Как странно. Я говорю, а уже не могу летать. Наверное, это со всеми так бывает. Либо вы летите, либо разговариваете.
Как все изменилось. Вот там мама называла меня куколкой, а солнце было маленькое и пряталось за деревьями. Мама говорила, что я буду очень хорошенькой, и назы¬вала меня куколкой. И я качалась, и смотрела в небо, как будто оно готовило меня к чему-то прекрасному. Все гово¬рили, что я очень хорошенькая...
А потом я вылетела. Я не помню, что именно я видела. Только один раз мне показалось, что я падаю на небо и вот-вот разобьюсь.
А еще мне было стыдно, что я вылетела голенькая, вернее, сначала лопнула моя аккуратненькая скорлупка, а потом, какой стыд. Я не помню, как я летела, но вылетела именно потому, что мне стало стыдно.
А теперь я на земле, голенькая и не летаю, а раненное солнце тащится по самому краю, размазывая своей кровью изгибы облаков.
Когда я умру, солнце тоже уйдет. Бедное, бедное мое солнышко. Это я, белая бабочка, плачу о тебе.