Он лежал на полу, положив под голову вместо подушки свернутый валиком плед; весеннее солнце, бьющее через еще не распечатанные после долгой зимы окна, слепило, и он то щурясь, то прикладывая ко лбу ладонь козырьком, улыбался и смотрел на нее, лежащую на тахте, кое-как укрытую одеялом, потягивающуюся и подставляющую первым, едва теплым, весенним лучам ладошки со светящимися, от переполнявшей их весны капиллярами.
Проснулся. Рывком сел. Ванная. Щетка. Мыло. Полотенце. Кухня. Кофе. Сигарета. Спальня. Джинсы, Носки. Футболка. Куртка. Подъезд. Сигарета.
«Во всем мире есть пульс!» - уверяла реклама, он не спорил, откинувшись в кресле по вечерам, он чувствовал его, видел, как в доме напротив вспыхивали и гасли квадратики окон, слышал, как с холодным мокрым чавканьем машины пролетали по залитому талым снегом и грязью проспекту, как пищали сигналы точного времени, как капель сотней маленьких молотков била по окрестным подоконникам.
Она держала его руку, рассматривала. Молча. Той весной слова были не нужны. Попав в декорации «Пустого дома», в его атмосферу, они наслаждались этим, призраки воздушные и безмолвные. Он хотел сделать на ладони татуировку в виде открытого глаза, но передумал, решив, что это будет чересчур. Она обхватила его запястье и, приложив его ладонь к груди, улыбнулась. Какие-то их внутренние механизмы работали в одном ритме – и каждый стук ее сердца отзывался подрагиванием его вен. Пульс их был ровным.
Здесь пульс напоминал сердцебиение инфарктника: машины неслись горным потоком, звенели мобильники, каблуки цокали по асфальтовым проталинам, дребезжали на поворотах трамваи, реклама - тахикардия, стихало: одинокие автобусы мигали поворотниками, зажигались окна, вспыхивали вывески, слепили дальним светом редкие автомобили, слышались приглушенные приветы и аллёкания - брадикардия. Попасть в этот болезненный ритм было несложно.
Шаг. Переход. Бег. Клаксон. Ругань. Дяденька, подай! Бег. Сигарета. Светофор. Шаг. Бег.
Город источал угрюмые волны отвращения к самому себе и вместе с тем какой-то пролетарский стоицизм. Бесформенные завалы оплывшего потемневшего снега многокилометровой гусеницей тянулись вдоль улиц. Сквозь белесые на сером заплатки посвечивало затянутое дымкой солнце. Весна опрокидывалась то мелкой взвесью дождя, то слизью мокрого снега. Он нырнул в тоннель метро: запахи теплой резины, рельсовой смазки, искусственного воздуха обволокли его.
Сквозняком захлопнуло дверь, порывы ветра играли с некогда белыми, в потеках и разводах, распахнутыми створками окон. Стоя у окна, она потянулась, привстав на цыпочки и высоко подняв сцепленные в замок руки. Он обнял ее сзади, обхватив руками живот, ткнувшись носом ей в затылок. Он знал, что в этот момент она улыбнулась. Повернувшись к нему, продолжая улыбаться, она отступила на шаг и оперлась на подоконник…
…ащения террористических акто…осторожно, двери закрыва…станция площа…будьте внимате…
В кафе у барной стойки толпилась молодежь. Обрывки ничего не значащих разговоров. Плотный пахучий туман сигаретного дыма. Негромкая музыка в стиле всяческих best’ов и top’ов. Он поискал глазами свободное место. Столик почти в центре зала3 со всех сторон окруженный дымящими, болтающими, смеющимися, пьющими. Протиснувшись к барной стойке, он заказал бокал портера. Усевшись, он закурил, стряхивая пепел в наполненную почти до краев стеклянную пепельницу.
Звякнул колокольчик над входной дверью. В зал вошел плотный человечек; мешковатый плащ его пузырился, испарина на лбу, которую он вытирал клетчатым платком, очки-пилоты – человечек был карикатурой на английского шпиона из советской газеты или на подручного еще не поднявшегося американского гангстера из фильма категории «B». Гротескная карикатура протискивалась сквозь плотную толпу, добравшись до столика, он тяжело плюхнулся в кованое кресло, утер пот…
Он захотел ее нарисовать, школьная тройка по рисованию его не смущала. Выходило плохо, напоминало рисунок первоклашки – он злился на себя. Она смеялась. Громко. Запрокинув голову. Он злился на нее, бросал кисточку и уходил на балкон курить. Она брала кисточку и правила линии, проведенные его рукой.
- Вы меня слушаете? – раздраженно спросил человечек; он кивнул, - Вот фотография… - человечек достал из бумажника небольшой глянцевый прямоугольничек и протянул ему. На какое-то мгновение сердце его замерло. Пульс подскочил до сотни.