Славка работал около 110 палатки. Это где-то между секторами «В» и «А» стадиона Лужники. Позади палатки небольшой парк, а потом начинаются параллельные основному пространству вокруг стадиона аллеи. Тогда в 1993 бандиты контролировали не весь рынок, а только его фрагменты (но ключевые, например, вход), уж слишком был большой кусок, сразу не проглотить. Основной контроль осуществлялся милицией. Разумеется вполне частным образом. К охране порядка это не имело никакого отношения. Он, порядок, поддерживался за зарплату и соответственно объемом, не превышавшим допустимую минимальную норму, короче, всё, что плавало на поверхности как-то регулировалось, но стоило обзавестись маломальским прикрытием тех же ментов, и тёмные делишки шли как по маслу. Процветали все виды мошенничества, которое жулики нагло снимали для собственной истории на видео, ничего совершенно не опасаясь. Когда рынок пустел – часа в два, они со смехом, напоминавшим ржание, просматривали, что у них там получилось.
Май выдался жаркий, правда дождливый, но когда туч не было, парилка была по настоящему южная. Продавцы или торговые ряды, можно и так это назвать, располагались концентрическими кругами, между зданием стадиона и парковыми аллеями. Шеренги продавцов стояли так плотно, что расстояние между кольцами не превышало четырёх-пяти метров. Колец же было, наверное, около десяти, может больше. Сейчас это кажется торговым раем, а тогда было просто нормой – всё пространство вне рядов занимала медленно движущаяся толпа. Понятно, что лезть в это месиво не хотелось, особенно, если товар был чуть поприличнее и требовал хоть какой-то специальной работы с покупателем.
Славка торговал обувью из Гонконга и вполне презентабельными велюровыми кофтами, тогда они только входили в моду и были относительной редкостью на рынке. Это вам не надоевшая ангора, часто похожая на мягкий валенок. Исходя из этих немудрёных соображений, он и выбирал своё место. Устраивался поближе к палатке, по крайней мере, сзади никого и можно развесить на цветных пластмассовых цепочках кофты. Разумеется, места здесь стоили дороже и их продавали владельцы палаток, а не контролёры. Окружённая плотным кольцом торговцев палатка уже ничем сама торговать не могла, да и не надо было – весь доход составляла аренда. Теснота была страшная. Свободное пространство было только за малюсеньким столиком, на котором Славка разложил свою обувь, с усмешкой называя это место витриной. С крыши палатки тоже шла торговля, оттуда периодически прямо над головами пролетали штаны, пачки шорт, плащи и тому подобное барахло. Уже входило в моду торговать с удочек, на которые подвешивался образец и выдвигался на всю длину прямо в толпу. Кроме того, с крыши орали в мегафон, причём пиарщики изощрялись в торгово-рекламном юморе как могли. Даже тогда, на многих рынках это доморощенное творчество запретили, но в Луже пока это было позволено.
Рядом со Славкой стоял седой здоровый мужчина – полковник в отставке. Воевал в Афгане, говорил, что и в других местах доводилось, несколько менее известных широкой публике. Через два столика слева, стоял академик биолог и очень неплохо торговал всякой разностью (это бы надо выбросить из рассказа, как явное преувеличение, да не получается, потому как правда). Ещё тут же стоял кандидат математических наук, но больше стояла его жена, а он бродил по рынку или где-то там гулял. Жена его, как бы извиняясь, говорила, что он всех покупателей распугивает, страшно их ругает, по-математически орёт и вообще несдержан. Зато за обувью, которой они торговали, он сам ездит в Венгрию (в деревнях итальянцы и ушлые русские коммунисты организовали фабрики) и даже за полгода выучил венгерский язык, до очень неплохого уровня, что, ясно, сложно. Потому это вспомнил, что Венгрия была редкой страной на рынке.
Всё шло как обычно – в те времена торговали бойко и к десяти, двенадцати часам основная торговля заканчивалась, нужно было выжимать остатки. Волна оптовиков практически исчезала (ещё один всплеск оптовой торговли будет в конце дня, когда, подсчитав приобретения и ресурсы, оптовики вбивают последние в товар), зато активизировалась розница. Успевали торгаши и поболтать, обсуждая всё на свете, включая политику, произвол ментов и бандитов, неверных мужей и жён, верных жен и мужей, любовников и любовниц, умеющих пить и алкоголиков и т.д. и т.п. Большую долю в разговорах занимал квартирный вопрос, – оно и понятно, - много было приезжих, а также людей в разнообразном жизненном неустройстве. Обсуждались способы доставки товара на рынок, а также кто как удачно попал вчера домой. Не очень принято сейчас об этом вспоминать, но многие люди в то время исчезали, как говорится, с концами. Происходили и анекдотические случаи. Вот история азербайджанца Алика, рассказанная им самим. В одно прекрасное утро соседи по торговле у палатки, как и всегда, придерживали его место с утра, ждали, ждали, да он так и не появился. Оказалось, что его прямо у рынка встретили лихие ребятишки, отобрали весь товар, вежливо приставив к боку финку, аккуратно перегрузили добытое на свою тачку и проводили Алика до такси. Выяснив район его обитания, они щедро авансировали таксиста и пожелали Алику счастливого пути. Играть иногда в благородство, не забывая при этом о своём интересе, неувядающий разбойничий стиль.
Национальные вопросы также обсуждались торговцами, но, весьма своеобразно – весь мир делился на две национальности, причём периодически плавно перетекающие друг в друга - это та, которая продаёт и та, которая покупает. В худшем (хотя почему?) обсуждались способности той или иной нации торговать. Как ни крутили, но на первое место всегда попадали евреи. Возможно, слишком ярким был пример перед глазами. Именно к этой палатке часто захаживал один дед, следивший за своим неразумным внуком, который мало того, что не умел выбрать товар, так и продать его не мог, даже когда клиенты настойчиво об этом просили. Так этот дед, вполне опереточного иудейского вида, умудрялся за полчаса «расторговать» внука и начинал планомерно, только из любви к искусству, перемещаться по соседям, которые охотно брали его в помощь. Дед обладал какой-то невероятной способностью заговора, – повторять даже примерно не стоит, – пустой набор ласковых увещеваний и пришепётываний, действовавший на покупателей, особенно на толстых тёток, удавьим взглядом. Тёплые перчатки в жарищу разлетались у деда «в лёт». В итоге оборот деда (специально считали) за час-полтора работы составлял средний оборот хорошего палаточного торговца.
Наступало время (около полудня), с индейским названием «время пустых кошельков», но это не имело отношения к естественному, дозволяемому законом процессу опустошения кошельков покупателей, а означало совершенно иное. Дело в том, что основная работа карманников к этому времени уже закончилась и становились видны её результаты. Под ногами прохожих, движимые их пинками, медленно, но верно плыли по асфальту пустые кошельки и портмоне. Побросали их, избавляясь от улик и просто ненужного груза, те самые щипачи. Так вот, когда кожаная галантерея начала свой исход из карманного уюта на свалку, рыночная идиллия совершенно неожиданно прервалась. Раздался сильный хлопок в районе трибуны «С», то есть справа от нашей палатки. Повисла гнетущая тишина над всем рынком, потом волной пролетел по головам вздох и толпа с возрастающим напором, ещё не побежала, но начала быстро двигаться в левую сторону к трибунам «В» и «А». Наконец, некоторые не выдержали, побежали, уже сметая подвернувшиеся торговые точки. Народ у палатки подобрался опытный, никто не тронулся с места, но все начали во всю глотку орать: Стоять! Стоять! Стоять! Те, кто был рядом, останавливались и постепенно, своим примером успокаивали других людей из толпы.
Всё это было до безнадёжной досады знакомо продавцам, но каждый раз становилось жутко, когда это снова происходило. Бандюганы называли это «устроить бега». Целью организации бегов естественно был грабёж. Так и слышался, засевший генетически у любого купца на подсознательном уровне, разбойничий крик «товар ищи». Минут пятнадцать или двадцать рынок кипел, но, постепенно затихал и все приступали к своим делам. Кто-то в районе хлопка, наверняка, пострадал, но сюда волна не докатилась. Мало кто был осведомлён, что это было только частью разработанного на сегодня плана. Под трибуной «В» располагалась большая камера хранения. Вот она сейчас и ухнула уже по настоящему сильным взрывом. Ещё никто не успел испугаться, как один за другим начали взрываться взрыв-пакеты, где-то в том же районе, но уже ещё левее. Стало не до криков – все у палатки принялись в ускоренном темпе убирать товар в тюки, затаскивать его в палатку, просто пододвигать поближе к себе, чтобы не потерять контроль. Дикий рёв висел в воздухе, волна катила уже во все стороны от взрывов, стоял страшный топот, земля тряслась и гудела, откуда-то полетели клубы пыли, дым расстилался над всем этим зрелищем - уже полыхала камера хранения.
Наконец человеческая волна ударила в палатку. Ни о каком спасении материальных ценностей уже не было речи – люди спасали свою жизнь. Славка подтянулся на уступе палатки и устроился на маленьком карнизе. Кандидат математик – подхватил подмышки свою жену и быстро, волоком тащил её за палатку, которая сейчас виделась единственным спасением. Прямо за ними гребнем следовала и нависала куча из складных столиков, кожаных курток, вокруг просто летали по земле и по воздуху пачки таиландских босоножек в мирное время называемые дозами. Извивались и перемещались вместе с толпой удочки и телеги, ревущая толпа была просто утыкана всякими алюминиевыми и пластиковыми палками, совсем недавно служившими стендами, скрученными скотчем в нужном порядке. Долетали крики отдельных людей, оказавшихся под ногами толпы. Волна только слегка приподнималась и опускалась над ними, многие больше не кричали. Полковник выбрал место на проходе между палаток, защищая спину её углом и просто бил в морду любому, кто с рёвом на него налетал, ни один почему-то ему не отвечал, только гасил безумие в глазах.
Никто уже не знал, сколько это продолжается – время перестало существовать. Откуда выбегало столько людей непонятно, ведь казалось, что основная масса уже прошла, но каждый раз как из-под земли вырастали новые толпы, почему-то всегда группами и всё начиналось сначала. Но постепенно всё укладывалось в какие-то относительно нормальные рамки. Рынок окончательно затих, а затем зашевелился, и больше ничего путного в ум тогда не приходило, как сравнить его с дымящейся навозной кучей, полной мух, навозных жуков и других земных тварей.
Через час, Славка и Полковник давили вторую бутылку греческого коньяка, сидя за палаткой на частично спасённых для будущей торговли мешках, и с аппетитом закусывали сникерсами и сосисками. Полковник сказал: «Хочешь верь, Слав, хочешь нет, но ничего страшнее землетрясения и вот этого рынка в моей жизни не было. Силы природы».