти хоть какое-то объяснение странным словам телефонного незнакомца ответила Быстрова и, воинственно тряхнув челкой, добавила. – Похоже, какая-то сволочь вздумала нам угрожать.


В задумчивости она вернулась в гостиную, присела на краешек дивана и взяла в руки толстый иллюстрированный журнал, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, навеянных телефонным звонком.


- Думаешь, это Могиленко из-за границы звонил? Понял, кому обязан бесславным концом своего кладоискательства? Все хочет нам отомстить? – высказала предположение Пучкова, закончившая просмотр телефонной книги с отрицательным результатом и теперь жаждавшая общения.


- Кто знает, кто знает, - еле слышно произнесла Яна, - человек в телефоне что-то проскрипел угрожающее про сны…


- Про какие еще сны? – удивилась Марго.


- Если бы я знала, - начала было Яна, - может быть, про те, в которых снятся монахи…, - но развить свою мысль полностью ей не удалось, потому как теперь уже кто-то настойчиво звонил в дверь.


- Ты это, там поосторожнее, в «глазок» посмотри, прежде чем открывать, - предостерегающим тоном крикнула вышедшей снова в коридор Яне Маргоша.


***


Но опасения Маргоши оказались напрасными. На пороге стояла соседка с седьмого этажа, Татьяна Заваленко, симпатичная белокурая женщина лет сорока с небольшим. Всегда приветливо улыбавшаяся при встрече, теперь Татьяна была непохожа сама на себя. В ее полупрозрачных голубых глазах застыли ужас и отчаяние. Зрачки сузились так, что их почти не было видно. Беспрестанно хлюпая носом, Заваленко старалась не давать волю эмоциям, но это не удавалось ей, и слезы градом катились по бледным щекам.


- Яночка… У меня… Кошмар… Яна, помоги! – наконец выпалила она и, прислонившись к дверному косяку, зарыдала в голос.


- Да что случилось, Тань? – забеспокоилась Быстрова. – Да ты входи, входи, сейчас мы обо всем поговорим. – Видя, что соседка продолжает плакать, она силой впихнула ее в квартиру и осторожно провела в гостиную. Подав знак всполошившейся Маргоше, Яна усадила плачущую Заваленко на диван, налила ей стакан воды и нарочито спокойным тоном произнесла:


- Танюш! Сейчас же успокойся и членораздельно расскажи нам, что произошло. Объясни, почему ты рыдаешь. А мы с Маргошей постараемся тебе помочь.


- У меня, - начала прерывающимся от рыданий голосом Заваленко, - я… я, кажется, убила Леню.

После чего силы оставили ее, и она без чувств сползла с дивана на пол…


Яна и Маргоша кинулись поднимать бедную женщину. Яна сбегала на кухню за нашатырем.


Через несколько минут Татьяна пришла в себя, обвела туманным взором комнату и прошептала, заикаясь:


- Яночка… помоги, пожалу-у-йста… Ты же все можешь…


Быстрова недоуменно пожала плечами и с сомнением спросила:


- Ты действительно уверена в том, что убила мужа?


- Да, - не совсем уверенно произнесла та. – Кажется, я… Больше вроде бы некому.


- Ну, это еще как сказать, - с облегчением фыркнула Маргоша. – Думаешь, что у твоего мужа врагов никаких не было? При его-то работе?!


Супруг Заваленко, весьма предприимчивый коньюнктурщик и бывший комсомольский вожак, ухитрился несколько лет назад «перестроиться» вместе со страной, и теперь работал заместителем директора московского филиала одного из мировых брендовых предприятий, производящих продукты питания. Маргоша, считавшая, что активный комсомолец, ставший бизнесменом, запросто мог нажить себе смертельных врагов и за пределами семьи, своим риторическим вопросом хотела дать шанс на спасение пребывающей явно не в себе Заваленко. Но та, видно, не разглядела «спасительную соломинку» и, всхлипнув, возразила:


- Но в квартире-то были лишь мы одни.


- Ты что, хочешь сказать, что, - Яна споткнулась на полуслове, - убитый тобою Леонид сейчас находится в вашей квартире?


- Да-а! – почти что радостно и нараспев сообщила соседка и обвела полубезумным взором гостиную. Потом вдруг икнула и снова залилась слезами:


- Мамочки-и-и! Что же теперь будет-то?!


- Погоди, Татьяна, - прервала ее Быстрова, - ты милицию-то уже вызвала?


- Нет, - прошептала одними губами соседка. – Я боюсь.


- Раньше надо было бояться, - проворчала Маргоша, сползая с дивана и кутаясь в мохнатый плед. Но, поймав на себе сердитый взгляд Быстровой, умолкла. Потом, поправив съехавшие на нос очки в золотой оправе, деловито добавила:


- А как ты его убила? Чем?


- Ножом… То есть кинжалом, коллекционным кинжалом, - поправилась Заваленко.


- Так, пошли срочно поднимемся к тебе, - Яна встала с дивана и потащила за руку вяло упирающуюся Татьяну к выходу. – Может, ты ошиблась, и Ленька еще жив. Надо срочно вызвать «Скорую». Маргоша, тебя это тоже касается, - бросила она на ходу.


- Иду, иду, - пробурчала Пучкова, со вздохом оставляя плед на диване, - а то может сразу милицию вызовем?


- Сначала нужно убедиться в том, что у Таньки с головой все в порядке, - шепотом ответила ей Быстрова и нажала кнопку лифта.


Взлетев в новом лифте фирмы «Отис» на седьмой этаж, они увидели, что дверь в квартиру Заваленко не заперта. Опасливо вглядываясь в полутемный коридор сквозь приоткрытую дверь, Быстрова удивленно вскинула брови.


- Ты что же, даже дверь не закрыла, уходя к нам?! – негромко спросила она белую, как мел, женщину.


- Да когда уж тут было ей соображать, - вступилась за Заваленко Маргоша, - не каждый день ведь мужа убивает…


Быстрова с укором посмотрела на подругу и тихонько толкнула дверь внутрь квартиры. Та бесшумно открылась.


Войдя в холл, троица немного задержалась у большой деревянной вешалки, рога которой упрямо торчали вверх. За вешалкой располагалось зеркало, почему-то завешанное куском белой ткани. Ткань была наброшена, видимо, наспех, поэтому довольно большой кусок зеркала высовывался из-под нее, отражая испуганные глаза вошедших.


- Зачем это ты зеркало завесила? – испуганным шепотом спросила Татьяну Маргоша.
Но та лишь ловила ртом воздух, и, казалось, вот-вот была готова снова хлопнуться в обморок.


- Где Леонид? – тронула за локоть соседку Быстрова, машинально нащупав выключатель левой рукой возле зеркала и нажимая на клавишу. Прихожая осветилась игривым хрустальным блеском.


- Та-а-ам, - Заваленко показала дрожащей рукой в сторону кухни.


Яна, стараясь не впадать в панику и готовясь увидеть какую-нибудь душераздирающую кровавую картину, медленно пошла по указанному хозяйкой квартиры направлению. Яна часто смотрела по телевизору криминальные сюжеты и знала, что комната, в которой у богатых людей лишь готовится пища, а у большинства россиян проходит большая часть жизни, являлась, так сказать, визитной карточкой хозяев. И ей было известно, что почти пятьдесят процентов убийств, совершенных на так называемой бытовой почве, тоже происходят именно на кухне.


Кухня была маленькой, что-то около пяти квадратных метров. Но тем не менее хозяйственной от природы Заваленко удалось впихнуть в это крошечное помещение невероятное количество разнообразной мебели: так называемый кухонный «уголок», состоящий из небольшой кривой скамеечки со спинкой и полукруглого столика; двухкамерный холодильник «Indesit», металлическую мойку, такую же плиту, пару навесных шкафчиков, тумбу для посуды и даже стиральную машину. Но трупа Леонида на кухне тем не менее не оказалось…


- Ну и где убиенный тобой Леонид? – спросила с легким сарказмом Яна соседку, со вздохом облегчения опускаясь на скамеечку. – Может, расскажешь, где ты его спрятала?


На Заваленко было страшно смотреть. Лицо ее покрылось белыми и красными пятнами. Губы дрожали. Похоже, ее лихорадило: все тело ее сотрясала мелкая дрожь, а на лбу выступили мелкие бисеринки пота. Она никак не могла сосредоточиться. Наконец, это ей кое-как удалось, и из горла ее вырвалось с каким-то шипением:


- Но… Но ведь он вот здесь вот лежал, - она показала рукой на пол возле обеденного стола. Потом безнадежно повернулась к обеим женщинам и растерянно произнесла, - неужели он ушел?..


- Кто, труп? Или Ленька? – засмеялась Яна. – С ножом в груди или спине? Куда ты его ткнула кинжалом-то?


- Наверное, я тяжело больна, - несчастная женщина, так и не ответив на прямой вопрос Яны, тоже опустилась на «скамеечку-диванчик» и обхватила голову руками.


«Это точно», - подумала Быстрова.


Через секунду Татьяна вновь вскочила на ноги и произнесла весьма патетически и даже с каким-то вызовом:


- Но, девочки, я прекрасно помню, как ударила его кинжалом в грудь. Я видела кровь. Она хлынула просто рекой!


- Ты что же, сразу в артерию что ли попала? – усомнилась Маргоша и продолжила, - что-то я крови тут нигде не вижу.


На кухне и впрямь не было ни единого пятнышка, которое можно было бы принять за кровь.


- Вы что, мне не верите? – аж подпрыгнула Заваленко и метнулась в комнату. Обе сыщицы, недоуменно переглянувшись, побежали за ней вглубь квартиры. Едва они выбежали в коридор, как из комнаты, что находилась рядом с кухней, раздался торжествующий вопль Заваленко:


- Вот же! Я же говорила! Кинжала здесь нет! Значит, мне не пригрезилось!


- Хорошо, что милицию не успели вызвать, - шепнула Яна Маргоше, - а то бы еще опозорились. Соловьев бы загнал нас под плинтус.


Они вошли в комнату и увидели Татьяну Заваленко, которая, стоя на кровати, картинно шарила руками по тонкому темно-вишневому настенному ковру ручной работы. На ковре были развешаны довольно дорогие инкрустированные кубки, охотничьи ножи и даже два ружья. Заваленко хлопала рукой по пустому металлическому крючку на ковре и почти весело приговаривала:


- Вот здесь он висел, на этом самом месте. Еще утром. Я протирала пыль и прекрасно помню, что кинжал здесь висел. И где же он сейчас?!


- А что это за кинжал такой был? Расскажи, откуда он у тебя, - попросила Быстрова скорее для того, чтобы хоть как-то отвлечь Заваленко от мыслей об убийстве мужа. «Горе-убийцу» сотрясала крупная нервная дрожь. Вся ее хрупкая маленькая фигурка, стоящая на кровати, вызывала лишь жалость. Левая нога была немного поджата, как у больной собачки. А на лице застыло выражение обиженного ребенка, у которого отняли самую любимую игрушку и взамен заставляют есть постылую манную кашу.


Кинжал достался Татьяне от дедушки, а ему тоже вроде был передан по наследству. Когда-то давно их семейство породнилось с грузинским князем, и кинжал переходил из поколения в поколение с неизменным рассказом о том, что однажды какую-то из прапрабабушек выдали замуж на Кавказ. Татьяна предполагала, что где-то за Кавказским хребтом у нее, возможно, и найдется пять или семь двоюродных или троюродных братьев-джигитов, но московская жизнь, полная бытовой суеты и ограниченная рамками «ненормированного» рабочего дня, не позволяла пуститься вот так запросто на поиски дальних родственников, которые в связи с последними политическими событиями скорее всего и не захотели бы признать какую-то там Заваленко своей сестрой…


- Да я к тому же и не сильно-то стремилась их искать, - садясь на кровать, Заваленко задумчиво поглядела в окно. Дрожать она перестала и теперь скорее впала в какое-то сомнамбулическое состояние. Рот ее почти каждую минуту раздирала зевота, она периодически поглядывала на Яну и Маргошу с явным недоумением, словно хотела спросить – что они делают в ее квартире... Утренний кошмар, казалось, полностью выветрился из ее белокурой головки, но на «автомате» она еще продолжала рассказывать:


- А то приедут всем кагалом, да заставят прописать… Москвичей теперь пруд пруди, по девять человек на один квадратный метр, отдельное «спасибо» паспортисткам… А на фига мне-то это нужно, а? – Заваленко неудачно попыталась было переложить одну ногу на другую, но промахнулась и чуть было не упала. Видимо, в сон ее клонило с такой силой, что сопротивляться она уже почти не могла. И не успели подруги задать ей еще вопрос, как «горе-убийца» уже сладко посапывала, в мгновение ока завалившись набок на кровати и поджав под себя ноги.


- Побудь с ней на всякий случай, а я сейчас вернусь, - бросила на ходу Маргоше Яна и вышла из комнаты. Обойдя остальные две комнаты, заглянув даже в санузел и на балкон, Яна удостоверилась, что в квартире находятся лишь они трое. Это небольшое открытие придало ей смелости, и она , уже преисполненная оптимизма, вернулась в комнату, где висела оружейная коллекция.


- Ну что, Татьяна, - начала она уверенным тоном и, не обращая никакого внимания на то, что человек, к которому она обращается, крепко спит, бодро продолжила, - ты, пожалуй, приляг, отдохни малость. А вечерком мы с Маргошей еще раз к тебе заглянем. Глядишь, и Ленька с работы вернется. Пошли, Марго, - она потянула подругу за рукав, и они направились к выходу.


- Слушай, а зачем все-таки она завесила зеркало тряпкой? – нервным шепотом спросила Маргоша, когда они проходили по коридору.


- Ты вот что, Маргарита, - Яна сурово поглядела на подругу, когда они вновь очутились на лестничной клетке. – Ты, давай-ка, не нервируй ее. Видишь, человек не в себе? Так чего ты лезешь? Не хватало еще, чтобы она совсем спятила. Мне кажется, ей нужна врачебная помощь. Но какая-нибудь щадящая, без иглоукалывания и смирительной рубашки. Может, она Леньку своего застукала с какой-нибудь бабенкой, вот и повредилась немного в уме с горя…Знаешь, - она плотно захлопнула входную дверь в квартиру Заваленко и, услышав щелчок замка, удовлетворенно кивнула сама себе, - у моей мамы на работе однажды, много-много лет назад произошел почти такой же случай. Сотрудница, всегда тихая и скромная дама средних лет, однажды просто не вышла на работу, а по телефону как-то странно разговаривала, шепотом, словно боялась, что ее услышит еще кто-то. Через пару дней коллеги забеспокоились всерьез, ну и поехали к ней домой. И что ты думаешь? Открыла она им дверь и приложила палец к губам: мол, тихо, я не одна. Вошли они в квартиру и чуть не померли со страху. Все пространство квартиры было опутано тонкими шелковыми нитками, а на нитках этих висели булавки, какие-то металлические маленькие штучки. И тетка эта им тут же все разъяснила: она ловит привидений.


- Ну и причем здесь-то привидения? – Марго недоуменно пожала плечами. – У Таньки ведь муж самый что ни на есть натуральный. Боюсь только, что когда он придет с работы, она совсем спятит. Может все-таки зайдем к ней вечерком? Не вышло бы какого вселенского скандала…


- Ну, если ты так переживаешь за нее, то давай, конечно, наведаемся сюда еще разок после ужина, - Яна благодушно взглянула на подругу и, войдя в собственную квартиру, прошла на кухню и включила чайник. – Давай-ка чайку попьем горяченького. А то меня что-то от Танькиных россказней саму «пиратрахивать» начинает.


***

Когда в половине восьмого вечера зазвонил телефон, Яна, совершенно забывшая об утренних треволнениях, как ни в чем не бывало, взяла трубку и, только вновь услышав дрожащий голосок Заваленко, вздрогнула от нахлынувших на нее воспоминаний. Быстрову, обычно редко поддающуюся панике, внезапно охватило чувство надвигающейся опасности, едва лишь соседка произнесла:


- Яночка, ну где же вы? Я сижу одна. Темно… Лени нет. Мне страшно…


- Сейчас будем, - на автомате выпалила Быстрова и положила трубку.


Поскольку она только что покормила ужином пришедшего с работы Дмитрия, то ей предстояло выполнить малоприятную, но неизбежную для обычной домохозяйки процедуру – мытье огромной горы посуды.


Какое-то время постояв в коридоре и разрываясь между семейными обязанностями и стремлением оказать психологическую поддержку соседке, Яна наконец сделала выбор не в пользу горы грязной посуды. Просунув голову в гостиную, где Маргоша смотрела очередной российско-украинский душераздирающий телесериал о любви, борьбе за богатый куш и людской подлости, она тихим голосом, чтобы не вызвать подозрений у супруга, произнесла:


- Марго, пойдем к Таньке зайдем на минуточку. Она только что позвонила.


- Вы куда? – спросил Димка, не отрывая глаз от телеэкрана.


- Да мы ненадолго. К соседке, - туманно объяснила ему жена и, подхватив не слишком торопящуюся подругу под локоток, выпихала ее на лестничную клетку.

 
- Ну, чего там у нее? – в голосе Маргоши чувствовалась решимость досмотреть телесериал. –Ленька что ли пришел и скандалит?


- Да в том-то и дело, что она сидит одна-одинешенька. И бросить ее в такую минуту мы не можем, - отрезала Яна.


- Ну ладно уж, пойдем, зайдем, - с грустью согласилась с ней Маргоша, поняв, что так и не узнает, зачем Степан Иванович пытался украсть у Полины Антоновны ее школьный дневник.


***


Подходя к знакомой двери, Яна почувствовала, как у нее непроизвольно начинает вибрировать коленка – верный признак надвигающегося стресса. Когда-то, давным-давно, прыгая в школьном спортзале через перекладину, она сильно повредила мениск на правой ноге, и с тех пор немало настрадалась, регулярно подворачивая больную ногу. Видимо, вместе с осколком треклятого мениска в Яниной коленке «плавал» и кусочек нерва, поскольку нога начинала подрагивать, словно у нетерпеливой охотничьей собаки, едва над головой хозяйки сгущались тучи…


Дверь Заваленко на этот раз оказалась плотно закрыта. Яна нажала пальцем на дверной звонок и, услышав неприветливый электрический звук, поморщилась. Неужели трудно заменить противное дребезжание на какую-нибудь более мелодичную трель или птичий свист, как у них, на крайний случай?


Маргоша, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, топталась рядом. Вся ее грузная невысокая фигура представляла собой немой протест безжалостно согнавшей ее с теплого дивана Быстровой. Казалось, что Маргоша мысленно отсчитывает отведенные на рекламную паузу пять минут и рассчитывает вернуться назад аккурат к продолжению могучего сериала.


Быстрова уже в третий раз занесла было руку над дверным звонком, как вдруг дверь резко распахнулась, и обе дамочки с тихими возгласами отшатнулись от дверного проема при виде открывшегося их взорам зрелища. Прямо перед ними, покачиваясь, словно парус на ветру в темную ночь, в огромной, до пола, белой рубахе стояла совершенно босая Заваленко.


- Танюх, ты в порядке? – Быстрова с сомнением покосилась на соседку, - почему сидишь в темноте? Зажгла бы свет что ли… - Бормоча подобным образом, она вошла в прихожую и, лишь включив свет, приободрилась:


- Ну, выкладывай, что у тебя опять стряслось! – почти весело обратилась она к Заваленко. Следом за Яной в квартиру вплыла Маргоша, которая никак не желая расставаться с любимым сериалом, спросила натужным тенорком:


- Танюш, а где у тебя телевизор? Там? Ты не будешь против, если я досмотрю свой сериал? А вы тут пока поболтаете с Янкой, - и Пучкова с грацией новорожденного слоненка скрылась в указанном Заваленко направлении. Через пару секунд из соседней комнаты отчетливо донеслось:


- А что же это, Юлечка, ты так долго не приходила? Чем была занята таким важным?


- Да вот, пуговки все застегивала, - отвечал вполне узнаваемый голос актрисы «второго плана».


- Ха-ха-ха, - радостно закудахтал в унисон мужской голос.


Быстрова тяжело вздохнула. Ясно. Теперь Маргошу притянуло к экрану стальным тросом любопытства обывателя. Значит, придется общаться с безумной Заваленко, как говорится, "тет-на-тет". Ну что же… И не через такие сложности проходили.


- Тань, пойдем-ка на кухню, кофейку выпьем что ли, - бодро сказала она, и, не взирая на испуганное мычание Заваленко, которая до сих пор не проронила ни единого слова, буквально силком повела соседку в кухню. Включив свет, Быстрова несколько секунд хлопала глазами, потом из груди ее вырвалось какое-то неясное клокотание, очень напоминавшее чавкающее шипение напольным часов перед боем.


Наконец Яна собралась с духом, широко открыла рот и, указывая рукой на середину кухни, произнесла следующий набор слов и звуков:


- А-а-а-а! О-о-о!


Потом еще, немного погодя:


- Что ж это? Блин! А?!


И через пару секунд по квартире громким эхом прокатилось:


- Марго! Быстро ко мне! Скорее!


Когда в кухню на всех парах влетела запыхавшаяся Пучкова, Яна, уже вполне овладевшая своими эмоциями, сидела на корточках и с повышенным интересом разглядывала большое кроваво-красное пятно на полу.


- Осторожно, Маргош, не наступи, а то затопчешь улики, - предостерегающе оглянулась она на вошедшую подругу.


- Откуда взялось здесь это жуткое пятно? – Маргоша, казалось, все еще не вернулась из погружения в сериальные страсти и говорила каким-то не своим голосом, вероятно, подражая одной из «мыльных» героинь.


- А действительно, Татьян, как здесь очутилось это пятно? Ты разлила борщ? – на всякий случай спросила Яна, хотя и сама прекрасно понимала, что никакой это не борщ, и даже не кисель, а самая настоящая кровь.


- Я же вам говорила, еще утром, - начала каким-то странным, механическим голосом отвечать Заваленко. – Я убила утром Леню. Это его кровь.


- Слушай, а ведь на борщ это и вправду не похоже, - угрюмо произнесла Маргоша. – А вдруг это действительно чья-то кровь?


- А почему ее не было утром, когда эта умалишенная, - прошипела Яна и с каким-то отчаянием кивнула головой в сторону босой Заваленко, - уверяла нас, что именно здесь она пырнула Леню кинжалом? Татьяна, - теперь голос Быстровой приобрел металлический оттенок, - расскажи-ка нам скорее, что произошло с того момента, как мы ушли от тебя домой?


Заваленко как-то подозрительно улыбнулась «сама себе», зачем-то оглянулась в коридор, чем привела обеих подруг в крайне нервическое состояние, и тихим, каким-то автоматическим, ровным голосом пробубнила:


- Днем приходил Леня, он был очень недоволен тем, что я дома. Сказал, что никогда не простит мне того, что я убила его. – Внезапно голос Татьяны задрожал, она как-то беспомощно поглядела на Яну и Маргошу, потом беззвучно заплакала. Слезы, стекая по щекам, капали на белую ночную рубашку, оставляя на ней темные пятна.


- Танечка, не плачь, - кинулась утешать несчастную женщину Быстрова, - ты очень устала, наверное, поссорилась с Ленькой, вот все у тебя и перепуталось в голове-то. – Она по-матерински поглаживала Заваленко по белокурым, сбившимся теперь наподобие колтуна, волосам. – Ты сама посуди, - терпеливо, словно доктор, продолжала она, - ведь если бы ты убила Леонида, прости господи, еще с утра, как нам говорила, то как бы он мог днем прийти и тебя отчитывать за это? И потом, - Яна на секунду задумалась, - ведь мы прекрасно помним, что утром пятна этого здесь не было. А теперь есть. Значит, пятно появилось после нашего ухода. Давай вместе подумаем, откуда бы оно могло здесь взяться? К тебе кто-нибудь приходил днем?


- Только Леня, - как попугай, заученно произнесла Заваленко, шмыгнув носом. Уставившаяся блестящими, полными слез глазами на Быстрову, она была теперь похожа на старую больную болонку и вызывала лишь жалость. – Вы опять мне не верите, - в голосе ее снова послышались истерические нотки, и Яна поспешила успокоить ее:


- Мы верим тебе, Танюш, верим. Н-да-а… «Ни с кем, кроме вас»…


- Чего? – удивленно переспросила Маргоша.


- Ну это у Чехова есть один веселый рассказик…. Танюш, а ты уверена, что кроме Лени и нас, никто к тебе не приходил?


- Уверена.


- Ладно, - устало согласилась Быстрова. Чувствуя, что дальнейшие расспросы могут усугубить и без того шаткое психическое состояние соседки, она сказала, повернувшись вполоборота к Маргоше:


- Марго, помоги Тане, отведи ее к нам, попои чайком, покорми, она, наверное, голодная с утра сидит, а я здесь ненадолго задержусь. Так будет лучше, - и она сердито зыркнула на Пучкову, которая, видя, что ничего особенного не происходит, опять некстати вспомнила о телесериале и уже собралась было снова уйти в соседнюю комнату.


Закрыв за Маргошей и Татьяной входную дверь, Яна сначала прошлась по квартире, включая свет в каждом помещении, а потом села на скамеечку на кухне и крепко задумалась, пытаясь привести мысли в порядок.


Если предположить, что Заваленко говорит правду, то в квартире действительно никого не было, кроме «убиенного» ею Леонида. Но о какой правде может идти речь, если Татьяна уверяет, что Леня отругал ее за то, что она его убила?! Чистой воды бредятина… Или Танька врет. Но зачем ей врать? Если она сама на себя наговаривает: мол, убила мужа и все тут. А если она все-таки свихнулась? Ну, всяко бывает. Наша суетная московская жизнь кого хочешь до «трясунчика» доведет. А если она сошла с ума, то откуда взялось кровавое пятно?


Поняв лишь то, что если она сейчас ни с кем не посоветуется, то и ей самой может в ближайшее время понадобиться психиатрическая помощь, Яна, мрачно произнеся «Тьфу. Так я и знала, что этим все кончится», вынула из кармана мобильный телефон. Пощелкав клавишами, она подошла к окну и тихим покорным голоском произнесла:


- Олег? Это Быстрова. Извини, что отрываю. Ты сейчас можешь говорить? Мне всего нужно три минуты. Это очень важно.


Из телефонной мембраны послышалось напряженное:


- Вообще-то у меня совещание. Ну, говори, раз позвонила.


- Олежек. Мне срочно нужна твоя консультация, - уже громче затараторила в трубку Яна. – Дело в том, что моя соседка с седьмого этажа убила своего мужа.


- Та-ак, - крякнул Соловьев, - ну а ты-то тут при чем? – потом сердито хмыкнул, - впрочем, зачем я спрашиваю – итак ясно…


- Да ничего еще не ясно! Она ведь еще в милицию не сообщала, - попыталась было объяснить ситуацию Яна, - потому что… потому что тела, то есть трупа нет…


- Слушай, Быстрова, не морочь мне голову! – рявкнул Соловьев. – Тоже мне, «мадемуазель Постик»* выискалась! Как это нет трупа?! – он тут же закашлялся, видимо, сообразив, какое впечатление произвел своим выкриком на подчиненных и глухо сказал, – объясни толком.

__________________________________________________
*мадемуазель Постик – главная героиня пьесы Р.Тома «Ищите женщину».
__________________________________________________


- А так и нет, - запальчиво крикнула Яна, - она убила его утром. А тело исчезло, пока она бегала за мной и Марго. И пятно крови тоже. А сейчас вечером пятно появилось. Правда, трупа по-прежнему нет. Но пятно очень похоже на кровь. И кинжал пропал. Коллекционный… И Леньки дома нет… А Таньку Маргоша увела к нам. Она заговаривается.


- Кто, Маргоша?


- Да нет же, Танька.


- Тьфу, пропасть. Чертовщина. Ладно, Быстрова, ты - в своем репертуаре, как всегда, удружила, - огрызнулся Соловьев. – И сама ты, конечно, сейчас находишься в этой проклятой квартире? Да, собственно, зачем я спрашиваю… И так ясно… Короче, Быстрова. Сиди там, где сидишь, а я сейчас приеду. Номер квартиры подскажи.


- Пятьдесят пятая.


- Жди, - буркнул Соловьев и отсоединился.


Яна ощутила, как у нее начали гореть уши. Значит, следователь прервал совещание и сейчас, словно разъяренный бизон, несется сюда. И если пятно по каким-то необъяснимым причинам снова исчезнет с пола, то он, вероятно, убьет ее, чтобы, как говорится, «не зря ездить».


Быстрова ойкнула и села на скамеечку от кухонного «уголка», решив до приезда следовательа охранять пятно. Уставившись немигающим взором на коричнево-красную лужицу, она стала вспоминать весь сегодняшний суматошный день. Начался он с дурацкого телефонного звонка, когда неизвестный пожелал ей приятных снов и обещал еще встретиться с ней… А едва она попыталась понять, ошибся ли кто номером или это телефонный хулиган, как раздался звонок в дверь, прибежала Заваленко и началась вся эта суета сует…


***


- Ну, что, подруга, страшно? – наигранно весело сказал Соловьев, склонившись над кровавой лужицей. Следоваель осторожно макнул в лужицу палец, не спеша понюхал его, потом аккуратно вытер палец бумажной салфеткой и нахмурился. – Хреново! Придется бригаду вызывать. Это, к сожалению, действительно кровь. Правда, пока не известно, чья…


В голосе вмиг посуровевшего следователя уже не чувствовалось дружеского участия. Но Яна и не собиралась обижаться. Это при сложившихся обстоятельствах было бы нелепо. С приездом Соловьева, во-первых, стало не так страшно, а во-вторых, Яна прекрасно понимала, что для Олега началась обычная, рутинная работа, где не место шуткам и расслабленности, иначе можно упустить преступника.


По телефону Соловьев вызвал группу криминалистов. Яна, пройдя в соседнюю с кухней комнату, слышала, как он раздает поручения и договаривается с кем-то о санкции на обыск. Ее не покидало чувство какой-то недосказанности. Нет. Скорее недоделанности. А уж если быть совсем точной, то в состояние полнейшего ступора ее привело невесть откуда появившееся пятно на полу в кухне.


Проходя из кухни в комнату, Яна бросила мимолетный взгляд на бардовый ковер, висевший на стене. Именно около этого ковра и прыгала по кровати Заваленко, патетически приговаривая, что «кинжал исчез». Чтобы хоть немного отвлечься от мучившего ее и, казалось, неразрешимого вопроса о загадочном кровавом пятне на кухне, Яна подошла к ковру вплотную и стала разглядывать оружейную коллекцию Заваленко.

 
Быстровой никогда не нравилось оружие – ни холодное, ни огнестрельное. С детства запуганная родителями всевозможными ужасами, грозящими тому, кто вовремя не обработает ранку или даже царапину перекисью водорода, а лучше йодом, Яна боязливо морщила носик, осматривая кривые восточные кинжалы, охотничьи ножи и какую-то доисторическую саблю. И зачем это в квартире собирать такую пакость? Это же страшно! Вот оружейный музей – другое дело. Там все страшные экспонаты красиво расположены под стеклом, надежно охраняются и никому никакого вреда принести не могут. А тут… Яна брезгливо дотронулась до бурого приклада, видимо, охотничьего карабина. Ужас какой! Сколько бедных, ни в чем не повинных лесных зверьков полегло из-за этого куска деревяшки с прикрепленной к нему железякой! А может, и не только зверьков…


Испуганно сморгнув, Яна перевела взгляд на то место, где, по словам несчастной Заваленко, еще сегодня утром висел коллекционный кинжал. На опустевшем золотистом крючке пыли не было. Хотя да, ведь Татьяна уверяла, что ежедневно протирает пыль с коллекции. А что если…


Докончить свою мысль Яне не удалось. Вошедший в комнату Соловьев был непривычно хмур и сосредоточен. Яна давно не видела его таким озабоченным.


- Скажи-ка мне быстро номер городского телефона, - скороговоркой выпалил Олег и приготовился записывать цифры – в руках у него был маленький блокнот и ручка.


- Городского? – изумилась Яна. – Какого городского?


- Ну, номер телефона в этой квартире имеется? – нетерпеливо защелкал ручкой следователь. – Так ты и скажи мне его.


- Да откуда же я знаю? Что я помню наизусть его что ли? – засуетилась Быстрова. – Дома у меня, конечно, где-то записано…Погоди, - вдруг обрадовалась она, - я сейчас позвоню домой, все равно у нас Танька сидит, она и подскажет…


- Эта твоя Танька – как я понимаю, хозяйка квартиры? – поинтересовался Соловьев. Внезапно он побагровел. – А что она, собственно говоря, у вас делает?! С кем она там? – в голосе его хорошо были слышны раздражение и тревога одновременно. – Может, она уже сбежала куда-нибудь!


- Да ты бы видел ее! – грустно улыбнулась Яна. – На нее смотреть жалко. Она либо умом подвинулась, либо…


Говоря это, Яна уже было занесла руку над телефонным аппаратом.


- Не сметь! – рявкнул вдруг Соловьев. От неожиданности Яна зашаталась и чуть было не упала, потеряв равновесие.


- Ты что ошалел? – зашипела она на Соловьева, едва придя в себя. – Чуть не спятила от страха! Разве можно так орать? В самом деле!


- Извини! Но трубку руками трогать нельзя, - невозмутимым тоном произнес следователь. – Вдруг отпечатки есть? Сейчас ребята приедут, «пальчики» в квартире снимут, тогда звони, сколько угодно.- Он протянул Быстровой свой мобильный. – На-ка вот, звони, пока я добрый. Да. И пусть Марго приведет срочно сюда хозяйку квартиры.


- Только не набрасывайся на нее, а то она и так не в себе, - нажимая на кнопки мобильного, Яна умоляюще взглянула на следователя. – Она и так весь день твердит, словно попугай, что это она убила Леню… Марго! – бодрым голосом продолжила Яна. – Спроси у Таньки, какой у нее номер телефона в квартире. Подождет твой сериал! Это срочно! – повысила она голос. – Давай-давай. Я записываю. Как, как? Та-а-к! Дальше. Ничего себе… Стоп! Не может быть! Вот это да! Тогда получается, что… Так, Маргош, бери Танюху в охапку и двигай сюда. Следователь Соловьев уже здесь и ждет вас…


В трубке послышались какие-то хрюкающие звуки. Маргоша была явно возмущена тем, что у нее слишком мало времени на подготовку к встрече с Соловьевым. Но Яна не стала слушать сумбурные обвинения в свой адрес и отсоединилась.


Протягивая следователю лист бумаги с нацарапанными на нем цифрами, она задумчиво произнесла:


- Как странно. Почти наш домашний номер. Только последняя цифра не шесть, как у нас, а пять. Олег, - Яна, словно вспомнив что-то очень важное, даже хлопнула себя ладошкой по щеке. – А ведь сегодня утром нам кто-то позвонил по телефону и скрипучим противным голосом произнес странную фразу: «Спокойных снов, дорогая. Мы еще встретимся». Или «поквитаемся». Я точно не помню… Но что-то вроде этого сказано было. – Яна со значительностью поглядела на Соловьева, но взгляд того не выражал никаких эмоций, и она продолжила:


- Я так буквально запомнила эту фразу потому, что в этот момент мы с Маргошей как раз разговаривали о снах, сновидениях, вспоминали Настины сны о монахе. Помнишь? – Следователь кивнул. В глазах его наконец-то появилась искорка, свидетельствующая о том, что Соловьев начинает понемногу оттаивать.


- Мы еще подумали с Марго, Яна заулыбалась, - что это Могиленко решил нам подпортить настроение из-за границы. Мол, еще поквитаемся с вами за то, что вы у меня из-под носа клад увели… - Яна почесала мизинцем кончик носа (с некоторых пор этот странный жест вошел у нее в привычку, и поэтому в минуты сложных умозаключений и задумчивости Яна выглядела смешно и нелепо). – А потом в дверь сразу позвонили, и я побежала открывать. Звонившей в дверь оказалась Татьяна Заваленко, которая рыдала так, что я сразу обо всем забыла. Она ошарашила нас своей ужасной новостью, что она, мол, убила мужа, а дальше все закрутилось, понеслось, и я совершенно забыла об этом странном телефонном звонке. А вдруг этот человек звонил вовсе не нам, а именно Таньке, - Яна внимательно поглядела на Соловьева, - просто ошибся цифрой? Может такое быть? А, Олег?


Ответить следователь не успел. В дверь настойчиво позвонили. Соловьеву пришлось идти открывать дверь. В квартиру ввалилась целая толпа весело гомонящих молодых мужчин. Один тут же принялся щелкать фотоаппаратом со вспышкой. Другой, быстро поздоровавшись, открыл черный чемоданчик-дипломат и, надев латексные перчатки, начал посыпать все вокруг белым порошком и тут же смахивать его кисточкой. Остальная «оперативная молодежь» вяло разбрелась по квартире. И каждый занялся своим делом: кто-то осматривал полки с книгами, кто-то внимательно изучал содержимое шкафов...


Почти одновременно с криминалистами в квартиру вошли и Маргоша с Татьяной Заваленко; на плечах у последней болтался Янин любимый розовый махровый халатик, подарок родителей на день рождения. Поняв, что таким образом мстительная Пучкова ответила ей за то, что слишком поздно узнала о приезде следователя Соловьева и не успела, как следует, одеться, Яна тяжело вздохнув и бросив на Марго тяжелый взгляд «38 калибра», подошла вплотную к Заваленко и прошептала:


- Танюш, я вызвала милицию. Но ты не бойся, - поспешила она добавить, видя, как глаза Заваленко распахнулись от сковавшего ее ужаса, - сейчас с тобой немного побеседует старший следователь прокуратуры Соловьев, Олег Сергеевич, друг нашей семьи. Он очень справедливый добрый. Ты его не бойся. Расскажи ему все, как нам. Он поможет тебе найти Леню.


Пробормотав это, Быстрова, взяв под локоток тяжело дышащую Заваленко, подвела ее к следователю и попросила:


- Только не кричи на нее! И расспроси про кинжал…


- Да, не волнуйся ты, все будет в порядке. - Взгляд следователя, на секунду остановившись на полубезумном лице Заваленко, недобро вперился в Быстрову. – А вы обе топайте-ка домой. Я попозже зайду. Или позвоню. – И развернувшись к ним спиной, Соловьев подхватил Заваленко под руку и прошествовал с ней на кухню.


***


Ворвавшись, словно фурия, в квартиру, Быстрова еще долго не находила себе места, то подливая кипяток в чашку с заварным пакетиком чая, то бегая в комнату, чтобы проверить, хорошо ли лежит трубка на телефоне. На Маргошу она почти не смотрела, негодуя на нее из-за «убитого» розового халатика. Видя, что «затронула больную струну» у подруги, Пучкова старалась быть тише воды, ниже травы. Самым, с ее точки зрения, безопасным местом, был диванчик, на котором мирно отдыхал после ужина Дмитрий Быстров, скосив один глаз в телевизор. Вот на этом диванчике Маргошу и нашла Быстрова минут через пятнадцать, когда обида на вытолкавшего ее с места преступления следователя Соловьева немного поутихла, и она перестала греметь кастрюлями на кухне.


- А-а, вот ты где затаилась, - все еще недобро поглядела она на вжавшуюся в диван Маргошу. – Ну-ка, пойдем, подруга, на кухню, есть разговор.


- Девочки, у вас все нормально? – проснувшийся было от резкого тона супруги Димка сладко зевнул и автоматическим жестом переключил пультом телевизионную программу.


- Да, да, у нас все очень хорошо, - пробормотала Яна, хватая стушевавшуюся Маргошу за руку и увлекая ее из комнаты.


- Ну, давай, рассказывай, о чем вы с Танькой беседовали, пока она была у нас, - требовательным тоном сказала Быстрова, наливая Маргоше чай.


- Да, в общем-то ни о чем, - насупившись, ответила Пучкова, - лично я сериал смотрела, а она, напившись чая, дремала.


- Как это ни о чем?! – возмутилась Яна. – Тут такое происходит, а вы, значит, обе молчали, как партизаны?


- Да на самом деле я просто боялась ее теребить, а вдруг она все-таки не в себе? – стала неловко оправдываться Маргоша, - а вдруг она и вправду убила своего мужа? А ты меня с ней оставила, бросила… - Голос Маргоши дрогнул, и Яна решила не муссировать тему с «халатиком», а перешла сразу к «делу»:


 - Скажи, Марго, ты ее хотя бы о чем-нибудь порасспрашивала? Ну, почему ей вдруг в голову взбрело Леньку убить? Может, он ей изменил?


- Да почем я знаю, что там у них произошло?! Говорю тебе, я испугалась! – буркнула Маргоша и демонстративно громко стала прихлебывать горячий чай.


- Мне почему-то кажется, что здесь что-то не так, что-то здесь очень странно, - задумчиво пробормотала Яна. – И Соловьев темнит... А, - радостно вскочила она, услышав «птичий пересвист» звонка, - а вот и сам пожаловал! – и она побежала открывать входную дверь.


Вошедший следователь был еще более хмурым, чем полчаса назад. Не отвечая на суетливые расспросы Быстровой, Олег прошел прямиком в кухню и потребовал чашку кофе.


- Да покрепче, - добавил он, - мне сегодня, скорее всего, придется всю ночь торчать на работе.


- Да что стряслось-то еще? – накинулись на него с расспросами обе дамочки.


- Нашли труп Леонида Заваленко, - устало произнес Соловьев.


- Да ты что?! – в ужасе Яна пошатнулась и выронила чашку с уже налитым для следователя кофе. – Черт! Как больно-то! – она потирала ногу, на которую попали брызги раскаленного напитка. – Боже! А где его нашли? Я же обыскала всю квартиру и даже балкон…


- На последнем лестничном пролете, под чердаком, - Соловьев, тяжело вздохнув, направился к чайнику с кипятком, чтобы «по соображениям безопасности» самолично заварить кофе. – По предварительному заключению экспертов (благо они оказались на месте) смерть наступила в результате проникающего ранения в грудь острым предметом. Тело «свежее», Леонид был убит совсем недавно. На теле было обнаружено несколько колото-резаных ран.


- Коллекционный кинжал.., - зловещим шепотом подытожила Маргоша.


- Какой кинжал? – поинтересовался Соловьев.


- Ой, да я же говорила тебе, Олег, что Заваленко нам все уши прожужжала с утра, что, мол, она убила «своего Ленечку» ударом кинжала, который висел у нее на ковре вместе с остальной оружейной коллекцией, - раздраженно произнесла Быстрова. – Кстати, нужно уточнить время смерти Леонида, это очень важно. Если смерть наступила во второй половине дня, то Танька не могла убить его с утра, как она уверяла.


- Это еще ни о чем не говорит, - отмахнулся от нее Соловьев. – Предположим, она могла специально для вас прорепетировать сцену убийства, хотя на самом деле еще только лишь собиралась убить мужа. Ну, чтобы сбить вас с толку. Мол убила сначала утром, потом днем… Все подумают, что она бредит и никто не поверит… С другой стороны, даже если она его и убила, как уверяла, еще утром, то Леонид мог скончаться и не сразу после удара. Может, она заколола его, да и отволокла умирать на последний этаж…


- Средневековье какое-то, - мрачно пошутила Маргоша.


- Да уж, не «цирлих-манирлих», - парировал Олег. – В любом случае мы, конечно, проверим и следы крови на одежде подозреваемой, и нож этот ваш поищем…


- Во-первых, не нож, а коллекционный кинжал, - поправила его Быстрова. – Танька говорила, что он очень дорогой и достался ей по наследству от какой-то пра-прабабки, выданной замуж за грузинского князя. – Она победоносно поглядела на изумленного следователя и добавила. – А во-вторых, с утра Танька прибежала к нам в джинсах и майке, а сейчас она в какой-то длиннющей белой рубахе. Значит, нужно найти ее утреннюю одежду. Но, насколько я помню, ни на майке, ни на джинсах никаких пятен крови я не заметила.


- Я тоже, - подала голос Маргоша, которой очень хотелось тоже что-то очень сказать, но она смущалась присутствием следователя и боялась показаться смешной.


- Ну а что сама-то Танька говорит теперь? Когда узнала, что вы обнаружили труп мужа? – вновь принялась «допрашивать» следователя Яна. – Кто с ней сейчас?


- Да как я ей только сказал об этом, то она с воплями «Ленечка, Ленечка!» кинулась было на лестничную клетку, но мы ее не пустили. Врач сделал ей укол успокоительный… - Соловьев почесал переносицу, - вообще-то врачи со «скорой» сомневаются в ее вменяемости и предлагают на всякий случай госпитализировать… Хотя не исключают и влияния сильного стресса, семейной ссоры. Может, это просто защитная реакция организма и со временем пройдет…Но скорее всего, вашей подруге придется пройти медицинскую экспертизу…


- Слушай, Олег, - Яна даже застучала кулачком по столешнице, - обязательно нужно проверить у нее в крови наличие каких-нибудь усыпляющих препаратов. Понимаешь, - стала рассуждать она, - Танька вела себя очень странно, сначала плакала, рыдала, говорила, что убила мужа ножом, тьфу, кинжалом. А потом вдруг заснула на полуслове…


- Ну, это может, как раз реакция на стресс. Защитная функция организма, - опять забубнил Соловьев. Он уже протянул руку с чашкой и готовился сделать маленький глоток кофе.


- Нет, ты мне зубы не заговаривай, - вконец разозлилась Яна, - а что тогда, по-твоему, делать с кровавой лужей, которая то появляется, то исчезает? Это что же тогда, по-твоему, защитная функция наших с Маргошей организмов?! Так что ли? – Говоря это, Яна напирала на Соловьева, и несчастный следователь, оказавшись зажатым между плитой и сердитой Быстровой с чашкой кипятка, поспешил ретироваться:


- Ладно, ладно, не «писихуйте, гражданочка», проверим. Обязательно все проверим. Это же наша работа, - успокаивающим тоном произнес он и ухитрился вывернуться из «ловушки». – Ну, я, пожалуй, пойду. Кофе спокойно вы все равно не дадите выпить, - он осторожно начал опускать чашку на столешницу. - Да, кстати, - уже серьезным тоном произнес Олег, - ваша Заваленко в таком виде, конечно, не может ехать с нами. А поехать ей, увы, придется. Пойдите, помогите ей одеться поприличнее. Эй, стойте, ненормальные! – крикнул он им вдогонку, но обе дамочки уже ажиотированно ссорились у шкафа с одеждой. – Тьфу, пропасть, и что мне с ними  делать! – в сердцах следователь неаккуратно поставил чашку на стол, и тонкий фарфор дал трещину. – Ну все, теперь Быстрова меня точно убьет, - вконец расстроился он.


- Не убьет. А если все расскажешь, то я постараюсь тебя спасти, - раздался за его спиной ироничный басок.


- Димка! – радостно обернулся следователь, увидав мужа Быстровой. – Как хорошо, что ты дома, а то я тут вот любимую чашку Янкину разбил. Она теперь меня со свету сживет…


- Да не терзайся ты, скажу, что я разбил, мне, как говорится, терять уже нечего, - обнадежил друга Дмитрий. – Лучше расскажи, что там у вас произошло, мои две ненормальные просто с ума сошли. Все время носятся туда-сюда. А теперь еще и ты появился.


Услышав вкратце о произошедшем, Димка крякнул, а потом поинтересовался, разглядывая прячущего глаза следователя сквозь сизый табачный дым. – Ты, стало быть, опять мою шальную курицу решил втянуть в очередное «мокрое дело»? И это ты, мой друг Батон?!*

________________________________________________________
* Батон – старое армейское прозвище Олега Соловьева (см. «Долг шантажом красен»).
________________________________________________________


- Да погоди ты прессинговать, - обиделся следователь, - между прочим, меня вызвала на «мокрое», как ты говоришь, именно твоя «курица». Или ты сомнневаешься?


- Вот, блин, - вконец расстроился Быстров, - и как это она ухитряется вечно вляпаться в какой-нибудь кошмар?


- Наверное, это у нее профессиональное, - отшучиваясь, Соловьев стал бочком пробираться в коридор, - ладно, Дим, мне пора, а то там без меня подозреваемую «упакуют». А мне потом расхлебывай там все за моих балбесов… Еще увидимся. Тогда все расскажу.


Мужчины с чувством пожали друг другу руки, и Соловьев вышел из квартиры.


                ***


Помогая одеваться полусонной, икающей Татьяне Заваленко, Яна не оставляла надежду пробиться к ее одурманенному транквилизаторами мозгу.


- Танюш, мы с Марго будем тебя защищать. Ты не бойся, - бормотала она, собирая «последственной» сумку с туалетными принадлежностями и бельем. – Считай, что ты наняла нас в качестве частных детективов. Мы поведем свое, частное, расследование. Только скажи мне честно, ты действительно убила Леню или уже сомневаешься?


Заваленко подняла на нее свои опухшие, красные от слез глаза и тихонько прошептала:


- Наверное, это сделала я. Или нет… Сейчас я уже не знаю…


- А куда ты дела кинжал?


- Я… Я не помню. У меня в голове все перепуталось… Кажется, выронила…


- А как тогда Леня мог прийти к тебе днем, если ты пырнула его еще утром? Ты же говорила, что он днем тебя ругал за то, что ты его, якобы, убила. Тань, ты же понимаешь, что здесь одно исключает другое…


- Так, голубушки, мы поехали, - в дверном проеме показалась голова Соловьева, - заканчивайте переговоры. Я скоро предоставлю вам возможность еще поболтать. Но уже у меня в кабинете. И завтра.


Затравленным взглядом окинув растерянных подруг, Татьяна неожиданно пробормотала:


- Яна, запомни одно: мне теперь все равно. Младший брат… натюрморт…Все обман! Завещание! Помоги мне!


Кроме этих странных слов изумленные сыщицы больше ничего не услышали, поскольку дверь за следователем, уводящим Заваленко, закрылась, и они остались в квартире совершенно одни.


***

- Что это она сказала такое хитрое? – словно завороженная, произнесла Маргоша. – Какая-то абракадабра. Может, действительно, она буквально спятила от горя и заговаривается?


- Да нет, непохоже, - с сомнением в голосе ответила Яна, - глаза-то у нее ясные были в тот момент, что говорила. Знаешь, Марго, по-моему, Татьяна приоткрыла нам какую-то тайну, которую она до сих пор хранила. И просит о помощи.


- Ну, понятно все, - с каким-то испугом вздохнула Маргоша, - теперь опять начнутся погони, суета… - Ты без этого не можешь и буквально на ровном месте выдумываешь всякую чертовщину, лишь бы поадреналинить. Слушай, Ян, а может, тебе записаться в какую-нибудь восточную секцию по борьбе? А что, сейчас очень модна женская борьба, я сама по телику как-то смотрела. Завораживает…


- Не умничай, Пучкова, - сердито одернула ее Быстрова. – Человек попал в беду. Это же очевидно.


- Это кто, Заваленко твоя, что ли? – насмешливо откликнулась Маргоша. – Конечно, бедняжка, убила мужа, а теперь загрустила. Давай будем ее спасать из коварных лап милиции.


- И откуда в тебе, Пучкова, столько злости на людей? – внезапно Яна поймала себя на мысли, что и сама бы не прочь задушить кого-нибудь или совершить что-либо подобное. – Она в упор поглядела на Марго "взглядом 38 калибра". Маргоша за секунды «сгруппировалась» и, словно придя в себя, затараторила:


- Да ладно, ладно, я готова вместе с тобой искать убийцу Танькиного мужа, если ты абсолютно уверена, что она невиновна. Что уж, и пошутить нельзя что ли? - поспешила заявить она, как ни в чем не бывало.


- Ну, во-первых, я не то что бы абсолютно уверена, что Татьяна тут ни при чем, а так, интуиция подсказывает, что мужа она не убивала, - немного смягчилась Быстрова. – А во-вторых, Марго, если тебе уж так противна наша сыскная деятельность, то тебя, между прочим, никто не неволит… Ты можешь вести бумажную работу и отвечать на звонки. А расследованием займусь я.


- Да что ты заладила, в самом деле, - захныкала Маргоша, - я ведь только так сказала, для красного словца… А так-то я с тобой, Ян, ну ты же знаешь.


Вид у Маргоши при этом был такой жалкий и потерянный, что Быстрова сжалилась над подругой и сменила гнев на милость.


- Ладно, замнем. Давай-ка еще разок осмотрим Танькину квартиру, да вернемся домой. Димка, наверное, уже волнуется.


Они вернулись к квартире Заваленко. Аккуратно отогнув приклеенную бумажку «опечатано», открыли ключом, взятым еще утром у Татьяны, дверь и стали обходить квартиру в надежде найти что-то, что не успела подметить следственная бригада.


Яна немного задержалась у книжных полок. Внимание ее привлекла одна довольно большого формата книга в суперобложке. Яна всегда и во всем уважала порядок и симметрию. А эта книга явно выбивалась из общего рада. Словно кто-то ее брал и в спешке неаккуратно поставил на место.


Осторожно вынув довольно увесистую книгу с полки, Яна присела на стоявший неподалеку стул и стала изучать ее. Зачем ей это было нужно, она и сама не знала. Книга оказалась первым томом «Дневника» братьев Гонкур, французских основоположников «натуралистической школы» литературы Франции второй половины XIX века. Название книги резануло память, в которой зашевелились обрывки странной фразы, брошенной Заваленко при задержании.


Небрежно пролистывая страницы и рассматривая черно-белые фотографии и дружеские шаржи на французских писателей, Яна вдруг задержала взгляд на одной репродукции О.Ренуара. Называлась она «Харчевня матушки Антони» (масло, 1866г.).


Яна с умилением разглядывала толстую белую собачку, видимо, из породы терьеров, лежащую с сытым и довольным видом рядом со столом, за которым двое мужчин вели беседу «на посошок», а официантка в длинном белом переднике убирала чашки и тарелки со стола.


Внезапно Быстрова тихо ойкнула. В левом верхнем углу репродукции черной шариковой ручкой было нацарапано одно маленькое слово, но оно произвело на Яну впечатление настолько сильное, что она выронила книгу из рук, и та с гулким хлопком упала на паркет.


- Ты что? Боже, как напугала меня, - ойкнула мечтавшая у окна Маргоша. Но Яна, не замечая испуга подруги, подскочила и, подняв книгу с пола, вновь раскрыла ее на том самом месте, где была помещена репродукция картины Ренуара.


- Маргоша, иди-ка сюда, - каким-то странным тоном произнесла Быстрова.


- Ну, что ты там такое увидела? – надеявшаяся поскорее вернуться домой к теплому дивану и телевизору, но и опасавшаяся новых репрессий со стороны Быстровой, Маргоша явно переигрывала. Но Яна не заметила Маргошиного сарказма.


- Гляди, - она ткнула пальцем в верхний левый угол страницы, - ты помнишь, что сказала напоследок Заваленко?


- Что-то сумбурное, какую-то абракадабру, - подходя к Яне, Марго наморщила лоб и прищурилась. – Нет, я, кажется, ничего сейчас не вспомню. Пожалуй, лишь что-то вроде «младший брат с натюрмортом».


- Почти правильно, - удовлетворенно крякнула Яна и сунула под нос Маргоше книгу, - а теперь смотри вот сюда, - и она еще раз ткнула пальцем в верхний угол страницы.


- Мама, - тихо ойкнула Маргоша. Это родное, знакомое всем с детства слово у Маргариты Пучковой выражало степень крайнего напряжения мыслительных способностей одновременно с шоковым коллапсом. И сейчас, похоже, был как раз тот самый случай: в верхнем левом углу страницы, на которой была помещена репродукция Ренуара, шариковой ручкой было нацарапано слово «завещание».


- То-то же, - удовлетворенно хмыкнула Быстрова, оценив реакцию Маргоши. – Да, тут явно какая-то тайна. Или ты сомневаешься?


- Нет, что ты, - икнула Маргоша, - но лучше скажи, что делать-то будем?


- Для начала постараемся понять, что означает эта пометка, оставленная на репродукции, - Яна почесала мизинцем кончик носа, - а потом попробуем разобраться со всей фразой. Я, конечно, целиком ее не запомнила, но совершенно точно знаю, что слова «завещание», «натюрморт» и, кажется, «братья» или «брат» Татьяна произносила. Вот что, Марго. Пожалуй, книгу эту я возьму домой, все равно она теперь никому не нужна, - мрачно пошутила Быстрова и пошла к выходу. Маргоша, испуганно озираясь по сторонам, словно кто-то мог остаться незамеченным в квартире после милицейского обыска, засеменила за ней следом.


***


Включив дома компьютер, Быстрова какое-то время, ворча и спуская всех собак на создателей поисковых систем Интернета, злобно щелкала «мышкой» и клавесницей.


Наконец, когда Маргоша внесла в комнату большой цветастый поднос с чашками и специальным заварочным чайником, а также тарелочку с берлинскими пирожными, Яна, схватив одно пирожное и, заглотив его почти целиком, что-то невнятно пробубнила с полным ртом.


- Что? – не поняла Маргоша.


- Я говорю, - стала более тщательно повторять фразу Быстрова, пытаясь при этом не подавиться, - что собака на картине, оказывается, всего лишь разожравшийся белый пудель по кличке Тото.


- Что это нам дает? – Марго поправила очки, как всегда съехавшие на кончик носа, и осторожно взяла с блюда берлинское пирожное.


- Да пудель-то как раз здесь не при чем, - уже вполне человеческим голосом проговорила Быстрова, проглотив наконец пирожное. – Оказывается, на этой картине Ренуар запечатлел беседу Альфреда Сислея и Клода Моне. Смотри, что здесь написано. – И Яна стала читать: «Он облокотился правой рукой на стол, где лежит номер газеты «Л'Эвенман», в которой Золя публиковал страстные статьи против жюри Салона и в защиту новой живописи и новых художников».


Еще в течение двадцати минут Яна и Маргоша старательно изучали Интернет-статьи и при этом значительно обогатили свои художественные познания.


Выяснили, в частности, что Ренуар запечатлел вполне реальную харчевню, находящуюся в 60 километрах от Парижа, где его и других художников-импрессионистов весьма вкусно кормили, причем не всегда за наличные (некоторые художники расписывали стены харчевни или оставляли за обед или ужин никому тогда не нужные полотна, которые теперь стоят миллионы долларов).


Когда Маргоша узнала, что хозяйка трактира, матушка Антони, собирала Ренуару котомку с провизией, когда художник направлялся на пленэр писать пейзажи, она загрустила.


- Я бы тоже ежедневно отправлялась на пленэр, если бы ты мне собирала котомку с провизией, - меланхоличным тоном произнесла она, дожевывая последний кусочек берлинского пирожного, - и, наверное, тоже бы рисовала гениальные картины.


- Да погоди ты со своей провизией, - рассердилась Быстрова, - давай-ка лучше немного «подедуктируем». Вот смотри, какие данные у нас уже есть. – Она стала выписывать что-то на чистый лист бумаги. – Во-первых, книга называется «Дневник». Во-вторых, авторами «Дневника» являются французы, братья. В-третьих, они были писателями XIX века. В-четвертых, газета на столе называется «Л'Эвенман», в-пятых, здесь упоминается о страстных статьях Золя против Салона в защиту новой живописи и новых художников...


Зажав таким образом все пять пальцев на левой руке, Быстрова задумалась и, поскольку, не пришла к каким-либо определенным выводам, вновь загрустила.


- Что же у нас получается? – подавленно пробормотала она немного погодя. –«Братья», «дневник», «салон», «газета», «французы». Это ничего нам не дает. - Не найдя сразу же разгадки на книжный ребус, она свирепо взглянула на Маргошу, которая, делая вид, что занята аналитическим размышлением, спокойно складывала в себя пирожные. – Очнись, Пучкова, что все это может значить?! Как наши ключевые слова могут пересекаться со словами бедной Заваленко: «натюрморт», «завещание», «брат»?


- Ну, может, какой-нибудь брат оставил Заваленко завещание. Может, даже и картину какую ценную. Вряд ли, конечно, Ренуара, но кто их там разберет, современных тихонь, вроде твоей Заваленко, - Маргоша наконец поняла, что пирожные закончились, и взгляд ее стал  более осмысленным. – Не зря же она убила своего мужа. Ой, прости Яночка, я снова оговорилась… - Маргоша испуганно посмотрела на подругу и поправилась, - я хотела сказать, что ведь кто-то же все-таки убил Танькиного мужа – это бесспорно. А за что? Вдруг из-за завещания? Значит, мы должны проверить всех родственников обоих Заваленко и понять, кто из них недавно помер и оставил ей или ему состояние, из-за которого можно убить.


- В принципе ты права, - сказала Быстрова, выключая компьютер. – И нам нужно срочно отправиться на свидание с Заваленко и выяснить, так сказать, все из первых рук. Сейчас позвоню Олегу и попрошу у него свидания для нас с Татьяной. Он ведь говорил, что разрешит нам с ней еще разок пообщаться, только у него в кабинете. Так кто нам мешает? – Она нетерпеливо щелкала клавишами мобильного телефона, несколько раз сбилась и пришла в совершенное неистовство, услышав в телефонной трубке, что «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».


- Каков хорек! – Яна зло швырнула трубку на диван. – Как стал старшим следователем, взял моду выключать телефон. Я уже не раз замечала за ним такую дурацкую привычку. Мол, не отвлекайте меня, я занят, у меня совещание… - Яна плюхнулась на диван. - Ну и пожалуйста, - процедила она, словно пронзая взглядом невидимого следователя. – Погоди, Соловьев, ты еще попросишь у нас помощи, когда запутаешься. Сейчас Заваленко уйдет в глухую несознанку, или врачи признают ее "невменьковой". Вот тогда ты попляшешь, когда «висяк» назреет… А мы тоже выключим телефоны.


- Знаешь, Ян, - Маргоша постаралась отвлечь подругу от невеселых мыслей, - по-моему, и там, и там есть слово «брат» или «братья».


- Где – и там, и там? – не спешила возвращаться из «долины гнева» Быстрова.


- Ну, Заваленко говорила о брате, и книга эта называется «Дневник» братьев Гонкур. Все-таки, однокоренные слова, - Маргоша вытерла физиономию салфеткой и уставилась на Яну сытыми, осоловелыми глазками.


- Да, похоже, что без «братьев» нам не обойтись в нашем расследовании, - согласилась Яна. – Ведь, где один брат, там должен быть, по идее, и второй.


- Или сестра.


- Какая еще сестра? – возмутилась было Яна и тут же добавила, - пока ничего не выходит с адвокатами и завещаниями, нам нужно подумать о натюрмортах, салонах, художниках… Стоп! Нам нужны арт-галереи и салоны Москвы! Ясно, как день!


***


В модном художественном салоне «N. morte»* было прохладно и сумеречно. Часы посещения уже закончились, поэтому центральное освещение уже отключили, и лишь изящные галогеновые лампочки, вмонтированные в стены рядом с картинами, наполняли просторный зал таинственным светом, идущим как бы ниоткуда и в никуда.

__________________________________________________
*Natur morte (от франц.) – мертвая природа – натюрморт, изображение неодушевленных предметов, объединенных композиционно.
__________________________________________________


Развешанные в художественном беспорядке вдоль стен натюрморты завораживали разнообразием тем и буйностью красок. Букеты цветов – от веток обычной сирени до орхидей, экзотические фрукты и овощи, кофейники, рюмки, бокалы, морские раковины, бижутерия и даже один человеческий череп – все было мастерски скомпоновано и подтверждало лишний раз известный постулат о том, что и «мертвая природа», так называемый «мир вещей» обладает некой гармонией.


Одну из стен, выкрашенных в бело-розовые тона, украшали репродукции картин известнейших мастеров французского импрессионизма. «Завтрак на траве» Э.Мане, «Анемоны» О.Ренуара, «Персики и груши» П.Сезанна, радуя глаз своей пестрой палитрой, гармонировали со столь же искусно выполненными копиями Г.Курбе, Э.Дега, К.Моне. Все натюрморты были обрамлены в строгие деревянные рамочки, одни потемнее, другие посветлее, умело подобранные в тон самих картин, под каждой из которых висела небольшая белая табличка с фамилией художника, сделавшего копию.


Стеклянные витрины в виде огромных кубов и треугольников на высоких постаментах, расставленные с небрежной асимметрией, придавали затемненному помещению вид одной из сказочных восточных пещер, где джинны прятали от посторонних глаз свои сокровища.


В витринах хранились авторские работы из золота и серебра с драгоценными камнями. Рубины и сапфиры таинственно мерцали на бархатных подушечках. Дергая за самые тонкие струны души любителей искусства своей красотой и необычностью огранки в течение дня, они, казалось, были довольны произведенным на посетителей салона эффектом и теперь, словно позевывая, готовились отдохнуть до утра.


Среди всей этой красоты и волшебного очарования присутствовало нечто, что никак не соответствовало гармонии стиля. Молодая девушка в темном рабочем халате, с печальным лицом меланхолично помахивала шваброй, затирая на узорчатом кафеле грязные лужицы растаявшего снега, оставленные под вечер посетителями.


Девушка была некрасива и к тому же необаятельна. Соломенного цвета волосы были собраны в простой пучок на затылке. Лицо безо всякой косметики, похожее на песочное пирожное без крема и глазури, бесцветные ресницы и голубые, абсолютно ничего не выражающие глаза.


Фигурой девушка также не вышла – угловатая, без какого-либо намека на талию, ровная, как жердь. Но несмотря на это, во всем ее облике «Страшилы» из страны Оз» было что-то такое жалостливое, детское, что не позволило Арсену, директору салона, отказать ей в трудоустройстве три месяца назад.


И вот теперь Валентина, а именно так звали девушку, отрабатывала положенные ей в месяц «великодушным» Арсеном триста баксов.


Оглядев еще раз пустынный зал таким же пустынным, каким-то отрешенным взглядом, Валентина устало вздохнула и, подхватив большой разлапистой рукой пластмассовое оранжевое ведро и металлическую швабру с резиновым валиком, пошлепала в направлении «Дирекции».


Из слегка приоткрытой двери директорского кабинета в полутемный коридор врывалась узенькая полоска света. Арсен все еще был на месте. Видно, какие-то важные дела заставили его задержаться и не поехать на званый ужин в Дом художника.


Подойдя к двери, Валентина немного потопталась и, вдохнув сладковатый восточный аромат, исходящий из глубины директорского кабинета, робко вошла внутрь.


Внутри кабинета располагалась массивная кожаная мебель малахитового оттенка, которая разительно отличалась от воздушно-летящей стекло-металлической меблировки самого салона. Но не только огромный угловой диван и пара кресел, призывно блестя лайкой, призывали к  комфортному отдыху. Все здесь было подчинено удобству и уюту.


Огромный, на все пространство пола, пушистый ковер ручной работы своим мягким, затейливым узором успокаивал взор входящего. В высоком узеньком шкафчике из цельного красного дерева сквозь стекло пестрели дорогие керамические и стеклянные кальяны с одной и двумя трубками для курения. Рядом лежали пачки табака, коробки с сигарами, окружая  бутылку «Хеннесси».


В дальнем углу кабинета стоял высокий торшер на бронзовой ножке, изображавшей собой что-то вроде кариатиды. Его абажур, излучая мягкий, зеленый свет, придавал комнате теплый, домашний оттенок. За пестрой восточной ширмой располагалась изящная раковина для мытья рук, а рядом, на аккуратном тонконогом столике, стояли электрочайник и кофейный фарфоровый сервиз на шесть персон.


В глубоком мягком кресле сидел, ссутулившись, мужчина с седой густой бородой и бакенбардами вместо усов. Одет он был в просторную блузу из пестрого шелка, стильные черные джинсы и «сапоги-казаки», в которые были заправлены джинсы.


Худощавость, граничащая с некой костлявостью, не портила фигуры мужчины, а наоборот, придавала ей некую аристократичность. Смоляные, капризно изогнутые брови добавляли немного восточного шарма хозяину галереи – Арсену Мариани.


Арсен, видимо, глубоко задумался, поэтому не сразу заметил вошедшую в кабинет Валентину. От бесшумного вторжения уборщицы в его мыслительный процесс, хозяин галереи вздрогнул и выронил небрежно зажатую между средним и указательным пальцами тонкую сигару. Сигара, выпав из руки Арсена, перекатилась через плоскую пепельницу и упала на какой-то документ, островком белевший среди разбросанных везде карандашей, ручек, блокнотов, разнообразных счетов, мобильных телефонов и грязных кофейных чашек. При этом сигара успела оставить на документе неприятное черно-коричневое пятно, а в самой середине его выжгла дырку.


- Тьфу, дура, напугала меня! – Арсен схватил расшалившуюся было сигару тонкими цепкими пальцами и со злостью потушил ее в пепельнице. – Ну, говори, чего тебе нужно? – он сердито уставился на уборщицу.


- Арсен Витальевич, - робко, но довольно четко произнесла та, - мне бы домой съездить завтра, бабушка у меня приболела. – Она с мольбой вглядывалась своими полупрозрачными коровьими глазами в непроницаемое суровое лицо шефа. Но тот, казалось, не разглядел мольбу или не захотел разглядеть. Во всяком случае, в голосе его зазвенел металл:


- А у меня дедушка расхворался, - язвительным тоном ответил он. – Так что, закрываем галерею – и айда по родственникам? К черту весь бизнес! Давай, будем дедушек с бабушками лечить? Ты в уме, Валентина? – уже без всякого сарказма произнес Арсен. – На дворе грязь, слякоть, а ты хочешь смыться. Можешь представить, что здесь начнется, если не мыть полы хотя бы пару часов? Если надо куда-то ехать, найди сначала себе замену. Иначе, считай, что уволена. Все, - мрачно резюмировал он, не замечая, как две крупные слезинки медленно скатываются по щекам все еще старавшейся держать себя в руках девушки. – Мне некогда с тобой тут болтать. Или ищи замену на завтра или отправляйся к чертовой бабушке!


Всхлипнув, Валентина, зажав рот одной рукой, другой подхватила швабру и опрометью кинулась из кабинета начальника. Отрыдавшись в подсобке, она внезапно успокоилась, одела старенькое пальтишко с искусственным мехом «под песца» и направилась к выходу.


Выйдя на улицу и глотнув «из-под выхлопной трубы» порцию московского смога, Валентина, словно проржавевший робот, сделала два неверных шага, потом, вдруг нелепо расставив ноги, поскользнулась и ухнула прямо на тротуар, ухитрившись при этом зашвырнуть сумочку в растаявший грязный снег. Подняться с первой попытки ей не удалось, только больше испачкала пальто.


Внезапно Валентиной овладела какая-то смертельная усталость, тоска ледяной рукой сковала ей душу, и вставать с грязного тротуара совсем расхотелось. Слезы больше не капали.


Валентина будто перенеслась в другое пространство: как будто со стороны она видела себя, бредущую, словно побитая бездомная собака, вдоль гудящих и фырчащих московских улиц.


Назад, в деревню – нельзя, там нищета и забвение. Вперед – некуда, здесь она никому не нужна, таких, как она, берут только в дворники, да и то по большому блату. Тогда зачем жить? Вон сколько машин несется. Выбрать ту, что пошикарнее, какой-нибудь черный блестящий лимузин, да и сигануть под него. Если выживет, то, наверняка, водитель наверняка денег даст, а если нет, то и, слава богу, отмучилась, бедолага. Валентина верила в загробную жизнь, но боялась совершить самоубийство, чтобы не попасть в черную дыру, о которой ей в детстве рассказывала бабушка, когда Валентина капризничала и не хотела помогать той по хозяйству.


- Вот осерчает Господь, да и кинет тебя в черную дыру. Будешь знать тогда, - назойливо пугала бабушка расшалившуюся внучку. – Там ничего нет, ни счастья, ни радости…


- А у меня и сейчас ничего нет, - словно продолжая диалог с бабушкой, пробормотала Валентина, все еще сидя на грязном снегу, - ни счастья, ни радости… Так чего я теряю?..


Она с трудом поднялась с тротуара, бросила жалостливый взгляд на свою потертую старую сумочку и, прихрамывая, побежала прямо на проезжую часть. Внезапно она снова упала, но уже не одна. Вместе с ней в снег рухнула какая-то женщина, которая, яростно матерясь, сжимала стальной хваткой ее левую руку.


- Ты что, идиотка, под машину захотела? Куда ж ты прешь, дурында? От тебя же мокрое место останется! Раскатают ведь, как блин, по асфальту! Э-э, - вдруг понизила голос женщина, - да ты, видать, и вправду спятила, ты ж действительно под машину неслась. Ну уж нет, голуба, пока я здесь, у тебя ничего не выйдет. Марго! – позвала она кого-то.


- О господи, - послышалось совсем рядом чье-то кряхтение, и Валентина увидела довольно тучную особу, приближающуюся к ним, - скользко-то как! Ян, ты чего это разлеглась тут с какой-то теткой?


- Не умничай, Пучкова! А лучше помоги нам подняться, - повелительным тоном ответила женщина, которую только что подруга назвала Яной, - да держи эту дуреху покрепче, она под машину броситься хотела, а я ей не позволила.


Говоря это, женщина стала вставать, все еще придерживая за плечо Валентину. В глазах последней еще блестел азарт самоубийцы, но силы, видимо, постепенно оставляли ее. И когда обе женщины стали отряхивать ее пальто и всунули в руки вынутую из лужи сумочку, Валентина не выдержалась и разрыдалась.


Она плакала горько, громко и от души. Сквозь слезы она видела, как обе женщины переглянулись, потом взяли ее под обе руки и отвели в сторонку. Прохожие, вначале заинтересованно поглядывавшие на их странное трио, теперь молча проносились мимо, даже не цепляясь взглядом.


- Ну что, голуба, как тебя звать-то?- спросила спасительница.


- Валя, Валентина, - поправилась несостоявшаяся самоубийца и икнула.


- Любимый что ли бросил? – пытливо вглядываясь в ее лицо, опять спросила та, которую подруга назвала Яной. – А ты, конечно, беременна, а жить негде?


- Нет у меня никакого любимого, - глухо произнесла Валентина, - пустите меня, я жить не хочу! – Она сделала слабую попытку вырваться, но обе женщины снова вцепились в нее.


- Ну вот что, небеременная Валя-Валентина, - сказала Яна, - ты, конечно, вольна в своих поступках, и можешь кидаться хоть под поезд (кстати, славы будет больше, читала, небось, «Анну Каренину»?), но, к твоему сожалению, я не позволю тебе сделать этого, пока не узнаю, зачем тебе это нужно. Уж такая я стервозная тетка, - произнеся тираду, Яна уже мягче взяла Валентину под локоток и сказала своей подруге, - Маргош, вон там, видишь, через пару домов вывеска. Кажется, кафе. Пошли туда. Поговорим с нашей Карениной. А там видно будет, авось, рассосется…


И вновь взяв под руки уже почти не сопротивляющуюся Валентину, дамочки втроем пошлепали по скользкому тротуару по направлению к ближайшему кафе.


***


В маленьком кафе было шумно и душно. То там, тот тут слышались взрывы хохота загулявших студентов. На вошедших женщин никто не обращал ни малейшего внимания, а может, их и не заметили из-за сизо-серого дымного облака, висящего над столами: курильщиков здесь было много.


Яна уверенной поступью ринулась к угловому столику, затерявшемуся между входом на кухню и барной стойкой и потому оставшемуся пока никем не замеченному. Усевшись за столик, она махнула рукой Марго, и та, все еще держа под руку Валентину, осторожно протиснулась к подруге.


Подлетевшая к столику, откуда ни возьмись, совсем юная девчушка-официанточка, что-то торопливо прощебетала, видимо, хорошо заученные слова приветствия, и выжидающе уставилась на вновь пришедших.


- Нам, пожалуйста, три горячих кофе, какую-нибудь выпечку и..., - она внимательно поглядела на Валентину, - ты кушать хочешь?


- Немного бы съела чего-нибудь, - покраснев, ответила та.


- И что-нибудь на горячее.


- Есть курица с грибами, - оживилась официантка. – Блюдо дня.


- Вот, вот, пожалуйста, курицу с грибами, - повторила Яна.


- Я бы тоже не отказалась от блюда дня, - ворчливо заявила Маргоша, поправляя на переносице очки в золотой оправе и все еще с опаской поглядывая на Валентину, словно та готовилась сбежать и вновь предпринять попытку самоубийства.


- Будьте добры, две порции курицы, - улыбнулась официантке Яна, - и сто грамм коньяка.


- Ты ж не пьешь, Янка, - изумилась Маргоша, когда официантка отошла от их столика.


- Балда, это Валентине. Ей нужно прийти в себя, - Яна с укором посмотрела на подругу и ободряюще похлопала по плечу сидящую с каменным лицом Валентину. – Ничего, Валюш, сейчас успокоишься, расскажешь нам все по порядку, а мы с Марго постараемся тебе помочь. Нам ведь не в первой, - она еще раз улыбнулась. Мы часто помогаем людям. Да-да, не удивляйся, я не шучу. На-ка, выпей и расслабься, - она подвинула бокал с коньяком девушке, и, чтобы не смущать ее, сделала вид, что ищет что-то в своей сумочке.


Валентина залпом выпила коньяк, сказала, «ох» и закашлялась. Яна рассмеялась:


- А ты, Валюха, видать, совсем не пьешь, но это лишь к лучшему. Ну как, полегче стало?


- Да, спасибо, - Валентина изобразила на своем лице слабое подобие улыбки.


- Ну, а теперь, - сказала Яна, видя, как официантка деловито расставляет тарелки с горячим перед Валентиной и Маргошей, - давай, кушай и начинай потихоньку рассказывать нам, что с тобой сегодня приключилось.


Узнав, что Валентина работает уборщицей в близлежащем художественном салоне, Яна заинтересовалась.


-Ну-ка, ну-ка, расскажи нам подробнее. Что за салон такой.


- «N. morte» называется. Ну, там картины всякие висят, натюрморты, - забормотала раскрасневшаяся от коньяка Валентина.


- Натюрморты?! Да ты что? Вот здорово!


- Да ничего здорового, - ворчливо произнесла Валентина, - хозяин злится, что покупателей мало, вот на мне зло и срывает. У меня бабушка заболела, а он не отпускает к ней. Говорит, что сначала надо замену найти, а то уволит.


- Да, сейчас вроде бы люди стали получше жить, стали квартиры и частные дома украшать картинами разными, - удивилась Яна, видимо, пропустив мимо ушей тираду о замене, - почему ж у него не продаются картины?


- Да продаются, только мало, - помрачнела Валентина, - да еще у него дела плохи из-за ссоры с братом. Они все никак не поделят салон свой.


- Иди ты! – Яна даже подскочила на стуле. – Братья, стало быть… Так, подруга. Вот с этого места и поподробнее. Рассказывай все, что знаешь об этих братьях. Это очень важно. Мы ведь частные детективы, - Яна достала удостоверение из сумочки и показала его ошарашенной Валентине. - Как зовут твоего хозяина?


-Арсен. Арсен Витальевич, - поправилась та.


- А как брата его зовут?


- Кажется, Рудольф. Да я его мало видела. Я ведь всего три месяца здесь работаю, - словно оправдываясь, пробормотала Валентина.


- Откуда знаешь, что братья поссорились? – Яна пытливо всматривалась в начавшую жадно поглощать курицу девушку.


- Ну, так они еще месяца два назад все скандалили, хотели разделить бизнес. Рудольфу не нравилось целый день торчать в галерее, а Арсен был недоволен его частыми отлучками. Однажды они довольно серьезно повздорили. Вернулись с какого-то банкета, в подпитии, вот языки-то и развязались сами собой. Рудольф, младший брат, тогда разорался, что если брата что не устраивает, то он в принципе согласен получить свою половину и оставить салон Арсену. А Арсен хрипло кричал, что Рудольф ни шиша не получит и что он может проваливать, если работать не желает.


Кричали так, что последние посетители в страхе разбежались. Потом они, конечно, опомнились, сказали, чтобы я закрывала салон, да не болтала ни кому о произошедшей меж ними ссоре. А кому мне болтать-то? – вновь с горечью переключилась на собственные проблемы Валентина. – У меня ведь в Москве никого нет. Сама-то я деревенская, знаете, деревня «Гречишкино», триста километров от Москвы?


- Ну и чем дело то у братьев закончилось? – нетерпеливо спросила Яна, пропустив мимо ушей «географические» подробности рассказа спасенной уборщицы.


- Да кто ж его знает, - задумалась Валентина. – После ссоры той Рудольфа я больше не видела в салоне. Арсен ходил злой, как черт, на меня все порыкивал, видно нужно на ком-нибудь было сорвать зло. А недели две назад пришел к Арсену какой-то круглый толстенький лысый дядечка. Шикарно одетый, с портфельчиком. Вошел к Арсену в кабинет. Сначала все тихо было, а потом такое началось… Я чуть швабру не выронила. Арсен так орал, что можно было подумать, что его режут на куски. Мы с Володькой, это охранник наш, поглядели друг на друга и побежали прямо туда, в директорский кабинет. Думали, спасать нужно Арсена Витальевича от дядьки этого. Ворвались в кабинет, а лысый сидит себе преспокойненько в кресле, а Арсен Витальевич по кабинету скачет, руками машет. Весь красный, как рак вареный, на губах пена. Нас увидел, так чуть не лопнул от злости. Как заорал:


- Пошли вон, уроды!


Мы с Володькой подхватились и бежать. Володька плюнул и сказал, что уволится. Не позволит так с собой обращаться.


- Ну и что, уволился? – поинтересовалась до сих пор молчавшая Маргоша.


- Куда там, - улыбнулась Валентина. – Арсен Витальевич ему, знаете, как хорошо платит. Не то, что мне. Да и работа у нас разная, - вновь расстроилась она. Я-то со шваброй да с тряпкой хожу по залу. А Володька охраняет, жизнью рискует каждый день. Поэтому его зарплата и выше моей намного...


- Что-нибудь еще интересного было в тот вечер? – попыталась вывести на интересующую ее тему Яна разболтавшуюся уборщицу.


- Да вроде бы и нет, - охотно продолжила Валентина. – Лысый вскоре ушел из салона. Арсен попросил меня сбегать в магазин, купить ему бутылку коньяку. Потом напился до чертиков и все рыдал на плече у Володьки. Тот не знал прямо, что с ним и делать. Салон-то закрывать надо было, на охрану ставить, а хозяин разнюнился, не выпускает его из лап своих, все приговаривает:


- Сделал он меня, Володенька, ох, как сделал. Ну погоди, я ему отомщу. Ой, как отомщу. Не обрадуется.


В общем, еле угомонили мы его с Володькой. Он его домой на такси повез в тот вечер…


***


Сумбурный рассказ охмелевшей Валентины произвел довольно странное впечатление на сыщиц. Как рассуждала про себя Яна, с одной стороны, «все это слишком похоже на правду», и в жизни не бывает таких совпадений. Ссора двух братьев, совладельцев салона по продаже натюрмортов! Что же может быть еще «теплее»?


С другой стороны, в Москве полным-полно подобных салонов, и часто близкие родственники ссорятся из-за бизнеса. Конечно, спасти дуреху-уборщицу, решившую свести счеты со своей короткой жизнью из-за какого-то недоразумения с начальством – дело почетное. У Яны от этого на душе было радостно, и даже чесались кончики ушей от самоуважения. Но надо выручать из беды Заваленко? Яна задумалась...


«Неужели опять меня бросят на амбразуру?» - думала в это время Маргоша, с печальным видом пережевывая курицу. – Как пить дать, Янка меня запузырит в уборщицы вместо этой глупой Валентины. Сама ни за что не пойдет. Статус у нее не тот, видишь ли. Она у нас Эркюль Пуаро, Шерлок Холмс и мисс Марпл в одном лице, а я так – что-то среднее между Ватсоном и Гастингсом. Серединка на половинку. И ведь добьется своего. Вон, глазюки-то как сузила. Ну, точно, сейчас подкинет «идейку».


Словно в подтверждение невеселых выводов Маргоши, Быстрова откинулась на стуле, оглядела сидящих за столом женщин с превосходством оракула и изрекла:


- Ну что ж, Валентина. Поздравляю тебя. Сегодня твой счастливый день, - и видя в глазах оторопевшей от неожиданности уборщицы неподдельное изумление, продолжила, - во-первых, тебе удалось избежать глупой позорной смерти под колесами московских автолюбителей. Ты спасла не только свое тело, но и душу. Во-вторых, ты спокойно можешь отправляться лечить свою бабушку. Потому как завтра за тебя на работу выйдет Маргоша. У нее и опыт кое-какой уже имеется*, - и она бросила многозначительный взгляд на окаменевшую Пучкову.

______________________________________________________
* В кн. «Танцуют все! Или Кащей с Берсеневки» Маргоша временно выполняла обязанности домработницы, чтобы лучше приглядывать за подозреваемым.
______________________________________________________


- Ну вот так я и знала, что этим кончится, - Маргоша сильно звякнула вилкой и ножом о полупустую тарелку, - всегда я везде Матросовым работаю.


- Ой, что вы, да как неудобно-то, - заохала Валентина, но в глазах ее заблестела искорка счастья.


- Только ты, пожалуйста, не увлекайся, два-три дня, максимум, что мы тебе можем позволить, - назидательно подняла ладонь кверху Быстрова. – так что отправляйся домой прямо сейчас, лечи бабушку и поскорее возвращайся обратно. – Она вынула из сумочки блокнот и ручку. – Вот тебе номера наших мобильных, звони, если что. А теперь введи нас в курс дела. Что нужно делать, где что находится – ну, там, швабры твои, ведра, короче, все, чтобы твой хозяин и не заметил твоего отсутствия.


                ***


Примерно через час обе сыщицы сидели уже были дома и кормили ужином Дмитрия. Придя с работы, как всегда, в стадии легкого полуголодного коллапса, Быстров, обнаружил, что квартира пуста и неумело заметался между холодильником и плитой.


Подруги вернулись вовремя: на плите уже начали подгорать разогреваемые грибные щи из квашеной капусты – любимое зимнее блюдо Быстровых. Взяв подготовку ужина в свои руки, Яна моментально «наметала на стол», и супруг, причмокивая от гастрономического удовольствия, погрузился в сладостное созерцание очередного телесериала вместе с Маргошей, которая, несмотря на уже лежавшую в ее желудке курицу, выказала желание вновь подкрепиться за компанию.


- А то как я шваброй махать буду, - язвительно бросила она Яне, - если от голода шататься буду.


- Чем это ты там махать собралась? – Димка оторвал взгляд от экрана и с интересом посмотрел на Маргошу, которая за все время пребывания у них в основном разрабатывала взмахи вилкой и ложкой.


- Да так, Янка меня на работу устроила, - невесело хмыкнула Маргоша, - уборщицей в арт-галерею.


- Да ну? – изумился Димка. – А зачем?


- Да выручить одну девушку знакомую надо, - не дала ответить Маргоше Яна. При этом она с силой нажала правой рукой на плечо подруги, чтобы та не проболталась. – У нее бабушка в деревне заболела, а заменить ее не кому. Вот Маргоша и вызвалась помочь. Да, Марго?


- Дай-ка мне еще щец, - огрызнулась в ответ Пучкова. – В грибах находится белок, необходимый для работоспособности человека.


Когда Яна домывала на кухне последнюю тарелку, а разобиженная Маргоша и уставший за день Дмитрий дремали под телевизор в гостиной, позвонил Соловьев.


- Привет, подруга, как дела? – слишком приветливо поинтересовался он, из чего Яна тут же сделала вывод, что расследование у Соловьева продвигается не так быстро, как ему бы хотелось.


- Да мы гуляли с Марго целый день по Москве, - равнодушным тоном произнесла она, втайне наслаждаясь местью, - ходили-бродили по художественным салонам. Думали картину какую купить для украшения гостиной, да все так дорого. А что у тебя?


- Да, - невесело крякнул следователь, - проверили друзей, знакомых – пусто. На работе у Леонида Заваленко тоже ничего интересного. Начальство им довольно, подчиненные обожают. Чист, как слеза младенца. В общем, эта версия слепая. Надо что-то придумать, поскольку дело застряло в самом начале…


- А как там Татьяна? Я бы хотела с ней завтра с утра встретиться, - словно не услышав прозвучавшей тирады следователя, сказала Яна. Настойчивость тона Быстровой подсказала Соловьеву, что подруга-сыщица опять обскакала его и владеет большей информацией, чем он.


- Да, какие проблемы, - наигранно веселым тоном ответил Олег, - приходи завтра часиков в десять. Устрою тебе рандеву с твоей подружкой. Она, кстати, никакая не сумасшедшая, а самая обычная оказалась. Врачи вынесли заключение.


- А почему же тогда ей всякая ерунда мерещилась? Пятно? Убитый, но живой муж? Неужели ее чем-то опоили? – закидала вопросами следователя Яна.


- Да, - голос Соловьева стал вновь серьезным, - в крови ее было обнаружено достаточное большое количество метадона*, но сама ли она его приняла, либо кто-то подсунул ей его, пока остается невыясненным. Подруга твоя, правда, уже пришла в себя, но сразу ушла в «глухую несознанку» (Ага, что я и предполагала, - злорадно подумала про себя Быстрова), требует адвоката. Так что завтра можешь заодно и с ним познакомиться. Я его на десять тридцать вызвал.

___________________________________________
* Метадон -(6-(диметиламино)-4,4-дифенил-3-гептанон) — синтетический лекарственный препарат из группы опиоидов, применяемый как анальгетик, а также при лечении наркотической зависимости.
______________________________________


- Договорились, завтра ровно в десять я у тебя. Не забудь выписать пропуск, - буркнула Яна, недовольная тем, что обнаружила в холодильнике плохо завернутый кусок ветчины («Опять Димка хозяйничал, не мог нас дождаться»), и нажала на клавишу «Отбой».


Не успела она завернуть в новый кусок фольги ветчину, как мобильный снова заиграл знакомый вальс Штрауса.


- Ну, чего еще? Мы же обо всем договорились, - начала было Яна, но тут же осеклась.


- … дела? Покушали уже? – голос мамы то пропадал, то вновь появлялся.


- А, мам, привет, - обрадовалась Яна, - что нового?


- Да ничего, у нас идет снег, на улице холодно, темно, неуютно, - зажурчала мама из трубки. – Наверное, сейчас спать ляжем. Чего делать-то еще?


Прошло уже более пятнадцати лет, как Янины родители покинули Москву и обосновались в глухой подмосковной деревеньке, узнавая о столичных «пробках», смоге и хамстве лишь понаслышке или из телевизионных «Новостей».


Яна, раз в месяц привозившая родителям пенсии и кое-какие лакомства, втайне завидовала им и мечтала тоже удрать в патриархальную глушь, но работа Дмитрия пока никак не позволяла вырваться из белокаменной.


Ежедневно мама справлялась о Яниных планах, контролировала и воспитывала свою великовозрастную дщерь по телефону. Вот и сейчас, слегка задумавшись о деле Заваленко под плавно текущий рассказ мамы о том, как папа ездил на новой машине за продуктами в райцентр, Яна вынырнула из гущи подозрений и версий от напряженной модуляции маминого голоса:


- Надеюсь, ты не будешь сегодня уже смотреть телевизор? – каким-то странным голосом сказала мама.


- Разумеется, не буду, я вообще его редко включаю, - ответила Яна удивленно, - только я никак не пойму, почему ты на это надеешься?


- Ну, - растерялась мама, - я просто знаю, что ты вечно не высыпаешься.


И она, тут же замяв разговор, стала прощаться и желать «Спокойной ночи».


Попрощавшись с мамой, Яна разбудила оглушительно храпящую на диване Маргошу, подождала, когда та, ворча, ушлепает к себе в комнату, выключила телевизор и стала укладываться сама.


- Поставь будильничек, пожалуйста, - пробормотал сквозь сон Димка, - на пол-седьмого.


Яна постоянно недоумевала, зачем Димка, рабочий день которого начинается ровно в десять утра, ежедневно вскакивает под отвратительный визг будильника в шесть тридцать. Неужели же душ, кружка кофе, пара сигарет и щелканье телевизионного пульта могут заменить полтора часа самого сладкого утреннего сна?


***


Входя в знакомый кабинет, Яна с удовольствием отметила про себя, что с присвоением Соловьеву звания следователя, рабочая обстановка и мебель тоже повысили свою статусность.


Широкий письменный стол, заменивший старую бело-желтую развалину, больше похожую на школьную парту, был обставлен по последнему слову техники: дорогой малахитовый прибор письменных принадлежностей (наверное, подарок сослуживцев или начальства), компьютер с плоским монитором и колонками, лазерный принтер, сканер.


На небольшой тумбочке возле окна друг под другом примостились небольшой телевизор, видеомагнитофон и даже DVD-плеер. Посетителям предлагались уже не хлипкие стулья с «пьяными» ножками, а современные кожаные полукресла. Сам старший следователь возвышался над столом, словно строгий ректор вуза, принимающий апелляцию от студента.


- Ну, Олег Сергеевич, - протянула восхищенно Яна, - вот это я понимаю! Вот это да!


- Проходи, проходи, чего застряла в коридоре? – Соловьев явно был смущен столь бурной реакцией Быстровой, - И дверь закрой, чего раскукарекалась? Люди ведь ходят…


- Да с такой техникой и мебелью ты должен покончить с преступностью дня за три, - проснулся в Яне фокстерьер.


- Знаешь, Быстрова, твои остроты не всегда уместны, - начал дуть щеки следователь, - сейчас приведут Заваленко, я буду присутствовать при вашей беседе, поэтому лучше готовь вопросы, а не издевайся, - говоря это, он нажал на клавишу модного телефонного аппарата и, услышав привычное «да, Олег Сергеевич», пробубнил, - Заваленко ко мне. На допрос, живо.


Яна задумалась. А действительно, какие вопросы нужно задать Заваленко, чтобы выйти на след убийцы Леонида. Если учесть, что ее какое-то время держали под действием наркотика, то вряд ли она адекватно могла оценить тот день, в который произошло убийство.


Спросить, знает ли она Арсена и Рудольфа – «братьев-галерейщиков»? А вдруг Татьяна  испугается и не скажет ей ничего? Яну залихорадило. Хитрый Соловьев подстроил ей ловушку – с ее помощью он догадается, где искать преступника.


Звук открываемой двери застал Яну врасплох. Так ничего и не придумав, она стала вглядываться в осунувшееся почти до неузнаваемости лицо соседки. Татьяна и правда, сильно изменилась. То ли ее не кормили, то ли она совсем потеряла аппетит, но похудела она за сутки сильно. Глаза слезились. То ли от простуды, то ли в качестве побочного действия метадона Татьяну мучил постоянный насморк. Говорила она с таким сильным прононсом, что Яна сперва даже не узнала ее голос.


- А-а, Яна, здравствуй, - бесцветным голосом произнесла Заваленко, словно сомнамбула, садясь на предложенный ей стул. – Что-нибудь удалось узнать?.. А меня все время подташнивает, правда, доктор сказал, что я не беременна, да и от кого бы…


- А разве вы с Леонидом не были..., - осеклась вдруг Быстрова и почти с ненавистью уставилась на Соловьева. Следователь недружественно хмыкнул, но намек понял, взял пачку сигарет и, выходя из кабинета, буркнул:


- Через пять минут вернусь.


Когда за Олегом закрылась дверь, Яна, почувствовав прилив творческих сил, затараторила:


- Танечка, ты только ничего не бойся и не волнуйся. Мы с Маргошей тебя спасем. Обязательно. Мы уже много сделали, а скоро и вообще найдем убийцу Леонида. С минуты на минуту здесь появится твой адвокат, он тебе поможет. Кстати, как его зовут?


-Адвокат? – слабо улыбнулась Заваленко. – Ах, да. Это очень умный дядечка. Его зовут… Господи, как же его зовут-то… - Она почесала дрожащей рукой лоб, - а, вспомнила! Его зовут Аркадий Борисович. Аркадий Борисович Лейзман.


- Ты откуда его знаешь? – поинтересовалась Быстрова.


- Да мне его один знакомый порекомендовал, - Татьяна пустым взором поглядела в окно, - было дело…


- Давно вы с ним познакомились? Кто конкретно тебе его порекомендовал?


- Яночка, - вдруг вцепилась обеими руками в Быстрову подследственная, - ты никому не верь, я Леню не убивала! Я его любила… А он, - Заваленко вдруг всхлипнула.



Дорогие читатели! Продолжение можно прочитать на платформе ЛитРес.
https://www.litres.ru/author/tatyana-pervushina-32321981/