Всё мое детство связано с печками и дровами. В интернате, где я училась, дровами отапливались два больших кирпичных здания: учебный и спальный. Поэтому новый учебный год начинался обычно с заготовки дров. Но это было легко: мы растягивались в длинную цепочку от огромной кучи наколотых уже дров до самого сарая и по ней передавали поленья в сарай. Но самое главное – печки. Они были удивительными, особенно в школе. Торцовые стены длинного коридора второго этажа учебного корпуса, с той и другой стороны, были отделаны от пола до потолка красивыми изразцовыми блестящими плитками. В ширину плиткой было обложено не менее полутора метров. Словом, это было блестящее, огромное и не безопасное для нас сооружение.
На переменах любимой была игра «цепи кованные». Две цепочки становились друг против друга человек по двадцать, крепко взявшись за руки. Потом по очереди от каждой цепочки кто-нибудь бежал в сторону соперника с единственной целью – разбить цепь. Громогласный кличь в сорок детских голосов: «Цепи, цепи, раскуйтесь!» - выталкивал смельчака на амбразуру. После этого не видел уже ничего, кроме той цепи, которую, во что бы то ни стало, надо было разбить. И, уже не помня ни себя, ни того, что может произойти с тобой после, врезался в эту цепь. Потому что «нет счастья большего, чем положить жизнь за други своя». Команду подвести было нельзя и на полной скорости ты летел в крепко сжатые ладони. В детском азарте каждый ускорялся насколько мог. После удачной попытки расколоть цепь, остановиться уже было невозможно. И по инерции ты летел до той самой стенки и с разбега, на полной скорости, врезался в блестяще изразцовое лицо печки. Немногие вернулись с поля... Можете представить, сколько и чего было разбито! Минимум – синяки, шишки и зубы, максимум – разбитая голова.
Нам запрещали, нас гоняли, но каждую перемену мы выстраивались снова и снова. Моя голова так и осталась с двумя огромными шишками на лбу слева и справа. Сейчас они уже не так заметны, но долгое время без челки не могла ходить . Это была минимальная плата. Сестра осталась без переднего зуба, переломив его пополам. Потом она долго мучалась с ним: он начал гнить, его удаляли, ставили протез, который надо было периодически менять, и так – до сих пор.
Но это была парадная сторона печки, которая выходила в общешкольный коридор. Сама печка находилась сбоку, в маленьком закутке. Этот-то закуток и был настоящим волшебным зАмком! Мое читальное место: полумрак, огонь, тепло, уют и любимый Майн Рид! Что это было за чудо! Я зачитывалась, время летело, меня постоянно гоняли, но при каждом удобном случае я забиралась туда снова и снова, и, не помня себя, окуналась в мир индейцев, всадников, белокожих красавиц и их приключений. Интернатские печки – радость школьных перемен и тепло книжного рая.
Это было на левом берегу. А на правом, дома, все было иначе. Здесь была суровая правда жизни. Мужчин в семье не было. Четыре девчонки и мама, пятеро женщин. Дом наш - холодный, дощатый - промерзал насквозь. Сколько бы ни утепляли, сколько бы ни топили, тепла хватало только на ночь. В доме было три печки, и дров надо было готовить много. Дрова стоили дорого, денег никогда не хватало. Поэтому часто летом заготавливали только часть дров, докупали - зимой, и тогда они пилились и кололись по мере исчезновения сухих летних. Что это было за мучение! Дрова и печки мы ненавидели! Мне было лет десять, сестре - тринадцать. В мороз, ручной пилой мы пилили мерзлые дрова, и тяжелым тупым топором пытались их расколоть. С каким трудом все это давалось! И если дрова были сырые, зимние, то и растопить их тоже была целая проблема и наука: надо было взять сухую березовую кору, которую специально заготавливали, нарезать большим ножом сухой щепЫ, положить все это особым образом, клеточкой, под сырые дрова снизу и зажечь. С первого раза растопить получалось не всегда... Делали это обычно только старшие. Потом, когда попала в монастырь, эта наука мне пригодилась.
Поэтому никакого волшебства в домашних печках дома уже не было, были только заботы: как зиму прожить и не надорваться. Все было тяжело: и пилить, и рубить, и перетаскивать дрова в сарай полными тяжелыми охапками, и кидать распиленные, потом уже электрической пилой, чурки, сначала в огород, потом – к сараю и складывать расколотые дрова в огромные поленницы. И все это напоминало только о нищете, женской немощи и тяжелой работе.
Но это все равно - моё счастливое детство. Мои печки-лавочки.