26 июня 21:20
Привет, Натусь!!!
Кошмар, если б ты только знала, какой ужас со мной случился за последние полгода!!! Да вся моя жизнь по количеству стрессов никогда не сравнится с ЭТИМ!!! Мы с тобой очень давно не общались, по моей вине, конечно, потому что мои руки все не доходили не то что до письма, а вообще я как-то из общественной жизни выпала. Короче, рассказываю.
Не знаю, говорила я тебе про Кирилла, может, даже тебе Лена что-то рассказывала, но лучше я, наверное, начну с самого начального начала.
В начале декабря, как сейчас помню, восьмого числа у меня закончились отношения с моим бывшим обоже Васей – и дружеские, и всякие остальные, да и вообще, мы с ним общались только как друзья, но я, как всегда, надеялась на большее, потому жутко расстроилась, когда узнала, что он хочет встречаться не со мной, а с Катей Куруленко, которая бросила его четыре года назад. В самом ужасно-кошмарном расположении духа я бросила телефон и вылетела на улицу – я уже начинала опаздывать в театр. В поездке я горько обрыдалась на плечах у Оли, Лены и Жени. Еще, правда, получила утешение от своего друга Саши Миренкова (далее – Лысый). Тут надо сделать малюсенькое лирическое отступление. Выше я уже упомянула девчонку Женю. Два года, восьмой и девятый класс, как она перешла к нам из десятки, мы друг друга активно ненавидели. Но с ней подружилась Оля – что, правда, никак не повлияло на мое отношение к Жене. Просто совершенно случайно получилось так, что во время моего общения с Васей мы с Женей тоже как-то сблизились. После довольно-таки продолжительных баталий наступили не менее продолжительные выяснения отношений. В итоге мы поняли, что обе совершенно похожи, поэтому нам лучше дружить, вместе мы с ней – сила. После Нового года Женя стала мне настолько родной, что сейчас я вообще себя без нее не мыслю и дружу с ней не из-за Оли, а просто из любви к ней самой. Так вот, с моей любовью к Жене мы разобрались. Теперь объясню все про Сашу Лысого. Он учится (вернее, учился) в 11 Б классе, правда старше был нас не на год, а на два. И познакомились мы с ним совершенно случайно. Хоть мы и учились в одной школе, но пока он не запал на Женю, мы не стали общаться. В итоге мы стали с Сашей очень хорошими друзьями, и наша “троица” превратилась в “четверку”, по крайней мере, в школе, вскоре из нас вышла отличная компания, на построение которой ушли долгие месяцы. А разрушила все я.
Все началось с того самого злополучного восьмого декабря. Из театра мы приехали в десятом часу вечера. Надо сказать, что Женя живет на Сивко, возле Дома торговли, или, если уж не помнишь, то возле парка. Короче, высадились мы на Душенова и пехом поперли провожать Женю. Женя пошла домой, а мы с Лысым зашли к его другу Кабану, который живет рядом с Женей. Вот именно тот день я теперь проклинаю вместе с другими, в которых я хоть раз видела Кабана! Я познакомилась с ним. И он мне понравился! Да еще как!!! Представь себе кадр: бедная, маленькая, романтичная, зареванная, брошенная и с разбитым сердцем девочка (я, то есть) вдруг встречает прекрасного принца, которому я, как позже оказалось, ого-го как понравилась! Если б последние года три ты была здесь, в Североморске, ты бы хорошо знала, насколько я влюбчивая и тупая. Напомню, дело было восьмого декабря. В течение последующих несколько дней Саша Лысый заходил ко мне в подъезд поболтать. Но пятнадцатого декабря две тысячи шестого года, в пятницу (этот день запомню я навсегда), он пришел не один. А с друзьями. А друзей у него полон рот. В тот день ко мне пришли: Лысый, Кабан, Безбаш Макс, Веталь, Безруков Антоша, Шишкин и… Он – Коршун Кирилл (Коршун – это фамилия). Вот с этого дня примерно все и началось для нас с Кирой. За день до этого он побрился налысо. Вообще, когда пацаны ко мне приходили (а было это чуть ли не каждый день), они болтали между собой, о своих делах, а я лишь просто молчала, разглядывая их всех и размышляя, кто из них какой человек, как, впрочем, и всегда в присутствии противоположного пола. Тогда я их еще не знала, потому чувствовала себя как-то не в своей тарелке. Так вот, все пацаны лапали лысый череп Кирилла и обсуждали это радостное событие. В то время я сходила с ума от Кабана (его, кстати, Вова зовут). И не знаю, что меня дернуло, но я протянула руку к сидящему возле стены Коршуну и осторожно погладила его бритую голову. Он резко вскинул на меня пронзительный взгляд, а кто-то из пацанов восторженно прошептал: ”Так осторожно, нежно…”. Мне стало неловко, но я осталась в прострации. Честно сказать, тогда я все еще думала о Кабане, но с каждым днем все меньше и меньше. Может, ничего бы у нас с Кирой потом и не было, и он не винил бы себя в том, что замутил со мной, а я не винила бы себя в изменах. Но что случилось, то случилось. Предупреждаю, сейчас только конец декабря, а рассказывать мне аж до июня. Ты сама хотела, чтобы я написала, поэтому получишь полугодовой отчет о моей жизни, который сохранишь и будешь показывать правнукам. Вернусь к рассказу.
Конец декабря. Предвкушение Нового года и, соответственно, новогоднего чуда. После той судьбоносной встречи в пятницу, пятнадцатого, я с Коршуном могла бы и не увидеться. Но… числа двадцатого я, уставшая, приперлась с мамой из долгих походов по магазинам. Было где-то около семи вечера. И тут мне звонит Женя и зовет гулять. Я долго сомневалась – тогда семь вечера темного и снежного декабря было для меня слишком поздним временем, к тому же каникулы еще не начались, и по будням я не гуляла – делала вид, что учусь. В конце концов, я решилась. Я гуляла с Женей, Лысым, Кириллом, Кабаном и Безбашем (у Макса фамилия Избаш, поэтому он Безбаш). Мы тупо шлялись по низу, гуляли в парке, по Сафонова и сидели под конец на морвокзале. Так я гуляла несколько раз, во время которых заметила абсолютное равнодушие со стороны Кабана и непонятное внимание от Коршуна. Вообще, он жуткий, заядлый разгильдяй, вежливость ему в принципе не свойственна, но почему-то в разговорах с пацанами он иногда отвлекался и спрашивал нас с Женей: ”Девчонки, вас еще не стошнило от наших рассказов?”, или интересовался, не замерзли ли мы в парке. Один раз он сказал, что МТС – говно, а МегаФон круче. Я злобно посмотрела на него – я же на МТСе, обидно же за свою родную сеть, а Кирилл вдруг взволнованно спросил: “Ой, а у тебя что, МТС? Прости, пожалуйста, я не знал!”. Вскоре я заметила, что из всех пацанов чаще всего со мной общается именно он, на морвокзале он садился напротив меня и начинал цепляться своей ногой за мою и трогать мои “яйца бобра” (у меня зимние сапоги с коричневым мехом, а по бокам два помпончика, еще в них джинсы заправляют, может, знаешь). А когда я покрасилась, он это даже заметил, что вообще пацанам несвойственно. Ладно бы, из блондинки черной стала или наоборот, а так я просто оттенила свой темно-красный чуть более интенсивным цветом. Кстати, ты ж, наверное, не знаешь – в прошлом июне я покрасилась в черный, потом всю зиму была темно-красной, а сейчас я осветляюсь и уже почти блондинка, два раза осталось покраситься. Только никому не говори об этом, о том, что я блондинка, все узнают осенью, когда приедут из отпуска. Сюрприз хочу всем сделать. Ладно, что-то я слегка отвлеклась. Вернемся в декабрь. Итак, я стала замечать знаки Киры, но не принимала их всерьез. Надо признаться, каждый день я гулять не могла. И однажды я осталась дома, а гулять с Женей и пацанами пошла Оля. Домой она должна была прийти в восемь, и весь вечер я как на иголках просидела, пока ждала ее. Дело в том, что если какой-то парень уделил мне малейший знак внимания, я тут же начинаю считать его своей собственностью, вне зависимости от того, нравится он мне или нет. А Кирилл – я вдруг это поняла – начинал меня ого-го как зацеплять! И я ревновала так, будто мы с ним встречаемся, по меньшей мере, полгода. Сразу, как только Оля пришла домой, я позвонила ей и устроила самый настоящий форменный допрос. Успокоилась я только через час, убедившись, что в ее сторону Кирилл даже не смотрел. Я отмела мысль, что он такое незначительное внимание проявляет ко всем девушкам, поняв, что почему-то его объектом стала именно я. С того дня я ни разу не упустила шанса хотя бы издалека наблюдать за Кирой и не допускать к нему даже таракана женского пола, не говоря уже о самих девушках.
Но 30 декабря случилась маленькая неприятность. Я поздно пришла с мамой из продуктового, девчонки уже гуляли. Я позвонила на мобильный Оле, он был выключен. После я позвонила Жене. И тут случилось странное – она сначала просто не брала трубку, а когда я стала звонить уже раз в третий, она сбросила. Одним словом, найти их я не могла. Остался один шанс – Саша Лысый, обрадованная, что у меня есть хоть его номер, я позвонила ему и глубоко разочаровалась. Он вообще сидел дома. Единственная радость, это то, что он хоть пообещал минут через пятнадцать выйти. Мы встретились с ним и с Антошей Безруковым возле сизовской лестницы, в арке. Саша сказал, что девчонки в подъезде у Рыбы (это еще один мой знакомый, Дима, о нем чуть позже). Тут еще одно отступление. Между двенариком и милицией построили каток, как раз за “Заполярьем” (“31 магазин”, если помнишь), так вот, Рыба жил в соседнем доме. Мы спустились вниз и возле катка встретились с Олей и Женей, у обеих – перекошенные, недовольные лица. У меня мгновенно сложилось стойкое ощущение, что тут меня видеть явно не желали всей душой. Как позднее выяснилось, у Оли не было денег на мобиле. Она же, кстати, и сказала, что не слышала моего многократного звонка Жене, видела только, как Женя пару раз отходила в сторону и что-то нажимала на телефоне, но потом Оле про меня ничего не сказала. Мне это показалось странным. Сейчас я думаю, что она так же, как и я, ревновала пацанов и не хотела видеть потенциальную соперницу. Но вскоре меня перестал волновать сей факт. Мы пошли к подъезду Рыбы (он на кодовом замке), и из него вылетел Коршун. Увидев меня, он как-то расцвел, просиял и неожиданно жизнерадостно воскликнул: “О, Машка пришла! Здорово!!!”. Меня это жутко удивило. Но дальше – круче. Мы долго стояли в подъезде, можно сказать, весь вечер, на улице было холодно. В итоге я устала и попросила у Киры перчатки, чтобы сесть на них, рядом со мной села Женя. Потом Кире надоело стоять, и он ради прикола плюхнулся на Женю. Она закричала, что ей тяжело, и тогда Кирилл повернулся ко мне и спросил: “Можно мне на тебя сесть?”. Я увидела игривый огонек в его темно-карих глазах и разрешила. Вот тогда, именно в тот момент, я поняла: какой там Кабан?! Да мы с Кириллом просто созданы друг для друга!!! Я изучила его всего, до мельчайшей детали, наши пальцы переплелись, и я была счастлива. Впервые за такую долгую свою жизнь. Вскоре мы поменялись, и он посадил меня к себе на колени. Я сидела и с каждой секундой понимала все явственнее, что все, пропала, теперь-то мне уж никак не вырваться! Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, подходила к концу и прогулка. Мы с Олей гуляли до девяти, и потому пацаны пошли нас дружною толпою провожать. С самого низа мы поднялись по лестнице на Полярную, и возле твоего дома, где ты жила в последний раз (по-моему, то ли девятый, то ли второй – номер не помню), он взял меня за руку. Мы шли рядом, и когда я случайно его коснулась, он переплел свои пальцы с моими. Все пошли дальше, в сторону “Силуэта” провожать Олю, а мы свернули и незаметно, даже ни с кем не попрощавшись, пошли по Сизова ко мне, оба друг в друге, совершенно ничего не замечающие… Мы шли по центру заснеженной дороги мимо школы, в свете оранжевых фонарей, и болтали обо всем, а вокруг – никого… Он проводил меня до подъезда. Я стояла у самой двери, а он – на нижней ступеньке, мы держались за руки, и тут я выпустила руку, и мы попрощались. Мы знали, что завтра, 31 декабря – будет НАШ Новый год.
(… Пока приторможу и расскажу о нашем знакомстве с Рыбой и еще одним пацаном – Сакиркой (вообще-то его зовут Паша Сокирко), который запал на Олю. Двадцать седьмого декабря, в среду, у нас в школе была новогодняя дискотека, и Лысый там играл деда Мороза. Пришли пацаны. Кирилл, Безбаш и Кабан. Дискотека была до девяти, а мы сказали родителям, что все закончится в десять, поэтому взяли Лысого и пошли гулять. А пацаны ушли еще в восемь примерно. Потом возле “тридцать первого” мы встретили Кирилла, Безбаша, Кабана и присоединившихся к ним Рыбу и Сакирку, так и познакомились. Да, кстати, именно в этот день Кира на морвокзале стал мериться со мной подошвами сапог и спросил, какой у меня размер. Я трусливо смолчала, что сороковой, и то на левой ноге уже пальцы давит, и перевела разговор на другую тему.)
… Новый год. Долгожданное событие. Тридцать первое декабря началось хорошо. Ну, в смысле, как обычно. Продрала глаза – и за стол, резать салаты. Кстати, в этот раз мне жутко повезло – папа на Новый год дежурил – то есть, с семи утра тридцать первого декабря и до десяти утра первого января он был на работе, иначе мне бы пришлось его спаивать, чтобы потом спокойно убежать гулять. Где-то часа в три дня я бегала с пылесосом по квартире, подтанцовывая “Джимми, Джимми, ача-ача”, который шел по ТНТ. Короче, ближе к полуночи все – я, мама и бабушка – расселись за столом. Так как моя мама была беременной, то ей нельзя было шампанского, и я – что добру пропадать! – выпила ее порцию, которую ей по неосмотрительности налила бабушка. Без пяти двенадцать я заглотила свой первый бокал, вернее, после маминого он уже вторым получался. Ровно в двенадцать, после боя курантов на Кремлевской башне, в моей квартире раздался телефонный звонок, и в телефон заорала Женька: “С Новым годом!”, после нее тот же маневр проделал и Лысый. Предварительно мы все договорились о встрече праздника. Поэтому я сильно нервничала, ожидая, когда же без десяти час ко мне придет Оля. Чтобы успокоиться (хотя вряд ли это было причиной), я выдула в одну харю всю бутылку шампанского. Вдруг я еще обнаружила, что у свитера, который я собиралась надеть, растянулись от вешалки плечики! Короче, паника, паника! Но все обошлось. Зашла Оля, тоже под газом, правда, значительно меньше – так, как я, пить никто не умеет. Мы подкрасились, подушились и пошли к первому подъезду третьего дома по Сизова, возле школы который, через дорогу. Там был центр, вокруг которого все и жили. Все верхние встречались там, а нижние – у “Сайгона”, внизу сизовской лестницы. Мы шли с Олей все по той же широкой заснеженной дороге, освещенной мягким оранжевым светом фонарей. Пошел снег. Мы вышли из подъезда, и он пошел. Гигантские, мягкие хлопья белого снега падали так густо, что почти ничего не было видно, и было тихо-тихо, ни ветер не дул, ни люди еще не повылезали из домов… Мы подошли к подъезду, и каково же было мое удивление, когда я там, помимо всего прочего народа (смутно помню, кто там был), увидела Кирилла! Я думала, что мы с ним встретимся внизу, ведь он живет – ты не поверишь! – на Гаджиева!!! Он живет в девятом доме, а я раньше в седьмом обреталась, и мы оба на седьмом этаже – это просто сказочное совпадение. Так вот, я, уже изрядно выпившая, кинулась к нему в объятия, перемазав всю его черную куртку “Puma” (не Рита, а Пума!) своим прозрачным блеском. Он обнял меня и недовольно проворчал: “Ну, кто ее уже напоил? Оля, ты не могла за ней проследить! Все, только попробуйте ей еще хоть кто-нибудь налить!”. Меня это так тронуло. Короче, все собрались и пошли через арку к сизовской лестнице. И тут Оля обнаружила, что посеяла сто рублей и пять бенгальских огоньков, которые лежали в заднем кармане ее джинсов. Мы пустили пацанов вперед, а сами вернулись к подъезду. Правда, ничего не нашли.
Внизу мы встретили еще гигантскую толпу народа, все – одиннадцатиклассники из нашей школы (кстати, Кирилл, Безбаш и Кабан тоже учились в нашей школе, только ушли после девятого класса. Справедливости ради надо сказать, что когда в восьмом классе у меня, Оли и Лены был тяжелый конфликт с тремя девчонками из девятого Б, именно Кирилла и пацанов эти девчонки просили набить нам морды, но из-за того, что они поленились это сделать, наше знакомство отложилось на целых два с половиной года, до лучших времен, что говорит о том, что с Кирой меня жизнь была просто обязана столкнуть!). И вот, такой дружной толпой мы пошли пить в парк, на квадраты, слева от Ленина. Там я и попробовала впервые водку с самогоном, который мне потом залили апельсиновым соком. Кирилл сидел там, на высоком каменном бордюре, а я на нем, правда, часто я засыпала, а он будил меня. Он до сих пор говорит, что в ту ночь я ему все яйца отсидела, они у него как бильярдные шары были. Вообще, Новый год мы должны были праздновать на квартире, которую нашел Лысый, но что-то, видимо, не срослось, и ключи ему не передали. Мы стали замерзать, и тут вдруг Лысый предложил пойти на Северную Заставу к Юрке Герасимову (он наш – мой, Олин, Женин и Лысого – общий друг, в прошлом году закончил школу и уехал учиться в Архангельск). И мы пошли к нему. Там оказались еще Калич (Калиниченко Сергей – мой старый друг в прошлом году), Коленька Котов (лучший друг Жени) и Рома Колодий (сын нашей алгебраички, общий друг). Короче, попойка продолжалась. На маленькой закуренной кухне я сидела опять на коленках Кирилла и, стоило ему отвернуться, опустошала около десятка кем-то недопитых стаканов вина, и свой, и чужие. Кира злился и орал на всех, кто разрешал мне пить. А потом я попросила воды. И нагло ухмыляющийся Юрка дал мне стопарик с прозрачной жидкостью. Я посмотрела, засомневалась и понюхала “водичку”. Раз десять спросила у Юры, точно ли это вода и, не заметив напряженных в ожидании глаз, смотрящих на меня, разом опустошила стопочку. Только когда утихло безумное ржание, я поняла, что все знали, что там водка, а я нет! Мне даже и в голову не могло прийти, что в стопаре воду не дают!!!
Короче, все когда-нибудь кончается, и около четырех ушла Оля, которую самоотверженно пошел провожать Сакирка. К шести утра Кирилл с Кабаном (они лучшие друзья, тем ужаснее мой дальнейший рассказ) повели домой меня. На подъезде мы с Кириллом долго не могли попрощаться. Сначала я обняла его и… тут же уснула. Потом не хотела его отпускать и плакала, чтобы он остался со мной, просила поцеловать еще и еще… Но когда он попытался поцеловать меня взасос, я сделала вид, что у меня болит голова, я очень пьяная и вообще хочу спать (как я позже узнала, за это пацаны меня некоторое время считали бревном, но я же не могла им объяснить, что до этого у меня был не очень приятный опыт, после которого остались совсем противные воспоминания, и поэтому я страшно боялась, что то же может повториться и с Кирой!). А, кстати, впервые он меня поцеловал, когда мы стояли у “Ветерана” и ждали салют. Он обнимал меня сзади, потом сказал, что сейчас вернется, передал меня в руки Оле и Жене и поцеловал в губы. Так, вернусь к нашему прощанию. Так вот, он ушел, а я подумала, что хочу поцеловать его в сто двадцать пятый раз, выбежала за угол, но его уже не было… Около семи утра я уже собралась ложиться спать. Выглянула в окно и увидела всех пацанов и Женю. Я открыла окно и окликнула ее, но меня все дружно хором послали спать. Проснулась я первого января в полчетвертого уже, наверное, вечера. Тошнило неописуемо. Мама сказала, что я объелась шоколадом, но папа все равно как-то не особо поверил, что бутылку шампанского мы отдали бабушке. И он пошел на подлость – заставил меня съесть целую гигантскую, прямо-таки людоедскую, тарелку “Оливье”, от которого меня и в хорошем-то состоянии тошнит. Они ушли с кухни, а я тихо завернула салат в кулек, чтобы не вонял, и выкинула в мусорку. Съесть я решила лишь мандарин. И зря. Хотя, может, оно и к лучшему было. Сделав вид, что просто иду в туалет, я тихо поцеловалась с унитазом, сверху обозрев свою перемолотую мандаринку. Потом в ужасном самочувствии пошатавшись (в прямом смысле этого слова – ноги не держали меня, взгляд не фокусировался, болела голова, руки тряслись) у зеркала, я сделала вид “накрашенных глаз” и умотала на улицу, чтобы хоть проветриться слегка. Там я встретила много своих единомышленников, таких же, как и я – с опухшими глазами и сухостью во рту. Как сказал Кабан: “Это ты еще пьяная, или просто ветер тебя шатает?”. И, как назло, ветра-то как раз и не было ни фига!