По этой аллее ты проходила по крайней мере дважды в день, туда и обратно, десять лет подряд. Иногда там было сумрачно, иногда ярко-искристо и всегда немножко тревожно.
С годами аллея становилась короче и ниже, и она бы легко и безболезненно ушла из памяти, как и все тропинки твоего детства, если бы на исходе восьмого класса, ранним летом, солнечно и мощно затопившим выпускные экзамены, мелкие девчачьи интрижки, несчастные любови (по одной на каждый школьный год), не задохнулась бы на входе в аллею от яркого, острого, почти нестерпимого счастья.
Впереди – еще два года, два года учебы в одном классе с ним, и столько всего за эти два года случится – наверняка, в этом нет сомнения – два года это почти вечность, и все будущее счастье, как в воронку, вошло в этот миг в сердце – и там навсегда осталось.
Тридцать лет тому назад, пять стран тому назад, семь мужей тому назад, шесть тысяч книжек тому назад, восемьсот фотографий тому назад, десять – ох – пятнадцать килограммов тому назад, сто судеб тому назад.
На смешных и торжественных школьных фотографиях – напряженно смотрят девочки в белых передниках, сумрачно мальчики в белых нагрудничках – через все эти судьбы и года все равно зацепляешься за его глаза. Каждый раз ведешь, обманывая себя, взглядом по лицам (как будто не помнишь, в каком ряду и каким по номеру он стоит) – и, вот опять, струна, натянутая, звенящая, проверяешь – ну да, конечно, соседние глаза – просто точки на белом, а здесь – всегда – струна.
Медленно закрываешь альбом, медленно тает струна.