Вещное право

Павел Францев
Судья устало оглядел зал, поправил сползший парик и маску, протер платком пот с открытого лба и монотонным речитативом начал читать приговор. Пятнадцать минут его речь усыпляла немногочисленных зрителей специальными терминами и интонацией. Наконец, голос Судьи стал звучать громче:
- …именем Закона и Всемогущего Верховного Короля, Предрегас Брауншвейг за совершенные им преступления приговаривается к высшей мере наказания – смерти посредством четвертования. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Воцарилась тишина, только тихо плакал подсудимый, всхлипывая и растирая слезы по лицу рукавом грязной рубахи. Присутствующие в зале люди переглядывались. Судья медленно положил приговор на стол, достал из чернильницы гусиное перо и подписал его. Отложив перо, облизал сухие тонкие губы языком, снял парик и, оставаясь в маске, неторопливо направился к выходу. Никто и никогда не должен был видеть его лицо.

Как только сгорбленная фигура растворилась во тьме соседней комнаты, зал возмущенно загудел. Вина Брауншвейга была в том, что он, голодный уже неделю, украл с лотка на рынке связку сушек, но расторопные стражники тут же поймали его. В былые времена такой воришка отделался бы сотней ударов плетью, но в этот раз ему жутко не повезло. Судья никогда не выносил оправдательных приговоров, даже если вина подсудимого была ничтожной. Брауншвейг был обречен, но люди надеялись на снисхождение. Напрасно. Судья остался беспощаден.
---
Он называл сам себя Мясником, давно забыв своё мирское имя. Сойдя с прямой дороги своей жизни в пятнадцатилетнем возрасте, Мясник направил свои стопы по узкой и скользкой тропинке в обход законов Города и Короля. Сколько он убил человек с помощью своего верного Пера, острейшего двадцатисантиметрового ножа, Мясник не помнил. Сбился со счёта на второй сотне. Иногда это были просто собутыльники из трактира, иногда воины-гвардейцы, иногда продажные женщины. На первых порах ему было все равно кого и за что убивать. Он обожал сам процесс, испытывая физическое удовольствие от мучений жертв. Мяснику нравилось наблюдать за животным испугом в их глазах, отражающимся в блеске отточенного лезвия. Он слушал хриплое дыхание и вдыхал запах страха, исходящий от человека. Молниеносное движение руки – и вот Перо чертит на шее жертвы свой приговор. Мясник давно уже не боялся быть пойманным, ему всегда чертовски везло.
---
Судья зашел в комнату, притушил свет и задернул шторы. Опустившись в мягкое старое кресло, он избавился от надоевшей маски. Потом налил себе немного коньяка, выпил и закрыл глаза. Ему смертельно надоела его работа. Все эти жалкие людишки, недостойные взгляда, эти занудные слова приговора, эта проклятая маска и парик… Как бы он хотел от этого избавиться! Всё бросить и начать новую жизнь. Но было уже поздно, а другой работы Судья делать не умел. А может быть, и не хотел. Именно поэтому он сейчас сидел в своем любимом старом кресле, опустошая бутылку коньяка, и слушая, как в соседней комнате стража уводит подсудимого. Завтра по утру того четвертуют. Ну, туда ему и дорога, аминь! Он швырнул рюмку в камин, взял бутылку и залпом выпил её до дна, очень при этом жалея, что вместе с Брауншвейгом не четвертуют и его самого.
---
Этим утром Мясник бродил по рабочим кварталам Города, испытывая в душе странное смятение, не отпускавшее его последние несколько месяцев. В подкладке плаща лежало Перо, приятно щекотя рукоятью бок под левой рукой. Он периодически проверял его, боясь потерять, и пытался разобраться в смуте, творившейся в его душе. Вместе с выглянувшим солнцем пришло и озарение. Мясник внезапно понял, что он в этом мире совершенно одинок и никому не нужен. Улыбка исказила его грубое лицо. Он, отнявший столько жизней, сожалеет о своей! Вот ведь до чего дошёл… Может наступает старость? Он пытался освежить в памяти моменты своего триумфа над чужими жизнями, но даже эти сладостные ранее воспоминания сейчас оставались лишь серыми, бесцветными картинками, безучастно проплывающими в его сознании. Мясник стал метаться по улице, заглядывая в глаза прохожим, как бы ища там решение своей проблемы, но люди были равнодушны. Свежий ветер трепал его волосы, уже тронутые сединой, а соленый запах моря щекотал нос. Наконец, он дошел до площади. Сегодня здесь казнили человека. Обычно такие зрелища не прельщали его, но сегодня он остановился возле эшафота и стал внимательно слушать глашатая.
---
Судья из окон своего дома наблюдал за казнью. Изредка он видел взгляды людей, которые украдкой бросались на его окна. Ничего хорошего эти взгляды не сулили. Ему казалось, что по движению губ он может разобрать те проклятия, которые посылались на его голову. Пусть проклинают, пусть. Это был не первый и не последний раз. Дрожащими руками Судья отпустил штору и потянулся за очередной бутылкой. Скоро начнется самое интересное.
---
Глашатай прочитал приговор, и заполненная народом площадь загудела. Цепочка солдат вокруг эшафота под напором подалась назад, но после сердитого окрика сержанта отжала ближайший народ и восстановила периметр. На эшафот вывели подсудимого. Мясник стоял в первых рядах и на мгновение встретился с его глазами. Внезапно в мозг ворвался поток новых, неизведанных ранее ощущений. Жалость к этому человеку тугой нитью переплелась со щемящей сердце горечью за свою никчемную жизнь. Только сейчас до него стали доходить слова повторяемого приговора. Вечная одиночка, Мясник на этот раз почувствовал настрой толпы, впитал его, как губка, и с замиранием сердца продолжил следить за разворачивающимся действом.
---
Палач привязал веревки, исходящие от четырех высоких пружин в каждом углу эшафота к рукам и ногам приговоренного. Каждая пружина была наклонена почти до досок эшафота и закреплена специальными запорами, жгуты от которых держал в руках палач. Судья, задержав дыхание, всматривался в трагедию, разыгрывающуюся перед его окнами. Он видел капельки пота, стекающие из-под колпака палача, видел его маленькие поросячьи глазки. Видел бледное лицо и трясущиеся губы человека, приговоренного им к смерти. Минуту никто на площади не двигался. Народ смотрел на замершего палача, отошедшего немного в сторону от стоящего в центре эшафота Брауншвейга. А палач смотрел на циферблат часов ратуши, стрелки которых медленно, но верно ползли к 10 часам. Воцарилась полная тишина.
---
С первым мелодичным ударом курантов палач выдернул жгут, удерживающий запоры пружин. Те стремительно разогнулись сначала быстро подняв, а потом разорвав несчастное бренное тело, подвязанное к ним. Струи крови разлетелись в разные стороны и окропили стоящих в первых рядах солдат. Капелька багряной жидкости попала и на лицо Мяснику. Он медленно растер пальцами эту каплю по щеке, задумчиво смотря на дом Судьи, чьи темные окна двумя пустыми глазницами презрительно взирали на площадь. От дома веяло каким-то могильным холодом. Мясник понял, что следующей и последней его жертвой будет Судья, он подпишет своим Пером приговор на его жирной шее. А потом… Потом он решит, как ему поступить со своей собственной судьбой.

Проникнуть в дом Судьи не представляло особого труда. Здание никак не охранялось, наверное, ореол личности хозяина охранял этот дом лучше всяких стражников. Мясник залез по водосточной трубе около черного хода на второй этаж, рукой распахнул незакрытую форточку, потом окно и оказался в столовой. Он знал, что на первом этаже находились камеры, где содержались узники перед началом судилища и после вынесения приговора, а на втором зал заседаний и личные комнаты самого Судьи. Их всего три. В столовой было пусто. Оставалось две.
---
Судья стоял перед зеркалом и внимательно рассматривал себя. В отражении он видел длинный крючковатый нос, фарфорово-белые щеки и горящие огнем глаза. Зачем он сейчас надел маску, парик и судебную красную мантию, Судья не знал, хотя догадывался, что привык видеть себя только в облике судьи, а воспринимать свое человеческое лицо он был уже не в состоянии. Вдруг из столовой послышался какой-то шум, скрипнула половица. Судья повернулся к двери, но не сдвинулся с места.
---
Сжимая в руках холодную сталь Пера, Мясник медленно открыл темную дубовую дверь. В комнате, куда он зашел, стояла полутьма, шторы были закрыты, и солнце не могло пробить плотную ткань. Сначала ему показалось, что в комнате никого нет, но потом увидел возле камина в противоположном углу человека. Тот молча и неподвижно стоял, скрестив руки на груди. Мясник замер с ножом в руках, оценивая противника и возникшую ситуацию. Человек напротив него был одет в судейский наряд, был такого же роста и похожей комплекции. С минуту они стояли молча, не двигаясь и не произнося ни слова. В голове Мясника теснились тысячи мыслей одновременно. Почему Судья не испугался? Почему он не бежит и не зовет на помощь? Почему он одет в судейскую мантию, хотя заседания сегодня нет? Тряхнув головой, отбрасывая эти лишние мысли, Мясник сделал мягкий тигриный шаг вперед.
---
Судья отрешенно смотрел на приближающегося человека с блестящим лезвием в руке. Он почему-то сразу догадался, кто пожаловал к нему в гости. Его нечеловеческое чутье, тренируемое годами, сразу подсказало, что перед ним тот самый убийца, за душой которого не одна сотня трупов. Именно тот, которого уже который год бесполезно разыскивает армия Королевства. Судья задумчиво смотрел на легендарного Мясника, пытаясь взглядом залезть тому в душу.
---
Мясник сделал еще шаг вперед. Он, не отрываясь, смотрел на Судью, маска которого делала его похожим на какую-то загадочную хищную птицу. Он видел взгляд, прожигающий его насквозь, и через мгновение все остальные предметы в комнате для него перестали существовать. Остались только эти сводящие с ума немигающие глаза. Он притягивал и отталкивал, он обещал и обманывал, он хвалил и надсмехался. Мясник сделал последний шаг и замер в метре от Судьи.
---
Напряженная тишина связывала углы комнаты в один пыльный ватный комок. Судья медленно протянул руку и машинально взял из стоящей на камине чернильницы гусиное перо, которым он подписывал приговоры уже почти тридцать лет. Потом перевел взгляд с лица Мясника на нож, который тот все также держал острием вниз. Во тьме лезвие горело ярче свечи, отблескивая алым цветом сотни отнятых жизней. На самом кончике острия звездой горела яркая точка, отчего-то пульсируя то ярче, то тише. Нож целиком завладел вниманием Судьи.
---
Мясник с недоумением уставился на перо в руках соперника. Неужели он собрался защищаться этой штуковиной? Но как?.. Однако отвезти взгляд от гусиного пера он не смог. Элегантное овальное белое опахало светилось ровным серебристым светом, а стержень с иссиня-черным кончиком, казалось, внимательно заглядывал в глаза Мясника, подмигивая. Тот, не отдавая отчет в своих действиях, медленно протянул к перу левую руку, одновременно протягивая вперед оружие.
---
Судья выпустил перо и взял в ладонь нож. В его глазах плясали искорки, а душу переполняло счастье. Вот именно тот предмет, который он искал всё время! Вот его призвание. Теперь он твердо знает, чего хочет от этой жизни! Судья крепко обхватил рукоять ножа и быстро сбросил с себя маску, парик и мантию. Теперь у него есть Свобода! Обойдя стоящего рядом мужчину, он пружинящей кошачьей походкой бесшумно вышел из комнаты.
---
Мясник надел маску и посмотрел на себя в зеркало. Отлично! Великолепно! Хотя все эти слова не могли описать то торжество, которое правило бал в душе. Теперь его будут слушать и внимать тысячи людей! Ему не придётся прятаться по ночам и жить крысиной жизнью. Теперь у него есть Власть! Водрузив парик на голову, Мясник медленно и с наслаждением опустился в теплое кресло. Ему очень захотелось выпить.
***
И ничего не изменилось в Городе после того дня. Просто Вещи поменяли своих хозяев.