Он работал один. Под прикрытием работать легче. Особенно хорошо с подругой на пару. Заболтает барыгу, делай что хочешь. Фарт отвернётся, - рёв поднимет, за руки начнёт барыгу хватать, гнать ему пургу – опять можно оторваться. Решил, что один значит один. Что тут у нас на витрине – часы. Десять баксов красная цена, да и разбираться в них надо. Прокатим мимо эту раздачу. Надо было раньше из хаты выходить, да уж больно поспать люблю. Ничего и сейчас справлюсь, народа много.
Надо к татарину перекупщику зайти, узнать, что он сегодня принимает. Формальность, конечно, что принесу, то и возьмёт, но понт - великое дело. Притащишь под заказ и приход по высшей ставке. Будет по пути, зайду, а нет, так нет.
Вокруг кипела жизнь. Маленьким незаметным пузырьком он себе казался, да так оно и было. В толпе пробирался, ловко увиливая от телег, щуплый человек, во всех отношениях неприметный. Кому это понятно, что шапка на нём не простая, а фартовая. Пирожок каракулевый – любимый. Папаха не почину будет, а пирожок в самый раз.
Пора, пора осматриваться, время не ждёт, тикают часики, дальше тяжелее будет, оптовики схлынут. Взгляд уплотнился, стал более концентрированным, пошёл хищно выхватывать объекты. Две тётки пакуются за палаткой. Вещей много, часть в стороне. Нельзя брать. Отхода нет, за палаткой бардак какой-то – ноги переломаешь, а туда бы надо уходить. Эй, мужик, рот-то не разевай, в сторону, в сторону. Вежливо улыбнуться, пошустрей отодвинулся, не время в споры вступать.
Так, будем просто идти, что-то обязательно будет. У палатки с хавкой мужик питается, оголодал бедный с утра видно не ел, сок от жирного беляша по бороде течёт, а вот это он зря, шмель из сумки бочком торчит. Жуй дальше. Не торопясь, поторапливаемся, делаем петлю. Можно посмотреть. Да, мужичку, конечно, неплохо было, но нам цветным, ещё поработать придётся. Шапка пирожок устремилась в пролёты между грузовиками. Сейчас он ни о чём не думал, позволил думать своему взгляду. Голова охладела - это хорошо в деле. Зато интуиция, прогрелась на шмеле, теперь на полную катушку включилась. Думать он любил и тогда, когда ходку делать приходилось. Никогда не боялся одиночек. Специально наказания не провоцировал, там разное могут придумать, но, именно, одиночества никогда не боялся.
Умел он впадать в такое состояние, когда мысли полностью заменяют жизнь. Они и есть тогда жизнь, эти самые мысли. Даже не надо за колючку смотреть, всё и так видишь. Реку с песчаной косой, кустики ольховые, ломкие. Ивы тяжёлые склоняют ветви, вытягивают колышущиеся пальчики к воде. Вода ржой солнечной перекатывается, рябь идёт, как наколка в бане под веником дрожит. Бабы на выбор, хочешь чёрную, хочешь белую – цацками их обвешаешь, в мыслях, так они и там добрые становятся.
Спокойно, вот это годится. Внимательно всё осмотрим и с богом и чёртом вперёд. Крыша высокой фуры вся завалена баулами. Мужик только один присматривает, да как – дрыхнет прямо на товаре. Дело его. Отсчитал пару грузовиков от этого места. Протиснулся между ними, до кабин. Тут два ряда стоят грузовики морда в морду. Упаковок всяких навалено, листы картонные от карговских коробок и всякое мелкое мусорное ничтожество, оставшееся от оптовиков. Теперь осмотреть кабины, не вызывая подозрений. Бывает, шофера не торгуют, а просто спят в кабинах, но всё же чаще подрабатывают продавцами или свои дела во время стоянок прокручивают. Вот один сидит, но этот далеко, не увидит.
Лезу, по кабине можно залезть, - Зил, не Камаз, по тому труднее. Ох, ты, ёлки далеко мешки. В ряду казалось, что по всей крыше разложены, но ничего охрана с той стороны спит, надо рисковать. Отрываю две упаковочные ленты, связываю, продеваю под стяжку баула, спускаюсь опять на кабину, лишь бы не щелкнула громко, как с кабинами бывает. Теперь медленно, чтобы не шуршало по крыше, тянем. Ф-ух, перевалить и поймать. Получилось. Протаскивать между грузовиками уже легче, чем с крыши стягивать. Теперь в другой ряд грузовиков, телегу достать и ноги, ноги.
Что, сволочь попался.
Я на другой грузовик, просили перенести на другую точку…
В руке мужика нож.
Погоди, разобраться надо, да что ты.
Нет, нет, не надо…
Вот где баба нужна была бы, заговорить, отмазать, нет её, нет…
Крякнуло что-то в груди, тюкнулся в лоб пирожок-шапка, хрустнуло, веткой ольховой, ивой упавшей с берега в половодье всплеснуло, кружится ржа блестящая, солнечная по тихой речке.