ИЮНЬ. ГОСПОДИН КАБЫСДОХ. САМОГОН
Первое письменное упоминание о сабантуйных бригадах было сделано Глебом Байканидом в его "Истинном описании жизни и деяний Великого Баечника". Первоначально это были небольшие группы населения, поддерживающие порядок на национальных байканских празднествах – сабантуях. Постепенно они стали организовываться в вооруженные дружины, призванные охранять безопасность удельных князей и бояр. Пик их популярности приходится на годы Первого Шутовского Нашествия, в разгром которого бригады внесли немаловажный вклад..."
«Доисторическая история исторической Империи»
Нынешнее лето выдалось в Кукуеве на редкость жарким. Газеты пучились сообщениями о тепловых ударах и смертях от перегрева. Ветрила, ветрогоны и ветродуи во всех присутственных местах столицы работали с полной нагрузкой, но это помогало не слишком. Жители валом валили за город в попытке хоть как-то спастись от испепеляющего безветрия. Поток всевозможных экипажей, телег, двуколок, рикш и ароб запрудил дороги к курортным местечкам.
Свистоплюшкину, страдавшему от жары не менее прочих, тоже очень жаждалось хоть немного от нее отдохнуть. Целебные ключи Завонючья, сернистые грязи Свиньянского и термы Квакушкина давно ждали тело купца – обнять, объять и даже в чем-то обмануть. По всему по этому герой нашего повествования хотел взять себе трудовой отпуск и съездить на юг – в Свиньянию, где данные, а также многие другие, не упомянутые здесь, прелести райской жизни, собственно, и имели место.
Мечты-то мечтами, да разве у такого делового господина, как наш купец, мог быть отпуск, и еще летом? Летом ведь нужно активно готовить контракты под будущий урожай и постоянно следить за ходом дел на заморских плантациях. Зимой или ближе к весне (урожай убран, товар продан, деньги в банке, а также приятно оттопыривают карман) он мог бы позволил себе расслабиться на недельку-другую, но летом – увольте. Вот и сейчас приехал к нему из Гордевропии давний партнер по сделкам – господин Кабысдох. Он уже не первый год закупал продукцию господина Свистоплюшкина, нажил на ней неплохой капиталец, а посему был всемерно заинтересован в дальнейшем сотрудничестве с Бивнем. Свистоплюшкин тоже ценил господина Кабысдоха как весьма делового человека, поэтому встреча в доме на Адлявасовской улице была тепла.
Кабысдохо-свистоплюшкинские переговоры имели место быть в кабинете купца. Господин Кабысдох, изучивший вкусы своего поставщика, сделал ему презент в виде ящика "Можжевелового куста", что еще более расположило нашего героя к заморскому посетителю. Если учесть, что мадам Свистоплюшкина в честь прибытия высокого гостя наготовила целый таз жареных плюшек, то неудивительно, что после энного ( шестая, седьмая, и купец уж сбился со счета) количества джиновых рюмок у хозяина и вскочила идея съездить к морю на пикник. Мысль сия была активно поддержана и гостем. Переговоры также постановили перенести на пленэр, ибо они несколько зашли в тупик. Свистоплюшкин настаивал на количестве товара, вчетверо большем, чем желал закупить его клиент, и все возражения того парировал сакраментальной фразой: "А ты, Кабысдох, меня уважаешь?" Посему было решено разойтись и отдохнуть. И пока купцы предаются этому небесполезному занятию, мы с вами чуть подробнее познакомимся с теми местами, куда так стремятся наши герои.
Вообще, середина июля – золотое время на морских курортах. Байкане, изнывающие от летней жары, городской пыли и тяжкого труда, подобно мухам на кусок доброго мяса, слетаются на свиньянские пляжи. Да, край тут и вправду благостный. Южное побережье острова Баечника издревле славилось своими целебными свойствами. Прекрасные песчаные пляжи, очаровательные бухточки, а также многие исторические достопримечательности сделали сии края туристским центром не только Империи, но и, не побоимся сказать, всего мира. Именно здесь находится Велико-Баечниково – многопрославленное сельцо Забегаловка, на берегу которого сам Великий Баечник впервые ступил на землю Бивня. Неподалеку от него располагается хутор Клоопский, в коем проживал в те достопамятные времена Глеб Байканид. На дороге, соединяющей эти два пункта, около места встречи двух героев, была установлена восьмидесятиметровая мраморная стела в память об исторической встрече, положившей начало нынешней эре в истории Бивня.
Но и то сказать, перечисленные достопримечательности Южного берега – привилегия вовсе не этой книги, а, скорее, дешевых туристских брошюрок-путеводителей, которых пруд пруди в каждой свиньянской деревушке. Впрочем, об одном из местных обрядов все же стоит рассказать чуть подробнее, ибо он имеет непосредственное отношение к купцу Свистоплюшкину, его гостю из Гордевропии господину Кабысдоху и тем событиям, что развернутся в этой главе несколько далее.
Дело в том, что именно в описанных местах располагается заповедная кактусная роща, где Фрол III Кактусид впервые в Империи высадил кактусы, а через несколько лет открыл секрет приготовления кактусного пива. Впоследствии Фрола вместе с кактусами и секретами выкрали головорезы из клана Ватеньких, чтобы он не составлял конкуренции хачинским пивоварам. С тех пор многие изобретатели безуспешно пытались возродить технологию древнего свиньянского умельца. Нельзя сказать, что их опыты не принесли плодов. Подобно алхимикам прошлых лет, байканские искатели кактусных сокровищ не отыскали свой эликсир, но в процессе этих изысков сделали немало полезных в хозяйстве изобретений. Так, например, в лабораториях господина Хрючатникова из кактусов был отогнан особый сорт портвейна, отходы от производства которого используются на производство так называемой "рогожи кактусной" (правду сказать, и то и другое получается очень низкопробное). Господин Клополицын выделил из кактусов отличное средство от клопов, названное им "Клополицекактусин", а господин Мухобойкин экспериментально доказал, что при наступывании на кактус возникает травматическое поражение стопы ноги, вызванное действием игл растения на нервные окончания оконечных концов конечностей, по каковому поводу и разразился гневной статьей в "Истине энциклопии".
Но наиболее впечатляющих успехов в деле переработки кактусов добились простые свиньянские крестьяне. Безвестные гении кактусной мысли научились делать из колючего представителя флоры самогон особой крепости – кактусовку. В старожитные времена он использовался при тайных обрядах и мистериях свиньянцев, от этого прозванных "тусовками". Самих же участников называли соответственно "тусовщиками". По сообщениям немногих очевидцев (не всегда, впрочем, достоверным), мистерия заключалась в следующем. Группа тусовщиков становилась в круг, предварительно употребив изрядное количество кактусовки и под ритмичные звуки народных инструментов – там-тамов, тут-тутов и здесь-здесей – начинала подпрыгивать и раскачиваться. Постепенно звуки становились громче, тусовщики закатывали глаза, вываливали языки, неистово махали ногами, руками и головами. Наиболее впавшие в транс падали на землю, вертелись на спине и даже на голове, совершали акробатические прыжки и другие непотребные жесты. На местном жаргоне все это безобразие называлось "брыканс". Неграмотные и недалекие свиньянцы верили, что таким образом можно увеличить силу мужчины где-то в полтора раза и поднять его достоинство почти до вертикального положения.
Век просвещения внес свои коррективы в патриархальный быт местных жителей. Сегодня кактусовку можно было приобрести у любого поселянина на побережье за весьма умеренную плату. Вот этим господин Свистоплюшкин, желая похвастаться перед заморским гостем народным достоянием Бивня, и соблазнил его поехать на денек к морю. При этом купец одним махом убивал целую стаю зайцев. Во-первых, его потенциальный торговый партнер имел охоту к путешествиям, и предложение купца явно было к месту. Во-вторых, мадам Свистоплюшкина давно уже хотела на моря. В-третьих, гость его также был с дамой, и, значит, вопросы общения женщин отпадали сами собой. В-четвертых, наш герой и сам был не прочь отведать местного деликатеса. Он много слышал о сей диковине, но ни разу ее не пробовал. И, наконец, в-пятых, ввиду пикника отпадала необходимость банкета по случаю заключения контракта, а кактусовка скрепила бы сей союз. Таковы вкратце события, способствовавшие этому наезду на природу.
Несмотря на утреннюю тяжесть в головах компаньонов, выехали рано, а прекрасное июльское утро быстро улучшило их самочувствие. Поездка проходила, в общем-то, без происшествий. Неожиданная заминка, правда, вышла с приобретением кактусовки. Когда экипаж проезжал мимо одного из свиньянских хуторов, господин Свистоплюшкин приметил одиноко сидящего на завалинке поселянина, лицо которого выказывало явное знакомство с этим напитком. Купец решил разузнать у него насчет самогона, а господин Кабысдох решил составить тому компанию. Селянин же при виде двух столь важных господ, так решительно вышедших из богатой кареты и направивших свои стопы к нему, вскочил и попытался удрать, но, поскользнувшись на коровьем блине, бухнулся прямо в ноги не менее оторопевшим купцам, судорожно причитая: "Ой, не губите, господа хорошие, ой, Баечником Великим да Глебом Оявридом прошу, ой, невиновен я ни в чем, Оявриком клянусь, ой, не губите дурня, миленькие вы мои, тока сабантуйщикам не сдавайте, жену-детишек пожалейте, сиротками не оставляйте, а анбар тот сам загорелся..." Неизвестно, за кого принял их крестьянин, но попытки господина Свистоплюшкина дознаться у него, где тут можно достать кактусовки, долго ни к чему не приводили, натыкаясь на однообразные завывания свиньянца.
Гордевропец первым сообразил, как делу помочь. Бросив Свистоплюшкину: "Attendez un peu ", он порылся в кошельке и среди прочих денег отыскал монетку в пять ырыызуусов. Кабысдох повертел ее перед глазами вмиг замолчавшего аборигена и сказал тому: "Крестьянин! Будешь говорить, где тут есть местный водка, будешь это получать". Гордевропское средство подействовало радикально. Смерд тут же унесся в избу и через пару секунд уже стоял перед путешественниками с бутылем кактусовки, приговаривая: "Ой, благодетели, господа хорошие, ой, Баечник Великий да Глеб Ояврид храни вас, ой, осчастливили дурня, Оявриком клянусь, ой, молиться за вас буду, миленькие вы мои, жена-детишки тоже будут, да я им таперича гостинцев накуплю, тока сабантуйщикам не сдавайте, а анбар тот сам загорелся...", ухватил ырыызуус и молниеносно испарился, не веря своему счастью.
В остальном добрались без происшествий и вскоре были уже на месте. Пока компаньоны обсуждали деловые проблемы, госпожа Свистоплюшкина – женщины везде одинаковы – очень быстро нашла общие темы с подругой господина Кабысдоха. Ни для кого не секрет, что это были в основном вопросы типа "Что будет модно носить в наступающем осенне-зимнем сезоне из вязаного трикотажа", а также "Какие вегетарианские печения стоит приготовить ко Дню вегетарианского попечения".
Несмотря на столь сурьёзные темы общения, обе мадам, равно как и господа, с удовольствием съели томленое на углях мясо – национальное гордевропское блюдо. Решив потрафить самолюбию гостя, Свистоплюшкин взял с собой знакомого бузуя, который, несмотря на некоторое пристрастие к крепким напиткам слыл отменным поваром и уже не раз выручал купца во время неожиданных налетов разномастных гостей. Это мясное блюдо в гордевропских поваренных книгах звучно именовалось "petits morceaux de mouton rotis a la broche" , но его обычно называли "memhjos", как издавна велось у казимальского народа, или же словом "лэуле-кемаки", заимствованнным из языка Нюсиса-Угау. Но, как его не называй, факт неоспоримый – всей компанией блюдо было признано великолепным.
Кактусовка тоже полностью оправдала свою громкую славу. Под мяско и соленые огурчики она была как нельзя более кстати. Вкус ее, несмотря на крепость в 66,6 %, был весьма мягок. Купцу она напомнила любимый джин, гость пробормотал "Pas mal, assez bien, pas mal" , его спутница томно закатила глазки, и даже мадам Свистоплюшкина, которая очень редко пила что-либо крепче вина и постоянно пилила мужа за любовь к джину, мужественно выпила рюмочку и почти не поморщилась. А повар, который готовил мясо для господ, был удостоен (неслыханное дело!) пяти золотых полушек и полной рюмки кактусовки при условии, что приготовит еще и вторую порцию. В ожидании ее каждый предался отдыху на свой манер.
Госпожа Свистоплюшкина насела на любовницу господина Кабысдоха с вопросом: "А как у вас в Гордевропии обстоят дела с пряжей карминно-бирюзового оттенка?" Госпожа содержанка при всей своей доброте ответить на этот вопрос без основательной подготовки не смогла, поэтому контраргументом выдвинула следующий вопрос: "А как в вашей стране дела обстоят с финтифлюшками, хреноплясками и чупуховинками?" Свистоплюшкина искренне удивилась этому вопросу, но постаралась сохранить подобающее ей самообладание (муж, как-никак, ведь один из самых уважаемых людей Бивня):
– Хренопляски, вы говорите? Ну, так это вам лучше с мадам Хреноплясовой побеседовать. Ее муж, господин Хреноплясов, до этих дел мастер. Ах, милочка, вы себе не представляете, какой он забавник! Давеча вот цветоводством занялся. Цветочек вырастил, миленький такой, беленький. Хрензантемой назвал. Прелесть цветочек, только вот воняет – жуть просто! Мы как-то с мужем на званом вечере были, так я от господина Хреноплясова все подальше держалась. Не поверите, милая, всего-то один цветочек он в петлицу вдел, а запах – как, простите меня, в конюшне. У меня так потом голова болела, так болела, аж ночь уснуть не могла, все таблетки пила. А теперь, я слышала, что господин Хреноплясов хочет его на общественных клумбах рассадить. Ох, не дай Великий Баечник! Я тогда или вообще с ума сойду, или мужа заставлю дом купить в его Нюсиса-Угау да и жить туда насовсем перееду.
Госпожа гордевропка заметно поскучнела. Видно было, что она рассчитывала на совсем другой ответ, и судьба хрензантем ей была глубоко безразлична. Заметив это, Свистоплюшкина с дипломатичной непосредственностью рассмеялась:
– Да что вы, милочка, загрустили никак? Бросьте все это, пустое. Пойдемте лучше искупаемся. Море вон какое милое! Небось у вас в Гордевропии такого нет?
С этими словами она премило вскочила на ноги и весело кинулась к морю освежиться, увлекая за собой иноземку.
И вправду, погода в этот день была – чудо, что за погода! Море расстилалось в паре десятков шагов от бивака компании. Вода была очень теплой – так и манила окунуться, но порывы северного ветра взбивали на водной глади небольшие волны с белыми барашками.
Господин Свистоплюшкин лег на полный мяса живот, пожевывая травинку. Похмелье прошло, и он был счастлив. Так, как не был счастлив художник Арбоглоталкин, рисовавший сейчас очередную серию комиксов про похождения трех друзей под названием "Пошив, Чехлов и Ковриков". И банкирша Перепилкина в самые лучшие минуты своей бурной юности тоже, казалось ему, не была так счастлива. Даже в далекой Гордевропии престарелый учитель танцев Дурноплод, доживавший свои дни в доме призрения – и он не был так счастлив в ожидании ежевечерней чарочки джина.
Наш счастливец ленивым движением перевернулся на спину. Мамон побери, давненько уж ему не приходилось вот так наедине поякшаться с природой. Он каким-то шестым... седьмым.., нет, сто восьмым чувством в этот миг ощутил непреодолимую единость мира. Вот муравей ползет по былинке, склонившейся к земле под его весом. Вот в небе мотылек порхает, а через минуту он исчезает в клюве ласточки. А еще выше белыми кроликами резвятся облака. Ветерок нежно мнет, обнимает, обминает эти эфирные создания, пытаясь вылепить из них некие доселе неизвестные фигуры. И Свистоплюшкин, июльски-лениво вглядываясь в небо, разглядел в одном из туческоплений контуры сказочного Замка в облаках – на воротах Штурман Франческо Цепкий, а выше – Капитан Бычье Сердце. Другое облачко не менее фольклорно напомнило купцу классическую трагедию господина Доскаэскова "Перелетный кабан" в той части ее, где герои Казуар и Бегемот сражались с Великим Моголом. Пытливый купеческий взор в облачной структуре неба углядел даже намек на последующее развитие сюжета, развеянный, впрочем, ближайшим дуновением морского ветерка.
Но тосковать, плакать и рвать волосяной покров на голове и прочих составляющих тулова по сему поводу не пришлось, ибо прихотливое состояние июльского климата перевело отдыхающий разум купца в созерцание нового. Тучка, подсвечиваемая с тылу краснеющим предзакатным солнцем, смущенно вторглась в мир дебетов и кредитов. И не то, чтобы сие натуральное явление было слишком непристойным, чтобы нарушить душевное равновесие расслабленного героя нашей байки, однако некоторое (и, впрочем, немалое) влияние на него оно оказало.
Да-с, господа многоуважаемые читатели, г-н Свистоплюшкин, купец из столицы Байковой Империи, Великой Очень, города Кукуева, действительно тыкал беспечным взором в облака, не менее беспечно пролетавшие мимо. И так он им тыкал, тыкал, пока не наткнулся на розовеющую тучку, очертания которой напомнили тыкальщику... Стакашку. Да-да, именно фициянта из "Дикого Аула"! Солнце, погружающееся в воды океана, подкрашивало атмосферный фантом цветом израненного фламинго, отчего он становился все более кровавым. Купец наш с удивлением отметил и анатомические пропорции, и косоватую сажень плеч, и даже неуемно-рыбий взор официанта виннопейного заведения "Дикий Аул", активного члена сабантуйных бригад Стакания Самогонича, совершенно точно отраженные в облачном его подобии. Мотнув головой ("Что за чушь, знаете ли!"), он отвернул свой взор к морю, упустив момент, когда облачный Стакашка слопал не менее облачного геншута Колпачинского.
На море стоял шум – это дамы с визгами и брызгами плюхались в воде. Свистоплюшкин про себя отметил, что фигуркой жена его весьма недурна (немногим хуже мадам Перепилкиной), и уж ничем не уступает этой заморской красотке. Однако пора было воспользоваться представившейся возможностью и поговорить с господином Кабысдохом tete-a-tete . Поэтому, выпив еще по рюмке кактусовки "за дальнейшее продолжение сотрудничества", купцы приступили к переговорам.
Сегодня они продвигались не в пример успешнее. Морской ли климат был тому причиной, отменный ли стол с кактусовкой и мемхджосом, или же общее состояние компаньонов, близкое к тусовочному, не суть важно. Главное, что г-н Свистоплюшкин стал гораздо сговорчивее, а господин Кабысдох – гораздо уступчивее. Жаркая погода, близость моря и периодические порывы ветра звали их последовать примеру дам и устроить заплыв наперегонки от ближнего берега бухточки к дальнему ее мысу. Затягивать переговоры не имело смысла, поэтому они вскорости договорились и о цене на сырье из Нюсиса-Угау, и на объемы его купли-продажи, вполне удовлетворявшие обоих.
Итак, все практически решилось к обоюдной выгоде. Было налито еще по рюмочке самогона. Господин Свистоплюшкин только было хотел поставить свою подпись под столь взаимовыгодным контрактом, а затем засвидетельствовать витиеватый росчерк господина Дурноплода тостом за процветание общего дела, как вдруг средь ясного неба невесть откуда налетел сильнейший порыв ветра. Он был такой кратковременный и резкий – скорее даже не порыв, просто гадкий шкодливый ветренок – что купец и глазом не успел моргнуть, как его модная широкополая шляпа фасона "лэкео-кау", привезенная из прошлогодней поездки в Нюсиса-Угау, была сорвана с головы и унеслась вместе с проказником. Необходимо было срочно что-то принимать. И купец, не раздумывая, отправил рюмку зелья в рот и мужественно ринулся за похитителем.
Как утверждают произведения старых романистов (в числе их упомянем такие шедевры общемировой словесности, как дилогическая трилогия "Казуар" господина Доскаэскова и "Обходная тактика ведения тотальной психической атаки в тяжелых условиях пересыхающих джунглей острова Пегматина для истребления партизан, достигаемая путем душевного выкрика патриотического лозунга "Вэс!" и четкого строевого шага с частотой 120 ударов в минуту" генерала Пегмачета), погоня за шляпой требует от догоняющего значительного хладнокровия и недюжинного благоразумия. Согласно им, наилучшим методом поимки покинувшего вас объекта является бежать полегоньку, не отставая от предмета, ждать удобного случая, чтобы легким броском настигнуть его, схватить за тулью и нахлобучить на голову. Во время всей этой процедуры следует неизменно улыбаться, как будто случившийся конхвуз вас забавляет ничуть не менее, чем окружающих.
Но недостаточное знание мировой классической литературы сыграло с купцом из стольного Кукуев-града нехорошую шутку. Будучи незнакомым с произведениями старых романистов, он решил атаковать твердыню в лоб, то бишь погнался за шляпой изо всех сил, мгновенно оставив г-на Кабысдоха, успевшего недоумевающее бросить ему вслед что-то вроде: «Qu’est-ce qu’il y a?! », далеко позади. Ветренку же эта забава, похоже, понравилась, и он несколько раз проворно выдергивал шляпу из-под пальцев господина Свистоплюшкина в тот самый момент, когда тот уж был готов ее схватить.
Через некоторое время купец наш, давненько не делавший таких спуртов, совсем обессилел в борьбе с ветренком, а проказник и не думал сдаваться. Он весело катил новую игрушку все дальше на юг по июльским лугам, остро пахнущим мятой и мелиссой, мимо бойких кабанят и скунсов, мимо зарослей едкого борщевика и лечебной травы-почечуя, мимо боров и сосняков, всё мимо и мимо, дальше и дальше. Возможно, шляпа купца могла бы увидеть и Оявриков пролив, где то и дело гудели суда под разными флагами, и деловые кварталы Шутейково, наполненные озабоченными гражданами, и ущелья Хачины – вотчину суровых земляков боярина Бичеватенького, и даже вечные льды Южного полюса, но ее поступательное движение милосердно было задержано густыми зарослями кактуса, вознесшимися над самым краем обрыва точь-в-точь на траверзе шляпного пути. Один из кустов, увидев соблазнительный трофей, накрепко вцепился в поля шляпы и отобрал ее у ветренка. Тот, нимало не огорчившись такой perte , вольготно полетел себе дальше, а господин наш бегун, основательно запыхавшись, влетел в колючки кактусных дебрей и застрял неподалеку от своей потери, ехидно покачивавшейся над ним.
Свистоплюшкин, помянув Мамона в нескольких нелестных вариациях, начал выбираться на волю. Через определенное время, понадобившееся, чтобы расцарапать в кровь лицо и руки, ему это удалось. Сняв шляпу с кактуса, купец победоносно нахлобучил ее на голову и собрался было идти восвояси, как вдруг взгляд его упал с обрыва вниз, и он остановился.
Внизу простирался довольно обширный пляж, с двух сторон окруженный лесом, с третьей морем, обрыв же с кактусными зарослями служил ему великолепным прикрытием с тыла. Местечко было действительно исключительно укромным и, не будь ветренка, купец вряд ли бы смог когда-либо сюда попасть. На этом пляже происходило какое-то странное движение. С высоты обрыва было хорошо заметно, как несколько десятков (пожалуй, даже больше сотни) по пояс обнаженных людей проделывали разнообразные упражнения. Они то строились в колонну, то собирались в каре, то отжимались от кочковатой почвы, то размахивали руками вправо-влево. Господин Свистоплюшкин, изумленно глядя на них, подумал было, что ненароком попал на самую настоящую тусовку, и заметно этим взволновался. Но волнение его очень быстро сошло на нет, когда он разглядел, чтокаждый из этой странной когорты прятал свои ноги в односкучных парашливых штанишках. Теперь уж сомнений быть не могло: хитрющий ветренок заманил Свистоплюшкина лицезреть полигон, где тренировались сабантуйные бригады.
Собственно, Свиньяния искони была вотчиной бригад. Еще в незапамятные времена они появились здесь, сперва как охранники на сабантуях, а затем на более эзотерических тусовках. Долгое время бригады существовали лишь в ранге местной экзотики, пока не началось Первое Шутовское Нашествие. Тогда-то местный смерд по имени Рулон Обоев, встав во главе бригад, сумел объединить их под своим началом и нанести первое поражение шутовским оккупантам под хутором Пустое (ныне Порожнее). Именно с этого времени незримое присуствие сабантуйщиков в жизни Байковой империи стало все более ощутимым. Особенно это проявлялось в Свиньянии, доказательством чему и служило нынешнее происшествие.
Поняв, куда он попал, Свистоплюшкин затаился, вовсю рассматривая бригадных физкультурников. Сейчас они приседали и подпрыгивали, сопровождая каждое свое движение фразой речевки. Некто в мундире все того же неистребимо парашливого цвета давал им отсчет. Выглядело это примерно так:
КОМАНДИР: И-раз!
БОЙЦЫ (присели): Колпачинский вождь у нас!
КОМАНДИР: И-два!
БОЙЦЫ (хлопок над головой): Осоцинов – убивать!
КОМАНДИР: И-три!
БОЙЦЫ (подпрыгнули): Делать, а не говорить!
КОМАНДИР: И-четыре!
БОЙЦЫ (хлопок, прогнувшись): Бивень, славься в целом мире!
Свистоплюшкин вначале с недоумением, а потом с ужасом смотрел на этих спортсменчиков. Галифе, скрывавшие их нижние части, были цветом столь до боли знакомы, что усомниться в принадлежности их хозяев к сабантуйным бригадам было бы, по меньшей мере, неумно.
– Господин Свистоплюшкин, mon ami , куда же вы исчезли? Оставили меня, entre nous soit dit , в этой дикой стране на растерзание её аборигенам, – раздался сзади запыхавшийся голос. Это был не кто иной, как г-н Кабысдох, который бросился в погоню за купцом, лишь только осознав его отсутствие. Тут слух гордевропца уловил доносившиеся снизу выкрики. И чем дольше Кабысдох их слушал, тем багровее становилось его лицо.
– Merde! Sapristi! Qu`est que c`est donc?! Что это есть такое? – путая гордевропские и байканские слова, выругался он. То, что бригады не вызывали в нем прилива восторженных чувств, видно было неворуженным глазом. Господин Свистоплюшкин попробовал было спасти положение:
– Да это, милостивый государь, понимаете ли, детишки летом отдыхают, в игрушки играют...
– Celle-ci?! Les enfants?! Да что вы, Свистоплюшкин, совсем меня за дурака имеете считать?! Эти детишки имеются быть немного меньше, чем я есть и вы есть! – возмутился гордевропский гость. Купец густо покраснел, поняв, что действительно сморозил глупость. Кабысдох выдал еще одну витиеватую фразу на родном языке, в которой купец понял лишь очень общий смысл (весьма нецензурный) и еще пристальнее всмотрелся в происходящее внизу.
Тут командир дунул в гнусавую дудку (изобретение Фрола XV Дудкинида, коим тот спопервоначалу мыслил довести захватчиков из Шутовской Империи до полного ихнего морального разложения) и скомандовал: "Упражнение номер три на счет три начи-най!". Бойцы перегруппировались. Каждый стал в боевую стойку. Командир снова свистнул, и упражнение, сопровождаемое новой речевкой, началось.
КОМАНДИР: И-раз! И-два! И... -три!
БОЙЦЫ (шаг вперед правой): Кто твой враг, солдат, скажи?
(шаг вперед левой) : Осоцин, осоцин!
КОМАНДИР: Живее, живее, мамоново отродье!
БОЙЦЫ (удар левой): Кто тебе мешает жить?
(удар правой): Осоцин, осоцин!
КОМАНДИР: Переходим ко второй части!
БОЙЦЫ (сопровождая речевку ударами кулаками):
Осоцина – бей, бей!
Казимальца – бей, бей!
Гордевропца – бей, бей!
Корридонца – бей, бей!
После чего сабантуйщики построились в походную колонну и запели песню:
Спасти страну от осоцинов
Лишь Колпачинский может наш.
Считайте, гады, мертвецы вы,
Как сабантуйщик входит в раж!
Под эти звуки колонна потянулась по ветру, маршируя в ногу и готовясь втоптать в землю все то, что не будет походить на истинно байканское. Через пару минут на пляже было совершенно чисто, не считая вытоптанных с корнем растений и совершенно загаженных душ наблюдавших за ними господ.
Г-н Свистоплюшкин оглянулся на г-на Кабысдоха. "Cette les enfants baikans... ", – раздумчиво протянул тот и пошел обратно к биваку. Ветер порывался подуть ему в лицо.
Всю обратную дорогу до Кукуева гордевропский промышленник не проронил ни слова, а рано утром отбыл восвояси, не подписав контракты и даже не предупредив об этом купца.
Продолжение: http://proza.ru/2008/02/07/371