Гостя в прошлом году в замке моего друга Агустина Эрре я
обратил внимание на портрет молодой особы в серо-серебряном платье. Надо отметить, что в прошлые мои приезды стена над камином белого мрамора в голубой гостиной неизменно пустовала, оста¬навливая на себе недоуменные взгляды посетителей. Тем более что по странной причуде Агустина, в замке хранилось около ста пятиде¬сяти живописных полотен, не считая ученических этюдов самого хо¬зяина развешенных с необыкновенной щедростью по всем комнатам.
– Хорошее Приобретение, – похвалил я картину.
– Вы находите? – Он придирчиво прищурился и отошел вглубь гостиной. – Признаться я ни как не мог ранее заставить себя вытащить ее из чулана, – по телу Эрре пробежала легкая дрожь, хотя в ком¬нате было достаточно тепло.
– Так он у вас давно? Как странно, почему же до сих пор...
– Извините. Боюсь, что мне предстоит еще учиться уживаться в одном доме с этим портретом. Хотя я никогда не забывал о его существо¬вании. Да-с... Несколько раз порывался выбросить его вообще.
– Нет! Только не это! – Меня разбирало любопытство, но я слишком хорошо знал Агустина, любые распросы превращают его в отчаянно обороняющегося краба – тело в панцире, а клешни перед вашим лицом. – Во всяком случае, уступите картину мне.
– Нет. – Он позвонил в колокольчик, и вскоре миловидные горничные уже расставляли перед нами вино и фрукты. Я выжидающе уставился на подсвечник с черными ангелочками, появление вин и закусок неиз¬менно предвещало долгий рассказ и я не ошибся.
– Дело в том, что эта женщина, – Эрре кивнул в сторону картины. В этот момент огонь, разведенный в камине, всего в полутора метрах от нарисованного лица ярко вспыхнул, словно соглашаясь в чем-то с хозяином. Я вздрогнул и снова посмотрел на Агустина,
– Это моя жена. – Сказал он более спокойно. Последовала неловкая пауза. Я недоумевал, как могло получиться, чтобы за шесть лет друж¬бы Эрре ни словом не обмолвился о том, что был женат.
– Ее звали Лилия Ивис. Мы познакомились при несколько странных обстоятельствах. – Он откинулся в мягком кресле переплетя тонкие, белые пальцы. – Одиннадцать лет назад я впервые получил от своей тетки Квиньковской приглашение на Воудский карнавал.
Старая мегера мечтала женить меня на младшей из своих дочерей, уродине каких мало. К пригласительной карточке прилагался проездной билет, и именно это обстоятельство позволило мне тронуться в путь.
Надо сказать Виктор, я был до неприличия беден, хотя мой герб и красо¬вался на семи дворцах королевства. И я до сих пор могу пользоваться некоторыми придворными привилегиями, такими как право сидеть в присутствии короля, и носить на приемах плащ два с половиной метра длиной, что на полтора больше чем у простых дворян, и всего на пол метра короче чем у принцев крови. Но, я увлекся.
Карнавал поразил меня и стал бы наиглавнейшим событием жизни не произойди следующее:
На третий день веселья один из гостей, кажется им был какой-то мелкопоместный барончик, сочтя себя оскорбленным, вознамерился меня убить. Он продвигался, распихивая толпу и громко выкрикивал мое имя и традиционный набор ругательств, тогда как я будучи безоружным, попросту не знал, что мне делать. В этот момент появилась она. Клянусь Виктор, в жизни не видел, чтобы кто-то был столь же спокоен перед дулом пистолета, как была спокойна эта девушка. Она вышла из-за фонтана в голубом, сияющем платье, решительная, неотвратимая, и встала между мной и противником.
Одно мгновение все остановилось. Потом она сняла маску. Не знаю, как описать вам чувство, охватив¬шее меня в тот момент. Одним словом это было – событие. Подлин¬ная судьба, быть может я говорю сумбурно?
– Ах, нет, продолжайте, что же скрывала маска? Она была красива?
– Сначала я увидел лишь ее затылок и голубые перья искусно вплетенные в ракушку прически, но я почувствовал, что все смотрят на нее. Какое-то время я и сам хотел, презрев опасность заглянуть ей в лицо. Первым очнулся капитан стражи, и ловко обезоружил пьянчугу. Все с облегчением вздохнули, я бросился неуклюже благодарить спасительницу, но она была уведена каким-то черным человеком.
В тот же вечер судьбе было угодно, чтобы я и мой приятель проникли в тайну, за которую, как выяснилось позже, сильные мира выложили бы кучу денег. А мы могли бы поплатиться жизнями.
Захватив кувшинчик с чудным магрибским, мы расположились на крыше гостиницы, где какое-то время забавлялись зрелищем фейерверков. А потом нас привлекли голоса, исходившие из открытого окна верхнего этажа. Устроившись как раз над ним, мы услышали все. В комнате находились двое. Из разговора я понял, что это отец и дочь. Девушку звали Лилия (кстати, очень подходящее ей имя), – он кивнул в сторону портрета. – Ее склоняли на брак с одним придворным. Я не стану называть его имени, скажу только что большего негодяя труд¬но вообразить, ибо воистину его лепил сам черт в минуту вдохнове¬ния. Девушка слезно молила о помиловании.
– ...но не далее как вчера в присутствии двора вы дали согласие! – В бешенстве выкрикнул мужчина.
– Я была вынуждена, так как боялась выдавать наше с вами родство.
Потом они вышли на балкон, и я перевесившись через край увидел прекрасную спасительницу в сопровождении... Спорим, не угадаете? Кардинала!
Той же ночью убедившись, что его высокопреосвященство уехал, я пробрался в покои Лилии и без экивоков признался, что подслушал ее тайну, и готов служить ей до конца жизни. Мой план был прост – жениться на ней, дав свое имя и избавив, таким образом, от ненавист¬ного министра…
– Вижу, что она согласилась. – Я подошел поближе рассмотреть портрет. – Но что же в этой романтической история зловещего? И куда делась ваша очаровательная суженная?
– Но, это еще не конец! – Подскочил он, – мы поехали к ее дяди, брату кардинала, который тут же принял нашу сторону, и изготовил фальшивые документы, где значился ее отцом. «Если мон синьор сочтет эти бума¬ги подделкой, пусть представит подлинного отца, и распрощается с саном». Сказал этот достойный человек. В тот же вечер мы обвенча¬лись.
На следующий день, до нас дошло известие, что кардинал обратил на себя монарший гнев, и со дня на день ожидает самого худшего.
– Вот явное подтверждение словам, о том что всем воздастся! – Я по¬дошел к окну, за стеклами накрапывал мелкий дождик.
– Да... – рассеянно прошептал, налив себе еще вина мой друг, –Вскоре мы получили письмо от самого кардинала с проклятиями и обещаниями разлучить нас.
Несчастия подобны камнепаду в горах. Вы видели когда-нибудь, камень летит, кувыркаясь, сталкивая, увлекая за собой другие, больше и вот уже обвал, лавина...
– Не хотите ли вы сказать, что королевский гнев достиг и ваших преде¬лов?
– 0 нет. Но гнев Господень. – Он поморщился. – Дядя моей жены подарил нам дворец и земли. Он благоволил к имени Эрре, а Лилия воспитыва¬лась в семье моих дальних родственников, и так любила их, что поклялась всячески обере¬гать и служить любому Эрре, чем, кстати, и объясняется случай на кар¬навале.
Я стал богат. Через неделю после свадьбы был устроен роскошный бал. Знаете, как бывает, человек постится, постится, а потом ест, пьет, и меры не знает. Таким был и я. Поймите, моя дорогая матушка умерла не успев увидеть своего сына. Мы жили с отцом и четой его старых слуг в крайней бедности. В тот счастливый год мне было всего двадцать три. Я оправдываюсь... – он развел руками. – На балу я был пленен сестрами Далси в черном и белом. После известия о несчастье постигшем кардинала Лилия ходила мрачная, задумчивая словно какая-то тень легла на солнечный пейзаж ее души. В общем, я позволил беспечным амазонкам пленить меня, и очнулся лишь под утро, чудом не столкнувшись с мужем одной из них.
– Через неделю после свадьбы?! – Я не мог сдержать охвативших меня чувств. Должен признаться, что я целиком и полностью был уже на стороне бедной женщины, чтобы она не совершила впоследствии.
– Возвращаясь, я знал, что жене все известно. Часть гостей до сих пор беззаботно веселилась, когда входил в зал шум смолк, и я оказался окруженным шепотом и взглядами.
– А, где это вы были, любезный Эрре? – Квакнул, наконец, какой-то пьяный лейтенант.
– И с кем? – Заголосили со всех сторон.
– Со мной.– Высоко подняв голову, Лилия шла мимо расступающихся гос¬тей. Подойдя вплотную, она взяла меня под руку, заговорчески улыбаясь.
Невозможно представить чего стоило мне проводить гостей. Жена тайно уехала на следующий день к своему отцу, надеясь поддержать его и по мере сил быть полезной.
Я изнывал от стыда и одиночества, шля ей полные слез и раскаянья письма. Но в конце концов, что это за любовь – решил я. И даже само обеща¬ние пожертвовать всем ради Эрре, оберегать и защищать, представилось лишь романтическим бредом, в то время как я принес жертву – женив¬шись на ней, и избавив от министра.
Через пол года я был вынужден написать прошение королю о том, чтобы он упросил церьковь развести нас.
Последовала неловкая пауза.
– Ты до сих пор обижен на нее? Но, если разобраться – деньги, зем¬ли, чудный замок – неужели этого мало за небольшие хлопоты при разводе, или поползли слухи?
– Нет. Постольку прошение исходило от меня, я был в более выигрыш¬ном положении, потом все знали, что Лилия служит кардиналу, а не бежала с любовником – так что, честь моя не пострадала.
«Странно, – подумал я. – С какой это стати, церкви разводить мужа и жену за то, что последняя служит у кардинала, который и сам является слугой церкви. Другое дело если бы Лилия ушла в монастырь, а так»? Но я ни чем не выдал своих подозрений и вскоре покинул за¬мок Ивис,
По делам службы путь мой лежал через четыре графства. Образ прекрасной Лилии стоял перед моим мысленным взором, тем более, что я чувствовал, что история еще не завершена.
Первый же гарнизон, который я должен был посетить с проверкой, располагался в Воуде. К сожалению, я попал не в сезон знаменитого карнавала, и, прогуливаясь по живописному арочному парку я представ¬лял себе события одиннадцати летней давности, описаниями которых снабдил меня мой друг. Без труда нашел трехэтажную гостиницу, с крыши которой Агустин должен был наблюдать фейерверк. Это была имен¬но она – единственная в этой части города. Я занял угловую комнату верхнего этажа, похожую по описанию на ту, где состоялась встреча кардинала с его незаконной дочерью. И тут же неприятное открытие потрясло меня до глубины души. На верхнем этаже не было балконов! Немало удивившись я предположил, что Агустин слышал разговор донося¬щийся с балкона второго этажа, но обследовав крышу, я пришел к выводу, что лежать на ней смотря вниз, можно лишь привязав себя за ноги к бли¬жайшему шпилю – надо ли говорить, что ни о какой попойке здесь ни могло быть и речи. Чтобы не предполагать худшего я решил, что Эрре малость насочинял. Но с этого момента я дал себе зарок выяснить, как можно больше по этому делу.
Опасения мои подкрепились, когда просматривая списки новобранцев, я обнаружил в нем лишь сына княгини Квиньковской – тетки Агустина. Ни какой сестры, на которой предполагалось женить Эрре не было ни в списке приглашенных, ни в дворянской переписи, которую я без труда нашел. Карнавал в Воуде использовался для поступления на службу, знакомства с невестой или для торговых сделок. С какой же целью был здесь мой друг?
– Ревизия для которой я приехал подходила к концу, и я решил сделать крюк, навестив дальних родственников Эррэ, в семье которых воспитыва¬лась по его словам Лилия. Приняли меня там как дорогого друга, тем более что радушный хозяин носил некогда те же погоны, что и сейчас на мне. Слово за слово, я коснулся судьбы бедной Лилии.
Какого же было мое удивление, когда гостеприимный хозяин сообщил, что она продол¬жает жить у них! Я упросил познакомить нас, и вскоре в комнату вошла сама Лилия. Не было сомнения, что это она.
– Как он? – едва узнав о моей дружбе с Эрре, спросила она. Я в кратце обрисовал настоящее состояние дел. Она кивала. Иногда мечтательно поднимая глаза. – Я молилась, чтобы мой уход не навлек на него нелепых слухов.
Я дал понять, что осведомлен о злополучном бале в замке Ивис. Она замялась, заливаясь краской, и не сразу нашлась что ответить.
– Я видела, что Агустину нравится м-ль Далей, она и ее замужняя сестра, они словно источали солнце, а я была растроена и печальна делами род¬ственника. Детство свое я провела в тишине и покое этого дома, и не могла переделать себя. Мой муж, этот благородный человек, принесший ради меня такую жертву... Чем я могла отблагодарить его – как, не предоста¬вив полную свободу. Вот вы говорите о том бале. И это плохо, ведь я сделала все возможное, чтобы пресечь сплетни. А потом я сама бросила мужа – значит я виновата, а не он.
– Простите, но зачем такие жертвы?
– Только что от сюда вышел мой благодетель, мой приемный отец. Никто за всю мою жизнь не выказывал мне большей любви и благородства, чем он. Вот я и поклялась хранить, и оберегать эту семью.
– Поэтому вы и не испугались закрыть собой Эрре на карнавале в Воуде?
– Умереть за него – такое счастье! – Она вздохнула.
– Но почему, почему вы не осведомились о нем, почему не отвечали на письма, почему? – Упорствовал я. – Скажите, или я расскажу Агустину о вашем убежище!
– Я проклята. – Наконец, прошептала она. – Вернувшись к кардиналу, я старалась по мере слабых сил поддержать его в это трудное время. Каждый день мы узнавали о новый казненных, арестованных, сосланных. Страшное время. Когда же все закончилось, я хотела вернуться к мужу, но мне сказали...
– Кардинал? Простите, но я знаю о ваших родственных отношениях.
Она молчала, собираясь с силами. Я взял ее руку.
– ...Да.., – едва слышно произнесла она, – он... он сказал, – слезы хлынули как вода, из хранилища, – он сказал, что Агустин и я – брат и сестра! Я не могла вернуться, не опозорив его и себя.
– 0, боже! – Вырвалось у меня. – Но этого не могло быть!
– Почему? – Слезы остановились как по команде, все существо ее напряглось в ожидании.
– Не могло быть! Не могло! Когда вы встретились – вам было?
– Шестнадцать.
– А Эрре двадцать три! Его мать умерла от родов, когда вас еще и на свете не было! И все это выдумки неблагодарного и жестокого человека, сочиненные с единственной целью разлучить вас!
Покидая гостеприимный дом Эрре, я скрыл от несчастной женщины мои последний опасения: письма могли быть перехвачены – и здесь не возникает вопросов кем. Но почему Агустин не искал ее лично? Почему не разу за одиннадцать лет не навестил своих родственников, у которых воспитывалась Лилия? Почему наконец он продолжает жить во дворце Ивис, не пытаясь вернуть его или хотя бы разделить с быв¬шей женой? И портрет – отчего если не от нечистой совести, надо бы¬ло прятать портрет?
Я оставил Лилию одну, наедине с моим откровением и ее надеждами. Я не посмел развенчать славу, в которую облекла Агустина Эр¬ре эта чистая душа, тем более что любые доводы против него были бы немед¬ленно отвергнуты.
Я же с того дня, за несколько верст объезжаю кардинальские владения и жду, жду приглашения в замок Ивис, поглядеть на портрет
или на саму Лилию. Надо сказать, что в жизни она еще прекраснее.
И я боготворю ее, молюсь на нее заранее зная, что для Лилии никог¬да не будет существовать другой мужчина, И виновен ли в ее несчас¬тиях или нет Агустун Эрре, она чистым ангелом будет заслонять его от малейших неприятностей. Лилия, лилия любви.