Трагедия
Действующие лица:
Атеист – истинный борец в душе, 29 лет, достаточно хрупкого телосложения, среднего роста, белокурый, короткая борода. В речи жестикулирует. Говорит четко и выразительно, громко, настойчиво. Представитель «нового времени».
Филателист – мягкий человек классического воспитания, выше среднего роста, 36 лет. Носит очки, фрак с серой блузкой, с пятном воска на рукавах. Волосы пепельные, бакенбарды. В кармане постоянно большая книга. Голос мягкий, певучий. Представитель «старого времени».
Судья Мозг – римский античный адвокат. Возраст преклонный. Седоволос, борода нестрижена, нечесана. Хриплый голос и рука, всегда обращенная к собеседнику. Ходит в традиционной одежде римлян, в сандалиях.
Цезарь – шизофреник, считающий себя Великим Императором. Полностью вжился в этот образ, но совершенно ему не соответствует. Однако выглядит очень эффектно. Внешность актера не имеет значения. Возраст тоже.
Стул – материальный предмет домашней утвари, четыре ножки, сидение, спинка с прорезом для ручки, деревянный. Имеет звонкий, артистический голос. Шутлив и язвив.
Часы – хронологическая механическая вещь домашнего пользования. Классический стиль, высота – 2 м. темно-коричневый цвет, лак.
Сержант Седоухов – мужчина 49 лет, обрюзгшее тело, короткие ноги, розовое лицо, большие щеки, короткие волосы. Одет в форму военного.
Конвой – группа солдат, одетая в военную форму.
Локомотив – паровоз черный, грязный, шумящий.
***
I действие
Действие происходит на одной и той же сцене в доме Атеиста. Декорации в виде стен пещеры, по стенам беспорядочно висят портреты революционных деятелей. В углу – кухня. Посреди комнаты стол без скатерти.
Атеист, входя в комнату:
- Вот, посмотрите, я – Атеист,
Посмотрите, как я неплечист,
Я и худ, и дурен, и беден,
И в одеждах моих нет бедер.
Я выйду из пещеры утром,
Зайду назад с бараном мудрым.
Беседуем на темы о Христе,
Барана съем и говорю глисте:
Я видел простыню Христа,
В него завернута, она росла,
Плелась и извивалась, и цвела,
Цвела, растратила весь стыд.
Я пень увидел и истыд.
Но я не удостоен чести –
К Христу я не питаю лести.
Вот мое жизненное кредо.
Филателист, входя в комнату, поднимая марки с пола:
- Дождем мою мечту размыло
И это мощь мою убило,
И я не буду править миром,
Не стану дьявольским кумиром…
Атеист, подняв с полу лужу и швырнув ею в Филателиста:
- На, получи, сподвижник пошлого,
Умри, потомок века прошлого.
Я вижу оскудение души твоей,
Когда все марки для тебя важнее почестей.
Что движет твоим разумом – покойник?
Он влез со стремя в старый рукомойник.
Блеснет ли молния в твоих глазах,
Иль будешь прохлаждаться в облаках?
Цель для меня – тебе переубедить,
Иначе, чувствую, придется все ж убить.
Филателист, стоя на руках, куря сигарету, обидевшись:
- Не ожидал от Вас такого дела…
Без Вас мне эта жизнь надоела.
Лишь в марках ощущаю я поддержку.
Уж не повесите ль Вы на меня издержку?
Мне страшно, что на этом свете
Есть конспираторы еще, поверьте,
Уж лучше сгнить, крыжовник восхваляя,
Чем вольному скитаться умирая.
И если вольный духом полон дум, идей,
То в жизни не найдешь его глупей,
Того, кто хочет жить борьбою
И атакует Зимдворец гурьбою.
В крови витает дух борца свободы,
Но слеп ко всем, не чтит природы –
Вот мое мироощущение.
Атеист, влезая на стул и продевая голову в лампочку, громко:
- Мне с Вами, марка, бесполезно спорить.
Ты даже не живой, кончай гуторить.
Смотри, как отразился облик твой
В ручьях воды, вот он другой.
Он не такой, как был доныне.
Мечтаю встретить Вас в пустыне –
Вот уж где простор столкнуться двум умам.
Я посылаю рыжий вызов Вам.
Дайте ответ газетой или голубем.
Судья Мозг, отгадывая ребусы, входит в комнату, садится на стол между двумя спорящими актерами, плавно:
- Друзья, мне посвящение настолько большевик,
Как и зерцало хлебореза шевелить соблазном.
На полдороги хватит перегонки дубликата.
Гробница вспоена томленьем сладострастным.
Мне встречный на балконе Бог удачен в сердце.
Аэростат растерли в кожу сапога – фамилия.
Рубец на губе – поцелуй цистерны с супом.
Прошусь к вам на подстилку простонаследником.
На облаке направленность крота слепого
Мне мама вышила крестом, ехидной.
Как рассудить вас, о, телята неразумные.?
Ваш спор затронул сердце молодой маркизы.
Она прислала вам в подарок дуло и пудинг.
И я оказался не судьей, а духовенством.
Прилив фантазий молодого любовника
Дает энергию Эдисону – лампа блещет.
Значит, жизнь продолжает плесневеть,
И цветы – это бациллы и кокки,
Болезнетворные микроорганизмы,
Сулящие мукой проворность жабы.
Часы набиты мертвецов душою.
Я ухожу, там чай кипит.
И, я забыл, постройте рифму сами.
Цезарь, тихо, туша свечи:
- Послушав за дверьми ваш спор зловредный,
Я призадумался, а что такого?
Стул, скача по столу и держа в руке стакан:
- Ха-ха-ха, идиотов собрание,
Ваши мысли – дерьма поданияние.
Что случилось с вашим остроумием?
Сейчас мы заразимся слабоумием!
Ах, не целуйте ручку мне, мадам,
Я свой платочек Вам и так отдам.
Когда бы видели вас деды и отцы,
Им было б стыдно, что их дети подлецы.
Я вам советую уняться, боле
Не говорите мне о вашем споре.
Как говорила вилка молодая мне,
Мы братья и едины на земле.
Но ей я больше не поверю враз,
Мне чай дороже, я плюю на вас.
Пойдем, о, Цезарь, я не Брут,
Об этих дураках забудь…
Часы (со стены, с нескрываемым удовольствием):
- Услышав о себе упоминанье в разговоре,
Мы поспешим вмешаться в спор веков:
Когда-то крестьянин освободился от оков
И стал топтать пороги в коридоре.
Но буржуа не потерял дохода капитала,
Он стал владельцем фабрики парчовой,
И брат его – начальник пристани баржевой.
От перемен пустых жизнь проще ведь не стала!
И все на свете так кончается,
Прогрессов у людей не получается.
Атеист, дожевывая колбасу, продолжая стричь бороду:
- Вы судите так однобоко обо всем всегда
От того, что Ваши стрелки отстают порой:
Прочтите хоть учебник по истории, тогда
Ваш взгляд на проблему мира станет другой.
Как можно так жестоко заблуждаться?
Вам в цифрах, все же, стыдно ошибаться.
Филателист бодро:
- Никто из вас, друзей почтенных,
Или гостей презренных,
Не видел моих марок вот таких,
Или таких других?
Ах, да, я позабыл совсем,
Что вам не до моих проблем.
И что наш спор с тем атеистом
Волнует вас до прежних пор,
Пока не станет Макс марксистом,
Вам нечего здесь делать
Зеркало, перебивая Филателиста, отражающее все предметы наоборот, не как остальные зеркала:
- Вор,
Украл ты моей рамы покрывало,
Им замотал квадратов марки.
Я этим покрывалом негу закрывало.
Во вторник были феврали так жарки.
О, что за шум к нам со двора донесся?
И я впервые слышу этот топот.
Ужель метеорит к нам в ночь принесся?
А, нет, это подошв конвоя грозный ропот.
Атеист, спрыгнув со шкапа, громко:
- Противники и други, одевайтесь,
Закройте сладострастия предметы и пожар.
Веселые на лица вскиньте маски, приотворяйтесь.
Мы не хотим, чтоб у конвоя смущения был жар.
Вот, видите, от спешки стал я запинаться
(в сторону)
Пора б и мне в одежды одеваться.
***
II действие
Комната та же. В центре стол, Атеист, Филателист в углу пьют чай. Судья Мозг, Цезарь, Стул, Зеркало и Часы в стороне.
Входит конвой. Солдаты вытирают ноги. Сержант Седоухов закладывает пальцы в рот и говорит подобным образом довольно долго.
Сержант Седоухов:
- Раждвиньтешь, гохы пхедо мною,
Я к вам вохол не пхосто так-х.
Холдаты, жаходи гухьбою,
Шадишь на штул и так и щак-х.
Конвой (хором, басом и фальцетом):
- И раз, и два.
Садись, братва.
Гоп-гоп, сам я весел.
Сам я весел, сядем, други.
Сержант Седоухов, продолжая:
- Я к вам жахол не так-х шпрошта,
Имею ордер на орешт.
Мне инквижитор вам Петра
Портрет велел донешть окрешт.
Часы, высовываясь кукушкой:
- Простите нам нескромность нашу
И извините за вопрос:
Но что Вас привело в квартиру нашу,
И будет ли сейчас допрос?
Сержант Седоухов, вытаращив глаза и вынимая пальцы изо рта:
- Случалось видеть поневоле
Мне дождь из жаб –
Не удивлялся я дотоле,
Пока не увидал я, как
Часы пошли и говорили,
И тихо молвили вопрос:
Что в этой комнате мы бороздили,
И будет ли на них донос?
Я удивлен, но страх не знаю.
Я зеркалу бы удивился вмиг,
Которое бы отразило, свет теряя,
Не так, как все другие
Зеркало, не утерпев и появляясь в наготе:
- Фиг
С вами, выйду я на свет зарницы,
Быть может, и у Вас инфаркт случится.
Я рифмою владею как серпом,
Могу я ей сверкать как топором.
Не удивляйтесь, сударь, сильно Вы,
Ведь в этой комнате мы не одни.
В компании есть нашей чудаки,
В сравнени с которыми все конвоиры – дураки.
Сержант Седоухов, падая на пол:
- Сразили наповал меня говорящие вещи,
Мне говорила мама, сон мой будет вещий
О том, что упаду я на пол
И буду страшно удивлен, как сам Кощей.
Теперь я падаю об пол – вы своего добились,
И с вашей дверью зря мои ребята бились.
Вам слышен мой последний вздох?
Закройте окна тряпкой – я издох.
К-х-х-хкх-хре-хре о-о-о-кх-кх…
Конвой (разномолвно и безмолвно):
- Какой ужас что мы скажем жене
Когда придется говорить
Ужасный случай говорить жене
Нам говорить придется говорить
Какой ужас придется ужас
Говорить придется говорить
Ужас придется жене ужас
Говорить ужас говорить жене.
Цезарь, выходя из камина, спотыкаясь:
- Без паники, конвой вернослуживый.
Мой вам совет: несите тело,
Закройте лик покойника учтивый
И, возвратясь к жене сержанта бравого,
Утрите ей платком лицо суровое.
Скажите ей, что знали человека правого.
Ну, я пошел, мой чай остыл
Филателист, поднимаясь с кресел:
- Бредовое
Понятие о трупах.
Их надо бы сушить на трубах,
И с трупами детям дружить.
Когда вы видели и где игрушку краше?
Шурупом привинтить к столу его,
И кожа мертвеца детишкам меда слаще.
Они растянут телом на полу ее.
Судья мозг, глядя через перо и газету:
- Какие мерзости из уст слетают ваших!
Вы постеснялись бы конвоя представителей.
Стул, сложив ногу на ногу подобно графу:
- Как вам не хочется признать узор моленья,
Не обратите в бегство балаган олений.
Ах, не грустите по Сержанту Седоухову,
Он вас отмерил в ухо оплеухою.
Ха-ха-ха.
Мой демонических хохОт
Не стоит девичьих забот.
Простившись с кланом волчьей стаи,
Я, как свинья, вас покидаю.
Чао! (прыгает в трубу)
Часы, со стены, подводя гири:
- У Атеиста гипертрофия мозга,
Филателист в растерянности смотрит,
Как по спине шагает злая розга,
И со спины косых глазищ не сводит.
Судья Мозг, просто:
- А я считаю, что Филателист – филистер,
К нему не применимы общие законы.
Он только своим маркам сам магистр,
И не прочел из Библии Святой каноны.
1 Солдат-конвоир, выходя за дверь:
- Я пошел.
2 Солдат-конвоир, вслед за ним:
- Я тоже удаляюсь!
3 Солдат-конвоир, обращаясь к 4-му:
- Ну, что ты там застрял?
4 Солдат-конвоир, выходя последним:
- Я с вами ужинать не собираюсь!
Хлопает тяжелая дверь, слышны звуки отдаляющихся шагов, сигарет, воздуха.
Цезарь, приложив ухо к земляному полу:
- Вот, кажется, солдаты и ушли,
И время понапрасну раздарили.
Ни золота, но еретиков не нашли,
Лишь только струны-нервы раздразнили.
Филателист, снова и снова рассыпая марки:
- Я, было, испугался не на шутку,
Когда мелькнуло в голове,
Что отобрать хотят мою «Парижскую» малютку,
И стало страшно вдруг не по себе.
Атеист, крича, снимая с головы гнездо:
- Нет больше силушки во мне
Терпеть нытье филателистово.
Яйцом с гнезда я дам ему по голове,
Тогда увидит Лик Святого и Пречистого.
Зеркало, моющее лицо хлоркой:
- По-моему, ты спутал свои роли и слова.
Сержант Седоухов поднимается с пола мертвенно-бледный.
Сержант Седоухов :
- О, что за чудный сон увидел я сейчас!
В нем были все цвета заката.
Я, мокрый от волненья, побежал к нему тотчас,
Но тут ужалила по пяткам молния раската.
Все хором, кроме Цезаря:
- Мы все думали, что ты скончался…
Цезарь, подняв голову и сложив руки крестом:
- Вовсе нет, я так не думал!
Филателист, испуганно:
- Смотрите, ребята, в окно въезжает локомотив…
Занавес.
2001 год.