"Вне контекста"
Стоя перед знаменитым полотном гения Возрождения, она думает, что шедевр на самом деле призван отражать только то, что чувствует на него смотрящий. Согласно рассуждениям Чарли, картина замыкает человека на самом себе, выступая только зеркалом, правда, очень глубоким. «Хочешь узнать себя – взгляни на шедевр» - говорит она, полагая, что вся фишка в эмоциональной реакции на визуализацию либо копирование образов иного.
Мнение Чарли всегда очень категорично. Отношение к личным культурным приоритетам она считает конституированием своего вкуса через феномены внешнего мира. Штрихи из вне вылепливают внутреннюю форму – процесс самопознания XXI века.
Ей нравится, что в своих суждениях она безаппеляционна до невыносимости.
Чарли никогда не спорит, она только говорит о том, что ей нравится, а что нет. На вопрос «почему?», она реагирует только в лёгком подпитии, или когда зла и желает позлить других. Но, обычно и по большёму счёту ей наплевать на то, что хотят от неё узнать.
Она умна, образованна и в меру воспитана, а уровень понимания происходящего превратил Чарли в жёсткого циника. О её саркастичности среди знакомых ходят легенды.
Ей никогда не бывает одиноко, но практически всегда скучно. Чарли давно ничего не удивляет, а радует лишь последовательность красивых образов или сложное плетение смыслов. Если два этих компонента совпадают, перекрещивая звуковой и видео ряд, Чарли говорит – «Шедевр».
Вечером, много позже похода в музей, Чарли думает об искушениях и оплакивает себя. Она уже давно поняла, что «делиться» с кем-либо личными переживаниями бесполезно, бессмысленно. Чарли тщательно выбирает людей, в присутствии которых она может свободно говорить сама с собой, создавая иллюзию диалога «откровенности». Когда она задавала себе вопрос, зачем так поступает, то поняла что любит некоторые вещи произносить в слух – так они становятся реальнее, убедительней для неё самой.
Мир снова играет с ней. Так уже было ровно пятнадцать лед назад, когда она увидела книгу…. Чарли не верит в чудеса – просто не умеет верить. Ей достаточно знать.
Она чувствует, что проклятое, или благословенное «вечное возвращение» забрасывает её на новый виток. Опять книга….
Умыть лицо и начать всё с начала.
Нет. Чарли так не умеет – слишком важна последовательность…. И акценты! И тонкое искусство прочтения эмоций, которых она никогда не испытывала. Врождённая склонность к эмпатии – её конёк в обустройстве собственного быта.
Дорога назад, из «нигде» в «никуда». Более двух тысяч километров, на которых Чарли окончательно растеряла остатки души, а с ней и последние, ветхие фрагменты человечности.
Из-за влажной духоты застывшего воздуха мир кажется абсолютно нереальным. И зелень, зелень, зелень, опротивевшая, навязчивая, как трёхмерная болотная ряска. Чарли ищет спасения в архитектуре, в осмысленности пространства пропущенного через призму рацио.
Она садится у окна на кухне. Света ранних сумерек пока должно хватить для чтения. Не в своей комнате – ей нужно временно поменять антураж. Из окна наползает разряженный запах бензина, и у Чарли возникает впечатление, что его источает буйная зелень двора. Последнее время она стала недолюбливать эти деревья – они росли вместе с ней, и уже почти загородили небо. От этого Чарли душно и всё время хочется выйти из дому. Решётка на окне обостряет это желание.
Книга отложена, не дочитаны буквально несколько страниц – так Чарли издевается над собой. Она кладёт в карман мелкие купюры и идёт на улицу, прямо в мерно наползающую ночь.
Чарли купит сигареты, сядет на разбитые ступени позади старого кинотеатра, и постарается что-нибудь придумать. Что-нибудь, что поможет ей побыстрее разрушить себя.