Синяя бутылка, с жёлтым вкусом шампанского, на солнце отливает зелёным. Зелёным взглядом девушки, сидящей напротив высокого окна. Изящество линий тонких пальцев, обогнувших тоненькую ножку бокала с шампанским, оживают под мелкими холодящими пузырьками. В открытое большое окно дыхание свежего июньского лета приносит невидимое движение каштановых волос на открытом плече. Отклонившись назад, совсем немного, можно увидеть полуоткрытую грудь, и уже отклонился и увидел, но блик от лампы скользит по журнальному глянцу фотографии и когда видно грудь, то не видно зелёный отлив взгляда. Я давно выучил эту фотку, она висит у нас в слесарном цехе на железной, покрашенной в синий цвет кабинке для инструментов. Я смотрю на неё каждый день.
Сквозь шум станков я чувствую шаги, которые приближаются ровными, как метроном, ударами. Ведро с синей краской, которое я держу, становится моментально таким тяжёлым, что я едва не выпустил его из руки. Шаги останавливаются у меня за спиной, и плавно сопение начальника цеха перерастает в долгую фразу, которая заканчивается словами:
- … а то я тебя уволю.
Если меня уволят, то смотреть на эту фоту я всё равно не смогу, поэтому её можно закрашивать, но ведро с краской всё тяжелее и кисточка скрылась под толстым слоем синей жижи. Я ставлю ведро на пол, песчинки скрежещут так неприятно, и повернувшись оставляю начальника цеха смотреть, как я ухожу по залитому солнечным светом полу нашего слесарного цеха, и (замедленно) о б е р н у л с я посмотреть на фотку, которую начальник цеха уже закрашивал весь покрытый злостью и синей краской.
Я вышел на улицу и подумал:
- Для чего человек живёт?